Три категории

      — Геральт, просыпайся! — крикнул Юлиан с порога.       Ведьмак проснулся один и сразу решил, что музыкант снова сбежал от разговора. Неприятно, но ожидаемо, и, если честно, даже немного забавно. Но увидев, что портфель Юлиана на месте, как и куча других мелочей, которые тот берет с собой на работу, Геральт сразу прикинул, что могло быть два варианта развития событий.       Первое: Юлиан проснулся раньше, чем Геральт, и, в ужасе от того, что ведьмак может проснуться с минуты на минуту, забыл надеть часы и взять портфель, просто — умчался на работу буквально голый. Не очень похоже на Юлиана, который в университет собирался каждый день, как на показ мод, но было несколько раз, что ему приходилось убегать на пары с одним телефоном и бумажником. В такие дни Геральт может быть и не хотел знать, как Юлиан в итоге справлялся с ситуацией, но тот ему подробно и восторженно рассказывал, как выкручивался, юлил, лгал и… воровал чужие ручки и блокноты. Он, конечно, мог просто купить себе новые, но, по мнению Юлиана, в этом не было бы романтики.       Ведьмак обожал эти истории, но для приличия ворчал, что сам бы за такие выходки уволил.       Второе, но маловероятное: музыкант ушел в кофейню через дорогу, чтобы купить завтрак и принести Геральту самый безумный кофе, который только мог придумать на пару с бариста. Как-то Юлиан вручил ему… латте, кажется, с огромной шапкой взбитых сливок, политых карамелью, посыпанных маршмеллоу, и, помилуй небо, с настоящим куском торта прямо в этой шапке взбитых сливок. Оттуда также торчали две вафельные палочки, кажется, была радужная посыпка из сахарных звездочек, и… В общем, от одного вида этого "кофе" у ведьмака случилась сенсорная перегрузка.       Геральт точно знал, что ведьмаки не подвержены сахарному диабету. Но посмотрев на этот латте, начинал сомневаться даже в этом.       Второй вариант развития событий, конечно, более приятный, но менее вероятный, а ведьмак привык быть реалистом, так что…       Он принюхался как следует, потрогал кровать, поверхности, на которых могло задержаться остаточное тепло тела, зашел в ванную, на кухню, и сделал вывод — Юлиан ушел где-то минут двадцать назад.       И Геральт совсем не ожидал, что к моменту, когда он это поймет, в замочной скважине щелкнет ключ, а Юлиан ступит на порог и сразу громко позовет его.       — Я проснулся, — проворчал ведьмак и вышел в прихожую.       — Я принес торт!       — Торт? — ведьмак выгнул бровь неверяще.       Он помнил, что Юлиан не особенно любит сладкое.       — Я не знаю, Геральт, я проснулся со стойким желанием срочно съесть шоколадный торт, — защебетал музыкант, стягивая с пяток кроссовки. — Вот либо ешь, либо умри, и я тут же за ним побежал. Будешь? Конечно, ты будешь! Он на твоей совести, потому что зная себя, я сейчас съем половину куска и решу, что никогда в жизни сладкое больше не ем, потому что мне приторно. А тут килограмм! Не знаю, было у меня какое-то… такое… категоричное настроение, я решил, что либо я беру килограмм сразу, либо ничего из этого мероприятия не имеет смысла даже в теории. Тут, знаешь, никаких полумер! Хочу торт, значит, иду и покупаю целиком самый красивый. А то, что я съем только кусочек… уже детали, мой дорогой, уже детали.       Геральт молча подхватил коробку с тортом, которую Юлиан буквально кинул ему в руки, и нашел себя на том, что ему весело, ему нравится это легкое безумие поэта, ему смешно от "никаких полумер", и он совсем не против килограмма шоколадного торта. Если он не умер от того кофе, не словил передозировку сахаром… то от какого-то шоколадного бисквита ему точно ничего не будет.       — Геральт, ты не будешь запивать шоколадный торт чаем с тремя ложками сахара.       Ведьмак зло захохотал.       — Кто меня остановит, ты? — Геральт насмешливо ткнул парня в живот чайной ложкой.       — Я! Я и остановлю, причем ценой своей жизни, Геральт! Нет, пожалуйста! Это же невкусно! Это же торт!       Юлиан понял, что его слова не вызывают никакого эффекта, поэтому выхватил у ведьмака из рук сахарницу. Геральт хмыкнул саркастично и… зачем-то всерьез ввязался в утренний бой за нее. Не очень, правда, понял, каким образом они с музыкантом оказались на полу, все в сахарном песке, целующимися — но…       Стоит признать, Юлиан своего добился. Ведьмак действительно не будет чай с сахаром — никто вообще не будет ничто с сахаром. Весь сахар на полу перемешан с осколками фарфора.       Геральт аккуратно приподнял музыканта за бедра над полом, и прислонил к себе, потому что знал — неловкое движение (то есть, любое движение Юлиана) и тот порежется.       — Нет, ну в самом деле, — прошептал Юлиан, когда Геральт отодвинул рубашку с его груди и перешел поцелуями к ключицам. — Поначалу ты просто отзывался о шоколаде, как о "первой категории вещей", и просто добавлял в свой американо сироп. Потом ты стал есть шоколадные батончики каждый день. Потом стал заказывать себе десерты. Я на прошлой неделе принес тебе кофе, от одного вида которого мне было страшно — там был кусок бисквита! Настоящего! Прямо во взбитых сливках! И ты даже не поморщился, смел его за пару минут! И теперь — ты собрался запивать шоколадный торт чаем с несколькими ложками сахара. Геральт, я в ужасе. Геральт, слышишь меня? Сахарная зависимость хуже героиновой, ведьмак, ты слушаешь?       — Мхм, — ответил он и медленно поднялся с пола, держа его на весу.       Он слушал вполуха, потому что думал сейчас о том, как ему босиком пройти через этот ужас и не наступить на осколки. Раны на ступнях — самые неприятные. А главное, сейчас Геральт не мог различить даже со своим отличным зрением, где на полу поблескивает сахар, а где — осколки белого фарфора.       Юлиан крепко обвил его талию бедрами и постарался не ерзать, чтобы не мешать Геральту в очередной раз вытаскивать их обоих из опасной ситуации, которую он создал.       — Чем опасна сахарная зависимость? — задал наводящий вопрос Геральт, когда они оказались в гостиной. Прохождение полосы препятствий на кухне прошло успешно — ноги ведьмака остались целы.       — Чрезмерное употребление, скажем так, портит обмен веществ, ведет к избыточному весу, увеличивает риск развития заболеваний, связанных с сердцем, печенью… Так. Стоп.       — Мхм.       — Тебе ничего из этого не опасно, — вздохнул Юлиан.       — Бинго, — кивнул Геральт и сел в кресло, устроил Юлиана у себя на коленях и вернулся к поцелуям.       — А как же сам факт зависимости? Тело привыкает к сахару, ты не можешь думать без него, нормально существовать вообще, только и ждешь, когда появится возможность…       — Ключевое слово: привыкает, — перебил его ведьмак и потянул его расстегнутую рубашку назад.       — Блять… ты регенерируешь быстрее, чем заканчивается цикл привыкания… — дошло до Юлиана. Он драматично стукнулся лбом о плечо Геральта и подытожил: — Я идиот.       — Мхм, — ведьмак провел руками по его спине, скользнул по талии, потянул пояс брюк на себя: зазвенела пряжка.       — Но нет, я все еще непреклонен, ты не будешь пить чай с сахаром под торт. Нет.       Геральт усмехнулся, оторвался от его шеи, глубоко вздохнул, но скорее иронично, чем устало, и кивнул в сторону кухни.       — Никто теперь не будет пить чай с сахаром, Юлиан.       — Да, теперь придется его выбросить, его от фарфора уже не отделишь…       — Почему, — задумчиво сказал ведьмак и снова опустился к груди Юлиана, чуть наклоняя его корпус назад и придерживая руками. Сквозь поцелуи он начал рассуждать: — Можно ведь сделать сахарный раствор: кристаллы растворятся в воде, а вот фарфор — нет. После этого кристаллизовать обратно, проще простого, только нужна большая емкость, фильтр…       — Проще простого, — прошелестел музыкант и совсем забыл, о чем они говорили, когда Геральт прикусил кожу на его груди. ***       Съесть торт они смогли только через полтора часа — пришлось, плюс ко всему, идти в душ и долго оттирать от кожи растворившийся на ней сахар, к которому уже успела прилипнуть пыль и грязь. Юлиан не жаловался на это, потому что был не в настроении жаловаться сейчас, но немного расстроился, когда понял, что придется гладить другую рубашку, потому что в этой на работу идти будет просто стыдно.       Геральт нашел себя на том, что готов был бы погладить тому сотни рубашек, только бы тот был доволен, но очень вовремя остановил эти мысли по нескольким причинам:       1. Он не будет заниматься этой хуйней.       2. Он не умеет заниматься этой хуйней.       3. В случае провала будут испорчены ткани, о цене которых ведьмак не хотел бы знать.       4. В случае успеха рухнут последние границы, отделяющие по смыслу их дружбу и любовь от самого настоящего человеческого замужества.       (Геральт не был уверен, что эти границы еще не рухнули, на самом деле, но очень надеялся на это.)       Неожиданно ведьмак вспомнил, что свои рубашки находит в шкафу Юлиана уже… поглаженными. Музыкант выделил ему отделение в гардеробной, которое ведьмак занял едва ли наполовину, просто потому, что у него не было столько вещей, блять, и каким-то образом…       "Пиздец. Почему я никогда раньше об этом не думал? Он гладит мне рубашки. Нахуя он это делает, нахуя вообще их гладить, тем более — мне, он что, больной?"       "Никакой границы нет, она не то, что рухнула — она потонула, опустилась на дно океана, на самую глубокую точку поверхности, туда, куда не доходит ни единый фотон света, и, блять, там же и рассыпалась на молекулы. Ебучий случай!"       — О чем думаешь? — с улыбкой спросил Юлиан и отломил ложкой еще один небольшой кусочек торта.       Было решено есть прямо из коробки… Точнее, ведьмак ничего не решал. Музыкант сказал, что сегодня есть нужно исключительно как варвары, прямо из коробки, и желательно при этом сидеть на столе. Именно этим он и занимался, правда ел, всё-таки, очень скромно: по маленькому кусочку, аккуратно и медленно. Геральт без стыда смел уже где-то четверть, но сидеть предпочитал на стуле.       — О том, нахуя ты гладишь мне рубашки.       — В смысле!? — взвился парень. — А ты хочешь ходить в мятом? Конечно, ты хочешь ходить в мятом! Ужасно, мой дорогой, никогда у меня больше не спрашивай это, возмутительно, а главное — бесчестно. Я ранен в самое сердце!       — Ранен он, блять, в самое сердце, — проворчал Геральт.       Юлиан покачивал ногой, сидя на столе перед ведьмаком, и щебетал о моде и теории цвета — ведьмак слушал, но не вдумывался. Свежая белая рубашка парня была настолько идеальной, что резала ведьмаку глаза, как и весь его образ: плотные светлые джинсы, голубой пиджак, жемчужная нить на шее — он как будто шел не работать, а хвастаться своим чувством стиля и цвета. Может быть, так всё оно и было.       — Лютик, п…       — Нет.       — Ты даже не дослушал, — мрачно сказал Геральт и посмотрел ему в глаза прямо.       — Я знаю этот тон, — быстро сказал Юлиан, в одно движение спрыгнул со стола и подошел к раковине, чтобы положить туда ложку и чашку.       Геральт зажал переносицу, досчитал про себя до пяти и встал со стула, чтобы подойти к Юлиану.       — Ты не можешь вечно убегать от разговора. Просто послушай то, что я хочу тебе сказать.       — Я знаю, что ты хочешь мне сказать, и мне это не нравится.       — Да? И что же?       Юлиан не стал отвечать, только поджал губы и нахмурился.       — То, что происходит…       — Нет! Ничего не происходит! — вскрикнул Юлиан и повернулся обратно к кухонному столу, чтобы убраться и на нем.       "Как ты заебал меня со своей шизой, блять."       "Какого хуя я все еще хочу тебя поцеловать, я не знаю. Причем даже больше, чем размазать твою пустую черепушку по асфальту."       Геральт тяжело вздохнул, и, когда он уже собрался продолжить уговаривать Юлиана просто поговорить, тот неожиданно запел.       Сначала он несколько раз хлопнул в ладоши и покачал головой, чтобы поймать ритм музыки, которая, судя по всему, уже звучала в его голове, потом крутанулся на месте и сделал красивую танцевальную “волну” корпусом.       “I, I       Oh, I'm down on my knees,       Mercy, whoa-oa-o, baby”       (Я, я       О, я стою на коленях,       Помилуй, оу-оу-о, детка)       “Preach!       M-m, teach me, baby, teach,       Oa, preach it, baby, preach…”       (Читай мне мораль!       М-м, поучай меня, детка, поучай,       О, читай мне мораль, детка, читай…)       Геральт бы решил, что это ему снится, потому что… Даже несмотря на то, что это вполне в стиле Юлиана и достаточно хаотично, чтобы быть правдой, всё-таки… буквально утанцовывать от разговора — это слишком.       Каждый раз, когда ведьмак думал, что его уже точно ничем не удивишь, Юлиан брал новую вершину.       (Или пробивал очередное дно, тут уж как посмотреть.)       Музыкант самозабвенно пел какую-то современную мелодию и медленно, но неумолимо, продвигался в танце с кухни в гостиную, на ходу хватая свои вещи: телефон со стола, ноты с рояля, портфель с тумбочки…       Юлиан, распеваясь все громче и веселее, накинул на плечи пальто, кое-как повязал шарф на шею одной рукой, прыгнул в ботинки, не удосужившись их расшнуровать, и вылетел из квартиры на лестницу, стуча каблуками по кафелю.       Геральт был в ахуе.       Ему даже потребовалось пару минут, чтобы точно удостовериться, что он не сошел с ума. Потому что все выглядело так, будто это ведьмак поехал кукухой, а не его шебутной поэт-музыкант-сука-менестрель-бард-любовник.       — Ну нет, хуй с два, — рыкнул Геральт и пошел переодеваться. Быстро накинув косуху, он сунул в карман бумажник, телефон, ключи и выбежал из квартиры максимум на пару минут позже Юлиана.       Едва он закрыл за собой дверь и двинулся в сторону лестницы, ведьмак подумал, что можно не тратить время и просто прыгнуть из окна — четвертый этаж, он даже не напряжется при приземлении, но он тут же решил, что так сильно пугать людей на оживленной улице дорогого района точно не следует.       Хотя…       Нет, ведьмак уверенно двинулся вниз по лестнице, перепрыгивая через каждые две-три ступени, и пытался не хохотать злостно на ходу.       "...можно не тратить время и просто прыгнуть из окна…"       Не хохотать не получалось.       Геральт оказался на улице и уже повернул в ту сторону, в которую обычно музыкант уходил каждое утро, но остановился так резко, что чуть не сбил пару прохожих.       "Не так просто, точно не так просто."       Геральт глубоко вдохнул и сосредоточился. Слух не смог ничем помочь, вокруг было слишком много звуков, но вот запах…       "Идиотский вишневый гель для душа. Собственный запах тела, сильный и терпкий после секса. Запах шоколадного бисквита, крепкого черного чая, дезодоранта, парфюма, геля для бритья с мятой…"       Геральт за секунду разобрал нужную нить запаха в воздухе и двинулся по ней. Очень сильно облегчало задачу то, что сейчас Юлиан плюс ко всему пах ведьмаком, а свой собственный запах Геральт знал идеально: он не раз возвращался к своему лагерю просто по запаху, когда был настолько вымотан схваткой, что не мог даже напрячь глаза, чтобы разглядеть в ночной темноте хоть что-либо. Нюх ведьмака работал безотказно в любом состоянии, а сейчас — тем более.       "Значит, пошел в другую сторону, на случай, если я пойду за ним. Умно", — подумал ведьмак и завернул за угол дома, пробежал два квартала и… нить запаха оборвалась на автобусной остановке. Судя по остаточному запаху выхлопных газов, транспорт отправился именно в тот момент, когда ведьмак оказался на улице.       Геральт так хищно ухмыльнулся, что старая женщина, проходящая мимо него по дороге, буквально перекрестилась.       "Забыл надеть очки", — пронеслась в его голове мысль.       Геральт побежал обратно, почти влетел на подземную парковку и прыгнул на мотоцикл.       Ведьмак прекрасно знал, что Юлиан любил ходить на работу пешком, даже несмотря на то, что до университета было сорок минут ходьбы. Парень считал, что заводить машину, искать парковку, заезжать на заправку каждые пару дней только ради того, чтобы сократить путь до десяти минут, просто нецелесообразно. Ведьмак же считал, что это потому, что у поэта шило в жопе, и если он не будет бродить где-нибудь хотя бы день, то сойдет с ума.       Вероятно, именно это он уже и сделал. Может быть как раз потому, что сидел весь август дома.       Геральт великолепно знал город, но маршруты транспорта он, очевидно, не учил. Поэтому он понятия не имел, как быстро автобус довезет Юлиана до университета, но если тот поедет прямо, то… Геральт может опоздать, и когда музыкант попадет в здание Оксфорда, то ведьмак точно его так быстро не отыщет. Он проводил в этом идиотском университете времени больше, чем у себя дома, это почти его крепость. Как для Геральта был когда-то Каэр Морхен.       Ведьмак рассудил, что прямой рейс без остановок был бы слишком большой удачей даже для Юлиана, который, скорее всего, сел в первый попавшийся транспорт, поэтому Геральт просто прибавил газу, но особенно не психовал.       Насколько можно было не психовать в данной ситуации.       Геральт доехал до главных ворот за девять минут — может быть, где-то он и нарушил скоростной режим, но если ему придут штрафы за превышение, то он оплатит их не просто спокойно, он оплатит их с удовольствием. С таким злым, мрачным удовольствием.       Потому что у университета запаха Юлиана не было, а значит, Геральт приехал первым. Он посмотрел на часы: час дня. Судя по вчерашнему разговору, пары должны начаться в три часа.       Геральт припарковал мотоцикл у главных ворот, там, где люди парковали свои велосипеды. Ведьмак от безделья начал рассматривать их: для некоторого транспорта он даже не знал названия.       "Это… электрический самокат. Насколько вообще нужно быть ленивым… А это? Хуй знает. Колесо. Блять, просто колесо, как на этом ездить?"       Ведьмак привалился к мотоциклу и достал телефон. Он зашел на сайт университета, посмотрел расписание звонков, увидел, когда пары начнутся с точностью до минуты, и принялся ждать.       Где-то через полчаса к университету начали стягиваться студенты — видимо, их сняли с занятий на те мероприятия, которые проходили не на территории учебного кампуса, но, судя по забитой всякой электронной хуйней парковке, сняли всё-таки не всех. Геральт понятия не имел, зачем делает эти выводы, но он так привык постоянно анализировать и делать выводы, что остановиться не смог.       Проходящие мимо него студентки и студенты смотрели с таким интересом, что Геральту даже стало немного некомфортно. Потому что это не был презрительно-испуганный интерес. Это был интерес, подразумевающий, что можно подойти, взять номер телефона, пригласить на кофе (может быть, сразу домой) — такой интерес.       Геральт помнил, как шел по улице примерно любого города в своём мире, и слышал в спину, что он… самыми приличными “кличками” были, вроде, "псина", "зверь" и "плохой знак". Он уже привык, что люди этого мира дружелюбные, но вот чтобы пять человек подряд, проходя мимо, соблазнительно улыбнулись или подмигнули — такого еще не было.       "Каждый день, блять, что-то новое."       Конечно, проходящая мимо молодежь принимала его за обычного… представителя субкультур. Принимала его седые волосы за необычное и хорошее окрашивание, желтые глаза — за дорогие линзы с реалистичным эффектом, а оружие за спиной — как косплей. Если они вообще взглядом останавливались на чехле для мечей за его спиной, и если вообще думали о том, что может находиться внутри. Геральт не снимал обычно крышку чехла в черте города, так что рукоятей мечей видно не было.       Ведьмак с ужасом подумал, что кто-то мог принять это… за чехол для музыкального инструмента. Кажется, он вполне мог сойти за поклонника тяжелой музыки. Байк вообще добавляет картине какой-то законченности…       Геральт чертыхнулся и тряхнул волосами. Теперь понятно, почему каждый проходящий мимо уже мысленно раздевает Геральта, судя по взгляду. Никто не думает, что он опасен.       Все думают, что он просто щегол.       Хотя, всё-таки, познакомиться никто так и не подошел — как только спешащие на пары студенты сталкивались с ним взглядом, всё их желание пропадало: Геральт сидел с выражением лица, которое Юлиан называл "оскорбительное безразличие".       Ведьмак прождал сорок минут, потом — час. В итоге не выдержал, попробовал просто напросто позвонить Юлиану — но абонент был недоступен. Геральт вспомнил, что тот, скорее всего, забыл свой павер банк с котиком, а значит, у него сел телефон прямо в дороге.       (Юлиан всегда таскал с собой один или два павер банка, это была его привычка путешественника. Одна из студенток, заметив это, наклеила на один из павер банков музыканта большую картинку с нарисованным и крайне идиотским котом. После этого он стал носить с собой только его, а тот павер банк, которому не посчастливилось оказаться с наклейкой на боку корпуса, лежал дома разряженный.)       Наконец, за полчаса до начала занятий к остановке университета подъехал старый и немного ржавый автобус, а из него вышел Юлиан. Один.       Причем, вышел он так, по скромному мнению ведьмака, как будто его прямо на остановке собираются снимать для кино — красиво качнул головой и посмотрел по сторонам, перед тем, как сделать шаг на землю, и перепрыгнул ступеньки, вместо того, чтобы выйти из автобуса как нормальный человек.       Хотя, весь его вид как будто подразумевал некую кинематографичность: бежевое длинное пальто, белый шарф, коричневый деловой портфель, красивый беспорядок на голове, эти дурацкие сережки в ушах (которые ведьмак хотел откусить примерно постоянно). Для того, чтобы закончить образ, не хватает только стаканчика с кофе в руках и… чего-то вроде круассана, зажатого в зубах, как будто он бежит, и завтракает на ходу. Именно так, как будто в таком виде выходят из дома те, у кого не было времени позавтракать. Как будто они не вертятся полчаса у зеркала, решая, сегодня нужно надеть жемчужную нить с белыми или персиковыми жемчужинами…       "Щегол."       Юлиан повернулся в сторону главных ворот, на ходу наматывая шарф покрепче, и встал, как вкопанный, когда увидел наблюдающего за ним Геральта, расслабленно прислонившегося к мотоциклу.       Ведьмак усмехнулся и отсалютовал ему стаканчиком с кофе, который успел взять себе, пока ждал.       Музыкант сделал шаг, выйдя из оцепенения, и чуть не споткнулся, мигом растеряв всю свою киношно-театральную ауру. Наконец, он быстрым шагом дошел до Геральта, забрал из его рук стаканчик с кофе, отпил, поморщился, и сказал:       — Сел не на тот автобус.       Геральт засмеялся и забрал свой кофе обратно.       — Расскажи.       — Рассказать? Ладно, — парень бесцеремонно поставил свой портфель на мотоцикл ведьмака и снова начал разматывать-заматывать свой шарф, пока рассказывал: — Я сел на первый попавшийся автобус, а я же понятия не имею, как они ходят, я пешком всегда и в любую погоду. Увидел, что написано прямо — останавливается у здания Оксфордского университета, я не ожидал подвоха! Расслабился, сел у окна, достал телефон, списался с Карен… и телефон сел. А павер банк я не взял! Я поднимаю взгляд, а за окном — лес. Лес, Геральт! Я на окраине! Я к водителю — а он мне: "Пацан, так в объезд же едем, маршрут круговой. Хочешь, я остановлю, выходи." Блять, и куда я, в этом светло-бежевом пальто, на прилесную дорогу в декабре? Говорю, нет, ладно, едем… Пацан, черт возьми, ну какой я пацан? Почему пацан? Посмотри, разве я — пацан!? Да я..! Ох, я отвлекся. В общем, Геральт, мы объехали весь Оксфорд — по кругу буквально. Остановились на всех остановках. Большую часть времени я ехал один — понимаешь, никто, видимо, на этом автобусе не ездит, потому что маршрут ебнутый. Зато, пока я ехал, я выучил партию — делать было нечего, так что сидел, читал ноты. Заполнил, наконец, журнал. В общем, поработал с видом на город, может быть, это даже было романтично в какой-то степени: я, такой красивый, в этом старом ржавом автобусе, читаю Шопена… Что-то в этом есть, да. А ты?       — Что — я? — спросил Геральт, тяжело вздыхая от смеха.       — Геральт, пары начнутся через двадцать минут, я не успею ни о чем с тобой поговорить просто физически.       — Я знаю, — кивнул ведьмак. — Но разговор не окончен.       — Погоди, то есть… Ты ехал через весь город, ждал меня полтора часа, чтобы просто сказать… что разговор не окончен?       — Мхм, — ведьмак кивнул и допил свой кофе одним глотком.       Юлиан глупо кивнул в ответ, моргнул несколько раз, и похлопал Геральта по плечу, засмеявшись.       — Я тебя обожаю, мой дорогой, — сквозь смех пропел парень, стукнулся лбом в свою руку, которая все еще лежала у ведьмака на плече, и продолжил тихо смеяться.       Геральт молча возвел глаза к небу и сцепил руки на груди.       — Геральт, — начал Юлиан серьезно, когда отсмеялся, и отстранился, положив ладони на локти ведьмака. — Я пользуюсь своим правом вето, извини. Я знаю, я никогда им не пользовался, но это потому, что тебе было бы на него плевать. Теперь, я вижу, тебе не плевать, и я имею достаточную наглость, чтобы разыграть эту карту. Я знаю, ты хочешь помочь. Я люблю тебя. Но хватит рыться в моей голове, там и так беспорядок. Я сам разберусь со своими демонами, но мне нужно немного… воздуха. Ты был прав, когда говорил, что я намного более скрытный, чем кажусь. Мне жаль, если это задевает или разочаровывает тебя, я сам только недавно понял эту деталь о себе… Прости. Больше никаких "поговори со мной", "говори вслух" и "о чем разговариваете", я не выдерживаю. И я непреклонен.       Геральт выгнул бровь в ответ на этот серьезный, взрослый и мрачный монолог.       — Если бы ты так со своими студентами разговаривал, не пришлось бы ныть, что они опять просят у тебя зачет, ничего при этом за семестр не выучив, — проворчал ведьмак и добавил громче: — Ладно, разбирайся сам. Просто пообещай, что разберешься.       — Обещаю, — сразу же ответил парень и улыбнулся.       "Надо было уточнить, как он разберется, потому что пойти и прыгнуть под поезд — тоже, блять, в какой-то мере решение проблемы", — тут же подумал ведьмак, но было уже поздно добавлять пункты в договор.       — Мой дорогой, — продолжил Юлиан мягко, — если ты будешь обижаться на меня, то я очень расстроюсь… но решение не поменяю. Но буду страдать, так и знай, хотя и останусь непреклонен, всё равно буду плакать. Много, долго и горько плакать.       Геральт фыркнул и покачал головой.       — Такой ты манипулятор, это пиздец.       — Я!? Никогда! Никогда я никем в своей жизни не манипулировал, любовь моя.       Геральт улыбнулся и, кажется, вызвал этим у Юлиана небольшое оцепенение — тот всегда замирал и округлял глаза в каком-то благоговейном выражении, когда ведьмак улыбался. Было желание вообще никогда не улыбаться больше, потому что это был слишком влюбленный взгляд, но не улыбаться рядом с этим идиотом для Геральта было совершенно невозможно, как и смеяться. Ведьмак не помнил, когда вообще в своей жизни столько смеялся и улыбался, и казалось, что никогда.       Геральт лениво, но крепко взялся за пояс Юлиана на боку и потянул парня на себя, чуть роняя, и поцеловал. Тому пришлось немного наклониться, чтобы ответить, потому что Геральт почти сидел, привалившись к припаркованному мотоциклу, и как следует схватиться за плечи ведьмака, чтобы не упасть.       Геральт обожал целоваться. Он всегда знал, что с любимым человеком все ощущается в десять раз ярче, и даже, блять, взаимная дрочка с тем, от кого у тебя мурашки по коже, лучше очень хорошего, разнообразного и профессионального секса с тем, с кем просто проводится одна ночь, но… с поэтом он ощущал все так, будто яркость чувств выкрутили на максимум, причем намного больше, чем в десять раз. Может быть, во все пятнадцать. Или даже в сотню, если быть честным.       А может быть, дело в том, что Юлиан целовался лучше всех из тех, с кем ведьмаку посчастливилось сблизиться. Хотя, он понимал, что "целоваться лучше всех" попросту невозможно, слишком много параметров и слишком много различных предпочтений. В конце концов, если можно было бы целоваться действительно лучше всех, то непременно были бы соревнования поцелуев. На которые, кстати, Лютик бы поехал с таким же энтузиазмом, с каким каждый год в том мире ездил на соревнование бардов.       И точно бы победил, потому что такую правильную пропорцию из страсти, которая не становилась вызывающей, открытости, которая не становилась противной, и трогательной любви, которая не становилась некомфортной — не выдавал Геральту никто и никогда.       "Прекрасно, блять, теперь я рассуждаю о поцелуях", — с раздражением подумал ведьмак и немного мстительно прикусил Юлиана за губу.       — Профессор… Профессор! Профессор Леттенхоф!       Юлиан оторвался от поцелуя, но не отстранился от Геральта, продолжая держаться за его плечи. Музыкант посмотрел в ту сторону, откуда послышался звук, и бессознательно провел языком по губе. Геральт на звук не повернулся, потому что ему было не интересно. Интересно ему было, на самом деле, это легкое движение языка по верхней губе, и ничего больше.       — А? — глуповато выдал он, медленно моргнув.       Ведьмак наконец повернул голову в сторону источника звука: у ворот стояла молодая девушка, явно запыхавшаяся на бегу, с портфелем за спиной, рыжими волосами, прилипшими ко лбу, и смотрела на Юлиана удивленно, но, по скромному мнению ведьмака, недостаточно для данной ситуации.       — Пара! Началась… — девушка кинула взгляд на экран телефона, — три минуты назад.       Юлиан быстро выпрямился, схватил свой портфель, смахнул с пальто невидимые пылинки и крикнул уверенно в ответ:       — Добежишь до аудитории быстрее меня — опоздание не отмечу!       — Да вы никогда и не отмечаете опоздания…       — Вот сегодня и начну! — провозгласил музыкант очень серьезно, наклонился к Геральту, чтобы оставить у него на лбу едва ощутимый и быстрый, смазанный поцелуй, и побежал к воротам.       Девушка побежала к лестнице главного входа, едва услышала последнее, поэтому была на много метров впереди, плюс ко всему, она изначально стояла ближе. Геральт знал, что Юлиан может бегать намного быстрее, но видел, что тот особенно не напрягается, просто идет уверенными, скорыми и широкими шагами. Ведьмак смотрел ему вслед и старался не думать. Потому что каждая мысль, которая шла в голову, была мрачной, но бежевое пальто, белый шарф и голубые джинсы удаляющейся фигуры Лютика были такими светлыми… Как будто сами источали свет, а не отражали его. Смотря на то, как музыкант лениво, но уверенно открывает главные двери, чтобы зайти в университет, ведьмак не хотел думать о плохом. Ничего не хотел думать.       Вообще ничего не хотел.       Хотел прокатиться по привычным маршрутам вокруг города, надеясь найти новые лесные или городские дороги, хотел заехать в книжный магазин и купить несколько новых книг (Геральт обнаружил, что его чувствительные глаза устают от чтения с экрана, поэтому решил вернуться к бумажному формату), может быть, сегодня он даже не возьмет ничего по психологии. Геральт подумывал о том, чтобы взять себе какой-нибудь физический-математический научпоп, потому что оказалось, что школьные учебники по точным наукам для него уже слишком простые, а учебники по точным наукам для университета для него излишне сложные, но, что главное, бесполезные. Слишком точно, слишком теоретично, совершенно не практично.       Геральт прекрасно знал, как была устроена физика его мира на том уровне, на котором ее там изучили ученые. Но тот уровень науки, который он увидел здесь, не только восхищал его, но и немного пугал. Поначалу он не хотел ничего знать про эти… микросхемы, радиоволны, излучения… Но потом случилась королева кикимор, надутая электричеством по самые яйца, а потом Юлиан подарил Геральту мотоцикл. И там уже стало не до идеологических рассуждений и желаний, надо было разбираться, как работает мир. Чтобы, во-первых, уметь на всякий случай отличить электрогенератор от гудящей коробки, и, во-вторых, знать, что делать в случае опасности.       Геральт был рад, что пришел мыслями к науке, и решил продолжить думать в ту сторону, не отвлекаясь на ужас, который дышал в спину.       Он просто надеялся, что поэт справится сам со своей шизой, как и обещал. А Геральт… ненавязчиво побудет рядом, просто посмотрит со стороны, так сказать, как успехи, и если что, вдруг, предпримет что-нибудь, если это, конечно, понадобится. ***       — Это… Геральт, это что… Это радужные маскарадные рожки на батарейках? Мой дорогой, ты не заболел? Это мне!?       — Я подумал, что ты будешь в восторге от этой тупой хуйни, — прямо сказал ведьмак и перелистнул страницу новой книги, которую читал сейчас.       Там было что-то про Эйнштейна, причем, больше про его жизнь, чем про его открытия, по ощущениям ведьмака, хотя он точно помнил, что брал из раздела научной литературы, а не биографической.       По пути домой Геральт увидел магазин хэллоуинских костюмов. И черт его дернул зайти, потому что он сразу словил сенсорную перегрузку, но он увидел идиотские ободки с рогами на витрине, поэтому пройти мимо не смог.       Они были на батарейках и светились.       Геральт решил, что это необходимо взять для музыканта, просто чтобы посмотреть на его реакцию. Реакция была то, что надо: глаза Юлиана блестели ярче, чем светодиоды в этих уебских радужных рогах.       (В магазине продавали два вида: черный ободок с красными рогами, и белый ободок с радужными рогами. Геральт взял вторые, хотя и считал, что первые пойдут Юлиану больше. Просто он точно знал, какие из двух пар вызовут у Юлиана максимальный восторг.)       — Я не то, что в восторге, я… — Юлиан включил цветные огоньки и надел ободок на голову. — Я никогда больше их не сниму. Я пойду в них завтра на работу. И куплю… сотню батареек, чтобы они никогда не гас…       — Я купил тебе батареек, — вздохнул Геральт и кивнул на коробку с ними, на которую Юлиан не обратил внимания.       Там было сто штук.