И солнце выгорит

      Малфой скучающе осматривал большой зал Виндзорского дворца, слушая вполуха, или даже того меньше, болтовню Нотта и Долгопупса.        Эти двое с начала вечера, оставив Малфоя в стороне, увлечённо обсуждали новое лекарство, выявленное около полутора недель назад в магической Англии. Хотя, скорее сам Драко, не без удовольствия, избегал этого обсуждения, так как за прошедшую неделю он слышал от Тео об этой сенсации больше, чем ему бы хотелось.        Лекарство, излечивающее ликантропию, полностью искоренявшее любые признаки и побочные эффекты от свежих укусов оборотней, наносимых их жертвам. Пока, правда, зелье работало и тестировалось только на волшебниках. Но, безусловно, это был прорыв. Зелье было разработано практически неизвестным миру целителем из глухой деревушки неподалёку от Уилтшира. Парни горячо обсуждали и спорили, насколько действие этого зелья было правдиво, как проходили исследования с испытуемыми, и об этом откуда-то взявшемся чудо-целителе.       Драко даже не пытался влезть в их диалог.       Он уже один раз попытал «счастья», когда попробовал присоединиться к подобной беседе, после чего зарёкся не влезать — ни за что и ни при каких обстоятельствах. Вместо этого он осматривал заполненный волшебниками зал, выискивая взглядом лишь одну значимую для него сегодня (всегда) фигуру, ощущая лёгкую нервозность и разочарование, не находя её.       Разглядывая золото зала и ряженых гостей, он думал о том, что так не может дальше продолжаться. Горячо жалел, что ушёл, как трус, в тот день… Хотя, его внутренний голос подсказывал, что это был, наверное, лучший исход — уйдя из её квартиры, Драко не получил новой порции боли в итак уже разрезанной груди от её слов, остановивших его.       И о чём он только думал?       Неужели не подумал, что после поцелуя она отдалится от него ещё больше? Грейнджер, которую он окунул в свою трясину, вынудив вспомнить… Но ведь это было правильно, вернуть воспоминания. Как бы ей ни было больно, он действительно не имел права забирать у неё ту часть жизни.       Всё, что сейчас происходило между ними, те короткие и нелепые встречи — это было тяжело. Родство их душ сейчас казалось настоящим проклятьем, ведь оно усиливало его и без того отчаянную потребность в Грейнджер. Как бы Драко хотел просто забрать её и свалить от всех пережитков прошлого подальше. Он был готов оставить всё.       Но не мог.        Его попытка поставить себя на ноги с помощью «Церцеи». Ему не меньше, чем вернуть любимую, хотелось показать, что он может дать этому миру наследие Малфоевского рода. Он мог бы показать ей, что она может быть с ним в безопасности… Что не до конца их руки запятнаны в чернях крови.       Нет.       Он покажет, что всё может быть по-другому. И это, казалось, сделать гораздо проще, чем решить вопрос, пульсирующий своей тяжестью — что делать с Грейнджер?       Он не знал.       Он не мог избегать её.       Не мог не думать о ней.        Невыносимо. Как же это было, блять, невыносимо…       Драко, улавливая непрекращающийся спор друзей — кажется, теперь они говорили о действиях волчьего аконита — продолжал искать взглядом её силуэт. Он даже подумал, что, похоже, её не было здесь сегодня. И ему не хотелось, чтобы эта догадка стала верной.       Смог бы он украсть у неё сегодня хотя бы один танец?        А может, она была здесь, но очень хорошо его избегала.       Вряд ли после его неосторожности она станет с ним даже разговаривать.       Танец? Ты ведь, блять, несерьёзно?       В горле неприятно пересохло.       — Я сейчас приду.       Драко не был уверен, что его фразу услышали Долгопупс и Нотт, увлечённые друг другом. Оставив друзей, он шёл к фуршетному столу мимо десятков знакомых ему с детства лиц из собравшейся здесь сегодня аристократии. Смотреть на них было забавно. Кто-то, совсем редкий из этих чистокровных семей, до сих пор вежливо здоровался с ним в ответ на приветственный жест, а некоторые — еле заметно, прежде озираясь, чтобы их не поймали на этом грязном и постыдном, по их мнению, деле. Эти некоторые приветствовали Драко лишь в знак признания некоего остатка уважения к его родословной, но не к нему.       Боитесь, кто-то увидит, что вы знакомы со мной, мисс Шафик?              Хотя, здесь были и те, кто открыто кривился ему вслед, посылая негромкие, но всё же отчётливо долетавшие до его слуха проклятия. И среди них были те, кто служил его семье годами, были «друзьями» в течение десятилетий.       Забавно.       Он шёл уверенно. Малфою было уже давно наплевать на эти выпады кучки аристократии в его сторону. Он пережил это.       Он точно не чувствовал обиды или злости. Нет. Он понимал, почему люди поступали так. Кто-то из страха, кто-то потерял из-за их семьи родных. Ведь чьи-то родственники из присутствующих семей всё же отправились в Азкабан. Здесь были и те, кто терял целые состояния из-за их семьи.       Грудь сдавило, забирая часть воздуха — дежавю, блять… — и Драко почувствовал себя идиотом. С трудом он не рассмеялся на весь зал.       Низкий пучок аккуратно собранных каштановых волос открывал вид на оголённую спину. Слегка порозовевшую кожу прикрывала лишь тонкая, едва заметная взгляду сетка из сияющих звёзд, которая доходила до самого края поясницы, перетекая в основную ткань платья. Она была словно ночь.       Грейнджер сегодня в чёрном.       Он никогда бы не подумал, что ей пойдёт этот цвет.       Малфой тяжело сглотнул, словно неуверенный мальчишка, и уже был готов развернуться обратно. Подальше от неизбежной встречи.       Но. Блять. Что он творит? Почему должен бежать от неё, от своих чувств к ней, когда это невозможно.       Никогда не будет для него возможным.       Грейнджер не оборачивалась. Он заметил, как она, пригубив один бокал с игристым, сразу взялась за второй.       Недурно.       Тёплая усмешка слетела с его губ.       — Не думал, что ты так пристрастна к алкоголю. Стоит ли мне беспокоиться?       Мерлин…       Гермиона от неожиданного появления Малфоя поперхнулась, с трудом проглатывая глоток игристого напитка. Лицо непроизвольно скривилось, а горло окатило резким, неприятным, сладко-горьким вкусом, грозясь выпустить всё выпитое обратно. Из-за мерзкого ощущения колющей горечи в горле она закашлялась, задыхаясь, пряча лицо в рукав вечернего наряда.       Малфой тем временем что-то быстро и раздражённо произнёс себе под нос, и она даже услышала, вроде: Салазар, тебя побери Грейнджер… После чего, без стеснения, лёгкими похлопывающими движениями провёл рукой по оголённой спине, защищённой только тонкой сеткой платья.       Знакомое электричество пробежало по её телу, задевая каждую клеточку.        Родное чувство.       Грейнджер же продолжала без остановки отчаянно кашлять, без особого успеха подавляя громкие звуки и противный вкус напитка, который всё никак не хотел исчезать.       — Пойдём, — Малфой аккуратно обнял её и быстро повёл в сторону выхода во внутренний двор замка. — Тебе нужно на свежий воздух.       В его голосе мягкость и лёгкая обеспокоенность.       Гермиона позволила увести себя и не сопротивлялась. Она лишь хотела, чтобы прошёл дурацкий спазм в горле. И честно, отчего-то ей вовсе сейчас не хотелось, чтобы он убирал с её спины руки. Возможно, в ней говорили четыре выпитых бокала с шампанским, смешанные с чём-то сладким, как выпитый напиток, и давно забытым. Так же, как и это шампанское, Малфой оставил ей горькое послевкусие, не раз заставляя задыхаться от неприятных чувств.       Но сейчас Гермионе было уютно в невесомых и почти осторожных объятьях Малфоя.       Он будто бы боялся прикасаться к ней. Она чувствовала в его теле скованность. Но всё же он продолжал вести её на свежий воздух.       — Гермиона?       Голос Нельсона был искренне удивлённым.       Прокашлявшись в рукав платья в последний раз, она подняла раскрасневшиеся от давления глаза и посмотрела на своего явно обескураженного спутника.       — Мистер Малфой? Позвольте спросить, куда вы ведёте мою спутницу?       Нельсон с особой интонацией, которую раньше Гермиона не замечала и не слышала, подчеркнул момент, что они пришли вместе. Его спутница… Они пришли сюда как друзья, не более.       Гермиона почувствовала другое напряжение от прохладной ладони на её спине.       — Твою спутницу?       Голос — лёд.        Он даже не повернулся в её сторону, продолжая крепко придерживать за оголенную спину.       — Гермиона, я закончил свои дела. Мы можем продолжить наш вечер.       Впервые она слышала стальные нотки в голосе Нельсона. Но обращены они были не к ней. Она могла точно сказать, что эта сталь предназначалась Малфою.       Что происходит? Она не вещь, чтобы её делить! И Мерлин, она ведь ничего не обещала Нельсону…       Агатовая ночь его глаз поймала её взгляд всего на секунду.       Щелчок.        — Всё хорошо, Дэрвин, я просто подавилась шампанским, а Дра… мистер Малфой лишь хотел помочь мне и вывел на свежий воздух.       Лёд. Неприятный. Царапающий. Он буквально ошпарил её нежную кожу. Гермиона ощутила резкое давление в груди. Но это ощущение будто не принадлежало ей самой. Чужеродное. Оно острыми пиками вторглось в её тело. Стало невыносимо больно. Колющее давление усиливалось, заставляя сдерживать себя от стона.       Малфой, не сказав больше ни слова, молча убрал свою руку и просто ушёл, забрав с собой свой лёд.       Он даже не посмотрел на неё.       — Ты в порядке?       Гермиона скривилась от распирающего давления в груди.       Мерлин, почему ей было так больно?       — Не знаю, но, кажется, мне и правда не помешало бы выйти на свежий воздух. Ты смог бы помочь?.. — голос сдавленный, как и её внутренности сейчас.       Нельсон в мгновение оказался рядом и, бережно опустив руку туда, где ещё мгновенье назад лежала другая холодная мужская ладонь, повёл девушку к заветным дверям.       — Ты бледная. Ты уверена, что тебе нужен только свежий воздух? Может, стоит позвать помощь?       Кажется, он был немного напуган.       — Д-да, просто дурацкое шампанское. Просто выведи меня.       Парень недоверчиво оглядел её с ног до головы, задержав взгляд на карих радужках, скрывающих слёзы, но ничего не сказал.        Он молча открыл дверь и вывел Гермиону вслед за собой во внутренний двор. Здесь было тихо. Сейчас все гости ожидали речи министра в главном зале.              Неподалёку стояли лавочки. Гермиона села на одну из них, прислушиваясь к уже утихающей и неизвестно откуда появившейся в её груди боли.       Перед глазами появился кубок с водой.       — Спасибо.       Нельсон всё ещё смотрел серьёзно и, кажется, был зол.       Почему он злится?       — Тебе не стоило доверять себя этому ублюдку, Гермиона. Прости за резкость. Но он заслуживает, чтобы его так называли.       Гермиона застыла, чуть не поперхнувшись уже на этот раз водой.       — Он давно уже не пожиратель, Дэрвин, — в голосе сквозило лёгкое раздражение. — И он работает на Министерство, а это значит, министр доверяет ему.              Она уж точно не собиралась рассказывать Нельсону об их связи с Малфоем, как и слышать о том, что он заслужил такого обращения.       Драко никогда не был ублюдком, по сравнению со своим отцом. Она знала, помнила, что он приложил все возможные усилия и, похоже, прикладывает до сих пор, чтобы сохранить в себе свет.       Нельсон, который явно не ожидал от героини войны такого выпада, смотрел потерянно, его зрачки расширились, и это было так странно, что их чернь выделялась на тёмных радужках, выдавая неверие.       — Нет, Гермиона, я не верю. Его семья отобрала у меня самое ценное.       Глаза, всё так же пристально смотрящие на неё, всё же сделали невозможное и потемнели ещё сильнее — как он это делает? — и теперь в них читалась горечь, плохо прикрытая.       — О чём ты говоришь, Дэрвин?       — Его тётка, эта сумасшедшая Бэлла, как и вся его чёртова семейка, убила мою сестру.       Парень, похоже, сдерживал себя. Он был весь напряжён. Глаза — не менее безумны, чем, наверное, у самой Лестрейндж. И в них столько режущих мечей….       — Я не знала, извини.       Последнее с губ слетело тихо, Гермионе стало неловко, что она оправдывала перед ним Малфоя.       Но ведь он не виноват…       Её подсознание вдалбливало ей правдивую суть.       Она не знала, что у Дэрвина была сестра. Нельсоны… Гермиона всё пыталась вспомнить их фамилию во время обучения, но так и не смогла. Убеждать Дэрвина в том, что вины Драко в смерти его сестры нет, было бы бесполезно и неуместно.       Лестрейндж была просто безумна. От её рук погибли и её близкие. Но Драко. Он ненавидел свою тётку. Она знала…       — Кажется, мне лучше, — девушка опустила пустой кубок на скамью рядом с собой. — Мы можем вернуться?       — Да, конечно, — голос снова мягкий, тёплый. Нельсон будто смахнул с себя наваждение, и из глаз исчезла за одно мгновение вся горечь, возвращая взгляду чистое, ночное, безоблачное небо. — Извини, что оставил тебя.       Его улыбка снова согревала её.

***

      — Тео, ты можешь оставить нас с Невиллом.       Не вопрос и не просьба.       Драко был в ярости.       Она пришла с ним.       Неужели она…       Блять. Блять. Блять!       Как же он ненавидел всю семейку Нельсона. Сука, ведь он ни капли им не доверял.       Сначала Анна — «белая овечка», которая пыталась разрушить его и его семью. Теперь этот ублюдок со своим отчимом делают то же самое с его бизнесом. И этот больной ублюдок протянул свои руки к Грейнджер.       И то, как он смотрел на неё — «мою спутницу».        Сука. Сука. Сука!       Малфой уже смирился для себя однажды, когда услышал о романе Грейнджер с Уизли. В тот раз он был уверен, что конопатый не причинит ей вреда. Возможно, лишь утомит своей непроходимой твердолобостью. Но не более… Но Нельсон… Нетнетнет.       Сейчас ему так хотелось обжечь горло по привычке в каком-нибудь ирландском пабе.       Только Драко заведомо знает — это не поможет.       Нельсон, Нельсон… Что же тебе от неё надо? Ублюдок…       Он вспомнил карие радужки. Она так смотрела на него…       Что это вообще, блять, было?       Неужели…       Нет…       — Драко?       Невилл в замешательстве смотрел на друга.       — Ты в порядке?       — Нет. Блять, — он еле сдерживал себя, чтобы не закричать на весь зал, заполненный сотнями людей. Да, сорвись он сейчас, это стало бы очередной «сенсацией» от какой-нибудь Скитер. — Я не в порядке, Невилл.       Долгопупс молча протянул на четверть заполненный рокс с виски и кивнул, давая понять, что готов выслушать.       — Я знаю, что ты контролируешь себя.       Малфой криво, по-больному усмехнулся. Ему хотелось кричать в голос от слов Долгопупса.       Контролируешь…       Это было и правда отличной шуткой. Жаль, записать было некуда.       Контроль? Он давно его потерял.       — Почему он сегодня вместе с ней?       Драко не понадобилось объяснять, кого он имел в виду. Невилл отлично понимал, о чём, точнее, о ком спрашивал друг.       — Я думал, как сказать тебе об этом… Он предложил ей пойти как друзья.       — Друзья…       Теперь смеяться и вправду захотелось громко, в голос, чтобы каждый услышал его отчаяние.       — Ты выяснил, зачем он в Министерстве, помимо нашего к ним иска?       — Да, он пытается получить разрешение в архиве. Матильда поделилась со мной этой информацией. Сам он мне ничего не говорит. Он всё ещё не знает, что мы с тобой знакомы.       — Для чего ему разрешение?       — Я не знаю, Драко…       По голосу Долгопупса и правда можно было сказать, что он жалеет о том, что не смог узнать больше.       — Хорошо… Пусть пока так и останется. Продолжай за ним наблюдать, Нев.       — Хорошо, Драко. Ты знаешь, что я всегда помогу тебе.       — Да, и я сделал бы для тебя то же самое.       Они оба говорили правду.       Их союз. Он стал в своё время, уже после окончания войны, таким внезапным для них двоих. Но Малфой и сам Долгопупс защитили бы друг друга ценой своих жизней.

***

             Министр торжественно оглашал официальную речь для всех собравшихся в большом зале дворца, рассказывая о том, как важен союз с магической Францией. Гермиона, слушая, задумчиво окидывала взглядом собравшихся гостей, внимая речь говорящего Кингсли лишь отрывками.       Почему Малфой отпустил её? Почему ушёл, не сказав ни слова. Должна ли она была его остановить? Или найти его? Она пыталась зацепиться взглядом за макушку редкого белого цвета волос. Но его здесь не было. Возможно, он ушёл. И что ей делать с Нельсоном?       Тот не отходил от неё ни на шаг, продолжая безмятежно, будто и не было разговора на скамье, флиртовать, что едва ли граничило с дружеским жестом. Гермиону скрёб на подкорке ещё один вопрос: почему в момент она проникается его теплом, как в наваждении очаровывается им? А уже через мгновенье после её отпускает, как сейчас, как будто после плохо сваренной Амортенции…       Может, Нельсон на неё воздействует каким-то образом? Что она вообще о нём знает?       — Речь министра Бруствера очень хороша в этом году.       — Да, согласна, — её голос механичен. — Послушай, Дэрвин, я отойду ненадолго.       — Хорошо. С тобой всё в порядке?       — Да, мне всего лишь нужно в уборную.       Она пыталась вложить в интонацию непринуждённость, но улыбка вышла слишком кривой. И всё же Гермиона протиснулась мимо рядом стоящего с ней Невилла. Они встретились за фуршетный столом. Невилл накладывал закуски, и Нельсон, увидев его, сразу завёл разговор.       Гермиона почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд. Она подняла глаза и увидела, что рядом с Долгопупсом стоял и слушал речь Теодор Нотт.       Это его взгляд был прикован к ней.       Он подмигнул и краешком губ тепло улыбнулся. Никто не увидел этого. Но Гермиона на секунду замерла.       Воспоминания.       Они возникли быстрыми кадрами в голове, показывая картинки, где в её жизни присутствовал этот бывший слизеринец. Она ответила так же, лишь уголками губ.       Это всё, что Гермиона могла сейчас себе позволить. Скорей всего, он знал, что она всё вспомнила. Ведь Пэнс выходила за него замуж. А значит, он точно знает.       Гермиона оставила эту мысль и пошла в сторону уже знакомой двери. Не уборной. Она вошла в ту дверь, куда должны были проводить одни холодные руки…       Ей хотелось уйти с приёма. Чувство распирающей боли в районе груди исчезло, но не до конца. Она, как зацикленная плёнка, заправленная на катушку, прокручивала момент с Малфоем.       Отчего-то было даже обидно, что он так просто ушёл. Просто убрал руку. Ничего не сказал, оставив неприятный холод после себя. Гермиона не могла объяснить своего тянущего от обиды чувства.       Наложив на себя согревающие чары, девушка шла вдоль украшенной холодными огнями зачарованной магией аллеи, очаровывающей каждого, кто здесь проходил. Она прошла чуть дальше лавочек и заметила, что неподалёку от них виднелись украшенные ажурными арками беседки. Оттуда слышалась лёгкая тихая музыка. Это было немного странно для официального приёма; в основном танцы проходили в большом зале. Но, проходя мимо одной из беседок, Гермиона увидела парочку волшебников в довольно очевидном возрасте, которые медленно кружились в танце. Проходя мимо них, она сдержала удивлённый и даже ошарашенный вздох. Она узнала в танцующих, мать её вездесущую, Риту Скитер. Правда, волшебника, который танцевал с журналисткой, Гермиона раньше не встречала.       И кто вообще пустил её на приём?       Гермиона презрительно фыркнула. У них с журналисткой не задались отношения ещё в Хогвартсе, когда та писала про неё мерзкие статьи во время турнира Трёх чемпионов. Да и после Скитер не пылала к ней тёплыми чувствами и пару раз сыпала статьями по поводу отношений Гермионы и её судьбы после войны. Гермиона продолжала смотреть на медленно танцующую пару, отчего-то прячась в тени пышной ели.       Хотя объяснение этому очевидное и простое: нельзя попасться на глаза Рите Скитер.       Запах сандала, терпкого ветивера и горького табака, который был уже знаком ей на вкус.       — Скитер нашла себе новую сенсацию, окучивая главного секретаря министра Франции, — лёгкий пренебрежительный смешок. — Ставлю галлеон на то, что бедняга не знает, с кем связался.       Его голос был спокоен.       Гермиона, подавив желание вскрикнуть от его неожиданного присутствия в этом закоулке из елей, тихо развернулась и всё же негромко ахнула. Три дерева, которые находились сейчас позади неё, ставшие укрытием от Скитер, скрывали маленькую беседку. Она не была украшена, как остальные, и музыка доносилась сюда едва слышимыми отголосками.       Но всё же здесь был свет. Он исходил от растений, устеливших ковром маленькую беседку.       Зимники.       Гермиона видела их всего лишь единожды — когда Невилл ездил на Аляску специально для изучения этих холодных растений. Он привёз несколько образцов в Министерство и неустанно рассказывал об их свойствах. Гермиона оторвала взгляд от холодного мягкого света, что исходил от зимников. И заметила, что Малфой её изучает. Он не смотрел ей в глаза. Окинув лишь её наряд и остановившись в районе ключиц, парень будто смотрел сквозь неё. В его руках она заметила бокал, наполовину заполненный янтарной жидкостью.       — Прости, я не знала, что тут есть кто-то ещё.       — Ты можешь остаться, я сам уйду.       Он сказал это непринуждённо, но Гермиона уже ощутила горький привкус его фразы.       Она медленно и робко подошла к скамейке, которая стояла напротив Малфоя.       — Драко, — она начала осторожно, — я уже говорила тебе. Я так не смогу.       — Я знаю, Грейнджер.       Она усмехнулась про себя дурацкому факту, что он называл её по фамилии в прошлом, только когда был зол или когда они ругались друг с другом и неделями избегали прямого общения.       Сейчас он не был зол. И они не ругались.       Малфой был очевидно подавлен.       Он сделал большой глоток, не поморщившись, и встал со скамьи, явно собираясь уйти. Он всё ещё не смотрел на неё.       — Драко…       Он замер, возвышаясь над ней, словно мраморное изваяние, не смея опустить головы.       — Ты сможешь… сможешь полюбить кого-нибудь ещё? Думал ли ты о том, что, возможно, мы сможем избавиться от этого предназначения? Разве ты не думал над этим, Драко?       Её голос был тихим. Гермиона озвучила мысли, которые не покидали голову все эти дни после поцелуя в её квартире.       Она почувствовала всем телом вибрацию. И услышала такой же тихий, как её голос, смех. Малфой повернул к ней голову и присел на корточки, оказываясь на одном уровне с её глазами.       Мерлин.       Внутри всё сжалось. Неужели это возможно, чтобы в одном только взгляде было столько боли. И сейчас в них читалась ещё и ненависть.       Гермиона не знала этот взгляд.       — Ты серьёзно, Грейнджер? Спрашиваешь меня об этом…       Он коснулся легко её подбородка без разрешения, но делая это так бережно, словно она была хрупкой деталью и от неосторожного движения рассыпалась бы в пыль.       Он медленно продвигался пальцами вверх, очерчивая её тёплые от наложенных чар скулы. В его выражении читалось сомнение, и он явно обдумывал её слова.       — А знаешь, ты права, — серые радужки впивались, но прохладные пальцы успокаивали. — Я пытался, пробовал обрушить связь. Пробовал любить других, — где-то громко треснул один из камней. — Знаешь, их было так много, Грейнджер.       Он сказал это как очевидный факт. Не для того, чтобы сделать ей больно. Просто отвечая на её вопрос.       Но то, что почувствовала сама Гермиона, для неё не поддалось разумному объяснению. Она горела изнутри чистой болью от этих слов. Трещины с высокой скоростью разламывали и крушили внутренности.       По её тёплой щеке возле его пальцев скатилась непрошеная слезинка. Малфой нежно стёр её, продолжая смотреть в поддёрнутые жидким стеклом глаза.       На секунду он поморщился, словно тоже чувствовал, как разрушительно горело всё изнутри её тела. Он должен был это чувствовать… Гермиона этого хотела.       — Только это стало личным адом для меня, Грейнджер. Я никогда не смогу чувствовать по-другому. И дело со всем не в том, что мы знаем, что предназначены друг для друга.       Он опустил большой палец на подбородок, едва касаясь нижней губы.       — Ты сегодня так прекрасна. Не смей плакать, Грейнджер, — он практически шёпотом выдыхал эти слова ей в лицо, заполняя лёгкие Гермионы запахом терпкого алкоголя и сладкой горечью сандала.       Зачем ты смотришь так, Драко… Зачем…       — Тебе идёт чёрный цвет. Пэнс бы одобрила.       На мгновение на его лице появилась улыбка. Чистая, без боли, без горечи, делая Драко более юным, несломленным ото всех обстоятельств.       Только на мгновение.       Гермиона сейчас ощущала себя странно от его перепада эмоций, от своих ощущений изнутри. Но она не могла встать и уйти. Она хотела сейчас быть здесь. Добровольно. Она хотела сделать непоправимое. Чтобы заклеить все тещины, которые горят и ноют.       — Я слышу каждую твою эмоцию, Грейнджер. Как ты разрываешься изнутри. И это убивает меня ещё сильнее, — он продолжал смотреть на неё серебряной сталью. — Я знаю, что ты чувствуешь ко мне. Но вся шутка в том, — уголки губ криво дёрнулись в одну сторону, — что ты этого не понимаешь. Ты не понимаешь свои ощущения. И я не могу тебя принудить. Довольствуюсь лишь тем, что знаю — я всё ещё тебе нужен. Забавно…       — Это не мои чувства, Драко, ты обманываешься.       Ложь, Гермиона. Ты же знаешь, что это ложь себе самой…       Его взгляд вновь потеплел. Он будто услышал её размышления, противоречащие словам, слетевших с мягких губ. В нём читалось снисхождение. Малфой осторожно приблизился губами к её макушке и, не чувствуя сопротивления, оставляя нежный поцелуй, зашептал: — Будь осторожна Гермиона, не доверяй разуму, слушай своё сердце. Я всегда буду рядом. И если ты будешь нуждаться, просто подумай обо мне, и я найду тебя, — он вдыхал её аромат, будто прощаясь, не отрывая холодных и горьких губ от её макушки. — Прошу, помни всегда об этом.       Оторвавшись, он в последний раз посмотрел на тёмное золото глаз Грейнджер, на то, как она тихо плачет. Снова. Как тогда, когда он оставил в её квартире, украв поцелуй.       — Ты уже чувствуешь это, — Малфой бережно отпустил её, собираясь покинуть беседку.       — Поцелуй меня, Драко.       Так тихо, что она забрала бы свои слова обратно, если бы только он не успел услышать их.       — Ты сделаешь больно себе, Гермиона. Я привык к этой боли. Ты — нет.       — Поцелуй меня. Драко, я не хочу это больше чувствовать.       Радужки потемнели. Он склонился над губами, вдыхая запах весенних цветов груши. Этот запах был вшит в её кожу. Только она. Салазар…       Гермиона не хотела жалеть о том, чего просила. Ей действительно было необходимо чувствовать его сейчас. Она не лгала. Трещины ломали, если она отвергала то, что должна была уже давно принять.       Он колебался.       Тёмные янтарные радужки просили молча, с губ сорвался тихий вздох.       Пожалуйста, Драко… Прошу…              Горький виски смешался со сладким привкусом мягких девичьих губ. Он выполнил просьбу, оставляя ещё один поцелуй, о котором она попросила. Медленно. Почти невинно. Она больше не плакала, как в той гостиной. Она даже не дышала. Гермиона боялась потерять это ощущение.       Он нужен ей… Всегда был нужен.       Но горечь прекратилась. Он тихо встал и лишь тогда, когда уже молча выходил, снова оставляя её одну, обернулся.       — Я прошу тебя, держись подальше от Нельсона. Ты знаешь. Он не тот, кто тебе нужен. И он тебе не друг.