Три категории

      На следующий день Юлиан, как и обещал, потащил Геральта в бар. Ну, как потащил — заставил отвезти, и очень обрадовался, когда узнал, что тот может водить пьяным. Ведьмак уточнил, что не настолько пьяным, чтобы не стоять на ногах, но Юлиан только отмахнулся и сказал, что до такого состояния они не будут напиваться.        Конечно, именно до такого состояния они и напились.        Юлиан умудрялся танцевать, при этом продолжая сидеть на стуле, размахивал рукой с коктейлем и подпевал современной музыке, громыхающей из колонок. Ведьмак только и успевал, что ловить пустые бутылки и стаканы, сбиваемые пьяным музыкантом с края стола: они скапливались быстрее, чем бедные официанты успевали их убирать.       Вокруг было множество молодых и красивых людей, и ведьмак знал, что его Лютик пристал бы к каждому.       Этот Лютик — не отрывал от Геральта взгляда. И это было приятно.        В один момент, когда музыкант грузно, но все еще с необычным для пьяного человека изяществом, садился за столик, в каждой руке держа по новой бутылке пива, к нему быстро подошла красивая и очень молодая девушка, и, не дожидаясь, пока он хотя бы опустит обе бутылки на стол, села ему на колени.        — Привет, — сказала она громко, весело и игриво.        — Привет, — улыбнулся Юлиан, глупо держа бутылки в воздухе, не имея возможности дотянуться до стола, чтобы их поставить.        — Как насчет познакомиться поближе? У меня?       — А тебе есть восемнадцать? — все так же улыбаясь спросил Юлиан.        Скорее всего их голосов не было бы слышно в трещащем баре, так как из колонок громыхала музыка, постоянно раздавался звон бутылок и стаканов, чьи-то громкие возгласы и топот, но ведьмачий слух — это ведьмачий слух.        — Есть, — смущенно протянула девушка и чуть склонила голову.       — Это чудесно, моя хорошая, а справка?        — Справка? — не поняла она, и уголки ее губ немного сползли вниз.       — О здоровье, — кивнул музыкант все также приветливо и весело.        — А зачем? — нахмурилась девушка.       Юлиан похлопал глазами пару раз, не позволяя улыбке сойти с губ.       — Слезь с меня, пожалуйста, если тебе не сложно, — сказал он вкрадчиво, но строго, на что получил увесистую пощечину.        В общем, он не растерялся, пожал плечами, когда девушка наконец слезла с него, и поставил бутылки на стол, пододвигаясь на стуле ближе. Геральт смотрел на него неотрывно, как в первый раз, и видимо было что-то такое в его глазах, что заставило музыканта пояснить ситуацию.       — Однажды мне пришлось лечиться от ЗППП, больше — ни за что в жизни. Спасибо, я лучше подрочу, буду целее.       Геральт неожиданно расхохотался, подхватил со стола новую бутылку и покачал головой, наблюдая, как музыкант легко трет след от пощечины.        Лютик, отказывающий красивой девушке — это что-то новое. Хотя, определенно, в этом новом мире болезней, связанных с половой системой, было столько, что Геральту оставалось только радоваться, что ни одна из них физически не могла перейти на мутировавший организм ведьмака.        Они вывалились из бара последние, когда официант подошел к ним трижды, чтобы сообщить о "скором закрытии", на что двое только кивали и просили еще пива. В общем, в четвертый раз официант подошел, чтобы прямо попросить их уйти — пришлось идти.       Юлиан молча оплатил весь счет, даже не взглянув на Геральта.        — Я так понимаю, придется немного протрезветь. Прогуляемся?        Хоть язык у музыканта и заплетался, говорил он на удивление бодро. В ответ ведьмак только кивнул и тихо согласно хмыкнул.        Совершенно бесцеремонно закинув на плечи Геральта руку, то ли от того, что алкоголь прибавил наглости, то ли от того, что пьяные ноги плохо держали и нужно было им помочь, Юлиан увлеченно щебетал о восточно-европейской поэзии, в какой-то момент начав на память зачитывать поэму на неизвестном Геральту языке.        Из окон немногочисленных домов у дороги то и дело доносились недовольные возгласы, а в какой-то момент полетело яблоко — большое, твердое и зеленое. Юлиан поймал его с несвойственной пьяному человеку грацией и скоростью, и занес руку, чтобы кинуть обратно, в уже закрытое окно, с громким возгласом:       — Это Есенин, необразованная ты сука! — закричал поэт так громко, что ведьмак поморщился.        Геральт остановил его занесенную руку и сказал:       — Платить потом еще за оконную раму? Забудь, — он потянул Юлиана дальше, вырывая из его цепкой хватки яблоко.        “Серьезно, у этих людей все настолько хорошо, что они разбрасываются фруктами?”       — Ладно, дай, — буркнул Юлиан, поддавшись, и перекинул рюкзак вперед, чтобы достать пачку влажных салфеток. Забрал яблоко обратно, протер и с громким хрустом откусил почти половину, тут же предлагая ведьмаку. Тот пожал плечами и тоже откусил.       — Ну, так вот, о чем я. Пишет о Черном Человеке, что тот сидит над ним всю ночь и говорит ужасные вещи, описывает злейшего врага, нечисть даже что ли, а потом оказывается, в конце поэмы, что это он сам. Автор, то есть. То есть, это был голос его совести, отзвук воспоминаний, понимаешь? Это тебе не стишки про цацки и брелоки, — продолжил Юлиан, но тише, — хотя я и такое люблю послушать. Вообще, знаешь, тут намного больше хорошей поэзии, чем было у нас, понимаешь?        Геральт ничего, конечно, не понимал, но рад был послушать.        Они взяли два больших американо на круглосуточной заправке и двинулись обратно, стремительно трезвея под натиском прогулки и кофеина.        — Скажи, — снова начал Юлиан, который только что узнал о том, что у ведьмака есть три категории вещей, — кофе относится к первой категории?        — Да, — уверенно ответил Геральт, делая глоток.        — А шоколад?       — К первой.        — А то, что ты меня встретил?       "Это относится к четвертой категории: лучшее, что когда-либо случалось со мной," — подумал Геральт.        Он все еще не знал, и, если честно, не надеялся узнать, каким образом Лютик оказался в новом мире, будучи самым обычным его жителем, но ведьмак был уверен, что если и есть какая-то награда за все его страдания за жизнь — то это она.        Ведь музыкант не только сразу принял его, назвав лучшим другом, но и начал вспоминать свою прошлую жизнь. Геральт не был уверен, что это безопасно для его психики, точнее, он был уверен, что это небезопасно для его психики, но как остановить эту лавину воспоминаний, которая постепенно рушится на Юлиана, заставляя его путаться в словах, особенно на пьяную голову, он не знал. И не хотел. Но по большей части, все-таки, не знал. И он старательно отгонял от себя мысли о том, что поэт однажды вспомнит охоту на дракона — ведьмак малодушно надеялся, что его простили один раз, а значит, простят и второй.        — К первой, — наконец выдавил Геральт после паузы.        — Я так и думал, — просиял Юлиан. — А телевидение?