Три категории

      Юлиан стремительно вспоминал. Настолько стремительно, что Йеннифэр пришлось варить ему зелье, заглушающее боль, потому что таблетки перестали справляться через месяц. В этом мире не было большинства трав, которые нужны были для ведьминского дела, и все же кое-что можно было достать.        Плюс ко всему, у Йеннифэр все еще была магия, хотя и выходила она из нее со скрипом.        Так что у нее получилось разработать специальный отвар, который утихомиривал боль, успокаивал, а главное — не имел побочных эффектов, в отличие от современных лекарств.         Юлиан в свою очередь поселился на диване Геральта, однако же, его вещи были, кажется, в каждом уголке Дома. На кухонном столе неизменно стоял ноутбук — на подзарядке. На полке стояла кружка — с красной надписью "horny", из-за которой музыкант хихикал почти каждый раз, когда брал ее в руки. В шкафу висела его одежда, цветастая и дорогая, ярко разбавляя серо-черно-черный гардероб ведьмака.        — Я вспомнил твою маму! — закричал Юлиан, вбегая на кухню, где Цири готовила себе завтрак.        Та замерла, но быстро собралась, выключила плиту и убрала тесто для оладьев в холодильник, сразу садясь за стол.        — Расскажи, — попросила она твердо и тихо.       — Я почти уверен, что рассказывал тебе это уже, точнее, не я, а твой Лютик. Зная себя — много раз.        — Расскажи еще раз.       — Хорошо. ***       Первый для Юлиана заказ поступил Геральту только на второй месяц пребывания музыканта в Доме, тогда, когда лето уже разгорелось до невероятных для северной Европы температур.        Предыдущие поступающие заказы забирали другие ведьмаки — оказывается, они решили, что берут по очереди.        — Мексика, — обреченно пробасил Геральт, глядя на бумагу.        — Почему они приносят вам это письмами? Нельзя, что ли, по электронке отправить? — поморщился Юлиан, заглядывая в письмо через его плечо.        — Не хотят "оставлять след в интернете", — выплюнул Геральт, впрочем, совершенно не злясь на это.        Он злился на то, что придется лететь на самолете. А он этого избегал всеми силами, и предупредил всех о том, чтобы его не бросали туда, куда добираться придется по воздуху.        — Идиоты, — усмехнулся Юлиан. — Кто ищет, тот найдет.        Ведьмак не ответил, прикидывая, можно ли отказаться.       — Там, вообще, жарко, как в аду. Но ладно, можно немного припечься на солнце, главное — не в Сибирь, — хохотнул музыкант.        В Сибирь их занесло в сентябре.        Слава богам, на машине.        Юлиан, конечно, измотался от двухнедельной дороги, перекусов хот-догами и короткого сна в придорожных мотелях, но вида не подавал. Он постоянно включал что-то на своей портативной колонке, и Геральт узнал, кто такая Билли Эйлиш. Юлиан сходил по ней с ума и знал все песни наизусть, и ведьмак был уверен, что еще чуть-чуть — и сам их заучит. Потому что ее "bad guy" уже начал ему сниться. Только вместо молодой девушки с зелено-черными волосами пел Лютик, особенно низко, пошло и клокочуще выводя "I'm the bad guy".       Вообще, за лето Геральт возненавидел эту идиотскую портативную колонку, потому что из-за нее без музыки не проходило и дня. За много лет путешествий ведьмак привык к щебетанию Лютика, даже полюбил, разглядел красоту голоса, стал и сам заслушиваться тем, что тот пел… Но вот на непрекращающийся поток современной музыки он точно не подписывался.       Ворчал, конечно, но нагрубить не мог. Как не мог и взять этот идиотский гаджет и сломать, сжав в ладони.       “Ну он же расстроится…” — проносилось в голове Геральта.        Ведьмак готов был биться головой об стену.       Еще оказалось, что Юлиан неплохо знает местный язык. Не настолько, чтобы над его акцентом не смеялись, но достаточно, чтобы договариваться о выступлениях за наличку в барах. Он пел популярные песни под гитару и нравился всем и везде. И почти никогда не исполнял свои, ни новые, ни старые.        Геральт не спрашивал почему, молча наслаждаясь живым голосом. И всегда сидел скорее по привычке, чем по необходимости, спиной к стене и лицом к главным дверям.        В октябре Юлиану пришлось возвращаться в Оксфорд, и он почти двое суток прощался со всеми, прежде чем уехать, пообещав, что вернется, раз двадцать.  ***       Осень и зима слились в один скучный день: с сентября заказов не было, Юлиан уехал, Цири вернулась в студенческое общежитие. Геральт занимал себя тренировками, чтением книг — в том числе теми, что ему советовал Юлиан, — и помощью Йеннифэр. У нее работы было больше всех: магазин натуральной косметики процветал, отзывы были великолепные, что и ожидалось от чародейки такого уровня, хотя она предусмотрительно не использовала магию в процессе производства.        В один из подобных вечеров, где-то в середине декабря, ведьмака отвлек звук пришедшего на телефон сообщения. В нем было время, название аэропорта, номер рейса — и ничего больше. Отправитель — Лютик. Геральт нахмурился, читая сообщение уже в пятый раз. Он недоумевал, потому что это было не в стиле поэта: тот обычно звонил, тараторил о чем-то, то долго, то коротко. В конце концов, все его сообщения начинались с “привет, Геральт”, “доброе утро, Геральт”, “смотри какой красивый закат сегодня в Лондоне”.        И последнее: ведьмак помнил, что Юлиан не любит ночные перелеты, данный же самолет прилетал в два часа ночи. И судя по времени отправленного сообщения, Юлиан написал его, когда уже был в аэропорту.        Геральт вздохнул, объяснил ситуацию Йеннифэр и уехал.       В дороге он понял еще одну странность: учебный семестр еще не кончился, а экзамены были на носу. Наверняка у преподавателя дел было не меньше, чем у студентов, так зачем ему срываться куда-то?        Вопросов стало еще больше, когда в его машину плюхнулся Юлиан — злой, как черт, с темными кругами под глазами и одним рюкзаком, даже без гитары.       — Что случилось? — вместо приветствия спросил ведьмак и передал музыканту стаканчик с кофе, который был еще вполне приемлемой температуры.        Юлиан, вопреки своей манере тараторить, едва его рука касалась ручки двери, сначала громко отпил, и, проглотив, наконец сказал:       — Меня пытались завербовать.       — Кто? — выгнул бровь Геральт.       — Хуй в пальто, блять! — не выдержал он. — Спецслужбы! Хотят, чтобы я доносил им на тебя. Веришь, нет? Я знал, что эта история повторится, и что бывших шпионов не бывает, но это было как минимум обидно. Сказали, что у них есть на меня “кое-что”. Что кое-что, ебаный в сраку, а? Несанкционированные выступления с гитарой на улице? То, как я стащил жвачку из супермаркета в двенадцать лет? Что “кое-что”? Ни одной мысли в голове.        — Блефуют, — просто ответил Геральт и расслабился.       — А главное, зачем им ты? И так уже работаешь на правительство, заказы через них получаешь, все честно, все по документам. Что они хотят, чтобы я донес, что ты пьешь капучино с корицей, а если американо — то с банановым сиропом? Или что у тебя все полотенца вафельные, потому что махровые ты не любишь?        — Все очевидно, — вздохнул Геральт, заводя машину, — хотят втянуть меня в свои политические игры. Не в первый раз, не в последний. Мутант, который может не есть, не пить, не спать сутками и положить десятерых за минуту — чем не идеальный солдат?       — Я почти уверен, что насчет десятерых ты скромничаешь, — буркнул Юлиан, пристегиваясь. — Я взял билет обратно на вечер воскресенья, пока у вас побуду.         ***       Геральт проснулся от звуков удушья и тут же подскочил.        Юлиан метался по дивану с хрипом и не мог вдохнуть, но и проснуться не мог. Одеяло сбилось в его ногах, подушка упала на пол, лицо было красным, на шее вздулись вены. Ведьмак почти подлетел к нему и с силой потряс за плечи, хрипло гаркнув его имя, и Юлиан тут же открыл глаза. Он ошалело уставился на ведьмака и вдохнул, наконец, полной грудью, перед тем как прошептать:        — Джинн…       — Да, было дело, — вздохнул ведьмак и успокоился, когда парень начал дышать нормально.        — Йеннифэр… голая. С рисунком матки на животе. И раз в десять более безумная, чем сейчас.       — Я бы дал больше, — отмахнулся Геральт и медленно вернулся на свою кровать. Перед тем, как лечь, он добавил еле слышно: — В сто, как минимум…       — Ты сказал, что мое пение — это пирог без начинки! — крикнул музыкант и сел на диване, и это было бы почти яростным движением, если бы он не запутался ногами в одеяле.       — Было дело.        — Ужасно, Геральт, это очень обидно, — Юлиан взял с тумбочки одну из склянок Йеннифэр и осушил ее до конца. — Разве можно такое говорить лучшему другу?        — Нельзя, — как-то покорно выдал ведьмак, вытягиваясь на кровати.       Юлиан буркнул что-то неразборчивое даже для ведьмачьего слуха и поднялся. У него явно сна не было ни в одном глазу, хотя круги под глазами были почти черными. Парень нашарил в темноте футболку, надел ее — задом наперед — выругался и перекрутил ее нормально. С тихим скрипом двери вышел в коридор, и, судя по всему, направился на кухню. Геральт еще минут пять лежал, пытаясь призвать сон обратно, но как только музыкант вышел за дверь, он как будто бы и унес с собой всю дрему. Пришлось нехотя вставать и идти за ним.        Юлиан действительно был обнаружен на кухне, лениво давящий ложкой пакетик с ромашкой в свежем кипятке, с грустным взглядом. На столе лежала пачка сигарет и зажигалка, судя по воздуху — не тронутые.       — Снотворное перестало работать, — прошептал он, — хотя мне уже поднимали дозу дважды.        — Ты пьешь снотворное?       — Как вернулся в Оксфорд, пошел к терапевту. Про то, что я вижу воспоминания из параллельного мира, где жил мой брат-близнец, который никогда не рождался здесь, я решил умолчать — посадит еще на что-нибудь от шизофрении. А оно мне надо? Сказал, что кошмары и бессонница замучили, это ведь правда, — музыкант говорил тихо, мелодично и немного с хрипотцой.        Геральт заслушался.       — Йеннифэр что-нибудь придумает, — твердо сказал Геральт.        — Мне стыдно, что она тратит на меня свое время, — Юлиан поморщился и сделал большой глоток.       — Кончай молоть чепуху, — отмахнулся ведьмак, — тут все только рады тебе помочь.       — Именно поэтому смотрят на меня, как на кикимору, решившую сыграть в гвинт? Кроме твоих братьев, им как-то на удивление всё равно. Ламберт вообще душка, обожаю его. Засранец тот еще, но у меня, вроде как, типаж.        Геральт сонно засмеялся, садясь напротив, и положил руки на стол.       — Ты не вспомнил еще и половины, Лютик. И тебе предстоит вспомнить еще много мрачных моментов, намного хуже, чем “пирог без начинки”.       — Ты про дракона?       — Ты уже вспомнил? — удивился Геральт.        Конечно, воспоминания приходили музыканту не всегда в правильном порядке, но в целом как-то шли друг за другом, не считая вспышек.       — Значит, есть что вспомнить? — усмехнулся Юлиан. — Нет, только то, как скользили мои сапоги по пути вниз с холма. Или горы? Что это было? Не говори, без спойлеров, мне самому интересно. И то, как умер старик. Жалко его.       Геральт открыл рот, чтобы сказать, что старик не умер, но закрыл его. Раз Юлиан просит не рассказывать заранее, то он не будет.       — Помню, что плакал, — добавил Юлиан тихо, становясь как-то совсем похожим на мальчишку. — Не помню, почему.       — Прости меня, — выдавил из себя Геральт и прикрыл глаза.       — Я же сказал, без спойлеров! — вскинулся Юлиан, но тут же почему-то захохотал.       Ведьмак поднял на него недоуменный взгляд; с ужасом понял, что это нервный, истерический смех.       — Ситуация, конечно, сюрреалистическая абсолютно, — выдавил Юлиан, вытирая слезинки из уголков глаз костяшками пальцев. — Ну действительно, что это?        — Знал бы — сказал, — пожал плечами Геральт.       Юлиан снова захохотал, поднося кружку к губам.       Помещение освещала только тонкая полоска белых светодиодов, проходящих под кухонным гарнитуром. Юлиан сидел, помятый, уставший и растрепанный, в простой футболке, его челка, аккуратно подстриженная, падала на лоб и сотрясалась в ритм смешкам. Пахло ромашкой и немного — истерикой. Но в целом было хорошо.        Намного лучше, чем без Лютика.       — Ты умеешь медитировать? — спросил ведьмак, когда понял, что Юлиан отсмеялся.        — Нет, — удивленно ответил он, открывая пачку, и достал оттуда сигарету зубами, — а фшто?       — Давай научу. Помогает справляться с эмоциями.       — Давай, — неразборчиво согласился Юлиан и чиркнул зажигалкой.        Геральт понял, что это было “давай” только по интонации: ни одной согласной слышно не было из-за зажатой меж зубов сигареты.       Ведьмак тоже закурил, неосознанно копируя жесты музыканта, даже сигарету, зажатую между средним и безымянным пальцем, а не указательным и средним — как курили остальные люди.       Они вернулись в комнату через полчаса, сели на кровать, и Геральт начал сухо, но подробно объяснять. Юлиан же, кажется, успокоился уже от одного только объяснения, но послушно начал выполнять все, что ему говорят.       Где-то через час у него получилось заснуть, и Геральт не смог заставить себя согнать его с кровати на диван, поэтому перелег на него сам.        Юлиан спал крепким сном до самого утра, укутавшийся в одеяло до носа и мило подергивающий пальцами ног.        Геральт не пялился. ***       К вечеру воскресенья Юлиан даже немного посвежел, то ли под натиском лечения Йеннифэр, то ли из-за уроков медитации от Геральта.        Перед тем как выскочить из машины к дверям аэропорта, музыкант дернулся вперед, перегибаясь через центральную консоль, и крепко обнял ведьмака, не успевшего даже оторвать руки от руля. — Ну, до встречи, — весело сказал он, похлопал Геральта по плечам и выпрыгнул из машины.