Три категории

      Геральт, кажется, наконец смог сложить полную картину происходящего. Ну, не настолько подробную, чтобы можно было рассмотреть каждый узор… Но если сравнивать с картиной или пазлом, то уже видны границы и понятен рисунок.       Геральт взял у Юлиана один из пустых блокнотов (без спроса, нагло) и высыпал все свои несвязные мысли на бумагу. Записи решил вести на одном из немногих языков, которых Юлиан не знал — на нидерландском. Геральт выучил его по необходимости в первый год пребывания в этом мире.       "Итак…"       Юлиан разделился надвое — это ведьмак уловил уже давно, еще до того, как поэт сам ему об этом сказал. Для того, чтобы лучше понять контекст, ведьмак решил, что можно в этот вечер, чисто для записей, также разделить два образа Лютиков и в своей голове. Также, как это сделал сам поэт: на Юлиана и Лютика, на менестреля и музыканта, на взрослого и молодого.               Большую часть личности человека, по мнению ведьмака, определяли его воспоминания. В данную картину это убеждение Геральта вписывалось отлично: да, жизнь у обоих Лютиков сложилась почти как по кальке: мудаки-родители, побег из дома, лучший университет континента (земли, если говорить про этот мир), музыка, путешествия… Геральт. Остальную часть личности определяла… сама личность. Характер, душа, если угодно, способности, таланты и так далее. (Почему-то ведьмаку казалось, что в конкретной ситуации они определяют Юлиана даже больше, чем его жизненный опыт.)       Геральт поморщился, потому что зашел рассуждениями в тупик, и переключился на другую мысль.       Пугающая пустота взгляда — одна из тех вещей, которые ведьмака волновали сейчас больше других.        Если следовать разделению…        Когда поэт становился полностью Юлианом, все было в порядке. Когда он полностью становился Лютиком, то тоже всё было в порядке — да, взгляд становился более взрослым и мрачным, но не пустым.        Пустым он становился тогда, когда два поэта начинали спорить друг с другом. Не только, когда они делали это осознанно — но и тогда, когда это происходило бессознательно. Например, когда Юлиана спрашивали про возраст: он знал, сколько ему лет, но одновременно хотел ответить разные цифры.        Плюс ко всему, лучше всего Лютику (Лютикам?) становилось тогда, когда они были согласны друг с другом. В это предположение Геральта отлично вписался факт того, что когда Юлиан пел, занимался любовью или просто общался с Геральтом на отвлеченные темы, он становился каким-то… живым. Из взгляда пропадала боль, тоска и…       Бездна.       "Значит ли это, что бездна, которую все видят в его глазах, это… бездна между двумя его личностями. Буквально", — проговорил Геральт в мыслях и застыл.       Тогда, по мнению ведьмака, логично задать простой вопрос: почему две личности вообще разделились, если они одинаковые?       Или они разделились как раз потому, что они… одинаковые?       Как два магнита одной полярности — вынуждены отталкиваться друг от друга постоянно, пока в пространстве не случится изменение магнитного поля достаточно мощное, чтобы заставить их притянуться.       "Например… я", — понял Геральт и очень тяжело вздохнул.        "Конечно, этого идиота… Блять, этих идиотов определяют несколько мощных вещей: любовь к музыке, любовь потрахаться и… любовь ко мне. Пиздец."        Геральт никогда не планировал и не хотел становиться настолько важным для кого-то. От этого осознания ему стало не по себе, поэтому он решил переключиться на рассмотрение несколько последних ситуаций в контексте своих предположений.       Юлиан поделился надвое на прошлой неделе — охота на куролиска. Логично: один из Лютиков хотел драться, другой — не хотел. Но почему… молодой Юлиан так испугался? Он спокойно дрался этим летом со сколопендроморфами плечо к плечу с Эскелем.        С Эскелем.        "Может быть, в его голове прочно засела цепочка: Геральт-оружие-монстр… смерть? Почему тогда не испугался взрослый Юлиан, менестрель, Лютик из моего мира?"       Геральт бездумно нарисовал на бумаге большой вопросительный знак. И тут же его настигло следующее осознание:       "Потому что ему не страшна смерть. Он уже умер."       Ведьмак передернулся и хотел захлопнуть блокнот и вернуться к записям потом, но остановил себя и продолжил мозговой штурм, пока, так сказать, что-то получается, и мысли в голову идут, а не ползут со скрипом.        "Какой можно сделать из этого всего вывод?"       Геральт пробежался взглядом по своим кратким, несвязным записям, что-то перечеркнул, что-то дополнил.       "Ему нужно не сосуществовать с самим с собой в мире. Ему не нужно это."       Геральт перевел взгляд в окно и нахмурился.       "Ему взять себя в руки и не разрываться больше — вот, что поможет."       Как это осуществить, точнее, как заставить Юлиана это осуществить, он не знал. Какая сила потребуется на подобный беспрерывный контроль? Наверняка, невозможная для человека.        Хотя, Геральт знал, что у Юлиана сильное сознание. Не только потому, что он когда-то был шпионом, но и до этого — как-то одна из чародеек сказала Геральту, что прочесть мысли Лютика крайне трудно, а значит, он был просто таким от рождения. Что, кстати говоря, отлично объясняло его способность запоминать тонны текстов песен, помнить прочитанное почти наизусть, вести много разной деятельности одновременно: преподавать историю, литературу, музыку (все ее виды), сочинять, путешествовать много и долго, не уставая, общаться с людьми, учить языки один за другим, будто это совсем не сложно… Даже искусство боя он освоил вполне прилично для простого человека.        "Это всё — следствие высокой скорости обработки информации и крайней степени обучаемости."       "Он — гений."       "Блять, главное, не сказать это ему однажды вслух, он же мне весь мозг выебет…" ***       — О, а на каком это языке? Это… нидерландский? Черт, я не знаю его, может выучить тоже? Ты решил повторить его, да? Полезно, да. Почерк у тебя ровненький такой, а у меня всегда разный, в зависимости от настроения. Иногда и сам прочесть не могу, что написал, ах, сколько хороших рифм пропало из-за этого! Вот за это я люблю компьютеры. Печатный текст — разве не восхитительно? Если бы еще мои студенты писали этим восхитительным печатным текстом что-нибудь хотя бы сносное… Ладно, некоторые из них очень хорошо пишут. Но меньше, чем хотелось бы, конечно.        Геральт даже не поднял взгляд от исписанных страниц, продолжая помечать что-то на полях. Он сам не заметил, как исписал половину блокнота. Пришлось даже ввести нумерацию страниц: на данный момент, кстати, было шестьдесят шесть. Отвратительно много.        Как только Геральт сложил свою теорию до конца, он стал применять её на поведение Юлиана в последние месяцы, начиная с того дня, когда он вспомнил… Когда к нему пришло его последнее воспоминание, да.        Например, он понял, почему Юлиан выглядел так устало и раздраженно, когда они вместе, с Эскелем и Йеннифэр, вернулись в Дом летом с той охоты на инсектоидов.        (Виновника торжества, поклонника террариумов и церквей, не нашли до сих пор, Геральт устал уже звонить наверх и интересоваться, как идут успехи с его поимкой. С Эскелем они решили, что если правительство не преуспеет к Новому Году, то они просто поедут искать этого черта сами. Точнее, Эскель, наверное, поедет один, потому что отходить от Юлиана Геральт все еще не планировал.)       Устало и раздраженно поэт выглядел скорее всего потому, что молодой Лютик был сильно впечатлен и травмирован последним воспоминанием, и хотел домой, чтобы немного прийти в себя. А вот взрослый Лютик, ошарашенный тем, что он жив, хотел, скорее всего, праздновать и путешествовать.        "На том и поссорились два идиота", — заключил ведьмак.        Таким образом он разобрал огромное количество событий, пришлось ввести нумерацию им тоже… Геральт решил, что нумерация страниц будет арабскими цифрами, а нумерация событий — римскими. И черт знает, какую еще нумерацию придется ввести, может, так и недалеко до эльфского, мать его, алфавита.       — Кстати про эссе. Пора садиться уже, а то я спать точно не лягу раньше полуночи… Так, а… — музыкант похлопал себя по карманам домашних штанов.       Геральт скосил на него взгляд, достал из своего кармана пачку сигарет и зажигалку и молча протянул Юлиану.       — А… спасибо, да, это именно… как ты понял? Геральт. Не молчи, Геральт, как ты понял?       Ведьмак тяжело вздохнул, поднял на Юлиана взгляд, закрыл блокнот и ответил:       — Ты не садишься проверять домашнее задание без вина или сигарет. Или и того, и другого. Вина на столе не вижу. Очевидно, ты ищешь сигареты.       Юлиан ошарашенно приоткрыл рот, в глазах была такая ядреная смесь скептицизма, неверия, удивления и ужаса, что ведьмак издал краткий смешок.       — Геральт, прекращай. Это не смешно. Это, блять, нихуя не смешно, — сказал он очень серьезно, но через секунду тоже коротко засмеялся.       — Сигареты, блять, возьми.        Юлиан покачал головой, взял пачку и открыл ноутбук. ***       Теперь, когда ведьмак исписал уже сотню страниц блокнота, почему-то ему стало казаться, что все его выводы пусты, очевидны и бесполезны. Он все еще не мог ответить на главные вопросы:       Какого хера Юлиан не видит в зеркале, насколько пугающим его лицо становится в моменты разделения?       Что, блять, со всем этим можно сделать? Можно ли вообще?       С хуя ли Лютик родился дважды? Какие силы замешаны в этом парадоксе?        Геральт решил поразмыслить еще несколько дней только над этими вопросами, а также попытаться перестать анализировать каждое движение музыканта. Тот уже стал шарахаться, когда ведьмак в очередной раз предсказывал, что Юлиан сейчас будет делать. Геральта это немного забавляло, но в целом лучше было не усугублять состояние и так пошатнувшейся психики.        Ведьмак решил, что как только он почувствует, что его мысли сложились в какое-то подобие стройной теории, он поговорит с Юлианом об этом, хотя, Геральт уже подозревал, что это будет непросто.        "Лютик, садись, послушай. Ты разделился натрое, а не надвое, и если ты продолжишь в том же духе, то бездна будет расти, так что давай, ебать, руки в ноги и быстро собрался воедино, у тебя пятнадцать минут. Время пошло," — шутил Геральт в мыслях.       Геральт вспомнил тот кошмар, от которого проснулся в крике среди ночи, и понял, что ему, как раз-таки, снилась эта самая бездна.        Ведьмак слышал огромное количество историй о том, как людям во сне приходят решения уравнений или сложных задач, после того, как они долго ломают над ними голову. О некоторых из них ему даже рассказывал и сам Юлиан. Вот и получается, что ведьмак так долго думал о том, что происходит в голове Юлиана, что его подсознание начало подкидывать ему ответы во снах. Геральт прекрасно знал, что подсознание работает безостановочно, и даже когда он отвлекался, какие-то процессы могли продолжаться, подталкивая его к ответам. Это было очень кстати, если честно, и ведьмак был бы благодарен, если бы его подсознание сейчас выкинуло ему какой-нибудь ответ.       (Хотя, сны были действительно странными. Ведьмак подумал, что надо бы спросить у Йеннифэр…)       Может быть, хотя бы на тот вопрос, который ведьмак сейчас считал не самым главным, но самым… логичным, что ли. Что, блять, делать со всем этим? Блять, ну что? Ну что делать-то, блять?       Когда он только начинал рассуждать об этом, он сразу понял, что сила, которая нужна для постоянного контроля за целостностью Юлиана, будет огромна. И зеркальность этих личностей только усугубляла ситуацию. Теперь он был уверен, что сила, которая нужна для этого в теории, невозможна.        Так что… нужно было думать дальше. ***       — Что читаешь?        Геральт решил немного отвлечься и поискать в интернете разные статьи о… сам не знал, о чем, если честно. Просто кликал по ссылкам разных онлайн-энциклопедий и просматривал всё, что считал хоть немного интересным. Конечно, он не надеялся найти там ответ, но, может быть, какое-то предложение или даже одно слово натолкнет его на новую идею. Так он и сам не понял, как начал читать статью про "язык любви". Ну и название же, блять.        — Посмотри, — ведьмак передал телефон Юлиану и вздохнул тяжело.        "Нахуя я это читаю?"       — О, а это, между прочим, очень полезно! Вот у тебя, например, какой язык любви?       Геральт медленно перевел на музыканта взгляд.       — Не знаешь? Да ладно. Ну… начну издалека. Скажи, а когда ты понял, что влюбился в меня? Или может быть ты точно знаешь, когда это произошло?       Геральт напряг мозг, но… не смог выудить из воспоминаний какую-либо "отправную точку". Ведьмак ушел мыслями к самому началу их путешествия, пробежался по главным событиям, даже задержался на самом неприятном воспоминании о смерти Лютика, дальше перескочил в тот бар, где встретил молодого Юлиана, живого, потом… Мексика… И не смог нигде отыскать какой-либо четкой границы. Как будто… и не влюблялся никогда. Что было невозможно, так как он, очевидно, влюблен. Причем, если честно, даже слишком сильно. Поэтому Геральт промолчал.       — Да ну…— протянул музыкант неверяще. — Ты что, из этих?       — Из каких — из этих?        — Из тех, кто влюбляется постепенно, на протяжении долгого времени. Что совершенно невозможно в твоем случае.       Ведьмак нахмурился.       — Очевидно, Геральт, потому что ты влюбился в Йеннифэр с первого взгляда. Настолько сильно, что решил рубануть с плеча — и обвенчаться с ней магией джинна. Или, например, та девушка, которая… — Юлиан затих и погрустнел.        — Ты можешь говорить ее имя. В этом нет ничего ужасного.        — Ренфри, — прошептал музыкант и нахмурился. — Ты полюбил ее за вечер. Так что — не складывается пазл.       — Почему это вообще важно? — вздохнул ведьмак.        — Это не важно, на самом деле, — просто ответил Юлиан. — Интересно, вот и всё.        — Я не думаю, что где-то прописан закон о том, как ты должен и не должен влюбляться, — проворчал Геральт.        — То есть, с твоей точки зрения… все было медленно и постепенно, и события шли друг за другом, без скачков, но — в одном направлении, к одному исходу?       Геральт пожал плечами, наклонил голову, прикидывая, отзываются ли слова музыканта ему (ебучий психологический сленг, бесячий, но, по скромному мнению ведьмака, точный и емкий).       — Да. А с твоей?       — А с моей стороны, Геральт, всё было так… — начал музыкант мечтательно.        — Если кратко, — добавил ведьмак тут же.       Юлиан нахмурился и надул губы.        — "Если кратко", — проворчал Юлиан, — то всё было очень резко. Вот я — влюбился с первого взгляда в странного мужчину, который укра… — парень остановился и резко отвернулся.        — Давай обе версии событий, — вздохнул ведьмак.       — Как ты понял!? Ладно, в этот раз это очевидно хотя бы… Нет, в общем, все было резко, да. Живу-живу, и тут моя любовь, от которой я не ждал взаимности, меня целует так, будто я самый важный человек на свете. Закрыл глаза, открыл — и мы уже вместе как пара. Нихуя не понял, но очень понравилось. Противоположная твоей ситуация. Не буду углубляться в детали, и вообще, как-то мы далеко ушли от первоначальной темы. Итак, язык любви! Раз моя наводка не сработала, давай по-другому: когда ты в последний раз… Боги, ну и как это описать? Когда тебя в последний раз выносило от того, что я делал? Нет-нет-нет, не отвечай, ты не понял, вижу по глазам. Выносило не в смысле "мрачно охуел", а в смысле "о боги, как я его люблю, я его так люблю, что сердце болит". Вот так, да. Так выносило.        Геральт задумался: на этот вопрос ответить проще, но все равно не так уж и легко.        — Когда ты… — ведьмак задумчиво приподнял бровь и сформулировал, наконец то, что хотел произнести: — Когда ты сказал мне, что ты не предал бы меня, потому что я твой друг, а это важнее, чем то, что я твой любовник. Что-то такое, не помню дословно. И когда ты сказал, что… как там, блять, — ведьмак напряг память, чтобы попытаться процитировать, — что звезды на небе есть потому, что мне нужно понимать, где стороны света, что-то такое. И еще… когда ты этот свой ебучий красный костюм надел, я думал, сожру тебя целиком — прямо с чокером.        Геральт почувствовал себя голым от того, что сказал это вслух, но он очень старался в последнее время заставлять себя говорить ртом. Потому что он вычитал, что это важно.        "Пиздец", — заключил Геральт в мыслях.       — Да!? — Юлиан шокированно распахнул глаза. — Ты серьезно? Ты любишь ушами и глазами!?       — Отъебись, — беззлобно отмахнулся ведьмак. — Твоя очередь. Говори.       — Меня выносит каждый день от осознания, что ты живешь со мной. Ты считаешь, что должен помочь мне, пока я чувствую себя в полной мере охуевшим от жизни, это удивительно, ведь нет в тебе ничего более постоянного, чем жажда пути. Но ты отодвинул ее, потому что считаешь, что нужен мне — меня не просто вынесло, Геральт, меня унесло. Потом, конечно, тот невероятный факт, что ты читаешь книги, которые я тебе советую, начал даже в психологии разбираться… Сейчас это меня скорее пугает, но поначалу — я был в ауте. Ты варишь мне кофе, слушаешь, когда я пою или играю, ты… ведешь себя так, будто любишь меня. Конечно, ты любишь меня, ведь как меня не любить, но ты прямо особенно любишь!        — То есть, поступки, — подытожил Геральт.       — Получается, да..? Удивительно.        — Удивительно?       — Мой язык любви тоже слова и красота, поэтому я и удивился так, но… с тобой по-другому. С тобой вообще всё по-другому.       — Мхм, с тобой тоже, — мрачно проговорил ведьмак. — Сказал бы мне кто-нибудь несколько нет назад, что мне понравится сос…       — Геральт! — вскрикнул Юлиан, зажмурился и поднял руки ладонями вперед. — Умоляю, дорогой, не порть красоту, чистоту и уязвимость момента. Умоляю, пожалуйста.  ***       Геральт был очень сильно удивлен своими изменившимися сексуальными предпочтениями. Не только потому, что ему понравилось быть снизу (или в принимающей роли, как поправил бы его Юлиан), но и потому, что он в полной мере был рад быть ведомым. Или даже слегка подчиняющимся. В какой-то момент ведьмаку самому стало интересно, а будет ли ему вообще хоть что-нибудь некомфортно, пока это что-нибудь делает Юлиан — и пока что оказывалось, что нет, не будет. В большей степени потому что музыкант прекрасно знал, что делал, а также потому, что они уже договорились о рамках.        И все же ведьмаку, как тому, кто привык препарировать всё неизвестное, было очень интересно узнать, как близко он может подойти к границе. Юлиан был настроен немного более скептически, и всегда десять раз переспрашивал, точно ли Геральт хочет того, что просит, и эта странная забота смешила ведьмака. В самом деле, ему полторы сотни лет, он мутант, у него даже переломы срастаются за несколько суток, а этот идиот спрашивает, уверен ли он, что хочет, чтобы шлепки были сильнее?       Да, блять, хочет.        Юлиан так беспокоился о нем, будто Геральт — обычный человек, причем юный, безбашенный и неопытный. Геральт знал, что был противоположностью всем этим описаниям, кроме, может быть, предпоследнего. И то, иногда.        — Хорошо, ладно, допустим. И сколько раз мне нужно…       — Запретить.        — Запретить тебе, перед тем как я… разрешу?       Юлиан так раскраснелся, что Геральт был уверен — протянет руку к его румянцу и обожжется. Несмотря на это, глаза парня блестели, выдавая то, что он думал о предложении на самом деле. Ведьмак уловил, что это был румянец не от стыда (еще бы, блять, Юлиан чего-нибудь стыдился), а от того, что музыкант уже все представил в красках и подробностях.       — Минимум, трижды. После — сколько угодно. Но не меньше.        Юлиан провел руками по лицу и глубоко вздохнул.       — Останови меня, если тебе станет некомфортно.        — Обязательно, — ответил Геральт.        В его ответе Юлиан услышал: "Ты смешон до ужаса в своих сомнениях, но я отвечу согласием просто для того, чтобы ты отстал и трахнул меня наконец так, как я хочу."       Геральт был в шоке от того, насколько реальность была лучше, чем всё, что он успел визуализировать перед тем, как предложить Юлиану.       Юлиан начал очень нежно: долго целовался, потом, перевернув ведьмака на живот, гладил, чуть сжимал грудь, проводил языком по шее и загривку. Геральту пришлось рыкнуть на него, чтобы он наконец начал что-нибудь делать. Тогда Юлиан повернул его голову к себе, чуть сползая на бок, и медленно поцеловал, перед тем, как взять смазку и, быстро растянув Геральта, войти.        Геральт считал, что можно было бы еще быстрее, но… Это была одна из тех деталей, в которых Юлиан был непреклонен. Геральт был уверен, что уговорит музыканта однажды взять его без подготовки, просто — на смазку, но, видимо, не сегодня. И судя по твердости убеждений поэта, не через месяц. Но когда-нибудь — точно.        — Лютик, я… — прохрипел ведьмак, но остановился.        Он лежал, уткнувшись лбом в свои руки, сложенные локтями на подушку, и подавался каждому толчку. Волосы разметались по лицу, закрывая обзор, но на данный момент Геральту было плевать на свою уязвимость. Точнее, ему сносило голову от этой уязвимости.        Юлиан наклонился к его уху, чуть отвел волосы назад, и, не переставая двигаться, низко и горячо ответил:       — Во-первых, нет. Во-вторых, ты должен попросить, так что я не засчитаю это.        Геральт был в восторге. Тяжело сглотнув, он сжал кулаки.        Первая просьба далась нелегко, кажется, даже немного неловко, но, судя по тому, как у Юлиана сбилось дыхание, едва он ее услышал — вполне эффективно. Ведьмак очень надеялся, что Юлиану хватит выдержки.       — Нет, нельзя, — выдохнул музыкант, и ведьмак ощутил, что хочет победно захохотать.        Вторая просьба далась намного легче, учитывая, что у Геральта уже сводило живот от напряжения.        — Нет, я не разрешаю.        Геральт довольно оскалился и зажмурился до пятен перед глазами.        Третья просьба вышла такой естественной и приятной, что Геральт даже на секунду не узнал свой голос: в него как будто прибавилось тех обертонов и полутонов, которые он и сам никогда не слышал.        "Обертонов и полутонов, блять. Пиздец", — пронеслось где-то на краю сознания ведьмака.        Плюс ко всему, Геральт был уверен, что Юлиан позволит ему кончить на четвертую просьбу, поэтому он немного расслабился. В общем, совершенно зря:        — Нет, все еще нельзя, Геральт, я тебе не разрешаю, я тебе запрещаю.        На этих словах у Геральта рухнули все стены, слетели все предохранители, разбилось, разлетелось на кусочки всё самообладание. Он как будто со стороны слышал, как умоляет, хотя был уверен, что не способен на такое.        — Нет, мой дорогой, никак нельзя, — протянул Юлиан и ускорился.       Геральт завыл вслух. В мыслях — восторженно закричал.        Кричать вслух он начал тогда, когда Юлиан взял его член в руку, стоящий так твердо и почти болезненно, как будто был налит свинцом. Если Геральт думал, что все его самообладание было разрушено на четвертой просьбе, то нет — оно было смыто цунами тогда, когда музыкант начал двигаться рукой, не в такт собственным толчкам, но крепко и быстро.        Геральт кончил ярко, сильно и ошеломляюще, потеряв всякий контроль над собой.       — Ну, как же так, я же не разрешал тебе, мой хороший, красивый ведьмак, — прошептал Юлиан, но движение продолжил, не останавливаясь ни на секунду.       Геральт сразу же кончил второй раз — кажется, слетели базовые настройки. Тут же кончил третий раз, совершенно не осознавая, где он находится, что происходит и почему так хорошо. Где-то после шестого оргазма ведьмак почувствовал, как Юлиан затрясся, прижавшись к его спине грудью так близко, что Геральт мог почувствовать каждый изгиб его тела.        — Геральт, умоляю тебя… пожалуйста, можно. Для меня, сделай это для меня, я люблю тебя, ты такой красивый, ты великолепен. Я разрешаю, я всё тебе разрешаю, тебе всё можно…       Седьмой оргазм был самым ярким — потому что пришел для обоих одновременно, а Геральт обожал такие моменты, хотя далеко не всегда получалось этого достичь. Особенно учитывая, как долго оргазм приходил для Юлиана, и как быстро он приходил для Геральта.        Через бесконечное количество времени, которое ведьмак бы не смог описать, даже если бы очень постарался, он обнаружил себя лежащим на кровати на спине. Он медленно разлепил глаза, убрал волосы с лица, и глубоко вдохнул. В теле было так легко, горячо, приятно и пусто, что ведьмак не хотел двигаться больше никогда в жизни. Но это точно ему предстояло как минимум потому, что он был весь… В общем, нужно было в душ. Чем скорее, тем лучше.        Геральт заставил себя повернуть голову в сторону Юлиана. Не то, чтобы он знал, с какой стороны лежит музыкант… Геральт до сих пор был слегка дезориентирован. Ведьмак просто услышал его тяжелое дыхание и повернул голову на звук.       — Ну как? — тихо прохрипел Геральт и понял, что его голосовые связки, судя по всему, устали до той степени, что не могли произвести ничего кроме шепота-хрипа.       — Ты мне скажи, — задушено и высоко пролепетал Юлиан, тяжело сглотнув.       — Сто из десяти, — рубанул ведьмак безапелляционно.        — Доволен, то есть?       — Ты, смотрю, тоже.        — Да, это было… — он замолк, явно не силясь подобрать нужное слово.        Геральт хищно заулыбался. Юлиан, который не может связно говорить после хорошего секса — любимое зрелище ведьмака.        — Великолепно? — саркастично подсказал Геральт. — Изумительно? Ошеломляюще?        — Ты откуда слова такие выучил… — простонал Юлиан и не глядя стукнул Геральта по груди.       — То есть, ты согласен.        — Геральт, я в ахуе.       — С того, что тебе тоже настолько понравилось? — не понял ведьмак.       — Нет, с этим все понятно, я всегда любил немного доминировать. В разумных пределах, как у нас с тобой. Я в шоке с того, насколько ты мне доверяешь.        — Хорошие оргазмы, ничего личного, — сыронизировал Геральт и получил увесистый, но шутливый шлепок по бедру.  ***       Ванные комнаты, в которых была и душевая кабина, и сама ванна — гениально, по скромному мнению ведьмака. Особенно, если живешь не один.       Геральт отмокал в горячей воде после того, как принял душ, и ждал, когда Юлиан к нему присоединится. Тот покорно согласился с тем, что нужно срочно помыться, но тут же напрочь отказался вставать.        Наконец, минут через десять, музыкант буквально вплыл в ванну на еле гнущихся ногах и с таким ленивым видом, будто делает над собой самое большое усилие за всю свою жизнь.       — Надо же, даже не температура поверхности Венеры, — задумчиво выдал музыкант, когда опустил пальцы в воду, в которой сидел ведьмак.        Юлиан уже принял душ, истратив, кажется, половину бутылки геля для душа, впрочем, как делал это всегда. И сейчас он так сильно пах какой-то химической смесью ягод, что ведьмак невольно поморщился.        — Остыла.        — Я предпочту думать, — начал Юлиан свои мелодичные рассуждения и нагло перекинул ногу за бортик, залезая в воду, — что ты специально набрал просто-горячей воды, а не опасно-горячей воды, — продолжил он, опускаясь вниз, — чтобы я пришел к тебе. Ловушка сработала, кстати, смотри-ка, ты поймал Оксфордского лектора.        Геральт тихо засмеялся.       Вместо того, чтобы сесть напротив, парень сразу подался вперед и лег Геральту на грудь, уйдя под воду по нос, и прикрыл глаза. Геральт провел руками по его спине, как будто пытаясь смыть въевшийся запах мыла с ягодной отдушкой, и подумал, что, наверное, счастлив. Иначе он не мог описать эмоции, которые испытывал.        — Я знаю, тебе не нравится запах химических средств для душа и ванны, — начал музыкант неожиданно, устроившись чуть повыше, — но я ужасно воняю мужиком после секса.        Геральт беззвучно засмеялся, покачав головой.        — Охуеть, Лютик, знаешь почему?       — Почему?        — Потому что ты — мужик.        — Звучит оскорбительно, когда ты это так говоришь, — буркнул Юлиан и повернулся на спину, упираясь лопатками в грудь Геральта, и откинул голову назад, на его плечо.        — В любом случае, твой естественный запах, как ты выразился, мужика, намного приятнее этой… — ведьмак махнул рукой, разбрызгав воду.       — В смысле? — нахмурился Юлиан и открыл глаза, упершись взглядом в потолок.       — В прямом.        — Очевидно же, что нет. Запах потного мужского тела и запах вишни — совершенно…       — Юлиан. Я чувствую запахи не так, как ты. Должен был выучить уже.       — Не может вишня, даже химозная, пахнуть хуже, чем я.        — Именно этим она и занимается, — проворчал Геральт провел рукой по шее парня, потом по груди, и обратно.        — Может ты просто так меня любишь, что нюх отбило? — усмехнулся Юлиан и накрыл руки Геральта своими.        — Блять, если бы только нюх, — прошептал ведьмак на грани слышимости.       Юлиан вздохнул и снова заворочался, но теперь — сел на бедро Геральта, чуть боком, и обнял его одной рукой за шею, другую — вытянул на бортике.        — Ты одну минуту не можешь спокойно посидеть? — закатил глаза ведьмак.       — Да, не могу. А, и кстати, пойду схожу за…       Геральт молча потянулся рукой назад, взял с тумбочки пачку сигарет и зажигалку, и уже достал одну к тому моменту, как Юлиан договорил:       — …сигаретами на кухню. Охуеть, Геральт.       Геральт согласно хмыкнул, зажав сигарету зубами, и повернул пачку к парню, чтобы он сделал то же самое — как всегда, без рук.       "Щегол, блять."       Ведьмак прикурил обоим и убрал пачку обратно.       — Запах табака или запах химозной вишни?       — Запах табака, — уверенно ответил Геральт.       — Запах химозной вишни или внутренности куролиска?       Геральт поморщился.       — Химозная вишня.       — Запах табака или… меня?       — Твой, определенно.       — Запах кофе или…       Геральт не особо задумываясь отвечал на эти глупые вопросы, и крепко держал музыканта за талию свободной рукой, чтобы тот не соскользнул и не ушел под воду, поднимая шум, брызги, роняя сигарету в воду… Такое уже было однажды, поэтому Геральт решил, что лучше держать его самому. Во-первых, надежно. Во-вторых, если честно, приятно.       Геральт не услышал последний вопрос, потому что уткнулся носом в волосы Юлиана, оставляя поцелуй за ухом. Там не пахло химией, там пахло самим Юлианом, чистой кожей и волосами, и ведьмак почувствовал, что растворяется в этом запахе, а все мысли уходят на второй план.       — Геральт, ты меня слушаешь? Геральт? Щекотно, ай! Не кусайся! Ладно, кусайся, просто без клыков. Ты не ответил, запах шоколада или запах апельсина?