***
Падма и Парвати Патил сидели сосредоточенно, почти синхронно перебирая два экземпляра договора между компаниями Драко и Генри Гошольда. Драко с облегчением выдохнул, когда узнал, что сделку можно будет аннулировать не позднее февраля. Парвати уверенно дала ему понять, что в подписанном договоре со стороны Гошольда были трудно заметные на первый взгляд дыры в некоторых обусловленных пунктах, прописанных на пергаменте. И эти прорехи можно было обернуть в пользу их троицы. Это было одной из тех хороших новостей, что он услышал. Другой хорошей новостью было то, что Паркинсон, которая приехала из Рима гораздо раньше, чем планировала, позвала Грейнджер в поместье Нотта, чтобы устроить предсвадебные посиделки. Паркинсон не упустила шанса и оповестила его в своей манере, написав, что Грейнджер была согласна. Письмо пришло сегодня утром:«Не вздумай притащить свою бледную задницу сегодня к нам в дом. У нас будет Грейнджер. На следующей неделе я пришлю тебе образец ткани для костюма шафера.
P.S. Я наложу на тебя любимое проклятье младшей Уизли, если увижу на пороге. Надеюсь, ты меня понял. П.П.»
Следом Малфою пришло ещё одно письмо:«Здравствуй, Драко, я прошу прощения за дурной тон моей невесты. Я и Пэнси будем рады видеть тебя сегодня в 19.30. Мы собираемся по случаю свадьбы. Я также пригласил Поттера с женой и Невилла с его девушкой, Полумной Лавгуд. Надеюсь, ты будешь не против такой компании. Т.Н.»
Не против? — Драко сдержал улыбку, чтобы не показывать сёстрам Патил, что он уже как пять минут не может сосредоточиться на нужных бумагах, вспоминая прошедший приём в Виндзорском дворце. После того вечера в беседке ему стало легче дышать. Всю ту боль, исходившую от неё, что он чувствовал, всю ту собственную боль, что он передал ей — больше ничего из этого не было. Из раскалённых трещин, которые разрушали их внутренности, теперь исходило только приятное тепло. Её тепло. Оно брало начало от кольца, венчающего её указательный палец. Они не виделись и не говорили друг с другом за эти несколько дней. Драко ушёл с приёма сразу же. Не задерживаясь. Лишь быстро предупредил Невилла о том, чтобы тот присматривал за Гермионой и Нельсоном, так как самому Драко нужно было отправиться в мэнор к отцу. Всё то время до прихода Грейнджер, пока сидел один в беседке, он пытался связать причины, зачем адвокат навязывал ей себя. Он не заострял внимания на том, что это могла быть простая симпатия с его стороны. Нихера подобного. Драко чувствовал. Скребущее, неприятное чувство подсказывало — Нельсон был опасен для Грейнджер. Драко крутил образ Анны Нельсон в голове, вспоминая, как вели себя эти двое в школе. Мог ли он каким-то образом отомстить за сестру через Грейнджер? Драко ни на секунду в тот вечер не давал покоя этот сукин сын. Анну убила Бэлла по приказу Люциуса. Но тогда никто этого не знал. Даже сам Драко. Он узнал об этом лишь случайно, когда проник в разум спящего и ослабшего после финальной битвы в Хогвартсе Люциуса — лишь для того, чтобы проверить воспоминания перед приходом людей из Министерства. Он сидел в маленькой, скрытой от чужих глаз беседке и думал, как защитить Грейнджер, даже не предполагая, что она сама даст ему такой шанс уже через несколько минут. И поэтому, несмотря на предупреждение, там, в той же маленькой, украшенной зимниками беседке, когда она нашла его, Драко с облегчение понял, что Грейнджер больше не причинит ему боль.***
— Отец, ты в порядке? Драко, который только что ушёл с приёма, оставив Грейнджер в одиночестве и приятном смятении от их короткого поцелуя, сейчас стоял в кабинете Люциуса, смотря на него с явным беспокойством. Он тяжело дышал и будто бы бредил, разговаривая сам с собой в одиноком кабинете и вовсе не замечая присутствия Драко. — Отец? — Драко окликнул его ещё раз, и на этот раз Люциус понял, отвлекшись от своих размышлений, что в кабинете, кроме него, есть кто-то другой. — Драко? — голос хриплый, далёкий, будто он недавно задыхался, и явно удивлённый. — Что ты здесь делаешь? — Что случилось? Ты плохо выглядишь. Тебе нужна помощь? Люциус усмехнулся такой внезапной заботе сына, тут же надев привычную маску холодности. — Со мной всё хорошо, Драко. Драко проследил, как отец тихим движением убрал со стола дневник в зелёной бархатной обложке. Он заметил, что был слегка потрепан корешок. Дневник показался ему довольно знакомым. — Так чем я могу помочь тебе, сын? Раз уж ты явился в мэнор в столь позднее время. Покинув столь занимательный вечер от Министерства. Полагаю, вопрос не требует отлагательств? В голосе Люциуса сквозило злое веселье. Драко оторвал задумчивый взгляд от того места, где лежал дневник, и посмотрел на отца. — Гермиона, она всё вспомнила. — Вот как, — на лице Малфоя-старшего не промелькнула ни одна эмоция, лишь с тонких очерченных возрастом губ сорвалась едва заметная усмешка. — Я так полагаю, не без твоей помощи? Драко. — Ты прав, — Драко отошёл от прохода в кабинет и присел в гостевое кресло, расположившись ровно напротив фигуры отца. — Я помог ей. — Если ты ожидал моего удивления, — Люциус сделал тягучую паузу, задумчиво разглядывая лицо сына, — его не будет. Я знаю, что Нарцисса рассказала тебе про мадам Арабель, которая, к моему превеликому сожалению, покинула этот свет. Я думал, что ты явишься ко мне с этой новостью намного раньше, — теперь Люциус позволил себе улыбку. Отец играл с ним. И это могло бы раздражать, если бы Драко к этому так не привык. Окинув отца ответной короткой улыбкой, он спокойно продолжил: — Я решил не спешить радовать тебя этой новостью, отец. — Полагаю, мисс Грейнджер также уже ищет способ отправить меня в Азкабан? — Пока что нет. Но я думаю, это дело времени. Драко был честен с Люциусом. Несмотря на то, что это он пытался убить его любимую. После войны Драко не простил отца, но играть с ним в открытую было куда безопасней. Ведь то, через что проходил Люциус после пожирательской кампании и борьбы с собственным искуплением, повлияло на его разум. — Занятно. Так что же ты хочешь от меня, Драко? Чтобы я сам пошёл на уступку мисс Грейнджер и снял долгосрочную комнату с видом на неприступный океан и со скудным сервисом? — Нет. Я здесь не за этим…***
Гермиона смотрела на своё отражение в зеркале, что стояло в её маленькой спальне. С зеркальной глади на неё смотрела слишком взволнованная предстоящим вечером девушка в новом жёлтом платье простой строгой формы, с минимумом макияжа и забранными в аккуратную причёску волосами. Мерлин…. Сегодня ей предстояло пойти в гости к Пэнси Паркинсон. Строчки из присланного письма, полученного во время обеденного перерыва в Министерстве, дали повод для волнения на весь оставшийся день и до сих пор прокручивались в голове.«Здравствуй, моя милая Гермиона, я вернулась из деловой поездки. Мы с Тео будем рады видеть тебя сегодня вечером в нашем поместье как долгожданную гостью. Мой домовик Доф заберёт тебя из твоей квартиры ровно в семь вечера. Тео также позвал Поттеров и Долгопупса с его подружкой. И это я намекаю, что если даже согласился прийти сам мальчик-который-бессмертный, то и ты найдёшь для меня немного своей гриффиндорской храбрости. Только не той, как на Хэллоуин на шестом курсе!
Да, и ещё… Я старалась, отправила ему письмо с просьбой не являться на мою вечеринку, но мой дорогой жених всё же настоял на его присутствии. И я лишь хочу сказать, чтобы ты не волновалась, я позабочусь, чтобы возомнивший из себя невесть что аристократишка даже близко не подступил к тебе, дабы испортить вечер.
P.S. Целую. Я соскучилась, твоя Пэнс».
В уголке письма было нарисовано маленькое сердце, закреплённое магией. Рисунок, созданный из лаконичной формы тонких линий, обращался в два имени и фразу, от которой у Гермионы всё внутри сжималось:«Гермиона и Пэнси, от начала и до конца».
На губах улыбка и вкус скатившихся тёплых слёз. Как она могла позволить себе забыть об их дружбе? Паркинсон, та Паркинсон, которая казалась для всех законченной стервой в школе, на самом деле была одной из самых хрупких и нежных людей, которых знала Гермиона. Не без улыбки она вспомнила, как они дали друг другу эту простую клятву на одной из посиделок в гостиной Слизерина. Кажется, в тот день они прилично выпили сливового пунша, который притащил из дома Теодор Нотт. Гермиона ещё раз прошлась по строкам из письма. Он будет там. И улыбка вновь затронула уголки губ. Она увидит его впервые после того вечера. Когда она отпустила себя. Когда позволила. Попросила его поцеловать себя и прислушаться, наконец-то, к собственным чувствам. Именно в тот вечер Гермиона поняла, что пропала. Снова. Как после самого первого поцелуя на Чёрном озере, где Малфой, будучи шестнадцатилетним юношей, в первый раз признался ей. Тогда она также позволила себе отключить все противоречия в сторону его личности. Отметая его фамилию, статус и все его тёмные стороны. В прошлом и на приёме во дворце он стал для неё просто парнем, который был разбит из-за собственных ошибок. Который любил её и который, она знала это точно, любит до сих пор. Парнем — в чьих глазах горел серый шторм отчаянья и смирения. Она видела, что, как и много лет назад, он был готов отпустить её… Сегодня они снова увидят друг друга. Гермиона коротко хмыкнула и тихо рассмеялась, снова глядя в зеркало, где до сих пор, повторяя все её движения и мимику, отражалась взволнованная незнакомка. Пэнси вряд ли позволит ему такую возможность. Она знала, что Паркинсон, вопреки внутренней хрупкости, могла быть очень жестокой даже к близким людям, но лишь для того, чтобы защитить других. Пока Гермиона поправляла последние штрихи, в прихожей раздался тихий, характерный лишь для одного существа, щелчок. В последний раз придирчиво окинув себя взглядом, Гермиона досчитала до трёх, выдохнула и вышла из комнаты, спустившись навстречу прибывшему домовику Паркинсон.***
Доф представлял из себя пожилого эльфа с обвисшей неровными складками кожей, что и выдавало его преклонный возраст. Гермиона, спускаясь по лестнице, зацепилась за необычную деталь. Было довольно странно, но эльф Пэнси, вопреки всему, что она знала о домовиках, обладал серебристой бородой, спускающейся с острого вытянутого подбородка. Гермиона ни разу не наблюдала, чтобы хотя бы у одного встреченного ею домовика за всё время был хотя бы намёк на волосяной покров. Также нетипичной деталью домовика стали угольные глаза с цепким взглядом, чем-то напоминающие… Мерлин!.. Он что, на какую-то часть гоблин? — Приветствую вас, мисс Грейнджер, — голос Дофа был скрипуч, но вполне доброжелателен. — Вы готовы отправиться в поместье господина Нотта? — Здравствуйте, Доф… — Гермионе стало вдруг неловко от того, что домовик наверняка заметил, как девушка изучающе и слишком откровенно пялилась на него, не удосужившись даже поздороваться. — Да, извините, мы можем отправляться. — Хорошо, — домовик, не выказывая ни одной эмоции и не задавая никаких других вопросов, сделал к ней уверенный шаг и протянул морщинистую руку. — Прошу, мисс Грейнджер, не бойтесь, я перенесу вас с максимальным комфортом. — Спасибо… Гермиона аккуратно вложила большую, по сравнению с рукой домовика, ладонь и не успела закрыть глаза, как снова раздался характерный щелчок, и они оказались в просторной, украшенной белыми фрезиями гостиной. Домовик мягко отстранился и, поклонившись, с тихим щелчком исчез. — Милая! — звонкий голос Паркинсон раздался в гостиной. — Ты пришла… Салазар… Я так переживала, что ты откажешь… Она подлетела к гостье и крепко обняла её. Гермиона ощутила, что Паркинсон немного дрожит и без стеснения вдыхает аромат её волос. — Пэнси… Я тоже рада тебе, — Гермиона не пыталась отстраниться, понимая чувства подруги. — Но прошу, перестань меня обнюхивать! Паркинсон рассмеялась. — Даже не подумаю прекращать. Честное слово, ты словно живёшь в грушевом саду. М-м-м, я так скучала по этому запаху, Салазар… — Кхм-кхм, дорогая, мне стоит ревновать тебя к мисс Грейнджер? — немного насмешливый мужской голос следом за Пэнси раздался в гостиной. — Здравствуй, Теодор. Гермиона улыбнулась вошедшему Нотту и теперь позволила себе отстраниться от подруги. — Доф не принёс трудностей? — Нет, мы быстро перенеслись, — Гермиона нахмурилась. Вопрос, который вертелся на языке, мог быть неуместным, но любопытство не позволило сдержаться: — Пэнси, твой домовик имеет гоблинскую кровь? — Да, — Пэнси спрятала улыбку и на секунду горько усмехнулась. — Доф, он, так скажем, единственный в своём роде. Проклятый с двух сторон своей кровью. Его отец был гоблином, а мать эльфийкой. Непозволительная связь среди этих двух воюющих между собой когда-то существ породила на свет Дофа, отрубая малышу возможность жить нормально в этом мире. Но, к счастью, один из моих предков лет сто назад приютил его. Он очень добрый эльф, Гермиона, но несомненно с гоблинским нравом, — Паркинсон рассказывала так тепло об этом существе. И Гермиона допустила мысль, что, возможно, он был кем-то большим, чем просто слугой для их семьи. — Как ты поняла? — Борода, и ещё его глаза, — Гермиона не сдержала вновь улыбку. — Это невозможно для обычного эльфа. — Как всегда, такая умная! Ещё один голос раздался в гостиной одновременно с щелчком. Он принадлежал Забини. Он с таким же тихим щелчком домовика прибыл в поместье с Малфоем. Возле них терпеливо ждал маленький сморщенный домовик, ожидая просьбы хозяйки. — Ты как всегда прав, Забини… Гермиона немного прищурилась, когда улыбнулась, отвечая Блейзу, почувствовав приятное тепло. Но смотрела она только в глаза итальянцу, не в силах совладать с поднимающимся волнением. Это было странно. Вот так вновь быть среди них — слизеринцев. Память услужливо возвращала в далёкие и уютные времена, в украшенную змеиной символикой гостиную Хогвартса. Пэнси, всё ещё стоявшая рядом, будто услышала её мысли. — Как мило, не правда ли? Храбрая гриффиндорка пришла в гости к хитрым змеям. Звонкий смех Паркинсон украшал. — Пэнси… — Да ладно тебе, Грейнджер, по тебе слишком видно, что думаешь об этом же. Пойдём со мной, я покажу тебе своё платье на девичник. Гермиона закатила глаза, но ямочки на щеках уже болели от искренней улыбки. — Хорошо… Пэнси же, получив согласие, тут же бесцеремонно взяла её за руку и, игнорируя прибывших гостей, повела Гермиону на второй этаж поместья. Поднимаясь по лестнице, Гермиона, нежно коснулась украшения на указательном пальце, не преставая чувствовать на себе его взгляд и тихую улыбку. Его тепло. Она тоже улыбнулась, душой посылая вибрации в кольцо, надеясь, что он сможет получить её ответ.***
— Драко, ты прости Пэнс, ты же видел, она просто слишком любит Грейнджер. Тео, Блейз и Драко втроём сидели на террасе, наслаждаясь зимним пейзажем и ожидая, пока прибудут Поттеры и Долгопупс со своей парой. Те отказались от перемещения в компании домовика, объяснив, что Джинни в положении, и они воспользуются обычной машиной. Поттер скоро станет отцом… — подумал Драко. — Вот это новость… Впрочем… Он сделал глубокую затяжку, заставляя кончик тлеющего пергамента окраситься в красный цвет, а в горло пропуская лёгкую горечь. — О, не беспокойся об этом, Тео, — Драко хохотнул. — Я удивлён, что я вообще здесь, а не борюсь с обещанным летуче-мышиным сглазом. — Она не может запретить тебе быть в моём доме, — Нотт заговорщицки подмигнул. — И по секрету, Пэнси не умеет так хорошо пользоваться им, как Уизли. — Я один заметил, что между этими двоими что-то снова происходит? — Забини лениво выпускал колечки дыма в серое небо. — Ты пялишься ей в спину и улыбаешься, как девственник, а она, поднимаясь в этом супер строгом платье сотрудника Министерства, улыбается так, как будто ей только что признались в любви, — ещё два кольца вытянулись с его губ, и в воздухе переплелись друг с другом, образовывая силуэт сердца. — И это, очевидно, была улыбка не для нашей дорогой Пэнси, — губы Блейза растянулись в хищной улыбке. — Я полагаю, ты хочешь что-то нам рассказать, Драко? — Тебе показалось, Забини. Драко пожал плечами, затянулся и, в отличие от друга, просто выпустил дым тонкой синеватой струйкой. — Ты такой пиздабол, Малфой, — Забини резко принял ровное сидячее положение, распаляя остаток пергамента сигареты, и теперь в его глазах было написано ничего хорошего не предвещающее любопытство. — Рассказывай. — Нечего рассказывать, Забини. — Да ладно, Драко, я тоже заметил этот взгляд. Тео, подхватив манеру Забини, теперь также заинтересованно ожидал объяснений друга. — Блять, — Малфой вздохнул и сделал ещё одну затяжку. — Я и сам пока не знаю, что между нами происходит. Но, кажется, она дала мне шанс после того вечера от Министерства. — Шанс?.. — Блейз произнёс это слово, словно пробуя его на вкус. — Она дала тебе шанс на что? Дружба или что посерьёзней? — Забини откровенно издевался, но это было обыденно и как всегда в его манере — вытаскивать информацию, без которой он словно не мог прожить, играя бровями и с неоднозначностью во взгляде. — Если твоё любопытство утешится, то можешь рассмотреть второй вариант. — Могу ли я предположить, что у вас уже был секс? Забини хищно и с азартом скалился, ожидая интересных для себя подробностей. Нотт же, который расслабленно сидел рядом, просто улыбался и спокойно курил, наблюдая за двумя друзьями. Ему не нужны были подробности, которых очевидно жаждал Блейз, ему было достаточно услышать, что жизнь лучшего друга налаживалась. — Могу ли я предположить, — Малфой тем временем в притворной задумчивости поднял глаза к небу и, повернувшись обратно к Забини, отразил предупредительный блеск в серых радужках, — что ты конченный извращенец? — Обиженка. Забини притворно надулся, на что Малфою оставалось только снова закатить глаза. Посчитав, что на этом диалог о них с Грейнджер закончен, Драко посмотрел на часы и уже хотел было достать ещё одну сигарету, как увидел наконец-то приближающихся и уже опаздывающих на десять минут гостей. — Ну вот и ещё парочка отважных гриффиндорцев в компании обаяшки Лавгуд. Забини задержал взгляд на Лавгуд и загадочно улыбнулся. — Ну что же… Надеюсь, вечер пройдёт славно. Тео сказал это скорее самому себе. Как хозяин поместья, он, оставив Забини и Малфоя, направился приветствовать долгожданных гостей.***
Салазар…. Он задыхался. Вместе с ней. Сливаясь друг в друге. Беспорядочно. Агрессивно. Их поцелуй был похож на битву. Никакой невинности. Никакой осторожности. Они горели. Он так хотел снять дурацкое жёлтое платье с Грейнджер. Но пока что не мог. Драко не любил жёлтый и сейчас только ждал момента, когда с удовольствием избавится от него. Кажется, Грейнджер хотела того же в его сторону, практически срывая с него рубашку. — Салазар… Гермиона…. Его голос хриплый, пропитанный вибрацией от горячих поцелуев, от нехватки воздуха в одном помещении. Он смотрел, как в глазах, в его самых, блять, прекрасных, любимых янтарных глазах горел пожар, смешанный в опасный коктейль с предвкушением. — У тебя тут мило. Ну конечно… Драко издал гортанный звук, отдалённо похожий на смех. Мило… И как она успела рассмотреть его квартиру. Сейчас? Когда они, блять, просто сносили всё вокруг, превращая в хаос. — Ты невероятная, Грейнджер. Рука легла на застежку платья, нетерпеливо спуская замок вниз и освобождая бархатное тело девушки из ненавистной ему ткани. — Никогда, — глаза Драко пьянели от открывающейся обнажённой груди и отвердевших розовых сосков, — никогда больше не надевай это ужасное платье. Гермиона на секунду зависла и оторвалась от пропитанных горьковатым виски губ, смотря прямо в расплавленную ртуть. — Мне нравится это платье. Драко хмыкнул и спустил жёлтый кусок ткани вниз, опуская вслед свои губы на манящее возвышение груди. — К чёрту платье… — он повлёк за собой, продолжая опускать развязные поцелуи, обнажённую и немного смущённую таким положением Грейнджер. Ведь он раздел её полностью, в то время как сам оставался в костюме, точнее, в брюках и уже полуспущенной рубашке. Драко пьянел от раскрасневшихся от страсти и смущения девичьих щёк, гладкой нежной кожи, пьяных, таких же, как и у него сейчас, но абсолютно трезвых, горящих огнём глаз и тихой улыбки. Его Грейнджер. Его и только его. — Ты прекрасна… Он шептал ей, нежно прикусывая, целуя мочку уха, в которое нашептывал всё, что так давно хотел, увлекая девушку в спальню. Гермиона задумчиво посмотрела на кровать и хмыкнула какой-то своей мысли. Но уже в следующий момент, перехватив его губы, снова целовала его. Мокро. Развязно. Её язык сплетался с его, оставляя сладкий вкус на губах, который сводил его с ума от желания. Он горитгоритгорит. Его. Её. Их движения нетерпеливые. Каждый из них, казалось, хотел раствориться друг в друге, не уступая другому. Драко наслаждался каждым мгновением, опускаясь губами на каждый, даже самый крохотный участок её кожи, оставляя свои следы, оставляя себя на ней. Наслаждаясь ею. — Драко… Это был меткий выстрел в голову. То, как она растягивала его имя. Именно сейчас это была его Грейнджер, та, которая так же горела с ним ещё на шестом курсе. Та, которая стала ещё прекрасней сейчас. Та, что дарила ответные поцелуи, лаская шею и косой рельеф его живота. Она помнила, как ему нравится. Он ни на мгновенье не забывал, как нравится ей. Хищный серый взгляд, и вот он опустил два пальца промеж двух мягких складок. Не отрывая своего взгляда от затуманенных карих глаз, медленно и даже лениво поднимая пальцы обратно, где заветная влага блестела на кончиках фаланг… Он продолжал смотреть прямо. Глаза в глаза, когда пробовал её на вкус. Её удовлетворенный стон окончательно раздробил пулю внутри. — Драко…. Прошу… Ей не нужно было его просить, потому что Драко не знал, как ещё держался. Толчок. И два голоса в унисон. Протяжный стон обоюдного удовольствия пронзил стены его спальни. Он не хотел торопиться, но не мог сдержать себя, они оба двигались в безумном темпе, подмахивая бёдрами навстречу друг другу. Сплетаясь в одно целое. Это было практически по-звериному, но сколько нежности было в его движениях. — Ты моя… — он шептал тихо, сладко, и она соглашалась, — только моя, Гермиона…. — Прости меня, Драко… — Тш-ш…. Нет… — он ласково улыбнулся, — не сейчас, Грейнджер, только не сейчас…. Она закусила губу, давя улыбку, смешанную с вырывающимся наружу удовольствием от его усиленных толчков в ней. — Я люблю тебя, Гермиона… Салазар свидетель, как я тебя люблю… Этот ласкающий шёпот, срывающейся с его губ, стал последней каплей для неё. Тело пронзило электрическим зарядом, срывая с мокрых губ громкий протяжный стон. Мерлин… Сейчас, кажется, она просто закончилась. Сгорела. Отдала себя и забрала всё, что было у него. Гермиона не ответила ему его же словами. Было много противоречий их отношениям и друг к другу там, во внешнем мире. Но про себя она повторила его фразу. Громко. Счастливо. Так, чтобы он чувствовал. Ведь было бессмысленно отрицать то, что творилось в её груди. Ведь именно сейчас это был её Драко. Полностью обнаживший перед ней не только тело, но и душу. Без всех сложностей, что ждали их за пределами его квартиры.***
Драко, едва касаясь пальцами, рисовал невидимые узоры на бархатной коже спящей возле него Грейнджер. Он не хотел думать, что будет завтра. Но мысли закрадывались в его голову. Передумает ли она? Закроется? Или это всё было сейчас реальным? Он не знал. Он просто чувствовал под собой гладкую кожу и приятное тянущее ощущение в собственном теле. Кто бы мог подумать, что вечеринка у Пэнси закончится так. Драко едва сдержал смешок, чтобы не разбудить девушку, и чуть не подавился дымом затягиваемым сигареты. Весь вечер у Нотта был похож на странный каламбур. Пэнси, которая бросала предупредительные взгляды, адресованные Малфою: «Только посмей к ней приблизиться, и ты труп». Поттер, который до необычного быстро, для врождённой осторожности к слизеринцам, втянулся в общую беседу и был удивлён неожиданной дружбе Малфоя с Долгопупсом. Лавгуд, что как всегда щебетала странности протяжным тонким голосом, и все присутствующие знали, что в любой сказанной ею вслух фразе был двойной подтекст. Уизли-Поттер с округленным животом и искренним смехом от малфоевских шуток. Хотя в последнюю их встречу в прошлом она разоблачила его, обвинив в стирании памяти ученикам. Драко же, несмотря на все предостережения Паркинсон, всё же смог насладиться вечером, периодически ловя на себе улыбчивый карий взгляд. Тео и Пэнси рассказывали собравшимся друзьям о том, где и как пройдёт их свадьба. После чего Пэнси раздала всем списки допустимых цветов в одежде вместе с пригласительными. И Драко видел, как Паркинсон была счастлива сегодня. Как странная компания из двух бывших гриффиндорцев, одной когтевранки и Грейнджер были органичны с ними. Ему казалось, что дружба между ними была всегда. Он старался запомнить этот вечер таким. Как один из самых счастливых дней, что, возможно, даже хватило бы на заклинание Патронус. И вот когда настало время уходить, Драко подошёл к ней. — Я могу тебя проводить, Гермиона? Слышал, тебя перенёс сюда Доф… Её щёки слегка порозовели, заставляя его взгляд помутнеть. — Хорошо… Простое «хорошо», и ничего больше… Он почувствовал сбоку испепеляющий взгляд Паркинсон и подмигнул ей, безмолвно предупреждая и прося, чтобы та доверилась ему. Он никогда больше не оставит Грейнджер. Никогда больше не причинит ей боль. Паркинсон поймала его взгляд, сдаваясь. Но неизменно оставляя холодное предупреждение в зелёных радужках. — Давай немного пройдёмся до дорожки? — он, слегка касаясь локтя Гермионы, предложил свою руку. — Мне нужно сосредоточиться на аппарацию. Грейнджер хихикнула. — Может, тогда мне всё же воспользоваться услугой Дофа? — Поздно, Грейнджер, я не смогу принять отказ. Он серьёзно посмотрел в её глаза, а она улыбнулась, и это, чёрт… стало отправной точкой. Эта немного кривая, но пропитанная теплом улыбка обезоружила его. Они вдвоём вышли во двор, оставшись наедине. Без посторонних, любопытных или предупреждающих весь вечер глаз. Драко хотел было начать какой-нибудь разговор. Но не успел. Мягкие, немного сухие от зимней погоды губы Грейнджер, настойчиво шепча, припали к нему. — Не дай мне передумать, Драко. Она повторяла эту фразу, со сладким отчаянием прикасаясь к его губам. — Обещаю, Грейнджер. Я обещаю. Он поклялся ей сдержать обещание. Красная точка сигареты вспыхнула последний раз, погружая комнату в абсолютную темноту. Отходя от эйфории, он думал теперь о том, как уберечь Грейнджер от своего отца, которого она явно хотела упечь в Азкабан. И что будет завтра, на первом суде с этим ёбаным стариком? И то единственное, что сейчас его успокаивало и, как ни странно, позволяло хорошо мыслить — тихое дыхание под боком и запах сладких груш. Он убрал руку с её плеча, осторожно наклоняясь, ещё отчетливее ощущая аромат грушевых цветов, и оставил поцелуй на кудрявой макушке, наконец позволив себе присоединиться к её сну.***
Звонкая пощёчина раздалась в пустом кабинете, где были сейчас только лишь пожилой мужчина и молодой юноша. — Сукин сын! — ещё один удар оглушил помещение. — Щенок! — мужчина был в ярости. — Для чего ты работаешь тут? Какого хуя, — он не сдерживался в словах, сейчас аристократические манеры его мало волновали, — этот выблядок Малфой смог сработаться с Патил? Какого хуя… я спрашиваю, иск удовлетворили в их пользу?! Чем вообще ты занимался?! Что ты делал в чёртовом Министерстве эти две недели?! — Я не нашёл никакой информации по Люциусу. Он не чувствовал жара щеки. Голос спокоен. Холоден. — И ты, блять, мне это говоришь только сейчас?! — Гошольд спокоен не был, он практически брызгал слюной на пасынка, отчаянно сдерживаясь, чтобы не влепить ещё одну пощёчину. — Ты хоть понимаешь, Дэрвин, что найди ты на Люциуса компромат, мы бы смогли переиграть этого возомнившего себя, блять, всемогущим мальчишку Малфоя! Ты, блять, это понимаешь?! — Я исправлюсь, отец… На краснеющем от удара лице парня заходили желваки. Но не от боли, нет. От брезгливости и от самого факта омерзения к себе, что он не мог сейчас перечить отчиму. И от ненавистного слова — отец. Не сейчас. Но, возможно, когда он воскресит Анну, то наконец просто убьёт этого вонючего старика. Но сейчас он стерпит. Дэрвину Нельсону было такое не впервой. — Отец? — мужчина глухим басом рассмеялся. — Ты никогда, слышишь меня, ублюдок, никогда ты не станешь мне сыном, щенок! Никогда. Взаимно… — Нам надо решить, как вывести из строя этого мелкого ублюдка до следующего заседания. — Я знаю, что делать, — Дэрвин только сейчас поднял взгляд на Генри Гошольда. Он видел в старческих глазах неприкрытое презрение к себе. — Да? И что же, малыш, ты будешь делать? И почему, блять, не сделал этого раньше! — Ты узнаешь об этом первым. Гошольд нахмурился, а после быстрым шагом приблизился, зашептав Дэрвину на ухо: — Ты играешь со мной в игры, щенок? — он уже хотел ударить его снова, но кто-то снял Оглушающее с двери его кабинета. Это мог сделать только один человек. — Марта? Женщина, одетая в строгое платье, неприметное по цвету, с короткими, уже покрытыми благородной сединой волосами, бесцеремонно, в какой уже раз, сняла заклятье с его кабинета. Сейчас так же бесцеремонно она прошла к главному креслу у стола и села в него, обращая всё внимание на себя. — Марта? Изволь тебя спросить, какого чёрта ты за… — Заткнись, Генри. Марта Нельсон грубо оборвала его, выкладывая на стол прямоугольный портсигар из яшмы и слоновой кости. — Позволь тебе напомнить, дорогой Генри, — Марта расслабленно прикурила от палочки, не сводя со своего мужа взгляда помутневших от возраста, но всё ещё угольных глаз, — что Дэрвин мой сын, и если в тебе осталась, — женщина хмыкнула, — хоть капля уважения ко мне и к нашему делу, ты более не посмеешь унизить меня тем, что поднимаешь на него руку. Марта, выпустив струйкой вишнёвый дым, перевела взгляд на сына и показала лёгким жестом, что он должен сейчас уйти. Он не стал спорить. Дэрвину уже пора было действовать. Возможно, то, что он задумал, даже поможет старику Гошольду и действительно отвлечёт на какое-то время Малфоя от их суда. Этим он убил бы двух зайцев сразу. Ведь главное, что было сейчас — Анна. У него оставалось всего пять дней. Поэтому тихим шагом, игнорируя злостный взгляд отчима, Дэрвин вышел, оставляя мать с этим ублюдком наедине. Она не была в опасности. Скорее его мать причинила бы этому ублюдку боль.***
— Нет, ты посмотри на неё. Пэнси с притворной обидой смотрела на Гермиону. — Что? — на чуть задетом веснушками лице Грейнджер играла улыбка. — Всё в порядке, Пэнс, правда. Твоя пицца, она остывает. Девушка показательно взялась за собственный кусок, откусывая от него. — Ты и Малфой. Серьёзно? Лучше бы ты осталась с этим Уизли… Пэнси тоже взяла свой кусок, но продолжала возмущаться. — Я и Рон, вот это точно было ошибкой, — Гермиона откровенно веселила напускная злость подруги. — Он мне как брат, и он, кстати, тоже нашёл свою любовь. Ты её знаешь, это Лаванда Браун. — Я просто переживаю, Гермиона, — девушка отложила пиццу, так и не попробовав. — Понимаешь, он ведь не рассказывал долгое время, почему стёр тебе память. Не рассказывал, что Люциус пытался убить тебя. Ничего из этого. Он лишь сказал, что так будет лучше для всех и исчез через год на целых три года. Я думаю, ты видела все эти заголовки про его кутежи. Гермиона согласно кивнула. — А потом он в один день явился к нам домой. Меня в тот момент не было. Его нашёл Тео, — Пэнси скривилась. — Он сказал, что Малфой был едва похож на себя. Что-то обесточенное и пропитанное алкоголем. Он тогда решил завязать. И знаешь, — возникшая мысль в голове, похоже, возмутила Паркинсон, — он изъявил желание вернуть тебе память! И это, чёрт возьми, после того, как сам сказал, что всё будет отлично. Именно поэтому я перестала ему доверять. И сейчас с трудом держу своё доверие. Всё жду, когда что-нибудь может произойти. — Пэнси… — Гермиона накрыла своей рукой её руку. — Всё кончено, — она погладила мягкую кисть в утешении и в жесте поддержки. — И насчёт Люциуса… Знаешь, с этим я действительно разберусь. Я думала о том, чтобы пойти к психоаналитику… Взгляд подруги заинтересовано пробежался по ней. — Знаешь, это такие магловские врачи. — Салазар, Грейнджер, мы сидим в центре магловского Лондона! Я знаю, кто такие психоаналитики. — Хорошо, так вот, я подумала, что смогу назначит терапию с Люциусом и психоаналитиком именно в магловском мире. Хочу попросить об этом Кингсли. Драко рассказал мне, что для него было важно уберечь Нарциссу, а это значит, что Люциус не так прогнил, как это может показаться. — Салазар… Грейнджер, я думала, ты хочешь упечь его в Азкабан… А ты хочешь пройти семейную терапию? — Паркинсон грустно усмехнулась. — Я напоминала тебе, что ты не в себе? — Нет, — Гермиона была рада, что Пэнси не стала жёстко осуждать её, высказав недовольство лишь в своей шутливой манере. — Я читала дело Люциуса, и там не всё так черно, хотя раньше я думала, что он уже совсем прогнивший ублюдок… Особенно после случая в Выручай-комнате… — вспоминая прочитанное досье отца Драко, она отщипнула ещё один маленький кусочек от уже холодной пиццы. — Знаешь, отчасти и поэтому я смогла открыться для Драко… — Избавь меня, Гермиона… — Пэнси скорчилась. — Лучше давай, расскажи мне, чем ты занималась эти четыре года без своей прекрасной и лучшей подруги? Только Уизли не говори, — она озорно подмигнула. — Думаю, её хватит удар, если ты скажешь ей. Гермиона передразнила Паркинсон: — Я напоминала, что ты полная задница, Пэнси Паркинсон? — Только для тебя, дорогая. Девушки сидели, беззаботно делясь своей прошлой жизнью, совсем не замечая чернильных глаз, не отводящих от них пристального взгляда.