ID работы: 12007955

Три категории

Слэш
NC-17
Завершён
245
Victoria Fraun бета
Размер:
576 страниц, 53 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
245 Нравится 377 Отзывы 90 В сборник Скачать

Часть 27

Настройки текста
      Юлиан действительно снял помещение для хора и уже провел первое занятие — может быть, Геральту и не было интересно слушать, какие голоса к нему пришли и какие кто принес инструменты для аккомпанемента, но Юлиан тарахтел об этом буквально два дня подряд — не услышать было просто невозможно. Так что ведьмак сдался и даже односложно отвечал на восхищенные возгласы: "хм", "неплохо" и "поздравляю". Это Геральт нашел вершиной своего дружелюбия и разговорчивости и был доволен тем, что смог ее достичь.        — Сейчас мы немного потренируемся на "Hit the road, Jack", чтобы понять друг друга и ощупать звучание, а потом, конечно, приступим к серьезной классической музыке.       — И что будете петь? — спросил ведьмак безучастно.        Геральт немного напряг мозг и попробовал вытащить из памяти то, что можно, наверное, назвать подходящим для хора… Быть может, ABBA? Любимый для парня Queen? Вроде, уже многоголосие, мелодия подходит…        (Ведьмак перестал удивляться тому, что рассуждает о музыке в мыслях, уже давно.)        Но Юлиан ответил то, что ведьмак совершенно не ожидал услышать:       — Будем петь Бритни Спирс!        Геральт покосился на него неверяще.       — Ага, я уже занялся адаптацией "Toxic".       — Ты говорил про классику.       — Геральт! Бритни Спирс — это классика! — возмутился парень и всплеснул руками.       Геральт был уверен, что понятие классической музыки далеко от этой исполнительницы, но решил, что перепроверит позже — загуглит, в самом деле. Ведьмак очень сомневался, что был не прав, но, всё-таки, он не музыкант… ***       Геральт полулежал на кровати и смотрел любимый сериал Юлиана — "Идиот в синей будке".        Сегодня была отвратительная погода: дождь шел уже второй день, лесные дороги, по которым в последнее время полюбил ездить Геральт, размыло до той степени, что ведьмаку пришлось вытаскивать мотоцикл из грязи буквально руками. Он вернулся в город промокший до нитки и весь перепачканный лесной землей. Прохожие у дороги так странно смотрели на него из-под своих разнообразных бесяче-цветных зонтов, что у ведьмака было желание рычать в ответ на взгляды, вероятно, громче, чем рычит двигатель его байка. Забавно: эти люди смотрели на него с неприкрытым удивлением (и даже ужасом) просто за то, что он грязный. Но когда он шел по улице с двумя мечами за спиной и без темных очков, лишь косились, но без какой-либо негативно окрашенной эмоции.        Однажды ведьмак даже случайно услышал, как проходящие мимо него девушки начали перешептываться о том, что где-то рядом, наверное, либо "сходка косплееров", либо "фэнтези-ролевая".        И ни одного проклятия в спину, только: "Посмотри, видела, какие у него линзы? Закажу себе такие же, как думаешь, мне пойдет? А если кончики волос в желтый покрасить?"       Геральт не чувствовал ни страха, ни ненависти проходящих мимо горожан Оксфорда (а также Амстердама, Минска, Афин и бесчисленного количества других точек Европы, Азии и Америки). Только иногда он мог случайно напугать кого-нибудь в особенно консервативной или отстающей стране, где не очень развита интернет-жизнь. И то, ведьмак подозревал, что это скорее из-за его размеров и непохожести на местное население лицом, одеждой и языком.        Геральт… расслабился. Всё равно предпочитал носить очки и не особенно светить оружием, но так-то… Максимум, кого он мог испугать конкретно в Оксфорде или в других городах этого континента, так это старушку на автобусной остановке, и получить вслед какое-то высказывание по типу: "Ну, молодежь пошла…"       С такого Геральт всегда посмеивался. "Молодежь, ну да, я раза в два тебя старше".       Но сегодня Геральт вернулся домой злой, как черт, и сразу пошел в ванную, чтобы, во-первых, отмыть себя, во-вторых, отмыть одежду и поставить в стирку ту, которую можно было стирать в машинке. Вот кожаную косуху, например, было нельзя, а жаль…       (И он даже не обратил внимание, что в мыслях уже называет квартиру музыканта домом.)       Мыть пришлось вообще всё, ведьмак так заебался, что как только закончил, взял несколько бутылок пива из холодильника и лег на кровать, включив этот глупый сериал про идиота в синей будке, вместо того чтобы заняться чем-нибудь более полезным.       За просмотром он не заметил, как наступил вечер. Геральт удивился, что сериал его так увлек, но поставил на паузу, чтобы набрать Юлиану сообщение. Музыкант не возвращался уже как-то очень долго, и как только ведьмак это осознал, ему стало не по себе.       "Живой?"       Ответ пришел так быстро, что ведьмак не успел даже сделать глоток пива.       "Геральт я еду просто попал в пробку"       "пришлось взять такси, потому что я везу картину"       "я сегодня был натурщиком на живописи представляешь? поэтому задержался. меня пригласили после пар. три часа без движения, так устал!!! студентка подарила мне картину представляешь нарисовала и подарила сразу же сказала это мне на память, она выпускница одна из лучших на курсе кстати"       Геральт тяжело вздохнул, поняв, что открыл ящик Пандоры одним простым вопросом, и теперь его ждут полотна печатного текста обо всём на свете. Начал с того, что попал в пробку, а уже печатает четвертое сообщение, игнорируя пунктуацию, делая глупые опечатки…       "Лютик, не печатай. Расскажешь сам."       Геральт увидел, что иконка, обозначающая набор текста собеседником, погасла. В ответ пришел смайлик "ок" и… кузнечик?       Ведьмак понятия не имел, что значит это насекомое в данном контексте, но решил, что не будет анализировать, ведь Юлиан —  самый хаотичный интернет-собеседник из существующих. Точнее, из тех, с кем Геральту приходилось переписываться.        "Кузнечик, блять…"       Геральт не любил смайлики. ***       — Приходят ко мне, говорят, натурщик заболел, а нам нужно на пару по живописи! Как я мог отказать своим любимым искусствоведам? Боги, так тяжело стоять на месте, не двигаясь, часами, хотя мы делали перерывы… У них в мастерской, черт возьми, целая квартира, и чайник поставили, и диван откуда-то притащили, вопрос: откуда? Понятия не имею. Но даже с перерывами это невозможно, я так устал, что даже разозлился. Но все свое раздражение растерял, когда увидел, что они нарисовали. Так красиво! Ты представляешь? Они не должны быть живописцами, а всё равно рисуют как готовые художники, вот что значит: выпускники Оксфорда. Так вот, я все работы сфотографировал, ну, у тех, кто разрешил, а…       — Почему ты полуголый? — спросил ведьмак, скептически рассматривая картину.       Геральт не разбирался в живописи, но, в принципе, мог отличить очень хорошую работу от очень плохой. В целом, эта картина — ближе к первому, хотя видно, что рисовалось в спешке.        "Странный вопрос, — подумал Геральт сразу же, — почему ты голый? Потому что это Лютик."       — У них по плану была обнаженная модель, — музыкант почесал затылок и перекатился с пятки на носок, — но я отвоевал штаны.        "Отвоевал штаны," — повторил Геральт в мыслях и хохотнул.        Ведьмак перевел взгляд на Юлиана, снова на картину, снова на Юлиана, и подметил несколько деталей: автор картины явно ему польстил. Во-первых, кожа была еще более гладкая и румяная, небольшие круги под глазами вовсе отсутствовали, а вот сами глаза будто раза в два больше — хотя, иногда они действительно такие, по мнению ведьмака. Но вот где художник точно приукрасил, так это в руках и талии. Юлиан, конечно, был крепким и мускулистым, но на картине он выглядел так, будто качался и сушился полгода усиленно и рьяно. Кубики пресса были нарисованы так отчетливо и ярко, что казалось, их можно потрогать. Геральт еще раз скосил взгляд на руки парня, прищурился и выдал вердикт:       — Автор влюблен в тебя.       — Что!?       "А я же говорил!" — воскликнул голос в голове Юлиана.        — Без сомнений, — кивнул ведьмак.        "Я же говорил тебе, а ты не слушаешь, а!"       — И каким образом ты понял это, а я не понял, — пробормотал Юлиан себе под нос, но ведьмак подумал, что парень спрашивает его, а не сам себя.       "Потому что ты отделяешь себя от меня, а у меня больше опыта, которым ты отказываешься пользоваться. Это очень глупо с твоей стороны, почему ты не можешь просто принять…"       Геральт наклонил голову, потрогал Юлиана за руку, там, где под рубашкой находится бицепс, снова посмотрел на картину и кивнул сам себе. После паузы он ответил прямо:       — Потому что я знаю, каково это — смотреть на тебя влюбленными глазами.       Юлиан почувствовал, что снова стал единым, как будто два маятника, ударившись друг о друга, начали качаться в унисон. Он вздрогнул от этого резкого чувства и передернул плечами. Юлиан открыл рот, чтобы ответить что-то, но закашлялся: в горле пересохло.        Юлиан не был уверен, что когда-нибудь привыкнет к тому, как просто теперь ведьмак говорит ему о своих чувствах.  ***       Геральту опять снится отвратительно-странный сон. Но в этот раз он хотя бы точно понимает, что это именно сон; правда, проснуться никак не может — как ни старается.       Он стоит в спальне Юлиана перед кроватью. Обстановка вокруг совершенно нормальная.        Если не считать музыканта, сидящего на кровати и смотрящего на ведьмака в полную мощность своего мертвого взгляда.        Этот сон, думает Геральт, похож на психоделические картины: вроде, все в порядке на первый взгляд, но чем дольше ты присматриваешься, тем больше замечаешь, насколько всё не в порядке.        И сейчас происходило то же самое. Картина: музыкант сидит на кровати и смотрит на ведьмака, но чем дольше Геральт находится в этом сне, тем больше ловит жутких деталей.       Лицо Юлиана как будто немного приплюснуто, как неудачно нарисованная трехмерная компьютерная модель, глаза — чуть косят, и вся голова, кажется, немного больше, чем должна быть. Хотя, вот с телом все в порядке — именно по нему Геральт и понял, что пропорции головы искажены.        И еще одна пугающая деталь сна: Юлиан молчит.        В тот момент, когда Геральт понимает, что парень смотрит сквозь него, а не на него, своими мертвыми косящими и пустыми глазами, он уже готов заорать и проснуться, но не может.        Плюс ко всему, он воин. И он друг, что еще важнее в данный момент.        Поэтому Геральт подходит к кровати на ватных ногах и садится рядом с Юлианом. Музыкант так быстро поворачивает свою неестественную плоскую голову в его сторону, что Геральт ловит небольшой сердечный приступ: под кожей проносится такой ледяной холод, что страшно даже дышать. Но ведьмак перебарывает себя и кладет Юлиану руку на плечо, заглядывая в глаза.        В косые, мертвые, пустые, выбеленно-голубые глаза без тени движения, как у куклы. У чертовски пугающей куклы, по скромному мнению ведьмака. Но каким-то образом Геральт понимает, что Юлиан его видит, поэтому открывает рот, чтобы сказать:       — Все в порядке.        Геральт притягивает Юлиана к себе и позволяет ему пристроить свою растянутую непропорциональную голову у него на плече. Ведьмак начинает медленно гладить его по голове и очень, очень ждет, что наконец проснется, но сон никак не уходит, зато — волосы Юлиана ощущаются на пальцах все более… мокро?        Мокро?       Геральт опускает взгляд и видит, что по волосам стекает кровь, и он просто надеется, что это его кровь.        Юлиан… (ведьмак очень хочет назвать это "существом" хотя бы в своих мыслях, но не позволяет себе)       (Потому что у него точно такие же родинки и веснушки на плечах)       Юлиан медленно отстраняется от него.       Его рот открывается и медленно вытягивается. Сначала — нормально. Потом — немного неестественно.        И наконец открывается настолько, что верхняя губа и нос заворачиваются вовнутрь.        Геральт уверен, что умрет сейчас, но не может произнести ни звука.        Когда пасть, наконец, перестает расти, она уже тянется полосой от лба до ключиц. Ни зубов, ни языка, ни внутренностей не видно — только чернота, темная бездна. Геральт даже успевает привыкнуть немного к этому, и понимает, наконец, откуда была кровь — уши под каштановыми волосами кровоточат.        Геральт громко сглатывает, и тут же понимает, что сделал это зря.        Из огромного, вытянутого рта, ломающего кости, кожу и мясо, вырывается такой крик, что Геральт видит вибрации воздуха.       И ведьмак тут же просыпается от этого крика — только оказывается, что кричит он. ***       — Геральт, проснись, Геральт, — прошептал Юлиан и легко потряс ведьмака за плечо.       Он проснулся, когда почувствовал, что Геральт начал дрожать и дергаться во сне, неразборчиво мыча что-то, и уже несколько минут безуспешно пытался его разбудить.        Юлиан сильно пожалел, что лежал очень близко сейчас, потому что Геральт закричал так громко, резко подрываясь на кровати, что ушам, привыкшим к ночной тишине, стало больно.        Геральт неожиданно замолк, обнаружив себя сидящим на кровати, и вздохнул с облегчением, потому что наконец проснулся. Он закрыл лицо ладонями и почувствовал руки Юлиана у себя на плечах.       — Эй, кошмар опять? — прошептал Юлиан и приподнялся, чтобы сесть между ног Геральта боком.       — Мхм, — утвердительно хмыкнул ведьмак.        Геральт не понял, почему, но он не особенно успокоился: сердце все еще неестественно громыхало в ушах, на коже было липко и неприятно от пота, все тело как будто сжало каменными блоками, мышцы так и норовили стянуться судорогой.        — Расскажешь?        — Нет, — прохрипел Геральт и оторвал ладони от лица.        Напротив сидел Юлиан, устроившись, как кошка, между его ног, перекинув свои колени через бедро ведьмака, и он легко гладил его по плечам, грустно улыбаясь краешками губ. Геральт боялся моргнуть или закрыть глаза, потому что сейчас, в реальности, всё было в порядке, а во сне сознание смешало ему такой ужас, сборник всех кошмаров, что даже вспоминать было жутко.        — Я вижу, тебе все еще нехорошо. Не отпускает?       Геральт отрицательно помотал головой, но взгляд не отвел, только взял ладони Юлиана в свои, найдя их наощупь в полумраке, и сжал.        — Скажи, Геральт, где мы.        Геральт громко сглотнул, но решил поддаться.       — У тебя дома.       — Скажи, ты в безопасности?       — Да.       — Почему ты в безопасности?       Ведьмак медленно моргнул и приподнял бровь вместо ответа.       — Поверь, просто ответь.        — Дверь закрыта, окна комнаты находятся на четвертом этаже, мой медальон молчит, мечи у входа, пистолет в тумбочке.       — Согласен, — кивнул парень. — А я в безопасности?       — Да.       — Почему я в безопасности?       Геральт выдал безапелляционно:       — Потому что я буду тебя защищать.        Юлиан хохотнул и качнул головой.       — Вероятно, не тот ответ, который я ожидал услышать, но приятно. Теперь скажи, какого цвета постельное белье.       — Чего?       — Ну скажи.       — Серого.        — А сколько времени на часах?       Геральт нехотя отвернулся и посмотрел на часы.       — Без пяти минут три часа ночи.        Юлиан кивнул и поднял руки ведьмака вверх, чтобы положить себе на плечи.       — Какой я?       Геральт тяжело вздохнул и ответил:       — В целом или конкретно сейчас? Если первое, то придурковатый, если второе, то… тоже, в принципе. Что ты делаешь?       Юлиан тихо засмеялся.       — Я имею в виду по ощущениям, Геральт.       Ведьмак провел руками по его плечам, скользнул пальцами в короткие волосы, почесал затылок, как домашнему питомцу, очертил линию скул большим пальцем и выдвинул вердикт:       — Теплый, приятный на ощупь. Волосатый.        — Последнее можно было бы заменить чем-то более поэтичным, но, в целом, да. Слушай, а почему ты теплый сейчас?       Юлиан прекрасно знал ответ на этот вопрос, но все равно ждал, что скажет Геральт.        — Ночью температура моего тела повышается, потому что ускоряется метаболизм для повышенной регенерации. Мои раны заживают ночью быстрее, поэтому наутро я обычно здоров.        — Это удивительно, — улыбнулся Юлиан, — потому что обычные люди ночью наоборот остывают. Получается, мы с тобой сейчас одной температуры?       — Да, — кивнул Геральт и прислушался к своим ощущениям. Действительно, почти не отличишь, не то, что днем…       — Получается, мы одинаковые! И никакой разницы между нами нет!       Геральт фыркнул, потому что ну конечно, у поэта всегда всё как-нибудь получается, и везде, конечно, есть особенный вывод.        И тут ведьмака догнало осознание: он больше не дрожит, в груди не болит, страха нет, отвести взгляд можно без труда, мышцы расслабились…       — Что ты сделал?       — Это называется заземление, Геральт. Рассказать или лучше поспим?       — Расскажи кратко, и сразу ляжем спать.       Юлиан кивнул и начал неторопливо рассказывать о данной технике борьбы с тревогой и паникой, и его рассказ, медленный, складный, заставил ведьмака успокоиться совсем. Геральт лег, утянул за собой музыканта, и прикрыл глаза. Когда он провалился в сон, Юлиан все еще что-то бормотал. ***       Юлиан проснулся от сухих и горячих поцелуев. Он бы точно решил, что ему это снится, но ему вообще ничего уже столько месяцев не снилось, так что пришлось признать правду: это реальность. В общем и целом, признание такой реальности его полностью устраивало, он решил, что можно даже приоткрыть один глаз и посмотреть, чем заслужил такой будильник.       — Юлиан, просыпайся, — сказал Геральт негромко и отстранился.       Музыкант как в трансе, как привязанный нитками, потянулся за ним и сел на кровати, всё еще глядя на мир одним глазом.       — А-а…— музыкант начал что-то говорить, но судя по всему, не сообразил, что он собрался говорить.        — Ты игнорировал будильники.        — А…а? — он медленно моргнул одним глазом.        — Минут пятнадцать до того времени, когда ты обычно просыпаешься от своего четвертого ебучего, бесячего будильника.       — Значит, у времени… есть… у меня… — проговорил Юлиан тихо и приоткрыл второй глаз.       — Я принес кофе.       — Кофе! — оживился Юлиан и начал наконец понемногу осознавать пробуждение.       Геральт сидел перед ним на кровати и, если честно, уже долго держал кружку с напитком на вытянутой руке, ожидая, когда же наконец Юлиан сообразит, что должен взять кружку в руки, а не просто глупо смотреть на нее.       Через несколько секунд, проморгавшись, Юлиан забрал чашку и сделал большой глоток, застонав от удовольствия. Это был крепкий, горький кофе с молоком (а не сливками, как делает себе ведьмак) и каплей сиропа солёная карамель.        — Ты сварил мне кофе и принес в постель. И разбудил поцелуем, — проговорил музыкант медленно.        — Твоя наблюдательность поражает, — хмыкнул ведьмак саркастично, — высочайший уровень анализа.        — И добавил туда именно столько молока и сиропа, сколько я люблю, — продолжил Юлиан.        — Мхм, — Геральт отпил свой кофе со сливками и двумя ложками сахара.        — Ты разбудил меня поцелуями.        — Ты игнорировал будильники, все три, которые ты обычно выключаешь, чтобы доспать до четвертого. Пришлось вставать и будить тебя самостоятельно, ты же потом бы мне мозг выел нытьем о том, что опоздал на первую пару. Плюс ко всему, ты не выспался потому, что мне приснился кошмар, так что, — ведьмак кивнул на кофе в руке Юлиана, — извинение.        Геральт задержался взглядом на руках парня, красивых тонких пальцах, обхвативших чашку, крепких, но изящных запястьях, и не сразу понял, что судорожный вздох — это не утренняя попытка продышаться или подавить зевок после сна, а предвестник слёз.       Ведьмак, на самом деле, уже привык, что и так эмоциональный до ужаса Юлиан стал еще более сентиментальным и чувствительным в последние месяцы. Эмоциональные качели музыканта стали в прямом смысле эмоциональными американскими горками. Геральт поднял взгляд на его лицо и тяжело вздохнул: в немного красных и припухших после сна голубых глазах стояли слёзы.       — Такой ужасный кофе? — попытался мрачно пошутить ведьмак.       — Я… Я просто, — Юлиан закрыл лицо одной рукой и судорожно вздохнул. — Ты разбудил меня поцелуями и принес мне утренний кофе в постель.       — Мы уже выяснили, что ты это понял. Я уже отметил твою невероятную наблюдательность.        — Ты не понимаешь, Геральт, я столько лет… Столько лет я… а ты… теперь… — Юлиан оставил кофе на тумбочку и кинулся ведьмаку на шею, залезая к нему колени, и уткнулся лбом ему в плечо.        Геральт отвел кружку подальше от себя, чтобы не расплескать содержимое, а свободной рукой легко погладил его по голове.        — Я нихуя не понял, Лютик, и я никак не догоняю, блять, как это связано с кофе, — ласково сказал ведьмак.        Юлиан всхлипнул и прижался к нему до боли сильно.        — Я ревновал тебя, так ревновал, ко всему что вокруг, к Йеннифэр, к твоим лошадям даже ревновал, истерил, как ребенок, когда ты целовал не меня, а теперь ты… Это же жизнь, Геральт, разве это — не жизнь?       — Я могу точно тебя заверить, что это — жизнь, но все равно не понимаю, что ты пытаешься мне сказать.        Музыкант завыл и расплакался.        Геральт закатил глаза, снова вздохнул тяжело-тяжело, но объятий не разорвал и даже продолжил гладить Юлиана по голове, а также пить свой кофе, чуть отворачивая голову, чтобы не расплескать случайно.       "Серьезно, он ревет из-за чашки кофе? Такой идиот, такой придурок…"       Ведьмак допил кофе одним глотком и поставил чашку на тумбочку, и хохотнул, когда понял, что Юлиан следует за ним, как приклеенный. Геральт подумал, что если встанет сейчас и пойдет куда-нибудь, то Юлиан все равно не отвяжется: повиснет мешком на плечах и продолжит свой бессмысленный рёв.        — Юлиан, успокойся, как ты лекции свои тупые будешь вести заплаканный? Решат твои студентки, что ты расстался с кем-то, и начнут подкатывать в два раза яростнее, чтобы утешить бедного поэта. Всё, блять, прекращай, — ведьмак чуть отстранил его от себя, чтобы посмотреть на лицо, красное и мокрое от слез, и поцеловал в скулу, коротко и сухо.        — Не целуй, я весь в слезах и соплях, — сквозь вздохи прохрипел Юлиан.        Геральт бессовестно захохотал.       — Волнуешься о моей брезгливости? Учитывая, что я каждый день тебе отсасы…       — Это другое! — взвился парень и начал тереть лицо ладонями, чтобы успокоиться быстрее. — Мне надо умыться. И покурить.        — И допить кофе, — в тон продолжил ведьмак, — который прямо сейчас стоит и остывает.        — Точно, я и забыл про него!        — Не буду тебе больше кофе в постель носить.        Юлиан посмотрел на него жалобно и грустно, и ведьмак подумал, что, наверное, глаза не должны быть настолько большими у человека, и, тем более, не должны так сильно блестеть. Может быть, и художница, которая нарисовала его вчера, не ошиблась в пропорциях, когда выводила голубизну радужки тонкой кистью.       "Буквально — два озера на пол лица. Ни стыда, ни совести в этих глазах. Только — темная вода."        — Ладно, буду, — сдался Геральт.        — Ты опять смотришь на меня своим "Лютик, ты издеваешься" взглядом.        — Потому что ты, очевидно, издеваешься, — проворчал ведьмак и отвернулся.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.