Три категории

      Всю ночь Юлиан не мог уснуть. Он ворочался, тяжело вздыхал, много раз вставал — в ванну, поставить телефон на зарядку, порыться в вещах, и неизменно ложился обратно. Геральт, наблюдавший за ним всю ночь, заснул только под утро, но музыкант, лежа рядом с ним, не смог усыпить себя даже медитацией. Ему было уже тошно от усталости. Бессонница, вызванная страхом, раздражала. Единственным его утешением был тихо сопящий ведьмак: Юлиан смотрел на него, иногда протягивал руку, чтобы легко погладить по щеке или зачесать назад волосы, и это помогало кое-как справляться с этой отвратительной ночью.        Когда Геральт проснулся, Юлиан лежал перед ним неподвижно с открытыми глазами, под которыми угадывались темные круги.       — Ты не спал? — прохрипел ведьмак, нащупал под подушкой телефон, посмотрел на время: полдень.        — Не смог, – прошептал он и отвел взгляд.        Геральт сдержал себя от того, чтобы в очередной раз спросить "ты в порядке?", потому что знал, какой получит ответ. И ему это не нравилось. Поэтому он хмыкнул, лениво поднялся с кровати и  решил, что сначала он примет душ, взбодрится, а потом уже будет думать.        — Пойдем погуляем сегодня? Нам месяц тут торчать, ну, точнее мне, ты-то… ай, черт, я совсем не соображаю. Ты понял меня, короче. Пойдем погуляем, посмотрим, что есть в городе, и мне нужно найти секс-шоп. Нам, точнее, нужно, ну, или больше, наверное, мне, ведь… всё. Я почти готов. Ты?       — Через пять минут буду, — невозмутимо ответил ведьмак.        Он мог бы посмеяться с того, как плохо сейчас Юлиан владеет собственной речью, но было не смешно. Совсем.  ***       После завтрака и чашки вкусного кофе Юлиан немного оживился, и если бы не черные круги под глазами и немного замедленные движения и реакции, можно было бы даже сказать, что тот в порядке.        Они действительно пошли на прогулку, и старый южный город с узкими улочками и каменными дорожками встретил их шумом. На улицах в равной степени были перемешаны старая и новая жизнь: так, в исторических зданиях средних веков блестели чистыми стёклами модные кофе-шопы, а рядом со старыми скульптурами, поросшими мхом, торговали пластмассовыми сувенирами с цветными огоньками.       Юлиан, будучи глубоким эмпатом и в целом впечатлительным человеком, был очарован этим, а поэтому, через полчаса ходьбы, уже совсем забыл о том, что ему плохо, и радостно щебетал обо всём, что видит.       Геральт не был очарован этим местом — что он, в самом деле, не привык? — но был очарован Юлианом, который, в свою очередь, не сводил блестящих глаз с черепичных крыш и витиеватых фонарей.        — Давай поужинаем в ресторане при отеле? Там, вроде как, должно быть неплохо, — и добавил после паузы: — Удивительно, да?        — Здесь красиво, — сухо согласился ведьмак.       — Я не об этом. Помнишь, мы перебивались дичью и спали на голой земле, едва могли позволить себе дохлую корчму с клопами и одной узкой кроватью в комнате. И такое бывало еще задолго до того, как у нас… начался пиздец. Подумать только, насколько люди здесь живут лучше. Может, от этого они и ценят музыку больше? Хотя, казалось бы, разве в темные времена ты не должен тянуться к чему-то прекрасному, а не наоборот? В любом случае, я не могу перестать невольно удивляться. Когда я начал вспоминать… Было тяжело. Как-то я, по обыкновению, перед парами зашел в свою любимую кофейню, где каждое утро беру себе завтрак и кофе. Я уже занес руку с картой над терминалом — когда увидел сумму, так, будто увидел ее впервые. В голове сразу вспышки, мозг против моей воли начал… конвертировать валюту, понимаешь? Я начал представлять, а сколько это денег было в нашем времени, точнее, в том времени. И когда я понял, сколько стоит мой большой капучино со взбитыми сливками и сэндвич с лососем, я чуть не поседел, правда. Так и застыл, и, видимо, мой ужас настолько отразился в моих глазах, что даже напугал бедную бариста. Она меня давно знает, сказала — сегодня за счёт заведения. Я, ошарашенный, как в тумане, взял свой завтрак, но сразу растерял весь аппетит. Вечером, когда пришел в себя, вернулся и заплатил, но… подумать только! Подумать только. И сейчас я, как бы между делом, говорю: пойдем в дорогущий ресторан и просадим там денег, которых могло бы хватить на месяц жизни в… том мире. Бред какой-то. Я сейчас даже не задумываюсь, когда нужно обновить технику, а тогда — бывало, еле собирал с выступлений медяки для того, чтобы заплатить за ужин. Понимаешь меня?       — Прекрасно понимаю, – вздохнул Геральт и продолжил с сарказмом: — Хочешь, отдадим все деньги на благотворительность и будем путешествовать без гроша?        Юлиан расхохотался, стукнув ведьмака ладонью по груди, и закивал.       — Обязательно, Геральт. Как только у меня появится такое желание, я тебе сообщу.       — Славно, – усмехнулся он. ***       За ужином в ресторане при отеле Юлиан не сводил хищный взгляд с большого белого рояля, стоящего без дела в центре помещения, но никаких действий пока не предпринимал. К еде он попросил принести бутылку вина и о чем-то, кажется, думал. После двух неполных бокалов парень расстегнул верхние пуговицы на белой рубашке и откинулся на спинку стула, положив свободную руку на спинку стула Геральта, но не перевел на него взгляд, только начал рассказывать что-то, кажется, про фирмы, производящие музыкальные инструменты.        — О, Геральт, я уверен, эта красотка стоит столько же, сколько моя машина, — прошептал он с таким флиртом, что ведьмак усмехнулся.        Если бы рояль, который Юлиан почему-то звал в женском роде, действительно был девушкой, то у нее не было ни одного шанса против этого человека.        Геральт рассматривал красивый профиль Юлиана, покрасневшие от вина губы, волосы на груди, выглядывающие из-под рубашки, и тонкие длинные пальцы, обхватывающие бокал вина за ножку.        Ведьмак прожевал последний кусочек мяса, запил вином и спросил со вздохом и прямо:       — Так чего ты сидишь?        — Действительно, — задушено пролепетал Юлиан и вскочил, уверенными шагами направляясь к инструменту.        Музыкант скользнул за рояль и провел кончиками пальцев по клавишам, чуть растерев пыль между подушечек. На его лице отразилось такое же неодобрение к запущенности инструмента, как бывало в моменты, когда Геральт в очередной раз возвращался с охоты весь в чьих-то кишках, а Юлиану нужно было снова оттирать ведьмака от этого недоразумения.        После этого он хрустнул костяшками и начал перебирать какую-то гамму от высоких нот к низким, наклоняясь ближе к клавишам. Нашарил ногами педали, на пробу извлек звук, и остановился. Юлиан не заметил, как все взгляды в помещении тут же притянулись к нему, зато это тут же заметил Геральт, привыкший следить за тем, насколько ситуация накаляется вокруг выступлений Юлиана. Он помнил, сколько раз ему приходилось вытаскивать того из передряг, связанных с тем, что поэт снова что-то не то исполнил или кому-то не тому подмигнул.       Юлиан остановился и сыграл несколько аккордов, чуть склонив голову, кажется, подбирая что-то.        Из коридора быстрыми шагами выскочил официант, направляясь к роялю, но один из посетителей, к удивлению ведьмака, остановил работника за плечо, чуть кивая. Юлиан, тем временем, оторвал пальцы от клавиш и запел без музыки.       “Is this the real life?       Is this just fantasy?       Caught in a landslide       No escape from reality…”       В помещении стало тихо, все прислушались к голосу, чисто и красиво тянущему известную мелодию. Юлиан поставил пальцы на клавиши и заиграл, продолжая петь.       “Open your eyes       Look up to the skies and see:       I'm just a poor boy, I need no sympathy       Because I'm easy come, easy go       A little high, little low       Anyway the wind blows, doesn't really matter to me, to me…”       Теперь Геральт точно был уверен, что это лучшее исполнение этой песни, которое он когда-либо слышал; и он, в принципе, не чувствовал отторжения от мысли о том, что это потому, что он влюблен, а не потому, что это так на самом деле. В этот момент ему было все равно.       “I don't want to die       I sometimes wish I'd never been born at all”       (Я не хочу умирать,       Но иногда я думаю, что хотел бы никогда не рождаться)        Юлиан играл и пел так, будто выступает перед полным стадионом, чуть подпрыгивая на банкетке для рояля на особенно сильных аккордах, и разыгрывал настоящее выступление. Всё многоголосие, прописанное в этом произведении, он успешно изображал сам, меняя свой голос и по настроению, и по высоте, и по стилю звукоизвлечения.       “So you think you can stone me and spit in my eye?       So you think you can love me and leave me to die?       Oh baby - can't do this to me baby       Just gotta get out - just gotta get right outta here.”       Где-то к концу песни ведьмак заметил, что люди за столиками достают свои смартфоны и начинают снимать странное, неожиданное выступление. Геральт усмехнулся и попросил еще бутылку. Раз публика благодарная — они не выползут отсюда до ночи, ведьмак знал это наверняка. ***       Так и случилось. Юлиан сыграл много хитов этой группы подряд, раскланялся, очень равнодушно и легкомысленно извинился перед владельцем ресторана (который вышел посмотреть на это всё где-то на третью песню) за "несанкционированное выступление" и вернулся к Геральту.       — Ну что, Геральт? Три слова или меньше, — и провел рукой в воздухе, раскрывая пальцы веером.       — Местами мне казалось, что вас с роялем нужно оставить наедине и выключить свет.        — Это… чуть больше, чем три слова, но не очень ясна окраска: положительная или отрицательная? Если угодно, то задам уточняющий: это было насилие над инструментом или секс по обоюдному активному согласию?       — Второе, – сухо кивнул ведьмак и встал из-за стола. ***       — Ну что, сможешь поспать?       Юлиан очень тяжело вздохнул, лежа на кровати после душа и лениво перебирая отросшие волосы пальцами.       — Понятия не имею. Больше суток без сна, прогулка, вино, выступление, а я… Не чувствую сна. Понятия не имею, что делать с этим. Может, ебануть двойную дозу снотворного? Но я уже выпил вина сегодня…       Геральт опустился на кровать рядом с ним и взял его руки в свои, поднес к лицу и поцеловал в ладони. Музыкант округлил глаза, не ожидавший подобной ласки от ведьмака, и замер.        — Что? — тихо спросил ведьмак, когда встретился с ним взглядом, и пошел поцелуями по запястьям.       — Я… — начал он отвечать по привычке, но не нашел, что сказать.       Геральт прошел поцелуями дальше по его руке, к рукаву футболки, и задрал ее на груди, чтобы оставить на ней еще один поцелуй. И еще несколько. Юлиан громко выдохнул и приподнялся, чтобы стянуть с себя футболку. Упал обратно на подушки и притянул Геральта к себе, заставляя его нависнуть над ним. Ведьмак наклонился к нему и поцеловал в губы, сразу же начиная стягивать с него мягкие штаны для сна. Сам он из душа вышел в одном белье, решив, что никакого смысла одеваться нет.        — Ладно, может быть, я согласен, это поможет… — прохрипел Юлиан между поцелуями и выгнулся в спине, прижимаясь к ведьмаку всем телом.        Тот, тем временем, нашел на тумбочке смазку, так и лежащую со вчерашнего вечера, и открыл ее, чтобы выдавить на пальцы. Юлиан стянул с него белье, и, судя по взгляду, чуть не умер повторно, когда Геральт, стоя над ним на коленях, начал растягивать себя — сам.        — Ладно, может быть, это самое горячее, что я видел в своей жизни… — признался музыкант.       Ведьмак двигался на нем медленно, в своем темпе, поднимаясь, чтобы член вышел из него полностью с громким шлепком и опускаясь обратно, до конца. Юлиан явно утонул в ощущениях —  он вцепился пальцами Геральту в бедра, зачарованно смотрел прямо в его глаза с чуть приоткрытым ртом, и рычал-стонал на каждое движение. Геральт прислушивался к ощущениям, которым не смог уделить должного внимания вчера, слишком ошарашенный своим непрекращающимся возбуждением и Юлианом, который справился с ним великолепно. Пять раз.        Ощущения были, к слову, головокружительные.       Геральт не отрицал, что за слишком долгую жизнь с ним происходило всякое. Всякое имело разный пол, разный возраст, расу и предпочтения. Но никогда он не пробовал быть с другим мужчиной в принимающей роли — для этого, по убеждению ведьмака, нужно было безграничное доверие, а с ним у него были проблемы даже в отношении дорогих людей.       Но когда Юлиан рассказал, что предпочитает с мужчинами быть сверху, Геральт не мог отделаться от картинок, которые ему подкидывало его воображение. И он не находил в себе отторжения в ответ на эти образы.        Хотя взять музыканта самому хотелось, конечно, до одури. Но тот все правильно говорил вчера — удивительно, какая трезвая была у него голова, пока Геральт беззастенчиво трахал его тремя пальцами — Юлиану нужно было время, чтобы не покалечиться.        А вот ведьмаку покалечиться было сложнее во много раз. Он прекрасно помнил, какими шагами его разношерстные любовники покидали комнаты, и не то чтобы удивился, но порадовался, когда на утро не ощутил ни одного пункта из списка последствий анального секса.       Спасибо, ведьмачья регенерация.        Однако, именно она и означала, что каждый раз придется растягивать себя заново, как в первый раз.       Не то, чтобы Геральту не нравилась эта мысль, особенно учитывая, что Юлиан умел вытворять пальцами.       — ...ять, Геральт! — застонал Юлиан и приподнялся на лопатках, вколачиваясь в Геральта несколькими быстрыми толчками, теряя последнюю связь с реальностью.               От резкой смены угла проникновения и темпа у ведьмака заискрилось под глазами, и он низко зарычал. На последних секундах мощного оргазма Юлиан схватил его член и начал двигать рукой, и ведьмаку хватило минуты, чтобы кончить, и он с трудом сдержал себя от громкого и угрожающего крика. Вместо этого он сжал зубы и уткнулся лицом в подушку рядом с головой Юлиана, выставляя перед собой согнутые в локтях руки.       — О-ху-еть, — по слогам и тихо проговорил Юлиан, когда Геральт соскользнул с него и упал рядом, на кровать.        — Мхм, — согласно выдал ведьмак.       — Кажется, сработало, — прошептал парень через несколько минут, когда отдышался, и громко зевнул.       — А в душ? — ведьмак саркастично приподнял бровь, на что Юлиан в ответ только фыркнул недовольно.       — После такого не жалко распрощаться со всеми волосами на груди, пока буду отдирать от них засохшую сперму. Нет, я не встану, даже если кто-нибудь придет и наведет на меня дуло пистолета… — последнее он прошептал как-то совсем медленно и сонно, переворачиваясь на бок и утягивая на себя одеяло, которое лежало сбитое в ком на краю кровати.       Геральт посмотрел на это как-то совсем обреченно и мрачно, вздохнул тяжелее обычного, перевел взгляд на потолок.       “Что, я серьезно собираюсь это сделать?” — простонал он в мыслях.       Он встал, ушел в ванну, и вернулся с мокрым от теплой воды полотенцем. ***       Проснулся музыкант в середине следующего дня, проспав, по меньшей мере, часов пятнадцать.       Геральт не считал.       Он успел уже позавтракать и пообедать, зайти в магазин и найти там книгу — в ее названии он узнал одну из тех, что советовал ему Юлиан, — и вернуться в отель. Он созвонился с Домом, рассказал, что музыкант вспомнил свою смерть, и выглядит теперь до ужаса отчужденным, хотя и играет роль самого себя мастерски. Актер.       Когда ведьмак возвращался из кафе с бумажным пакетом в руках и двумя стаканчиками кофе, его в коридоре поймал мужчина, в котором он смутно узнал владельца отеля.        — Извините, уважаемый…       — Геральт, — ведьмак остановился и осмотрел мужчину с головы до ног.        Низкий, чуть полный, прилично одетый. Геральт отметил, что люди не меняются, все владельцы трактиров, мотелей, гостиниц — одинаковые, и даже, как будто, на одно лицо.       — Да, вы извините меня, что я вас отвлекаю, но ваш… кхм, спутник, я его не видел сегодня, он уехал?        — Он спит, — кинул ведьмак и уперся в лицо мужчины взглядом.        Тот, кажется, пытался заглянуть в глаза в ответ, но натыкался на темные стёкла очков.       — Хорошо, конечно. Да. Когда он проснется, простите, вы не могли бы сказать ему, чтобы он нашел меня? Или может быть, я зайду сам? Я бы хотел попросить его выступить еще раз, понимаете…       — Заходите через два часа, — перебил его Геральт и ушел, не дожидаясь ответа.       Действительно, в этом мире музыку Юлиана ценили намного больше. Чего только Геральту не приходилось переживать из-за выступлений несчастного поэта, но вот еще никогда ему не приходилось быть посредником в отношениях с кем-то, кто желает заказать выступление. Ведьмак здраво рассудил, что может случиться так, что Юлиан не захочет никуда выходить из комнаты — уж слишком у него был тяжелый взгляд, когда он возвращался вчера в номер с выступления — и Геральт наверняка знал, что от такого длинного сна у него будет ломить все тело, болеть голова и невесть что еще.       Ведьмак поймал себя на том, что заботится.        “Какой кошмар”, — мрачно подумал он.       Он зашел в их номер и обнаружил Юлиана, сидящего на кровати, голого. Тот, видимо, еще даже не умылся, но уже что-то яростно строчил в телефоне.       — Как спалось? — спросил ведьмак вместо приветствия и закрыл за собой дверь.       — Геральт, они нашли мой инстаграм! — возмущенно отозвался парень.       — Кто — они? — Геральт снял обувь и кинул на кровать пакет с едой, и приземлился рядом, протягивая ему стаканчик с кофе.       — Вчера меня кто-то заснял и выложил в интернет. Знаешь, сто тысяч просмотров за ночь… Это не то, к чему я был готов. Подписали: “Новый он”. Я, конечно, не отличаюсь скромностью, и ты это, мой дорогой друг, знаешь. Но от этого мне всё равно нехорошо как-то. И они нашли мой инстаграм, он же открытый… Я проснулся — а тут две сотни сообщений. И отметки, отметки…        — Что тебе так не нравится?        — Это как-то слишком! И этот придурок… — Юлиан принял кофе, отпил, поморщился неизвестно от чего, и вернулся к яростному набору текста, — пишет, что я слишком самодоволен. Если, как бы, говорить прилично. Я ему объясняю, что видео не мое, и подпись придумал не я, а он… В общем, мы сремся уже час.        Геральт расхохотался.       — Сколько раз ты уже послал его?        — Раз десять! Сказал, что он тупой, вонючий еблан, жертва неудачного аборта, не распознает талант, даже если засунуть ему его в жопу. И еще… Так, вот это мое любимое: “Ты, мерзкий кусок дерьма, должен захлебнуться своей желчью, но даже смерть не захочет тебя принять к себе, также, как и не захотела родная мать”. Я считаю, что уделал его. А он продолжает писать! Сказал, что придет на мое выступление и переломает пальцы. Ха! Никакой, знаешь, фантазии, у этих “музыкальных критиков”. Две фразы: “отрежу язык” и “переломаю пальцы”. Хоть кто-то бы, не знаю, пообещал уже что-то более интересное. А, и спалось херово.       — Что-то снилось?       — Ничего, — вздохнул музыкант, отправил в диалог с "хейтером" целую простыню текста и отложил телефон, поворачиваясь к ведьмаку, — пустота. Закрыл глаза — и открыл. И как будто не спал. Но выспался, на удивление.        Геральт подозревал, что Юлиану ничего не снилось. Обычно музыкант спал беспокойно, бормотал что-то во сне, дергался, но сегодня ведьмак даже пару раз специально напрягал слух, чтобы услышать тихое дыхание и сердцебиение. Потому что спал тот тихо, едва дыша. Ведьмак даже разбудил его один раз, просто чтобы убедиться, что всё в порядке — парень на это промычал что-то невнятное, толкнулся и перелег на другой бок.        — Хм, — ответил Геральт многозначительно и кивнул на сверток с едой.        — Что-то у меня нет аппетита…       — Меня подкараулил хозяин отеля. Хотел, чтобы ты выступил еще раз. Он зайдет через два часа, чтобы поговорить с тобой.       — Оу, — брови Юлиана поползли вверх, но тут же опустились, когда до него дошло, — он увидел просмотры. Что ж, посмотрим, что он может мне предложить, — нагло протянул он и развернул, всё-таки, пакет с едой, — о, сендвич с лососем! Ты что, слушал, что я тебе говорю?        — Не заплачь, — скупо кинул Геральт, прихлебывая кофе.       — Обещать не буду, — игриво ответил он и откусил. — Хочу позвонить Йеннифэр, поговорить с ней. Она самый умный человек на земле, надеюсь, она придумает что-нибудь по поводу моих снов. Я не хочу на всю жизнь остаться без снов! Это же возмутительно!       Геральт понял, что дело не только в снах, но не стал про это говорить. Он видел в глазах Юлиана такую глубокую, неподдельную и мрачную тоску, и как бы тот ни старался, ее было видно. Особенно тому, с кем дружишь столько десятилетий. Были только две ситуации, в которых глаза музыканта переставали излучать обреченность: во время того, когда он пел, и во время того, когда он трахался. И всё. Во все остальное время Геральт ловил пустой взгляд синих глаз и чуть не дергался от разливающегося там экзистенциального ужаса.  ***       — …плохо постоянно. Не могу ни на что отвлечься, пытаюсь, как могу, но в голове пусто и гулко, и все мысли растворяются в черноте. Скажи, а… Только не ругайся, ладно? Можно как-то…       “Можно что?”       Юлиан сглотнул и прикрыл глаза.       — Можно забыть обратно?       “В смысле?”       — Я знаю, что чародеи умеют стирать воспоминания, — тихо и мрачно сказал Юлиан. Таким голосом, какой бывает только у тех, кто не боится катастрофы, потому что уже пережил ее, — и я подумал, что это мог бы быть выход.        Юлиан помолчал, глубоко вздыхая и переводя взгляд на небо. Он сидел на безлюдном балконе отеля и курил сигарету за сигаретой, пока разговаривал с Йеннифэр по телефону. Геральт остался в номере и читал книгу, которую купил — музыкант не без удовольствия узнал в ней ту, что советовал сам.        “Геральт, я тебе обещаю, Филипп К. Дик — это сильно” — и ушел, сказал, что поговорит с чародейкой и вернется, и они снова пойдут гулять, раз он теперь выспавшийся и свежий.       Наконец он собрался с силами и выдавил из себя:       — Можно удалить обратно всё, что я вспомнил?        “Сила хаоса, необходимая для того, чтобы удалить из сознания человека пятьдесят девять лет, просто невероятно огромна даже для нашего мира, я молчу про этот мир. Но я солгу, если скажу, что я не могла бы это сделать. Тем не менее, это бесполезно.”       — Почему пятьдесят девять? — не понял Юлиан и тряхнул головой. – Пятьдесят пять же? И подожди, почему бесполезно?       “Потому что к пятидесяти пяти годам жизни Лютика прибавились четыре года жизни тебя, в которые ты его вспоминал. И это не было отдельными вспышками, ты вспоминал постоянно, хотя и с разной скоростью. Это, если угодно, пораженный участок. Его тоже пришлось бы вырезать. Если бы. Если бы это имело смысл”       — Что ты имеешь в виду? — Юлиан почувствовал, что раздражается, и с силой разжал пальцы, которые впились ногтями в ладонь.       “Есть две причины, одна более серьезная, другая менее. Начну с первой. Мы не знаем причину того, почему ты появился здесь, в этом мире, и тем более не знаем причину того, почему ты вспоминаешь наш мир. Но мы уже несколько раз залезали тебе в голову — все воспоминания настоящие, обычные, человеческие. Я не могу гарантировать тебе, что сила, способная на такое, не заставит тебя вспомнить всё второй раз. И третий. И четвертый, если угодно. Ты готов переживать это заново?”       Юлиан сглотнул, но во рту пересохло. Он издал какой-то задушенный хрип, но собрал волю в кулак и выговорил:       — А вторая причина?       “Чародеи редко прибегают к этому способу по одной простой причине. Для того, чтобы забыть что-то и оставаться в этом состоянии, нужно действительно не хотеть это что-то знать. Это должен быть короткий, травмирующий опыт, не несущий в себе ничего положительного. А ты был счастлив и обожал жизнь. Ты захочешь вспомнить сам.”       — А если стереть только смерть? Только последнее воспоминание? Только его вырезать, понимаешь?       “Ты предлагаешь поставить плотину у выхода русла реки в море. Бесполезно”.       — Ладно, я тебя понял. А если… удалить эти пятьдесят девять лет и, не знаю, как объяснить. Сделать меня неспособным для того, чтобы принять эти воспоминания в себя? Изменить мою личность? Убрать из нее переменные, отвечающие за Лютика.       “Отличный план, Лютик, — с сарказмом протянула чародейка. — Ты предлагаешь мне из десяти вычесть девять запятая девять в периоде. Так тянет на повторное самоубийство? Попутешествуй с Геральтом еще, я тебе обещаю, самому марать руки не придется, наткнешься на неприятности и так. Тем более, блять, не придется просить меня об этом”.       — Извини, — музыкант устало хохотнул и зажал телефон плечом, прикуривая себе новую сигарету.       “Ничего. У тебя остается только один выход из этой ситуации.”       — Удавиться?       “Жить дальше, Лютик. Жить дальше. Геральт расстроится, и я не намерена еще много лет терпеть его кислющую рожу, это невыносимо” ***       Юлиан вернулся в номер так сильно пахнущий табаком, что ведьмак невольно поморщился. Он поднял на него взгляд и увидел в глазах ту самую больную тоску, и сейчас она даже не скрывалась под маской веселья — видимо, музыкант либо не успел ее натянуть, либо у него не было сил после разговора с чародейкой.        Геральт отложил книгу и подошел к нему, положил руки на щеки и поцеловал, тут же отрываясь и снова заглядывая в глаза.       По мнению ведьмака, темнота отступила где-то на пару процентов.       Он наклонил голову и поцеловал снова, глубже и сильнее, и снова оторвался от губ, заглядывая в глаза.       Зрачки расширились в радостном недоумении, но музыкант молчал. На третий поцелуй он слепо затолкнул телефон и пачку сигарет в карман штанов и обнял ведьмака под ребрами.       Возможно, Геральт нашел способ немного приглушать это пугающее горе в глазах Юлиана. Возможно, если это продолжит работать, ведьмак готов заниматься этим часами.        Где-то на десятый короткий поцелуй он наконец увидел в глазах знакомое выражение озорства и счастья, и облегченно выдохнул.       Юлиан не понял, с чем были связаны эти неожиданные поцелуи, постоянно прерывающиеся на взгляд глаза в глаза, но наслаждался ими настолько сильно, что даже и думать не хотел.        Ему казалось, что черную бездну его души закидали небольшими золотыми звездами, которые не освещали мрак, но, по крайней мере, растворяли его вокруг себя.  ***       — Мистер Леттенхоф…       — Можно просто Юлиан, — промурлыкал парень настолько расслабленно и нагло, что Геральт усмехнулся.        Фигура владельца отеля не была видна за полуприкрытой дверью, к косяку которой максимально неровно и богемно привалился музыкант.       — Я бы хотел попросить вас выступить сегодня у нас, если это возможно.       — Знаете, я с радостью, но я уже обещал своему другу, у которого неподалеку свой ночной клуб, да и репертуар чуть более подходящий, знаете, я не лирик, я больше люблю что-то подвижное. Рояль, это, конечно, прекрасно, но…       Геральт поморщился сквозь ухмылку от такой явной лжи.       — Юлиан, я заплачу, — перебил его мужчина.       — Хм, что ж… А сколько вы готовы заплатить? — Юлиан поднял руку и очень пристально посмотрел на свои ногти, покрутив запястьем.       — А… на какую сумму вы рассчитываете?       — Знаете, в клубе мне за выступление обещали…       Музыкант назвал настолько неприличную сумму, что брови ведьмака поползли вверх. Он, может быть, не очень разбирался в расценках за выступления, но подозревал, что это — завышено.       — Плачу в два раза больше, — тут же нашелся владелец.       — Хорошо, — быстро согласился музыкант, — по рукам. Сегодня в восемь. И…       — И?       — И мы хотим столик в самом углу помещения, с обзором на двери, и чтобы он был забронирован за нами до конца нашего здесь пребывания, вне зависимости от того, буду ли я выступать еще или нет.       — Э… Ладно? Ладно, как скажете.        — Чудесно. До встречи! — и закрыл дверь.       — Ты самый бессовестный человек из всех живущих, — покачал головой Геральт, поднимая взгляд от страниц книги.       — Из всех мертвых — тоже, — улыбнулся парень. — Пойдём прогуляемся. До вечера полно времени. ***       Стульев и столов было, кажется, в два раза больше чем вчера, и стояли они намного ближе друг к другу из-за этого. За каждым столом сидело, как минимум, пять человек, и те, которым не повезло сидеть спиной к роялю, вертели головами, разворачивались на стуле, стараясь лучше рассмотреть выступление.        Смартфоны с камерами были, кажется, в руках у каждого.        У каждого — кроме Геральта, который сидел за своим столом один. Действительно, в самом углу и с хорошим обзором на вход и окна.        Юлиан пел уже час, одну песню за другой, и ни разу не сбился. Геральт не удивлялся тому, сколько тонн текста помнил его музыкант. Но столько нот…? Учитывая, что он специализируется, всё-таки, на струнных инструментах.        Геральт обратил внимание на эти переборы аккордов и задумчивое выражение лица, предшествующее каждой новой композиции, и, кажется, чуть не подавился кусочком картошки от того, что его настигла неожиданная мысль.        "Он что, каждый раз подбирает заново?"       И поспешил запить вином, чтобы не закашляться слишком сильно.       Юлиан бы ответил, что это не очень сложно, если знаешь музыкальную теорию, обладаешь абсолютным слухом, хорошей памятью и достаточной наглостью, чтобы импровизировать. Но Геральт бы не спросил, так что отвечать Юлиану было бы не на что.        “Ooh, love       Ooh, loverboy       What're you doin' tonight, hey, boy?       Everything's all right       Just hold on tight       That's because I'm a good old-fashioned loverboy”       Юлиан сыграл несколько заключительных аккордов и улыбнулся толпе.        — Мои дорогие слушатели! — сказал он громко, прерывая аплодисменты. — Мои дорогие, минутку! Я, право, бесконечно вам благодарен за высокую оценку моего скромного труда. И я не смею запрещать вам делиться моим творчеством в интернете. Но не нужно сравнивать меня с легендой, как минимум, это неуважительно. Мне лестно, но меня зовут Юлиан, впредь прошу так меня и подписывать. А теперь — приятного вечера и спасибо за внимание!        Музыкант раскланялся и ушел, чтобы изящно скользнуть за столик к ведьмаку. Он принял бокал вина, наполненный почти до краев, и произнес любимое:       — Три слова или меньше, Геральт.        Геральт поставил бутылку на стол, положил ладонь на затылок Юлиана, снял очки и, заглянув перед этим в глаза, поцеловал.        — Это… больше, чем три слова, — прошептал музыкант прямо в губы и получил второй поцелуй.        Геральт не знал, почему даже когда Юлиан поет чужую музыку, у него ощущение, что каждый звук и каждая буква посвящена ему. Он недовольно морщился от этих чувств, потому что знал наверняка — эти строчки написаны другими людьми, давно, и более того, это не его мир.        Юлиан бы ответил, что это потому, что действительно поет Геральту, даже если уверен, что тот не слушает.        Но Геральт бы не спросил, так что отвечать музыканту было бы снова не на что.  ***       Юлиан влетел в комнату и так громко хлопнул дверью, что посыпалась штукатурка с откосов проёма. Геральт поднял недоуменный взгляд.        — Завтрак?       — Я… да, ушел за завтраком, — проговорил музыкант, прижимаясь к двери спиной и медленно сползая по ней на пол, — а там… на улице, у входа… пятеро. Тот придурок, что писал мне, привел дружков. Боги, — парень провел рукой по лицу, — еле ноги унес. Не взял с собой ни перцовку, ни шокер…        Геральт мрачно смотрел на него с минуту, потом поднялся и надел рубашку.        — Пойду поговорю с ними, — сказал ведьмак так спокойно и доброжелательно, что Юлиану стало еще страшнее, чем было.        Когда ведьмак громко хрустнул спиной, пока застегивал пуговицы, музыкант вскочил с пола и подлетел к нему.        — Геральт, тебе нельзя трогать людей, помнишь? Не надо, успокойся, сейчас они уйдут, я охране скажу…       Геральт очень скептически на него покосился, потому что никогда раньше еще Лютик не был против, чтобы ведьмак кого-нибудь поколотил за него. Против обычно был, конечно же, ведьмак, потому что за разборки с пьяным быдлом ему не платили.        — Я не собираюсь их трогать, — проворчал Геральт и продел ремень в брюки, — я поговорю.        — Я знаю твои разговоры! После бесед с тобой люди месяц ходят под себя! Нет, все, стой, ради бога, прошу, я бы никогда не отказался посмотреть, как ты раскидываешь всяких придурков по углам, но в том мире, а в этом мире у тебя будут проблемы. Я не буду носить тебе передачки в тюрьму, мой стиль совсем не подходит для этого! И у них не найдется тюремной робы на твои плечи, Мелитэле, Геральт! Я солгу, если скажу, что меня не волнует и не возбуждает эта твоя манера "protective husband", но давай это будет только игрой, желательно, в кровати, а не реальным сроком за побои!        Геральт застегнул ремень и остановился, перевел взгляд на Юлиана и тут же пожалел — увидел разбитую губу.        Парень отследил его взгляд и потрогал рану кончиками пальцев.        — Это я сам. Врезался в косяк, пока убегал. Не смотри так.        Ведьмак взял его за подбородок и чуть приподнял лицо. Действительно, на травму от кулака не похоже.        — Пойдем за завтраком. Вместе.        — Ладно.        Юлиан провел их через задний ход, прямо сквозь кухню ресторана. Пока шел, он очень открыто и мило улыбался всем поварам и официантам, которые вытаращились на них и застыли, позабыв о своей работе.       Без тени стыда или сомнения он даже помахал им рукой, перед тем как толкнуть дверь на улицу и выйти.  ***       Юлиан крутился у стойки в кафе, притопывая ножкой, потому что в колонках играла какая-то известная и прилипчивая мелодия. Они ждали заказ, и музыкант не сводил взгляда с экрана телефона. Наконец, он дернул ведьмака на себя и ткнул телефон тому прямо под нос.        — Смотри, нас сфотографировали!! — произнес он тихо с равной смесью ужаса и восхищения, и тут же добавил с досадой: —  Как жаль, что в наше время не было фотоаппаратов!       Геральт забрал телефон из его рук и рассмотрел изображение.        Вот они вдвоем за столиком ресторана — происходящее явно было вчера. За их спинами белый мрамор стены и позолоченное бра, мягко освещающее стол теплым светом.        Шелковая фиолетовая рубашка музыканта поблескивает и выделяется на фоне стены, черная матовая рубашка ведьмака выглядит темным пятном на фотографии, не разобрать ни складок, ни кроя. Рука Юлиана застыла в воздухе, красиво держа бокал с вином за ножку, а вторая — кажется, занесена для того, чтобы положить ведьмаку на плечо — на фотографии она смазана.        Поцелуй скрыт за затылком Геральта, но в том, что это именно поцелуй — сомнений нет. В одной руке ведьмака очки, а другая рука сжимает затылок парня, и кончики грубых белых пальцев выглядывают из-под каштановых волос.        Фотография — настоящая картина. Хотя и видно, что сделана случайно.        — Прямо как кадр из кинофильма! — прошептал музыкант, заглядывая в экран, чтобы посмотреть еще раз. — У тебя будут проблемы из-за этой фотографии? Вам, вроде, не разрешено светиться…       — Тут нет большой неоновой вывески "ведьмак" и не видно глаз. И лица тоже не видно, так что плевать. Просто какой-то седой хуй в черном, ничего страшного.        — Просто какой-то седой хуй в черном... — повторил Юлиан и взорвался хохотом. — Все, значит, я спокоен. Теперь это моя заставка на экран блокировки на ближайшие несколько лет! Я распечатаю и повешу везде, где смогу, о-о-о, и положу в бумажник. Надо, кстати, купить новый бумажник… С отделением под фотографию. Да! О, да.        Геральт пожал плечами.       — Ох, я рядом с тобой смотрюсь таким изящным, руки такие тонкие… Посмотри, запястья в два раза меньше твоих. И посмотри, плечи… — дальше ведьмак не слушал.        Он понял, что музыкант будет тарахтеть об этой несчастной фотографии еще как минимум сутки, пока не исчерпает весь запас метафор.  ***       Юлиану выдали временные документы на время восстановления основных, и он сразу же предложил поехать куда-нибудь отсюда, несмотря на то, что эти концерты за роялем в ресторане отеля продолжались каждый день и приносили очень неплохие деньги. С каждым днем публика становилась все более богатой, судя по одежде, и все более восхищенной, судя по количеству камер. Но парню на месте не сиделось, он даже всё-таки сходил на этот "вечер мокрых футболок" в гей-клуб своего друга Венца, но ведьмак решил с ним не идти, разумно рассудив, что если увидит Юлиана, танцующего на барной стойке в мокрой одежде, то в интернет просочится еще одна фотография с ними — наверняка менее приличная, чем та, которую сделали в ресторане.        В конце недели они собрали вещи и уехали. Юлиан попрощался с деревянной спинкой кровати, раскрошенной в щепки, и пострадавшей ванной, поблагодарил их за верную службу — Геральт закатил глаза так, что, наверное, увидел бы собственный мозг, если бы не анатомия.       Через три недели они планировали вернуться в этот город за новыми картами и документами, которые должны быть готовы к этому времени. ***       "Йеннифэр, смотри, какая фотография!"       *К сообщению прикреплено одно вложение, нажмите, чтобы просмотреть*       "Красиво."       "Удивительно, да?"       "И ты хотел отказаться от этого, забыть всё?"       "Знаешь…"       "Я до сих пор хочу."       "Как думаешь, Геральт бы стал со мной путешествовать, если бы я все забыл?"       "Он от тебя теперь не отцепится. Конечно, да." ***       Ночь в глуши была именно такой, какой должна была быть. Если бы не светящееся на горизонте небо, оповещающее о наличии города в нескольких часах езды, можно было бы подумать, что Геральт в своем родном мире.        Может, именно это также почувствовал и Юлиан, потому что предложил, ради интереса, остановиться в лесу, на поляне, развести костер и просто посидеть под звездами. Так, будто сегодня они выехали из Темерии, например, или из Цинтры до ее падения, и просто собираются наведаться в ближайший город, снять тесную комнату в таверне, узнать о наличии заказов и, если их нет, двинуться дальше.        Так, будто бы Лютик не умер, а их мир не был разрушен.        Так, как будто все нормально.        Юлиан играл свои старые баллады, на ходу вспоминая, как перестроить стиль игры лютни на гитару, и покачивался из стороны в сторону.        Геральт подбрасывал ветки в огонь и пытался понять, что чувствует.        Понимание не приходило.        Единственное, что он сейчас знал отчетливо — в данный момент ему не хотелось охотиться на монстров. Сейчас хотелось просто сидеть у костра и слушать перебор гитары.        Но мечи он, по старой привычке, взял. Он и раньше без них нигде не появлялся, кроме этой странной недели с дорогим отелем, рестораном, роялем и… умопомрачительным сексом.        На ту неделю он даже забыл, что мечи должны висеть за спиной, а не лежать в багажнике.        Но как об этом вспомнить, если весь распорядок дня состоял из завтрака, секса, прогулки, секса, обеда, ужина, выступления Юлиана и секса? Может быть в эти несколько дней ведьмак впервые за долгое время (если не впервые за всю жизнь) почувствовал себя человеком.       И все было бы просто как в сказке, если бы не этот пугающий, пустой и болезненный взгляд музыканта. Геральт был уверен, что если бы тот увидел себя со стороны, то сказал бы что-то вроде: "На меня как бездна посмотрела, боги…"       И ведьмак не знал, что с этим делать. Ну, он мог, конечно, зацеловать его до умопомрачения — помогало, кстати, великолепно. Мог как следует разложить на задних сидениях автомобиля — тоже неплохо. Мог даже попросить спеть — работало безотказно.        Но все это — едва ли несколько часов из суток.        Геральт созванивался с чародейкой, та только строго-настрого наказала не спускать с Юлиана глаз, почему — не объяснила. Он хоть и помнил их разговор до мельчайших подробностей, но этот обрывок до сих пор крутился в сознании:       — ...Йен, не стоило мне тащить его к нам. Нужно было оставить его, пройти мимо и дать жить своей жизнью. Я идиот.       — Ты идиот, конечно, но не поэтому. Он бы и так вспомнил.       — Что ты имеешь в виду?       — Он говорил тебе, когда его тревожное расстройство начало проявлять себя?       — На третьем курсе университета, в начале зимы.        — А мы пришли в этот мир… — сказала она таким тоном, будто подсказывает двоечнику ответ.       — В тот же год. В конце осени.        — Мои овации, Шерлок Холмс. А теперь давай, мне работать надо, — и положила трубку.        Геральт не знал, кто такой Шерлок Холмс, но смысл уловил.  ***       Геральт вернулся в машину и как всегда сел на переднее водительское кресло. И обнаружил, что Юлиан, вместо того, чтобы сидеть на переднем пассажирском, раскинулся на задних сидениях на тонком одеяле и пристально смотрел на него.        Геральт еле слышно фыркнул и вылез из машины, чтобы открыть заднюю дверь и присоединиться к музыканту.        Трахаться в машине, естественно, стало их привычкой. Тем более, что они сейчас заехали в такую глушь, что найти хоть какой-нибудь мотель было совершенно невозможно.        "Траходром на колесах", как однажды выразился Геральт. Он еще тогда не знал, что трахать тут будут его.        (Хотя, может быть, и надеялся.)       Каким-то странным образом ведьмак уловил, что Юлиан сегодня предлагает поменяться ролями. То ли было что-то в его позе, то ли во взгляде, то ли в нервном покусывании нижней губы — ведьмак точно не распознал и не хотел заострять на этом внимание, но отметил про себя, что с каждым днем читает музыканта все лучше и лучше.        — Я смотрю, ты времени зря не терял, — пробормотал ведьмак, обводя взглядом лежащие рядом смазку, влажные салфетки, полотенце и воду.        "Зря времени не терял" Юлиан уже полторы недели, но Геральт старательно отводил взгляд от шелковых мешочков, разбросанных в вещах парня, так как решил, что психологических травм за полторы сотни лет ему хватило.        — Я никогда не теряю его зря, — пропел Юлиан и потянулся к ведьмаку руками.        Геральт подался вперед и тут же поцеловал его, расстегивая свою рубашку. Отстранился, заглянул в глаза, увидел там веселье, озорство, возбуждение и любовь.        Он всегда был уверен, что в одном только взгляде не может поместиться настоящий список из эмоций, за что Лютик всегда звал его чурбаном без всякого понятия романтики. Лютик мог часами расписывать чей-то взгляд.       Но Геральт все это пропускал мимо ушей, пока Юлиан не вспомнил всё и в его глазах не поселилась тьма. Теперь Геральт вглядывался в его глаза долго, пристально, и выцеплял оттуда все эмоции, которые мог найти, чтобы проанализировать, и, соответственно, что-то предпринять.        Ведьмак поцеловал его второй раз, когда как следует рассмотрел глаза, и навис над ним, опуская назад — на одеяло.        Заиграла музыка. Слишком знакомая…       — Мы что, будем трахаться под музыку? — пробормотал Геральт и закатил глаза.       — Что, боишься не продержаться весь альбом? — невинно спросил Юлиан и стянул с его плеч рубашку.        — Сколько длится альбом?        — Без пяти минут час.        — Ставь на повтор, — усмехнулся ведьмак и оставил поцелуй на скуле.        Потом за ухом. Юлиан задрожал, а Геральт отметил, что сколько бы он его не целовал — музыкант всегда покрывается мурашками и дрожит как в первый раз. Настолько чувствительный?       Или настолько влюблен?       Геральт стянул с него футболку, огладил тело руками, поцеловал куда-то в ребра и снова поднялся поцелуями наверх.        Юлиан просто лежал, зажмурившись от удовольствия и предвкушения, и только перебирал пальцами белые волосы ведьмака, чуть выгибаясь при поцелуях.       Геральт стянул с него белье и выдавил смазку на пальцы — чуть больше, чем нужно, скорее всего. Скользнул внутрь одним пальцем, не встретил сильного сопротивления мышц, скользнул вторым пальцем — тоже вполне легко. Геральт выгнул бровь и скользнул третьим, наклоняясь к Юлиану, кажется, улетевшему мыслями куда-то очень далеко, судя по выражению лица.        — О чем думаешь? — прохрипел ведьмак прямо на ухо музыканта, и тот застонал.        — Вас в Каэр Морхене, наверное, учили сексуальному шепоту, а не искусству меча, иначе я это объяснить не могу… — протянул он.       — Да? И что, по твоему профессиональному мнению, входит в список уроков будущего ведьмака?       — Не знаю насчет любого ведьмака, но про тебя скажу: утром — уроки сексуального хрипа, днём — занятия по выбору самых блядских шмоток с самым глубоким вырезом, а вечером лекция "как быть тем, от кого у всех встает, и при этом оставаться тем, кто ужасает до дрожи".        — Так все и было, — прошептал ведьмак ему на ухо и добавил четвертый палец.        Юлиан громко застонал и вцепился пальцами в его плечи, наверное, оставляя синяки.        Убедившись, что Юлиан действительно более чем готов, Геральт убрал пальцы, вытер их, стянул с себя, наконец, брюки, навис над ним снова и заглянул в глаза.        Юлиан ответил прямым, но очень пьяным взглядом. Ведьмака это устроило.        Он закинул его ноги себе на плечи и толкнулся внутрь одним медленным движением.       — Бля-ять!        — Больно?       — Нет, конечно! Ты идиот? Это… боги, давай уже, умоляю тебя…       — Умоляй, — сказал Геральт, чуть наклонив голову и улыбнулся краешками губ.        Но, не дожидаясь ответа, или, в самом деле, мольбы, начал медленно двигаться.        — Это еще лучше, чем я себе представлял, — прошептал Юлиан, подмахивая толчкам, насколько мог в таком согнутом пополам положении.        — Ты никогда…?       — Никогда не был в принимающей роли. Да. Заткнись и двигайся быстрее. Какой толстый, пиздец… Надо было брать с подогревом...       Что именно нужно было брать "с подогревом" Геральт не спросил. Рассудил, что меньше знаешь — крепче спишь. ***       "Четвертая категория. Определенно — четвертая категория", — думал обессиленный и очень хорошо оттраханный "в ответ" Геральт через пару часов. ***       — Документы мои, документики, бумажечки родные, бюрократия, ебись она в сраку, порядок восстановлен. Карты мои пластиковые, пластик распрекрасный, тоненький, легенький, безопасный, дай бог здоровья, спасибо небесам и хвала им! Ну все, теперь можно, наконец, выезжать из страны, меня эта солнечная, красивая, темпераментная Италия, с ее узкими каменными улочками, черноокими девушками-прелестницами и терпким кофе уже заебла до колик. Пляж это хорошо, но умеренными дозами. Поехали, Геральт, на север, на север поехали, я уже себе всю кожу трижды обжог, я на солнцезащитный крем половину зарплаты преподавателя спустил, все плечи в веснушках, я, черт его за ногу, как мушками на белом потолке в лесном домике ими усыпан. Я все, я уже все, спасибо-пожалуйста и нахуй идите.        — Заказ есть.        — На севере? Скажи, что на севере. Умоляю, скажи, что на севере.        Геральт молча кивнул и завел машину.