Три категории

      Лютик и сам не понял, что именно сподвигло его броситься прямо под когти монстра, мутировавшего так давно и так сильно, что они не распознали в нем ни одну известную до этого тварь. Но тело сначала сделало движение — и только потом это движение осознал мозг.       Когти, разрывающие грудь, скорее звучали громко, чем ощущались болью. Бард слышал лопнувшую ткань, каждое треснувшее ребро, а также ощутил, как в легких не осталось воздуха.       В эту же секунду верхняя часть тела монстра полетела к земле, а за ней и серебряный клинок Лютика, выпущенный из ослабевших пальцев.       Больно стало, когда когти из груди вышли.       Он думал, что умрет сразу, потому что ему казалось, что люди умирают быстро, но судьба сделала ему последний подарок — кажется, сердце не было задето.       Зато задето было всё вокруг — трижды.       "Мой фиолетовый плащ...", — подумал бард и медленно осел на землю.       — Геральт, — прохрипел Лютик, смотря в небо, — я собираюсь сейчас посмотреть на тебя, и если... — он зашелся кровавым кашлем, — если у тебя каменная морда даже на смертном одре лучшего друга, я явлюсь с того света и задушу тебя. Я предупредил.       Лютик хотел бы умереть спокойно, с именем своей любви на устах, как писал про это в своих стихах. Но умирать было страшно, и ему было больно, и совсем не хотелось именно сейчас. Он был в панике и жалел о каждом своем решении.       Может быть, бравый воин, о которых он так много пел, умирал бы с честью и достоинством, но Лютик не был бравым воином. Он был обычным бардом, по глупости решившим научиться махать мечом, чтобы защитить себя в непростое время.       В итоге он защитил не себя, а Геральта, что тоже было неплохо, и все же жить очень хотелось.       Внезапная картина ведьмака, лежащего на земле с тремя отверстиями от когтей, истекающего кровью, поразила сознание Лютика.       "Ну, может, защитить Геральта от этого чуть лучше, чем неплохо", — пошутил он в мыслях.       Наконец Лютик перевел взгляд на Геральта.       — Ох, — выдохнул он, — это чуть больше эмоций, чем я ожидал… — прошептал бард и хотел засмеяться, но только зашелся новым приступом кровавого кашля.       — Лютик, зачем ты…       — Геральт, почему я не умираю, я разве не должен был сразу…?       — Люди умирают долго.       — А, — бард дернул бровью, — ужас, и сколько мне мучаться? Я имею в виду, у меня плотный график…       — Ты не должен был.       — Должен, — просто ответил Лютик, — хотя я уже жалею. Героическая смерть это не так приятно, как в песнях… Но Геральт, не расстраивайся так, умоляю. Я буду жить, пока живешь ты.       Геральт не силился что-либо ответить, и он не чувствовал ни шума в ушах, ни сердцебиения в грудной клетке. Было тихо, как в каменном подвале. В руках и ногах было так тяжело, будто он оказался придавленным ко дну озера многими метрами воды.       — Не романтично, — снова захрипел Лютик. — Можно последнюю просьбу?       Геральт молча кивнул.       — Поцелуй меня, пожалуйста. Только как следует, как будто любишь, как ты целовал Йеннифэр, когда вы были вместе, хорошо? Поцелуешь?       — Да.       — Славно, — улыбнулся Лютик и закрыл глаза.       Когда Геральт наклонился к нему и прижался губами к окровавленному лицу, ответа не последовало.       Холодная кожа теряла последние капли тепла на осеннем ветру. ***       Геральт проснулся от крика. Это не было чем-то новым, он уже привык, что Юлиан вспоминает свою жизнь преимущественно во сне и в виде кошмаров, поэтому ведьмак даже не дернулся. Он разлепил глаза и увидел, что солнце стоит уже высоко. Должно быть, где-то два или три часа дня.       Крик повторился, еще более громкий и болезненный, и Геральт перевел взгляд на Юлиана, приподнимаясь на локтях.       Тот лежал на спине, но закрывал грудь коленями и руками и дрожал.       — Лютик, проснись, — хрипло сказал Геральт и потянулся к нему рукой.       Юлиан распахнул глаза и закричал снова, прижимая руки к груди.       Вот тут ведьмак напрягся и сел, чтобы потянуться к парню обеими руками.       — Геральт, больно, так больно... — просипел музыкант и заплакал, не разжимая рук.       Геральт резко почувствовал жар, разливающийся по телу, и панику. Он грубо схватил Юлиана за руки и дернул их на себя — и увидел чистую, нетронутую кожу груди, выглядывающую из-под расстегнутой рубашки.       — Ты в порядке.       Юлиан, впрочем, согласен не был. Он рыдал и дергал руками, чтобы вырваться из крепкой хватки Геральта.       — Я умер, Геральт, я не хочу, мне страшно…       — Ты жив.       — Я умер, мне так больно... Я не хочу, пожалуйста! — закричал он сквозь слезы и вырвал наконец свои запястья из рук ведьмака, чтобы прижать ладони к груди и упасть спиной обратно, на сидения.       — Я не хочу, — завыл Юлиан в истерике, — останови это, я не буду…       Геральт сглотнул и понял, что у него внезапно пересохло в горле.       — Лютик, послушай, ты живой. Это был сон.       — Это не был сон! — снова закричал музыкант.       — Хорошо, это не был сон, — ведьмак достал из сумки бутылку с водой и сделал несколько глотков, — это было по-настоящему. Но теперь ты жив, успокойся.       — Сам успокойся, мудак! — взревел Юлиан не своим голосом.       Геральт слабо усмехнулся и подумал, что раз к поэту возвращается острый язык, значит, истерика уходит.       — Воды? — ведьмак потянулся к нему и нежно положил руку на спину, заставляя Юлиана сесть, и сунул бутылку под нос.       Он кивнул и выпил все, что там было до последней капли. Через несколько судорожных вдохов Юлиан, наконец, опустил ноги на пол и согнулся, подперев ладонями лицо, зарываясь пальцами в волосы.       — Мне больно, — протянул Юлиан жалобно.       — Понимаю. Зелья остались? — музыкант молча кивнул в ответ. — Принести? — и снова кивок.       Геральт вышел из машины и вернулся с двумя склянками, но не закрыл дверь, позволяя свежему воздуху наполнить салон.       Лютик смотрел на него таким странным, пустым и печальным взглядом, полным боли, что у Геральта что-то сжалось под ребрами.       — Это ужасно, — выдавил из себя Юлиан и выпил обе порции зелья, — умирать больно и страшно. Не хочу больше никогда умирать.       — Я, блять, не удивлюсь, если у тебя получится, — проворчал Геральт и забрал пустые склянки, чтобы кинуть их в сумку. — Полегче?       — Нет, — честно ответил он, — но поспокойнее.       — Тоже неплохо. Тебя обнять?       Юлиан закивал и потянулся к ведьмаку, не поднимая взгляд. Геральт легко его обнял, начал еле заметно гладить по голове и через какое-то время почувствовал, что напряжение в мышцах Юлиана постепенно уходит.       — Лучше бы не вспоминал, — прошептал он и снова заплакал, но теперь тихо. ***       — Я голодный, — устало сказал Юлиан и отцепился от ведьмака.       Они сидели так где-то полчаса, пока музыкант не пришел в себя до конца.       — Поехали поедим. И телефон тебе нужно купить новый. А потом за бумажками… Я поведу.       — Ты в порядке?       — Нет, — честно ответил он и перелез на водительское сидение. ***       Геральт видел, что в лице Юлиана что-то необратимо поменялось. Взгляд не сверкал, брови были нахмурены даже тогда, когда тот пытался шутить. Ведьмак не знал, чем может помочь, если тут вообще это возможно: подобное для человеческой психики наверняка было разрушающе. Юлиан, конечно, держался молодцом, старался не уходить в себя, но было видно, что тому хочется закрыться где-нибудь и переваривать воспоминания молча.       — А… мой меч? Он у тебя? — заговорил он, поворачивая к небольшому ресторану в центре города.       — Да, лежит в оружейной в Доме.       — Хорошо. Помнишь, — усмехнулся музыкант, — как я отдавал его тебе, когда мы заходили в город или поселок? Не хотел носить с собой при людях.       — Помню, — кивнул Геральт и тоже еле заметно усмехнулся воспоминаниям. ***       Поселения редели под натиском непрекращающихся катаклизмов, но некоторые большие города все еще оставались, правда, населены они теперь были не так густо, как раньше.       Они зашли как раз в один из подобных, чтобы по возможности пополнить запасы и отдохнуть, наконец, на настоящих кроватях.       Тогда, в покосившемся и давно требующем ремонта трактире, к Геральту пристал с вопросами хозяин заведения.       — А почему три меча? Должно же быть два: один для монстров, другой для людей, я знаю!       Геральт зло поджал губы и нахмурился. Ему, уставшему с дороги, хотелось только наконец получить ключ от комнаты.       Но тут, именно тогда, когда ведьмак уже хотел гаркнуть и пригрозить, подлетел Лютик и положил руку ему на плечо, отводя от барной стойки и опираясь на нее другой рукой. Бард чуть наклонился к трактирщику и выдал:       — Все правильно, сударь, один — для монстров, один — для людей, а третий для тех, кто задает слишком много вопросов, — и оскалился очаровательно-опасно.       В ту же секунду на барную стойку опустились ключи, а трактирщик ускользнул на кухню.       Геральт не смог удержаться от саркастичного хохота. ***       Юлиан припарковал машину у дверей ресторана и подошел к парковочному автомату, чтобы оплатить стоянку. Геральт зашел в здание и сразу приметил стол в углу.       Юлиан зашел за ним, сел и тут же начал перелистывать меню. К еде он попросил бокал вина, ярко улыбнувшись официантке. И проигнорировал изучающий взгляд некрасивого мужчины за соседним столиком. Когда они поели, музыкант заговорил:       — Итак, — начал он, — я пойду в банк, а ты пока найди нам отель хороший, ладно? Вот, — он вытащил из кармана деньги и положил на стол, а потом, прямо на них, ключи от машины, — что-нибудь с приличной кроватью, я так устал от сна в машине, хочу такой матрас, чтобы...       — Гомики, — тихо рыкнул мужчина за соседним столиком.       Недостаточно тихо, чтобы Юлиан не услышал.       Он раскрыл рот в возмущении и выпрямил спину, но тут же перевел взгляд на ведьмака.       — Геральт! — воскликнул Юлиан и всплеснул руками. — Это ты виноват!       — В том, что мы "гомики"? — безэмоционально уточнил ведьмак и отпил кофе.       — Нет! То есть да, это тоже да, но блять! Геральт! Это уже не первый раз, я наконец понял, в чем дело! Никто никогда не принимал меня за гея, но стоило тебе появиться рядом, как у меня будто на лбу вырос радужный флаг! Это ты виноват, потому что сидишь такой весь мрачный, сильный, широкий, как стена, перекачанный, с этой твоей ямочкой на подбородке, как вышел из комиксов про супермена. А я на твоем фоне смотрюсь нежным и тоненьким, как девочка, хотя я, вообще-то, очень мужественный, чтоб ты знал. Это ты оттеняешь мою мужскую красоту, сволочь такая! И рядом с тобой я выгляжу как… как…       — Бисексуальная катастрофа? — вежливо подсказал Геральт.       — Да, точно! Заставлю тебя носить цветы в волосах или что-то такое, чтобы сбить эту твою ауру маскулинности, надо с этим что-то делать. Кошмар!       Юлиан ткнул в ведьмака пальцем и нахмурился, а потом, как будто что-то вспомнил, успокоился и вздохнул, переводя взгляд на мужчину за соседним столиком. К тому подошла официантка с кожаным прямоугольником, в котором музыкант распознал счет.       Юлиан привстал, аккуратно вытянул его у нее из рук и сел обратно, откинувшись на спинку и внимательно глядя на чек. Геральт был уверен, что если бы Юлиан носил очки, он бы специально надвинул их поближе на нос — для театрального эффекта.       — Итак, что у нас тут… Бизнес-ланч и маленький американо. Скромно! Ну, что ж, — он вытянул из кармана крупную купюру и вложил в счет под ошалелым взглядом мужика.       Официантка стояла и молчала, сбитая с толку.       — За мой счет. Сдача вам, милая… Анна. За безупречную работу и красивые глаза.       Музыкант вернул ей счет и нежно провел по ее руке, но без флирта. После этого он встал, кинул еще один взгляд на мужчину, улыбнулся ему ярко и красиво, и вышел из ресторана, перед самыми дверьми кинув Геральту воздушный поцелуй.       Ведьмак зло захохотал и прошептал:       — Ну, дьявол…       Когда Геральт вышел на улицу, тот самый мужчина стоял у дверей, курил и разговаривал по телефону.       Под его презрительным взглядом ведьмак с наслаждением, специально чуть медленнее, чем нужно было, сел в автомобиль Юлиана и уехал.