И солнце выгорит

      5 октября, 2000 г. Лондон, квартира Малфоя.       Драко, лежа в собственной кровати, лениво перекатывал антрацитовое древко между фалангами пальцев. В абсолютной тишине спальни слышался только спокойный размеренный стук сердцебиения и его дыхания, в такт медленного сердечного ритма.       Он смотрел в потолок.       Казалось, бездумно, но нет, разум Драко вспоминал, думал, притягивал к себе её образ.       После единственного разговора Грейнджер с Забини Драко точно знал, что она либо пошлёт Блейза куда подальше, либо будет искать те несостыковки, о которых он ей не рассказал.       И Драко был уверен, что она выберет искать.       Всегда выбирала.       В её венах текла густая, красно-золотая гриффиндорская кровь, не позволяющая просто проигнорировать это. Грейнджер найдёт его. Доберётся до сути. Возможно, убьёт. После того, как Драко использовал её, после того, как воспользовался их с ней судьбой.       Он мог бы появиться перед ней, всё объяснить сам и только ничтожно молить о прощении.       Но…       Как же заебало это жирное «но»…       Этим «но» был конец их с Грейнджер истории на шестом курсе. Тогда Драко был подвластен лишь ёбанному ящеру, который собирался захватить весь магический мир, и отцу, который узнал о том, что его чистокровный сынок по уши влюбился в «грязнокровку».       О, да-а…       Драко помнил, насколько Люциус был в ярости. Ведь если бы Волан-де-Морт узнал об этой непозволительной связи, он уничтожил бы не только жизнь Грейнджер, но и отобрал бы в наказание жизни всего рода Малфоев; посчитав их грязными и недостойными жить в его новом ёбанном мире, где правили бы пожиратели и всякий сброд из оборотней и прочих существ. Однако, Драко понимал ярость отца, она скрывала отчаянный страх за жену и за оступившегося сына.       20 декабря, 1996 г. Франция, поместье Малфоев.       Забрав Драко на выходные в канун Рождества, Люциус отправился вместе с ним в их маленькое поместье на юге Франции. Он не разговаривал с сыном всю дорогу, лишь изредка бросая на Драко ледяной и раздражённый взгляд.       В поместье их встретила пожилая ведьма, она слишком быстро и скрипуче, проглатывая часть фраз, говорила Люциусу о какой-то сделке, бросая заинтересованный взгляд на Драко.       Его уже тогда напрягла эта ведьма.       — Подойди ко мне, мальчик.       Старуха приглашающе вытянула руку к Драко, стоя возле незажжённого камина.       Драко приподнял бровь и, не сделав ни шага к ведьме, повернулся к Люциусу.       — Поделишься, отец?  — Подойди к мадам Арабель. Немедленно, — в голосе Люциуса чистая сталь. — У нас мало времени, Драко.       Драко был зол и растерян. Тяжело выдохнув, он твёрдым шагом подошёл к старухе. Это было неизбежно для него — взглянув ещё раз на отца, он ясно понял, что они с Люциусом здесь для того, чтобы отнять у Драко Грейнджер.       Отец заберёт её. Не оставив ему выхода.       Возможно, это будет Обливиэйт?       5 октября, 2000 г. Лондон, квартира Малфоя.       Если бы только он знал, что в тот день сделает с ним Люциус, Драко в тот же момент покинул бы херово поместье и отправился бы к Грейнджер.       Он забрал бы её из школы, он нашёл бы способ спрятать её.       Он, если бы, блять, знал про крестражи ещё тогда, то помог бы Поттеру уничтожить их. Но милашка-судьба задумала всё по-другому, и в тот день, коснувшись морщинистой сухой руки старой Арабель, Драко связал себя Непреложным обетом.       20 декабря, 1996 г. Франция, поместье Малфоев.              Браво, Люциус. Браво…       Заклятье Непреложного обета проходило по-другому, совсем не так, как было описано в книгах.       Нет, это был другой договор. Если бы Драко нарушил свой обет, он бы не умер. Он бы потерял отца и мать.       «Да, блять, браво, отец!»       Люциус словно бил его нескончаемым потоком фантомного Круциатуса.       Он не оставил ему выбора.              Казалось, в этот момент сердце Драко перестало биться. Ему предстояло выбирать: или Грейнджер, или мама и поехавший «чердаком» от своих идей отец.       Старуха исчезла сразу после заклинания, и тогда Драко выпустил всю боль, бросая Бомбардой в мебель, пол, потолок, уничтожая всё вокруг себя.       Ведь всё и было уничтожено в тот самый момент.       Люциус не пытался остановить сына, он просто стоял ледяным мрамором. А Драко ломал, крушил и глотал жидкую соль.       — Почему, отец? Почему?!       Он знал почему.       Эта блядская кровь. Но зачем ему нужна эта высшего сорта алая жидкость, если в этом нет никакого смысла?       — Ты действительно думаешь, что они грязнокровки? Недостойные? Так ты думаешь, отец?!       — Хватит.       Голос отца был практически скучающим.       — Раз тебе, блять, важна эта ёбанная чистая кровь, на, забирай!       Древко из боярышника рассекло бледную кожу на запястьях, окрашивая их в ярко-алый.       — Идиот!       Люциус в два шага настиг Драко, цепляясь мёртвой хваткой в его окровавленные руки и шепча невербальное, чтобы остановить кровь.       — Что ты творишь, Драко… — не крик, шипение.       Люциус, остановив кровотечение, молча аппарировал из поместья, оставляя Драко одного в пустых стенах наедине с его обетом. Предрекающим на хер пойми какие условиях, неозвученные в этом доме ни ведьмой, ни отцом. Что его теперь ждёт?       Блять! Блять! Блять!       Драко пытался исчезнуть, сложившись пополам на пустом паркете. Он не хотел этого дерьма. Он просто хотел жить свою юность. Закончить учёбу, побывать на выпускном, позволить себе любить девушку… Позволить себе любить Грейнджер.       Его Грейнджер.       Ведь они, блять, были ёбанными родственными душами. Как он мог отказаться от неё?.. Но смерть родителей — это не та цена, которой он смог бы оплатить свою любовь.       Ему нужно выяснить, как снять обет.       Ему нужно найти выход.       5 октября, 2000 г. Лондон, квартира Малфоя.       Драко вспоминал, как через два дня после посещения Франции он вернулся в школу.       Люциус, по их договору, разрешил ему быть с ней до конца января.       Блять, он ему разрешил…       И Драко был.       Был до последней секунды рядом с ней. Он запоминал её всю. Когда она хмурилась, появлялась маленькая неровная морщинка на лбу. У неё было двадцать семь родинок на теле, её кудри пахли весенними цветами. Её глаза… Сука… Это была его Грейнджер. И он, тогда, в девяносто седьмом, отпустит её в конце января. Он тогда ещё не знал, что в апреле окончательно разобьёт ей сердце и заставит забыть, спасая её.       Пытаясь спасти родителей. Пытаясь спасти Грейнджер.       После долгих споров он выпытал у Люциуса точное условие своего обета — сделка заключалась в том, что если Драко по истечении месяца не порвёт свою связь с Грейнджер, его родители уйдут к далеко-надолго почившим предкам.       Вернувшись в школу, Драко рассказал всё Нотту и Забини, они искали информацию, как нарушить сделку. В нём кипела боль, смешанная с яростным отчаянием.       А она не догадывалась.       Драко хорошо играл… Он каждый раз надевал маску — «всё хорошо, милая».       Он не хотел разбивать её.       В конце января Драко, так и не найдя варианта, как обрубить обет, просто стал избегать Грейнджер.       Она тогда ещё не понимала, пыталась поговорить с ним.       Глупая, глупая Грейнджер.       А он, как последний трус, прятался от неё. Каждый вечер укрываясь в тайной комнате, он чинил исчезательный шкаф. Каждый день он думал, как убить старика Дамблдора. Каждый день он думал, как не сдохнуть от всего этого дерьма.       Ему было шестнадцать.

***

      Его отвлёк стук в дверь.       Драко, нехотя вырываясь из воспоминаний, отложил палочку и пошёл на раздражающий перепонки звук.       — Двадцать минут, — Забини бесцеремонно прошёл в квартиру, сбрасывая пальто на стоящий в гостиной диван и направляясь на кухню. — Нам нужно быть в офисе через двадцать минут, Драко, иначе Гошольд отменит сделку. Собирайся.       — Можно было просто отправить сову.       — Я голоден, — Блейз уже жевал кусок ветчины, добытый из малфоевского холодильника.       — В Лондоне закончилась еда, и все рестораны и кафе закрылись?       — Блять, я просто решил, что мы отправимся вместе, Драко, я волнуюсь за сделку. И хотел с тобой обсудить сегодняшний вечер.       Блейз смотрел пронзительным взглядом. Драко был не готов к ответу на следующий вопрос друга, но разве Блейз его спрашивал?       — Я говорил с Поттером, он тоже не понимает, как будет выглядеть наша милая встреча выпускников во главе с тобой. И как ты собираешься провернуть свою затею. Она уже расспрашивала их, Драко. Ты для неё враг номер один.       — Ты говоришь очевидные вещи, Забини.       Драко подавлял страх и раздражение. Сегодня он увидит её снова…       — Очевидные вещи, малыш Драко, это, блять, то, что ты придумал, попахивает полным провалом. Ты говорил, что нашёл способ обойти обет. Но ты уверен, что она захочет этого?       — Я не знаю этого, Забини!       Не выдержал.       Сорвался.       — Я не знаю… Я должен просто попробовать.       — Ты снова сделаешь ей больно, Драко       «Блять, что же ты так смотришь на меня, Блейз? Что же ты так на меня смотришь…»       Драко выворачивало наизнанку.       Он знал последствия.       Он готов рискнуть.       — Мы опаздываем, Забини.       Блейз хмыкнул, но, ничего не сказав, взял с дивана пальто, и они молча аппарировали в офис их главного инвестора — мистера Гошольда.

***

      — Где вас носит! Вы чуть не опоздали.       Тео был на пределе. Это значило, что Гошольд сомневался в их проекте.       — Он что-то сказал? — Драко пронзило лёгкое волнение. — Ты отдал ему бумаги?       — Естественно я отдал ему договор, Драко….       — Он примет нас сегодня? — спросил Блейз у Нотта.       — Не знаю, у него сейчас сидит его юрист, Дэрвин Нельсон.       — Ну что ж… — Драко мысленно распрощался с их проектом, услышав фамилию юриста. — Надеюсь, малыш Дэрвин не злопамятен.       — Твоя тётка отрубила его сестре голову. Я бы вообще не подпускал нас на его месте, — голос Тео пропитался горечью.       — Успокойся, Нотт.       Драко понимал, что если он сейчас не возьмёт себя в руки, они упустят своё начало. Поэтому, чуть задев плечом Забини, он прошёл к двери кабинета Гошольда и тактично постучал; после чего, подняв повыше подбородок и нарисовав весьма глупую улыбку, которую так ненавидел в себе, Драко зашёл в кабинет.       Забини и Тео остались изумлённо стоять в коридоре.       — Блять, Забини, он же сейчас всё испортит.       Тео сделал шаг по направлению к кабинету, но был остановлен крепкой хваткой за плечо.       — Этот ублюдок знает, что делает, Тео. Просто доверься нашему малышу Драко.       На лице Забини тоже читалось волнение, но вперемешку с азартной ухмылкой. Он знал, какую тактику задумал Малфой, и это могло сработать.

***

      — Мистер Малфой?       Пожилой маг в сером костюме сидел за широким дубовым столом. Он листал их проект, когда Драко вот так, бесцеремонно, зашёл в его кабинет.       Он встретился с парой глаз, Гошольд смотрел с удивлением, а вот вторая пара — с неприкрытой ненавистью.       Ох, прости меня, Дэрвин…       — Мистер Гошольд, добрый день, прошу прощения за моё нетерпение, но я совсем забыл вложить в экземпляр нашего проекта «Церцея», который, впрочем, уже в ваших надёжных руках, заверенное письмо от архитектора. Боюсь, без этого письма у вас была бы неполная картина.       — Гхм, мистер Малфой, передайте письмо Дэрвину, он ознакомится.       Гошольд всё также с интересом наблюдал за Драко.       — Конечно, сэр.       Блять.       Драко подошёл к молодому худенькому парню его возраста, протягивая белый конверт, идеально трансфигурированный из галстука Малфоя.       У него была пара секунд на это заклинание.       Конечно, не было никакого, блять, письма от архитектора, все сметы и чертежи по их проекту жилого комплекса — «Церцея» — давно уже вложены в экземпляр Гошольда. Но Драко понимал, что Дэрвин подложит им свинью.       Он не винил в этом парня.       Дэрвин даже имел на это право.       — Дэрвин, мы, кажется, были знакомы в школе? — Драко рисковал.       — О, да, мистер Малфой, — молодой юрист говорил сдавливая плохо прикрытое раздражение. — Мы были знакомы с вами в школе. А помните мою сестру Анну?       В его глазах читалось убивающее.       — Мои соболезнования, Дэрвин, и, если позволите сказать, я не представляю, как можно такое пережить. Я бы на вашем месте, наверное, плюнул бы себе в лицо. Но хочу сказать вам лишь о том, что Беллатриса Лестрейндж получила по заслугам. Думаю, останься она в живых, Азкабан её бы не исправил. Я рад тому, что во мне не были так глубоко укреплены те страшные убеждения, мистер Дэрвин, — Драко рубил с плеча и добивался нужного эффекта. — Я мог бы оказать любую помощь в память Анны.       — Мистер Дэрвин, как я вижу, мистер Малфой вполне искренен. Думаю, мы можем попробовать начать встречу. Вы сказали, что документы в порядке, но вас волновал ещё один нюанс. А я привык полагаться на ваше мнение, вы мой самый ценный юрист.       Гошольд сдавленно рассмеялся, будто бы вспомнил старую шутку в кругу друзей.       Это был переломный момент.       Драко, казалось, не дышал. Ему было жаль пацана, и он был искренен.       — Хорошо, мистер Малфой, я приму ваши слова, — голос юриста стал немного мягче. — Но меня всё же смущает факт вашего недавнего активного размещения в «Пророке». Это недопустимо для нашей репутации.       Сука…       — Могу вас заверить, это тоже в прошлом, мистер Дэрвин. Мистер Гошольд, могу ли я пригласить сюда своих партнёров?       — Мистер Дэрвин?              — Да, мы можем рассмотреть проект «Церцея», но некоторые условия подлежат корректировке. Вы можете пригласить своих партнёров.       Он не дышал, он боялся спугнуть невидимый Феликс Фелицис, а иначе Драко не знал, как назвать то, что сейчас произошло. Ведь им отказывали уже два раза только услышав его фамилию.       5 октября, 2000 г. Поместье Горация Слизнорта.       Здесь собрались сегодня, казалось, все сокурсники Гермионы с разных факультетов Хогвартса. Профессор Слизнорт не оставил привычки забирать себе лучшее и укреплять выгодные связи. Он прислал Гермионе письмо с приглашением на приём в его поместье ещё две недели назад.       Отказ не принимался.       После встречи с Забини и бессмысленного разговора с Невиллом, который путался в словах и сначала пытался отшутиться, что Гермиона не так, наверное, поняла Забини, и он над ней просто неудачно пошутил, но потом он всё-таки начал рассказывать, что она действительно дружила с некоторыми слизеринцами.       Невилл мялся и говорил о том, что ей лучше расспросить Блейза и согласиться на восстановление памяти. Он признался, что случайно узнал об их дружбе в школе, увидев их пару раз болтающими в библиотеке.       Конечно, она согласится. Только без Забини. Она уже записалась на приём в Мунго после их увлекательной беседы. Она не доверяла его рассказу, а в Мунго ей бы точно не навредили. И там было безопасно.       Доверие к Забини? Очень смешно.       Целитель Моррисон, который должен был принять Гермиону, назначил ей целый курс терапии. Он сказал, что это было похоже на немного изменённую форму Обливиэйта, и ему нужно подробнее изучить её состояние. Они встречались каждый четверг.       Но пока успехов не было.       Сегодня Гермиона была даже рада тому, что приехала на этот приём. Она увидит друзей, пропустит пару-тройку бокалов игристого и немного расслабится от рабочих будней. Новая должность была интересной, но выматывала знатно.       Стоя возле стола с закусками и наблюдая за танцем Лавгуд и Долгопупса, Гермиона почувствовала на лопатках нежное прикосновение и резкий разряд тока, разносящийся по всему телу вперемешку с холодом.       Сбоку от неё появился высокий силуэт, очень знакомый силуэт…       Неужели это он коснулся её?       — Что ты себе позволяешь, Малфой?       Получилось слишком необдуманно. Слишком резко.       Но ведь ей не могло показаться, что он секундами ранее дотрагивался до её оголённой от платья кожи. Не могло ведь?..       Она повернулась на стоящего в строгом костюме Малфоя.       «А он изменился…» — подумала Гермиона.       Перед ней стоял красивый молодой парень с выразительными платиновыми волосами, которые были немного зачёсанные назад и выглядели весьма современно. Бледная кожа, губы, окрашенные насмешкой, и его глаза. Лёд его глаз ошпаривал. В них читалась ненависть.       Очевидно, к ней.       Ну конечно, это же был Малфой…       — Ты оглох?       Ей бы прекратить этот разговор, чтобы не обращать на них постороннее внимание. Но возмущение от его ухмылки и этой ненависти в глазах преобладало над разумом.       — Ты такая же шумная, как и всегда, Грейнджер.       — Зачем ты дотронулся до меня?       Малфой в удивлении приподнял уголок идеально очерченной брови.       — Да уж… Грейнджер, вечер только начался, а ты уже в дрова?       — Что? Что ты такое говоришь… Я не… я не в дрова! Стой, Мал… — но парень уже отсалютовал ей бокалом и осклабился, удаляясь в танцующую толпу, — фой…       «Придурок! Больной аристократишка! Агрх…»       — Гермиона, всё в порядке? — к ней подошла Лаванда. — У тебя такое лицо, будто ты собралась убивать.       — Всё в порядке, Лаванда, просто Малфой в глаз попал.       Гермиона ещё была раздражена, но ей нужно успокоиться. Возможно, ей показалось, и вообще — Малфой ведь мог задеть её случайно. Но он сам… сам поднял в ней пламя ненависти, способное сжечь его до белого пепла.       Без остатка.       У её ненависти была причина. Изменил ли он свои убеждения, раз сегодня был здесь, а не гнил в Азкабане? Гермиона не знала.       — Малфой? Ты сказала Драко Малфой?       Лаванда произнесла его имя взволнованно, и на её румяном лице читался нешуточный испуг.       — Всё в порядке, не бойся, здесь Рон и Гарри, и ещё куча других авроров.       Лаванда качнула головой, отрицая невысказанный вопрос самой себе.       — Да, ты права. Не хочешь пойти потанцевать со мной?       — Я только за, Лаванда, сегодня я пришла сюда расслабиться. И хочу отметить, что профессор Слизнорт знает толк в создании атмосферы.       Девушки подавили смешки и влились в танцующие пары. Музыка перетекала от энергичной до медленного вальса; в какой-то момент была даже полька, что повеселило многих собравшихся.       Малфоя не было видно.       «Ну и отлично».       Гермиона пропустила уже больше семи бокалов с шампанским. Её тело расслабилось, а лицо приятно горело от непрекращающихся историй и шуток друзей и школьных знакомых. Очередной медленный вальс наполнил пространство. Свет приглушён. Гермиона откинулась на стоящий неподалёку гостевой диван, смотря сквозь прозрачные пузырьки на танцующие пары.       — Привет, Грейнджер, неплохо выглядишь, — бархатный женский голос приземлился рядом с Гермионой.       Это была Пэнси Паркинсон.       Гермиона открыто окинула её взглядом с ног до головы.       — Ты тоже, Паркинсон, выглядишь весьма неплохо.       Это было мягко сказано. На Паркинсон красовалось чёрное длинное платье с глубоким вырезом сбоку, рукава были полностью закрыты, а украшением служило элегантное декольте, открывающее небольшим треугольником грудь. Причёска и макияж кричали о её дерзости, но никакой вульгарности.       Пэнси хмыкнула.       — Почему ты сидишь здесь? Неужели пришла без спутника?       — А ты, Паркинсон, почему сидишь здесь?       — Решила поболтать с тобой.       Паркинсон смотрела заинтересовано, будто Гермиона была подопытной мышью.       — Поболтать? Хм, давай поболтаем, Пэнси Паркинсон, — Гермиона, растягивая имя девушки, отпила из бокала. — Ты можешь рассказать мне про чудесное время нашей школьной дружбы, — она пристально всматривалась в зелёные глаза. — Или же можешь рассказать, почему вообще случилась эта дружба? Видишь ли, Блейз Забини как-то забыл об этом упомянуть, — нервный смешок сорвался с её губ. — А может, расскажешь, почему я нихрена из этого не помню?       — Слишком много вопросов, Грейнджер. Я не отвечу ни на один.       Пэнси лениво подозвала обслуживающего сегодняшний вечер официанта.       — Это похоже на дурацкую шутку.       Гермиона произнесла это вслух, но больше говорила себе, чем обращалась к Паркинсон. Та лишь усмехнулась, взяла хрустальный бокал с подноса официанта и сделала большой глоток.       Гермиона нервничала. Зачем к ней подсела Паркинсон, если не собиралась говорить с ней?       Зачем они издеваются над ней? Когда могли бы помочь, если они действительно были друзьями.       Гермиона отвернулась от девушки, устало разглядывая всё ещё кружащуюся в танце толпу.       Её взгляд застыл.       Её окатило льдом.       Он смотрел на неё.       Снова смотрел…       Зачем он так смотрел на неё? Они тоже были друзьями?       Гермиона не сдержалась. Она рассмеялась вслух, громко, почти на грани истерики.       Она — подруга Драко Малфоя…       «Молодец, Гермиона, плюс двести очков Гриффиндору. Ну нет, это безумие…»       Паркинсон проследила за её взглядом, зло хмыкнула и тихо выругалась в кромку прозрачного стекла.       — Идём, Грейнджер, тебе достаточно на сегодня, — возможная забытая подруга протянула Гермионе руку. — Ну давай же, Грейнджер, идём. Не стоит привлекать внимания.       Гермиона продолжала заматываться в истерике смеха.       На них уже оглядывались.       — Блять. Салазар видит, я не хотела…       Резкий рывок.       Всё завертелось перед глазами.       Хлопок.       Тихая улица знакомого района.       — Паркинсон, какого хре… — она не успела договорить. Всё выпитое и съеденное за сегодня выливалось из Гермионы прямо на асфальт.       Аппарация в нетрезвом виде была запрещена. Мерлин, она убьёт Паркинсон за эту выходку.       — Не благодари, Грейнджер, думаю, дверь ты будешь открыть в состоянии сама.       Девушка поправила платье, собираясь вновь аппарировать, но в последний момент обернулась на всё ещё изливающуюся на асфальтную дорожку Гермиону.       — Я скучала. Найди ответы, Грейнджер, и если найдёшь… Я буду ждать тебя.       Она аппарировала, оставив Гермиону одну.       Справившись с приступом, Гермиона присела на ступеньки.       Почему её просят найти ответы самой? Неужели нельзя просто рассказать? Зачем ей после искать Паркинсон?       «Пошло оно всё…»       А если у неё получится вспомнить, то она уж точно не рассыплется в благодарностях Забини и Паркинсон. И с кем там ещё она водила дружбу в змеином факультете.       Рон, Гарри и Джинни отмолчались, сказали, что Гермиона, наверное, над ними шутит. И ей верилось больше родным друзьям, с которыми она прошла сквозь ад. Они не стали бы от неё скрывать такое.       Но Невилл, он знал….       В голове помутнело. Достав из сумочки ключ, Гермиона буквально ввалилась в свою квартиру, запрещая сейчас себе думать. Сейчас ей нужно добраться до спальни и забыть этот странный день.       Забыть Паркинсон и забыть этот прожигающий лёд…