Три категории

      Когда Геральту позвонили и сообщили, что найден горе-ученый, который разводил сколопендроморфов, он удивился. Но не тому, конечно, что этот человек смог бежать от слежки так долго, ведь не было ничего проще в этом мире, чем затеряться в толпе. Геральт был в самом деле удивлен тому, что спецслужбы, оказывается, не сидели сложа руки все это время, а действительно искали его. Потому что у ведьмака создавалось впечатление, что те полгода пинали хуи.       Разумеется, Геральту сказали, что ждут его присутствия на допросе ученого по нескольким причинам, которые ведьмак понимал и в достаточной степени одобрял. Во-первых, это было его задание, так что Геральт автоматически был причастен. Во-вторых, он специалист по нечисти в сто раз лучше, чем идиот-биолог. И в третьих, если в процессе допроса окажется, что этот человек успел настругать еще пару десятков монстров, действовать нужно будет без промедлений.       "Это всё, конечно, охуенно, — мрачно подумал Геральт и посмотрел на Юлиана, который сидел в кресле напротив и заполнял журнал, лежащий на его коленях. — А куда этого придурка? У него экзамены, его из Оксфорда не вытянешь даже на выходные."       Юлиан действительно был очень сильно загружен. Чем ближе была зимняя сессия, тем глубже становились его круги под глазами. Ведьмак даже попробовал предложить ему спать тот час-два в день, которые они тратят на секс, но Юлиан отказался с такой яростью, что ведьмак ехидничал над ним весь вечер и даже весь следующий день. Так оскорбиться с предложения перестать ненадолго трахаться каждый день мог, конечно, только Юлиан.       В какой-то момент Геральт поймал себя на том, что заказывает еду на дом как раз к тому времени, когда Юлиан возвращается из университета, будит его по утрам с кофе, если тот не просыпается самостоятельно, и старается как можно чаще напоминать ему, что надо отдохнуть.       Этим утром Геральт отвез его в университет. Музыкант настолько сильно не хотел просыпаться, что не помогла даже чашка крепкого кофе с корицей. Геральт не поверил сам себе, когда предложил Юлиану поспать еще полчаса-час, а чтобы тот не опоздал, ведьмак пообещал, что отвезет его на пары сам — сказал, что за девять минут он будет у главных ворот. Юлиан не успел поделиться своим мнением на этот счет, тут же закрыл глаза и провалился досыпать драгоценные минуты.       Проснулся на самом деле он только тогда, когда сел на байк — Геральт специально ехал неаккуратно, чтобы Юлиан немного взбодрился. Несмотря на то, что ездить по зимней слякоти было неудобно и сложно… Геральту понравились эти удивленные визги Юлиана на поворотах, а также его руки, вцепившиеся в куртку ведьмака с такой силой, что, кажется, скрипела ткань.       В общем, Геральт был в шаге от того, чтобы позвонить и сказать, что ни на какой допрос он не едет, и отправить Эскеля вместо себя. Хотя, пришлось бы объясняться, как второй ведьмак попал на задание, но Геральту было честно похуй. У него не было работодателей, он — наемный рабочий по контракту. Если министерству что-то там не понравится, то Геральт посмотрит с удовольствием на то, как они попытаются разорвать контракт в таком случае. Контракт, в котором, плюс ко всему, подробно описаны пункты о неразглашении.       Контракты помогала составлять Йеннифэр, и, естественно, она составила их так, что Геральт чувствовал себя даже свободнее, чем без контракта, что парадоксально.       От чародейки ее уровня, от той, кто десятилетиями плел политические интриги, меньшего ожидать не стоило: договор был написан так, что правительство должно было чувствовать себя более скованно, чем ведьмаки.       Сама она, однако же, какие-либо сделки с министерством заключать отказалась, как и другие чародейки. Во-первых, даже если они и хотели бы вновь вовлечься в политические интриги, им нужно было сначала узнать, какая обстановка в этом мире в целом. Во-вторых, что странно, никто из них не горел желанием это делать. Геральт удивился, когда узнал это, но не слишком сильно: он понимал, что время меняет многое, а последние события… подтолкнули всех выживших к правильной расстановке приоритетов.       Так что Йеннифэр занялась индивидуальной предпринимательской деятельностью и… помощью ведьмакам. С эликсирами, с лечением, с хаосом, со всем, что нужно им для того, чтобы монстры, пришедшие в этот мир, быстро из него пропали. И делала все это крайне успешно, ведь опять же, этого и стоило ожидать от чародейки такого уровня.       Когда-то Геральт думал, что Йеннифэр — самая красивая женщина в мире. Теперь… он, в принципе, мнение не поменял. Но это все было не важно, ведь Йеннифэр, на самом деле, была самым умным человеком в мире. И не меньше точно.       Потому что она по обыкновению спасла ситуацию.       Сказала Геральту, чтобы он ехал на допрос, а следить за Юлианом отправила Цири.       "Рокировка, блять, какая-то", — беззлобно подумал ведьмак.       В самом деле, это было отличной идеей, Геральт доверил бы Цирилле не только поэта и всю его шизу, но и собственную жизнь, жизнь всего мира, всей вселенной и… чего угодно, что стояло над этим, если вообще стояло.       Конечно, Геральт не думал, что музыканту нужен постоянный присмотр, но он, если честно, думал, что… музыканту нужен постоянный присмотр. Но в другом смысле.       Ведьмак был совершенно спокоен, когда Юлиан уходил на работу, к друзьям и за покупками, потому что в эти моменты Юлиан был среди друзей и занимался тем, что любит, а в такие моменты, как уже выучил ведьмак, все было в порядке.       Геральт боялся оставить его надолго одного. Потому что тогда этот идиот начинал думать. А когда он начинал думать, он почти всегда разбивался на кусочки.       Даже несмотря на то, что Юлиан немного отстранился от него в плане собственных эмоций и мыслей, всё равно ведьмак научился различать, когда нужно оказать поддержку. И Геральт очень боялся не оказаться рядом в нужный момент и оставить Юлиана со своими демонами наедине. Что делать вообще с этими "демонами", как выразился сам музыкант, ведьмак не знал. Он привык убивать, а тут, очевидно, такой опции не было… а жаль, на самом деле. Если бы можно было залезть Юлиану в голову и порубить бездну на кусочки, а потом вынести, отделив от личности поэта, ведьмак бы сделал это с удовольствием. Но это была бездна, а значит, рубить было нечего.       "Так ведь? Надеюсь, я делаю правильные выводы."       Пустоту не убить, пустоту можно только… заполнить.       Геральт бы с удовольствием заполнил ее собой, если бы мог, но он… не мог.       Он все еще думал о решении проблемы, конечно. Исписал уже три блокнота, посматривал на четвертый, но подсознание, как назло, ничего нового ему так и не выдало. Самое яркое озарение из последних — чертовы светящиеся рога.       (Юлиан носил их, не снимая, неделю. А потом отдал ребенку на улице, потому что тот плакал. Геральт спросил, почему, ведь знал, что поэт терпеть не может детей. Юлиан ответил, что именно потому, что терпеть их не может — и их рёв в особенности.       Геральт чуть не загоготал, когда понял, что, оказывается, Юлиан врал ему все эти сорок с лишним лет о том, что ненавидит детей. Очевидно, он их обожал — очевидно! Но своим открытием решил не делиться, чтобы не пугать музыканта в очередной раз. Решил, что разыграет эту карту, если нужно будет, потом.)       Было решено так: Цири приедет, Геральт уедет. И потом, через пару дней, Цири уедет на несколько часов раньше, чем вернется ведьмак, чтобы Юлиан не подумал, что вокруг него выставили патруль.       Возможно, Геральт чувствовал, что это нехорошо, в тайне от поэта назначать дежурство, но он не мог предсказать, как Юлиан отреагирует, если узнает. Он мог с равной вероятностью и разозлиться до чертиков, и отмахнуться так, будто вообще ничего не слышал.       Плюс ко всему, Геральт был уверен, что проведенное вместе с ласточкой время пойдет ему на пользу. Раньше, в том мире, Геральт был в бешенстве каждый раз, когда Лютик и Цири вытворяли что-то вместе. Он был уверен, что поседел бы от их охуительных приключений, если бы не был уже седым полностью.       Однажды Лютик и Цирилла поспорили о том, кто сможет украсть больше подсвечников из королевского замка.       (Из какого именно королевского замка — ведьмак не помнил. Или, может, не хотел вспоминать.)       Геральт, конечно, узнал об этом, но постфактум. Цири хвасталась, что выиграла, и не заметила взгляд барда, кричащий: "Стой, не надо, не говори, остановись!"       Геральт честно не имел понятия, зачем им столько… В общем, у него неделю дергался глаз.       Но сейчас ведьмак обнаружил себя на том, что будет рад, если Юлиан и Цирилла опять придумают какое-нибудь идиотское, опасное для жизни и чести приключение. Геральт хотел бы увидеть это. Может быть, он даже хотел бы поучаствовать, правда, исключительно как защита и страховка. В этом он был уверен.       Геральт, разумеется, заебался сидеть на месте. Он вообще никогда не любил где-то задерживаться. Но если распределить все случаи, когда ведьмаку приходилось на несколько месяцев где-то оседать, по шкале от самых несносных к самым сносным, то это время, проведенное в Оксфорде, будет возглавлять список "сносных".       Ведьмака подкупили восхитительный ежедневный секс, вкусная еда, относительное спокойствие и вечерние беседы с Юлианом. Иногда короткие и сонные, иногда — длинные, философские, продолжающиеся до утра. Таких в последнее время стало все меньше из-за приближающейся зимней сессии, но Геральт не страдал. Тишину он тоже очень любил.       И все же, сидеть на месте ему претило. Но, одновременно с этим, сидеть на месте рядом с поэтом было приятно. И в то же время…       Геральт знал, что открыл ящик Пандоры, когда начал разбираться в своих эмоциях, но видит небо, он не ожидал, что все они будут такими противоречивыми. Особенно все те эмоции, которые касались Юлиана.       Геральт обожал его, конечно, сильно любил и не боялся уже признаться себе в этом. Но при этом он постоянно хотел встряхнуть его, схватив за грудки, гаркнуть злобно, укусить до боли, может быть, прямо за лицо, сжать до хруста костей, подраться с ним…       И в отношении путешествий было все то же самое. Конечно, ведьмак хотел сорваться и уехать куда глаза глядят. А еще он хотел запереться в этой квартире и больше никогда не выходить из нее, и даже умереть прямо тут, может быть, лежа под этим идиотским и дорогущим белым роялем.       "Блять, и когда я начал мыслить в драматично-поэтическом ключе…"       — Лютик.       — М?       — Заканчивай свою хуйню, — со вздохом сказал ведьмак и покосился на часы.       — В смысле? — музыкант глупо и немного обиженно посмотрел на ведьмака. — Я ничего сейчас не делал…       — Я про работу. Сворачивайся.       Юлиан приподнял брови в выражении "а, понял", но вместо того, чтобы отложить журнал, вернулся к записям. Он сосредоточенно поджал губы и почесал висок зажатой меж пальцев ручкой. Ведьмак ощутил какое-то облегчение, когда увидел, что Юлиан сделал это не пишущей стороной ручки, потому что он был уверен: музыкант в шаге от того, чтобы начать творить странные вещи, например, лить молоко для кофе не в чашку, а прямо в банку с перемолотыми зернами, или что-то в этом роде.       Геральт закатил глаза и снова тяжело вздохнул.       Очередной вечер, когда ведьмак буквально затаскивает Юлиана в спальню, отбиваясь от слабого сопротивления — ничего нового.       — Для такой ленивой твари, как ты, Лютик, ты слишком трудоголик, — проворчал ведьмак, наблюдая из душа, как тот чистит зубы.       Электрической зубной щеткой.       В общем, Геральт был уверен, что победил — но через десять минут после того, как они выключили свет, чувствительный ведьмачий глаз уловил слабый свет. Геральт перекатился на другой бок, лицом к Юлиану, и встретился с ним взглядом. Потом он опустил взгляд вниз, к источнику света.       — Ты отвечаешь на учебные письма.       — Ну, мне надо…       Ведьмаку было похуй, что ему там надо, поэтому слушать он не стал.       — Лютик, скажи честно, тебе четырнадцать?       — Что?       — Тебе четырнадцать, а я твой заебавшийся от жизни родитель, который пытается справиться с твоим несносным характером. Иначе я объяснить это не могу.       Юлиан прыснул и опустил телефон на кровать экраном вниз.       "Победа!"       — Кстати говоря, учитывая контекст, я мог бы называть тебя папочкой. Как думаешь, мог бы? Думаю, что точно мог бы, хотя не знаю, есть в этом что-то немного… отвратительно-стыдное, не находишь? Но в недостаточной степени, чтобы это совсем не будоражило. И должен заметить, ты только что сказал слов подряд больше, чем говорил последние два дня в целом, и я рад и напуган одновременно. То есть, я привык к твоему молчанию, и я его люблю, как и всего тебя, но иногда ты разбиваешь тишину как-то так… Знаешь, сразу рубишь с плеча — тысяча слов. Надо предупреждать, я же не ожидаю, может, я хочу подготовиться, надеть свежую рубашку, галстук, знаешь? Правда, какая тут рубашка… — Юлиан зябко поежился и подтянул одеяло поближе к подбородку. — Папочка. Нет, это ужасно, извини, я передумал. И дело даже не в самом слове, просто у меня ассоциации… Хотя, может, наоборот, надо их разбить — эти ассоциации? А вдруг я приеду к отцу, открою рот, чтобы позвать его, и у меня в голове стрельнет ассоциация — ты, голый в моей постели? Как-то это слегка…       "Вот за то, что ты еще когда-то приедешь к отцу, волноваться точно не стоит", — мрачно подумал Геральт, но вслух решил это не говорить.       — Ты слушаешь? Ты не слушаешь. Я решил: не буду называть тебя папочкой, Геральт, как бы ты ни хотел.       — Я и не хотел.       — Ладно, — музыкант искривил губы и закатил глаза. — Мне тоже не очень-то и хотелось.       Юлиан уже потянул руку к телефону, но Геральт перехватил его запястье, убрал телефон подальше под подушку и потянул парня на себя, обнимая второй рукой, сунув ее под его бок. Геральт с нажимом провел большим пальцем по его ладони, потому что подумал, что это может успокоить вечно взбудораженного поэта, а также полагал, что у него могут ныть запястья из-за постоянной активности рук. Ведьмак совсем не ожидал, что получит в ответ протяжный болезненно-удовлетворенный стон.       — У тебя болят руки? — нахмурился Геральт.       — Совсем немно-о-о… — Юлиан захлопнул рот, чтобы не разораться, но руки не отнял.       "Пиздец, как болят", — понял ведьмак.       Он на секунду отстранился, чтобы придумать, как перелечь или пересесть так, чтобы было удобнее, и услышал разочарованный и тихий вздох, который скорее всего не предназначался для его ушей и вырвался случайно. Геральт подоткнул обе подушки к изголовью кровати, сел, оперевшись на них, и устроил Юлиана у себя на груди спиной, чтобы обе его руки были в доступности и их удобно было бы держать.       Геральт прекрасно знал, как массировать руки, уставшие от боя, потому что ему приходилось делать это множество раз. Конечно, его регенерация не давала болям развиться до хронических, исключая какие-то очень серьезные или недолеченные травмы, и все же его запястья, локти и плечи могли долго ныть после ожесточенных и затяжных боев. Но ведьмак понятия не имел, как массировать руки, уставшие не от мечей, а от музыки и письма.       На деле оказалось, что точно так же, если судить по тихим стонам Юлиана. Геральт сосредоточенно мял его ладони, и, когда они совсем раскраснелись, поднес одну к своему лицу, чтобы поцеловать в подушечки. Юлиан тихо засмеялся и откинул голову на его плечо, устраиваясь чуть боком.       — Я чувствую себя котом, Геральт.       — Хм?       — Ну, знаешь… котам мнут подушечки лап…Черт возьми, ты же не знаешь. Небо, ты действительно не знаешь. Я постараюсь не плакать, но ничего не обещаю.       Геральт фыркнул и поцеловал другую ладонь, а потом с нажимом провел пальцами по его запястьям и вверх. Удобнее было бы раздеть Юлиана, а не массировать прямо поверх ткани кофты, в которой он спал, но музыкант действительно сильно мерз, а ведьмак слишком холодный, чтобы согреть его своим теплом.       — Да, кстати, я согласен, но не со всем, — выдал Юлиан и ведьмак понял, что последнее сказал вслух и даже не заметил этого. — Ты, конечно, немного прохладный, но ты согреваешь. Позволь, я обьясню-ю-ю, ой, тут еще… Еще раз, да-а-а… О чем я? Знаешь, я раньше думал, что спать с тобой настолько близко, будучи голым, кожа к коже, будет холодно. Мы конечно много раз делили с тобой постель, но, знаешь, никогда без одежды и в обнимку. И понимаешь, оказалось ведь, что ночью ты… как прохладная сторона подушки. Недостаточно холодная, чтобы было неприятно, а именно такая, какую хочешь ощущать, когда ложишься в постель. А главное мое открытие знаешь в чем? Ты нагреваешься! Если долго тебя обнимать, ты теплеешь. Как подушка, да. Особенно ночью, когда температура твоего тела немного повышается. Так что спать с тобой тепло. Но нет, свитшот я не сниму даже под дулом пистолета. Вот тут можешь еще раз…       "Свитшот, блять… кофта — и есть кофта."       Геральт медленно продвигался к его спине, массируя и растирая, и, когда он надавил на то место, где шея переходит в плечо, с которого всегда начинается любой массаж, Юлиан выдал такой звук… Который порой не выдавал и во время секса. Геральт надавил еще раз сильнее и прислушался к этому протяжному, полному и естественному грудному стону, красивому, как пение.       — Извини, я не… — тот не успел договорить, потому что ведьмак надавил на его плечи еще раз.       Ведьмак был очень благодарен за то, что они уже занимались любовью сегодня, и он был очень хорошо удовлетворен. Потому что в противном случае он бы точно сошел с ума от этих звуков.       — Так вот как тебя трахать надо, блять, — проворчал ведьмак. — Сказал бы, что спина чувствует больше, чем член.       — Такая ты язва… — успел протараторить Юлиан шепотом перед тем, как завыл снова.       Конечно, Геральт злился не на это. Он злился на то, что, судя по звукам, спина, плечи и руки у Юлиана болели долго и сильно, а тот молчал, как рыба, и не показывал этого.       — Как долго болит?       Юлиан прикусил губу и промолчал. Геральт повернул к нему голову и увидел крошечные слезинки в уголках его глаз.       "Достаточно, чтобы сойти с ума, но недостаточно, чтобы сказать об этом. Несколько месяцев?"       — Как долго болит? — повторил ведьмак и ослабил давление рук, чтобы Юлиан смог ответить.       — Оно не то, чтобы болит… Просто немного ноет иногда. Наверное, с лета, думаю…       — Почему не сказал? Это не ранение, о которых ты по-уебски молчишь, а обычная боль в мышцах.       — В свое оправдание скажу, что не знал, что у ведьмаков есть опция "сделать массаж с любовью". Мне никто не давал пользовательского мануала, где было бы написано, что я могу это сделать.       — Мог спросить.       — Мне было бы больно, если бы ты отмахнулся и отказался. И это было бы больнее, чем эти… глупые…       Геральт на секунду застыл, потому что Юлиан только что открылся и сказал ему очень важную деталь о себе. Конечно, он не планировал этого и точно не хотел делиться, и слова вырвались сами, неосознанно.       "Во-первых, с какого хуя я стал бы так поступать…" — пронеслось в голове Геральта за секунду до того, как он понял, что он именно так и поступал многие годы.       — Ебни меня палкой, если я так сделаю в следующий раз, когда ты попросишь помощи.       Юлиан хохотнул и кивнул.       — Какой палкой?       — Бревном.       Юлиан засмеялся и активно согласно закивал.       — Ты слишком влюблен, мой дорогой ведьмак. Я бы даже сказал, что излишне. Но раз ты сам попросил…       — Ты, блять, излишне влюблен, — рыкнул ведьмак, ткнул его пальцем в бок и тут же вернулся к легкому массажу.       — Ой, Геральт, я-то да, я-то… со мной всё ясно уже давно, тут, что называется, к гадалке не ходи, понятно, что излишне, что перебор, что чрезмерно, что избыточно, что преувеличенно, что до чертиков… Но ты должен сохранять ясность ума, Геральт. Я же сожру тебя и не подавлюсь.       "Пожалуйста, сделай это", — обреченно подумал Геральт, но в ответ только хмыкнул неразборчиво.       — В любом случае, я думаю, что это фантомные боли, если можно так выразиться. Болит даже тогда, когда я ничего не делаю, так что это не от работы. Единственное, когда в зал хожу, не болят, после растяжки прямо хорошо, но с этими экзаменами я уже две недели не появлялся там.       — Это не фантомные боли, — сказал ведьмак после паузы. — Это напряжение мышц. Они в постоянном тонусе, это вредно.       — И что с этим делать? — протянул музыкант.       Геральт сильно надавил под лопатками и с удовольствием прослушал очередной длинный и чуть болезненный стон. Он сделал так еще несколько раз, а после этого уложил уже порядком разморенного и даже немного обмякшего музыканта на подушки. Ведьмак кинул на него одеяло и поднялся с кровати.       — Эй, ты куда? — пробурчал Юлиан в подушку. — Или мне показалось? Звук, как будто ты встал…       "Я постоянно забываю, что ты не видишь в темноте."       Геральт молча ушел из комнаты.       По привычке ведьмак всегда носил с собой обыкновенное цветочное или фруктовое масло наряду с важными зельями и эликсирами. Даже несмотря на то, что в этом мире на каждом шагу были аптеки, ассортимент которых приводил Геральта в восторг, привычка класть в сумку пузырек-два ромашкового или персикового масла осталась. В их простоте была их универсальность: ими можно было смазать старые шрамы, которые время от времени могли начать болезненно стягивать кожу, можно было использовать для увлажнения губ, которые то и дело трескались, особенно во время долгих осенних или весенних переходов, в конце концов, с помощью масла можно было оттереть засохшую кровь, если она не оттиралась водой (или если воду нужно было экономить). Наконец, эти масла можно было тонким слоем распределить между ладоней и нанести на концы волос, чтобы те не электризовались после мытья. Простое косметическое масло в походной жизни было расходником таким же повседневным, как вода, тряпки и соль.       И сейчас Геральт был очень благодарен своей консервативности относительно содержимого своих сумок. Там точно должны были быть пару пузырьков какого-то нетоксичного для человека масла.       "Масло виноградной косточки. Отлично."       Геральт вернулся в комнату через пару минут и с удовольствием отметил, что Юлиан не достал телефон, чтобы продолжить печатать ответ на рабочее письмо, а продолжал лежать на животе, повернув голову лицом к двери и вглядываясь в темноту, как будто мог увидеть, когда Геральт вернется.       Ведьмак выдал себя звуком перед тем, как сесть на кровать, и музыкант облегченно вздохнул. Геральт капнул на руки несколько капель масла, как следует растер его между ладоней, так, чтобы кожа не была липкой от масла, а стала немного более скользкой и шелковистой, и забрался руками под кофту Юлиана на спине, не снимая ее. Тот громко выдохнул и устроился на подушке удобнее.       — Да сегодня прямо праздник какой-то… А в прайс-листе указан поцелуй… куда-нибудь? Потому что я готов его купить, сколько бы он мне ни стоил. Ай! Не укус, Геральт, поцелуй!       Геральт растирал его спину и плечи, и даже немного руки, где мог дотянуться, но большую часть движений сковывала кофта. Он наклонился и поцеловал Юлиана в загривок, туда, куда укусил несколькими секундами ранее, и тихо засмеялся с того, каким благоговейным стало лицо Юлиана.       — Замолчи и спи.       И ведьмак был готов тут же расцеловать Юлиана за то, что тот вяло кивнул, немного поерзал на подушке, устраиваясь удобнее, и закрыл глаза. Судя по дыханию и сердцебиению, он действительно начал засыпать, и когда Геральт уверился, что от уже проваливается в дрему, он перестал, наконец, мять его.       Геральт вытер руки салфетками, натянул на Юлиана одеяло и посмотрел на часы. Если повезет, Юлиан сможет проспать все семь-восемь часов, и ведьмак считал это личной победой настолько, что мог бы без стыда поднять знамя над головой и помахать им как следует.       Он лег рядом, достал телефон Юлиана из-под подушки, потому что хотел зайти и отключить будильники, чтобы разбудить его самому утром, и… наткнулся на пароль.       Восьмизначный, мать его.       Геральт тяжело вздохнул и отключил телефон, зажав кнопку блокировки. Он надеялся, что в настройках не прописано автоматическое включение к будильнику.       — Такой ты, блять… — прошептал Геральт и обнял уже спящего музыканта, — Лютик.