Тактик и Реалист

– И тебя что, вовсе не волнует, что он мог на нас смотреть, когда мы целовались? – смеюсь я от абсурда, быстро расстегивая пуговицы на коричневом жилете. Лесли и я очень быстро раздеваемся, с голодом поедая взглядами чужую плоть; стоим напротив друг друга в затёмненной комнате. Солнце уже совсем село. Успеваю снять белую рубашку и за ней синеватый галстук. Пока я обнажён наполовину, но даже этого вполне хватает, чтобы обратить на себя внимание партнёра – Кларк не сводит с меня своей оптики. Здесь сладостно пахнет, это сбивает меня с нужной мысли, иной аромат ласкает обонятельный рецептор. Такой вкус, что хочется есть. Есть чужое тело. – Наоборот, пусть знает, что ты – мой. – коверкая смысл, отвечает мне друг и резко, выставляя ладонь вперёд, толкает меня в район груди. Его тёплая ладонь встречается с моим горящим желанием. Одуматься не успеваю, как падаю на белую кровать, мягкую, но прохладную. Это его постель, без сомнения, тут он спит. По неволе думаю о том, что бы он тут делал в одиночестве. А как постельное лакомо пахнет, м-м, очень вкусно. Он готовился? Да нет, не успел бы, наверное. Покачиваюсь на мебели, голова пытается доказать, что ей нехорошо – кружится от осознания того, что сейчас произойдёт. Два полушария скоро расплавятся от духоты. Сейчас со мной произойдёт именно то, о чем я слишком часто думал, о чём в тайне мечтал, никогда не надеясь на взаимность таких отношений. Хоть и знал, что девушки его не интересуют и почему-то всё же не верил, что могу являться для него кем-то бó‎льшим, чем коллега по работе или лучший друг. Поподробнее рассмотреть квартиру я не успел, но был тут всего несколько раз по рабочим обстоятельствам, и даже так я никогда не рассуждал том, что здесь случится наш первый раз. Тут так тихо, умиротворенно и мягко, что будь бы моя воля – уснул сразу же. Шатен стоит спереди меня, расправляется со своей одеждой и застёжками, пока я расправил руки по всей длине простыни и закрыл от удовлетворения или переутомления веки ресницами. Этим я пытаюсь заставить себя расслабиться. Я в безопасности, я с любимой особью. Разве это не то, о чём в тайне мечтает каждый? Невзначай слышу, как что-то падает куда-то далеко, это гулко бьется о пол. Пуговки? Одежда спала на пол? Он разделся. – Обычно это я в такое время сплю, – мужской ласкающий смех, – так сильно устал? Толком не успеваю проанализировать вышесказанные слова, как легонько подпрыгиваю на кровати. Предоставляю своим глазным яблокам возможность аналитики – надо мной хищно возвышается мужественная фигура, раздетая тоже по пояс. Кларк навис надо мной сверху: свёл свои ноги над моими так, что не могу ими пошевелить в полной мере; его руки выставлены по бокам – у меня нет вероятности перекатиться на какую либо сторону (да я и не хочу этого, в принципе). В знак ответа на вопрос слабо киваю с приподнятой комиссурой губ. Он невероятно красив – его оголенный торс словно излучает опасный жар, от чего моё лицо уже давно красноватых оттенков; подкаченный пресс переливается в свете закатных красок, заставляя меня восхищаться его формой. Почему он тоже разделся только до штанов? Надоело ждать и оставлять меня без своего внимания? Или это какая-то игра, где мне не удосужились объяснить правила? – Ты всегда спишь. – начинаю издалека. – Не всегда. – Всегда. Попросту постоянно. – Это не сон, а кратковременный отдых от тяжелейшей работы – быть детективом. – Ну да, а всю работу приходится разбирать мне. У меня нет сил спорить, а особенно с тобой. – Ничего, я помогу тебе. – оперативно оппонирует он мне. Парень наклоняется ко мне ещё более ближе, так, что я могу внимать его дыхание; шелковистые космы волос спадают на моё лицо, едва касаясь переносицы. Снова этот сладкий запах. Теперь я точно уверен, что это не "Кассата". По движениям понятно сразу – он слышит моё полипноэ. Коллега переносит всё своё внимание на моё лицо: нежно целует нос, властно ласкает щёки, искусно покусывает нижнюю губу. Он вовсе не спешит, делает всё аккуратно, интимно, развратно. Под таким давлением я расслабляюсь и отдаюсь этому человеку полностью, забывая обо всём, что было до этого и будет после. Но, даже помимо этого, стараюсь так же помогать: приподнимаю бёдра на встречу противоположным, нетягостно кусаю в район шеи, попутно распуская руки по его спине. Процесс пошёл и это благоприятное время мне нужно запомнить на всю жизнь, нужно впечатать в мозги. И зафиксировать не как опыт, а как счастье. – Раздвинь ноги, пожалуйста. – О, неужели я слышу от самогó Лесли Кларка – величайшего частного детектива Кливленда слово "пожалуйста"? Это такая честь... Пара секунд в удивлённой тишине – юноша засмеялся вместе со мной в унисон. Мы всегда любим над друг другом подшучивать, часто придираемся по незначительным мелочам. Может, это и выглядит со стороны как соперничество или что-то детское, но, честно, так отвлекаешься от проблем и забываешь, кто ты есть самом деле. Только мы с ним можем понимать что-то определённое, несуразное, но личное, своё – это нас сближает духовно. Прошло всего лишь несколько мгновений, пока я вспоминал наши задирства, как спутник резко, попадая в точно подмеченный момент, энергично подставляет колено у моего паха, прекращая смех в знак своей "победы". Нет, это не больно, не неприятно, а, скорее, нежданно. Я открыл рот в тихом внезапном вскрике, но даже тут он преуспел первее меня (словно высчитал все мои действия наперёд), его уста накрывают мои, парень аккуратно, но смело прикасается ко мне всему, скрепляя весь этот результат кончиками пальцев. Понятно, что так он решил меня заткнуть, но как же приятно это сделал... Внутри меня партнёр нарочно досаждает мне: кусает внутреннюю сторону мокрой плоти и проходится языком по всей длине зубов, всё наблюдая за мной и ожидая соответственной реакции со стороны. И, на удивление, я не теряюсь в этой ситуации, ведь это – третий раз, он должен остаться в памяти. Спешу ответить на ласки, принимаюсь тереться ширинкой о колено парня; нарочно опрятно, чтобы не причинить боль, оттягиваю его светлые пасма волос на затылке, пропуская через сжатые пальцы. Мне жарко, я теряю способность дышать, слышать, видеть, всё расплывается от высокой температуры внутри. Такое ощущение я бы сравнил с тем, когда падаешь с невысокой точки, но всё равно опасаешься, что покалечишься при дальнейшем падении. Тот момент, когда не ощущаешь опору у ног и рук – я в нём, нет, мы. Мне невероятно сильно хочется показать Лесли на что я могу быть способен, что могу не только бумаги разбирать, не только сидеть часами на работе и ворчать, а что могу быть удовольствием в глазах для любимой персоны. Любимого мужчины. Минуты в противоестественном пламенном вакууме. Капли пота стекают по оголенным плечам, рукам, груди, поясу. Босс оставляет на моём теле поцелуи: невесомые, лёгкие, нравственные. Вверяет моему телу свои касания: аккуратные, нежные, стабильные. Постепенно успевает дойти до ремня штанов, приспускаясь по кровати вниз, так его пятерня на молнии, а глаза выдают всё, о чём он думает. – Готов? – Готов. И это был рывок к действию – вершитель правопорядка клацает по пряжке, стремительно стягивая с меня всё, что только возможно. Следом начинает холодать. Мне, почему-то, сводит мышцы, колкие покачивания кровяных тел в моих венах возрастает, принося с собой новую волну. Да, совершенно точно, мне – стыдно, стеснительно. Перед любимым и вот так сразу? Я и так был красный, а теперь же не описать моё состояние. Чего не скажешь о самом Лесли – радостный, довольствующийся своей работой. Я абсолютно не знаю, куда деваться, в какое место прятаться. Это слишком интимно всё же. Я стесняюсь этого. Стоит ли говорить, что это будет мой первый раз? А стоит ли упоминать, что и поцелуев за всю жизнь у меня тоже было три (и все они случились с Лесли вот совсем недавно)? – Ну наконец-то. – обволакивающе изъявляет напарник, смотря уже не на меня, а намного-намного ниже. – А-а, Лесли... мне... После несвязной речи старший в мгновенье срывается и резво оказывается около моего уха. – (шёпотом) Забудь о том, что я тебе сказал сегодня утром. Теперь я увидел и убедился – он большой. Горячее дуновение от произнесения слов холит мою перепонку внутри – в голове возникают изображения без красок: сегодняшнее утро в нашем офисе, за ним почти все диалоги, движения, звуки. Мне настолько тяжело управлять своим организмом, речью и помыслами, что на данный момент я способен лишь издать смущённый выдох, смотря на оголенную поясницу американца, который выгнулся, чтобы до меня дотянуться так близко. Протекают минуты настолько, как никогда протяжно и растянуто, что замечается конденсация температур: низкая на улице и высокая в квартире. Совершенно не вспомню, как Лесли оказался без брюк, как обласкал мой торс, и как оголил меня самого. Его пальцы всё ещё призрачно меня касаются везде, где это возможно, кожа запомнила чужие подушечки пальцев и снова пытается их очертить, возобновить. Сознание едва ли не отключилось, я потерялся в счёте времени, почти всё это пропустил. Что на меня так подействовало: утома от дня или счастье от этого каннольщика? Перед глазами пелена от возбуждения, я не могу увидеть что либо в точном или правильном ракурсе. Теперь мы в естественной "одежде" – в той, где видно абсолютно всё, то, чего уже не скроешь. Я смотрю на лучшего друга протяжное количество времени, понимаю – он очень хорошо за собой следит. Часто я представлял себе его без одежды, но то, что в конечном счёте вижу перед собой – убивает меня от осознания. Осознания, что я не ошибся, он такой, каким я себе его и представлял, но намного лучше, намного живее... Такое красивое тело: утонченное, с хрупкими плечами, очерченной фигурой, сильными руками, красивыми бёдрами... Эти части я не мог видеть, мешала одежда, хоть я и приблизительно представлял себе что-то такое, но в настоящем обличии это не сравнится. Убедился – хочу быть с ним, хочу. Теперь окончательно – я не могу без него, он мне нужен. Даже не могу представить свою жизнь без него, это невозможно настолько, что равносильно моему самоубийству после его исчезновения из этого мира. Я хочу его. Прямо сейчас, здесь, в это время. Мои мозги в туманном урагане различных глубоких дум, пока сам старший меня не вытаскивает с них, парень отталкивает всю гору смешанной одежды вниз, на пол. Шум. Этот звук отвлекает меня. Но следующее становится ещё лучше: обнаженный полицейский оказывается у моих раздвинутых ног, умело берет в руки обе щиколотки, тянет к своему паху до самого значительного притяжения наших тел – ещё ближе невозможно. Мы стыкаемся не только зрительным контактом, но уже и бёдрами, ногами. Я оголён и он, мне страшно, ему хорошо, мне жарко, и ему также. Голубоглазый решается первый, осторожно спрашивает. – О чём думаешь? – О том, что не заслуживаю тебя. – Разве не я тебе это говорил тогда, на встрече? Тут всё иначе. – А докажи. – Ах, так вот как ты придумал. Сильнее завести меня хочешь? – он поочерёдно переходит на тихие Гц, – (шёпотом) а дальше уже некуда, я на пределе. Не дожидаясь от меня ответа (хоть он и ясен наперёд) и явно не ссылаясь на торможение или какую либо потерю времени, Лесли захватывает и кладёт мои ноги себе на плечи. Позволяю ему руководство, потому что взаимодоверяю. Не заставляю парня ждать, расслабляю нижние конечности, после чего они послушно повисают на беловатых плечах. – Сейчас, может быть, будет сначала не очень приятно. – почти шёпотом добавляет он, смотря на моё лицо. – Я тебе доверяю. Он робко и совсем не надменно, а, скорее, успокаивающе усмехнулся с моей фразы, перенося пальцы левой кисти на правую подвздошную, а от правой кисти на левую. Он гладит эти места, как будто успокаивает, заставляет и возбудиться, и передохнуть одновременно – неописуемый нонсенс наслаждения от головы до пят. – Только не опускай ноги, потеряешь весь эффект. Босс неторопливо приближается к моему половому органу, пока я раскидываю руки по бокам в преддверии нового ощущения. Плавно прикасается ко мне снизу – распускаю утяжеленный выдох. Разве кто-то мог бы ранее предположить, что такое мыслимо, чтобы я и начальник вот так... Несомненно, хорошо, что это произошло. – Приложи пальцы туда, где только что были мои. Не мешкаюсь, слушаюсь его убедительной просьбы, перевожу фаланги пальцев на левый и правый бок от живота. А от них веет холодом, неуютом, совсем всё не так, как делал старший, с ним было теплее, страстнее, лучше. А когда сам себя трогаешь – это совсем не то, но не подаю никакого вида, что мог бы доказать моё отсутствие в физическом понятии. Замечаю на себе его уверенный взгляд и учительскую улыбку – он обучает меня, направляет, показывает, как будет правильнее. Чем я такого, как он заслужил? Никто так бережно, ласково и трепетно ещё ко мне никогда не относился, никто так не оберегал. Признаться, это... греет душу. А сейчас точно уверен, точно знаю, что я важен ему. – Теперь легонько поглаживай себя, не сильно дави. Сейчас почувствуешь, что произойдёт. Не по своей воле мои уголки губ приподнимаются – я рад быть с ним. Воспроизвожу поглаживающие движения указательным и средним пальцами вдоль обеих противоположных сторон. Пока что ничего значительного не происходит, но не останавливаюсь. Лесли уж точно знает, что делает, ему стоит поверить. Он умеет удивлять. Лучший друг позитивно кивает, глядя, что я на верном пути. Он тянется к моему нижнему органу, который покачивается; бережно, будто будет касаться дорогого фарфора, берёт его в тёплую руку, от чего сам по себе, не контролируя, я всхлипываю от чего-то нового. Он решает сразу приступить к делу – начинает двигаться по разным сторонам: аккурат влево-вправо, перенаправляет то вверх, то вниз, повторяя те же махинации всё быстрее с каждым стуком в горле. Глаза расширяются, пальцы сжимаются, тело одобрительно отвечает на ласки. Давление начало увеличиваться. Становится настолько сильно приятно, что я теряю рассудок, ощутив в полной мере то, о чём босс рассказывал. Вот, что такое потеряться во времени и забыть своё имя. Ещё никогда мне не было так... удушающе замечательно и истинно интимно. Всё вместе совместилось, начало наносить серьёзный удар по поясу, с этими действиями, что существуют в коллаборации, словно прилетает какой-то белый свет, он заставляет закрыть глаза от напора яркости. Вместе с ним ударяет по голове раскаленная сталь, которая мгновенно растекается по позвоночнику. Это душнит, но не тяготит. Настоящие эмоции невозможно описать, не могу их передать в полной мере, язык не позволяет. В то время как я всё ещё нахожусь в надёжных... надёжной руке, что поглаживает меня до сих пор. Жарко, муторно, плохо, заводяще. Я забываю обо всех проблемах, которые тянули меня, забываю о всякой ерунде, концентрируясь на голубых радужках напротив. Мои ноги лежат на чужих плечах, мои пальцы гладят чувствительную кожу возле пресса, а его мягкая ладонь скользит по моему твёрдому члену, в комбинации это даёт ранее никогда неизвестный мне эффект: огромное развивающееся пламя растёт в животе, появляется задержка в подаче кислорода, а кровь всё рьянее приливает к пульсирующему органу, прокачивая тромбоциты в миллионы раз быстрее. Вот, что на самом деле Кларк имел ввиду. От огромного прилива волны наслаждения я, кажется, без контроля постанываю уже как несколько секунд без какой либо конкретной остановки (горло начинает покалывать изнутри) от невыносимости воздействия результата выгибаю поясницу ещё выше, ещё больше, чем от меня требуется. Не могу остановиться, мне так возвышено, словно я в Раю (или я уже давно в нём?). Моё тело не выдержит, не перенесёт. Нестерпимо и резво накрывает крупных размеров оргазм, заставляя ноги, руки, само тело дрожать. Шатен продолжает движение кистью, он устанавливает хаотичный порядок выполнения, его ладонь вбивается в меня, обязывая вырабатывать дополнительные глотки воздуха, который я жадно впиваю уже давно как ртом. Кларк приневоливает меня толкаться в его сложенные пальцы, в сгиб длани, появляется выработка влажности вокруг, а член больше без возможности натянуться выше, потому что это никак невозможно. Через пошлые мокрые скольжения его руки на мне, я начинаю понимать, что он тоже на пределе, почти упирается ко мне во внутрь, но ещё сдерживается, а вот я совсем не могу. Кажется, после такого я больше не смогу смотреть ему в глаза или решить какую-то банальную задачку, находясь поблизости. – А теперь... а-ах, обмякни. Сквозь дымчастое марево я слышу его приятный, такой неспокойный, родной голос. Это понуждает меня испытать, как веки настолько сильно зажмурены, что инстинктивно больно; мои пальцы в какой-то момент ушли с живота и оказались на простыне – неестественно вцепились в белую ткань (когда это произошло я так и не вспомнил). Но это не главное. Вдруг догадка бьёт по мне – слова в какой-то мере подействовали, стало так, как никогда, легко и, как никогда, лучше, что я дышу через рот от свободы. А это может означать, что я... о-о, не-ет, неужели я... Неужели я перед ним сейчас... Припускаю спину, приподнимаю голову, дабы обратить зацикленность внимания на товарища. Хватка на половом органе ослабла и от этого стало то ли легче, то ли слабее во всем теле. Попросту не может быть, чтобы я вот тут, здесь и сейчас... Я не мог контролировать себя... Юноша делает последний взмах четырьмя пальцами, после поднимает подушечки пальцев к верху – вязкий, почти прозрачный тянущийся материал нитями следует за ними. Не-ет, всё же это произошло, о-о, мне так неудобно... Неудобно от думы, что я, возможно, доставил проблем или что-то запачкал... От смущения я отворачиваю голову, чтобы больше не лицезреть, мне невероятно стыдно признавать это, я покрываюсь таким цветом, что учёные, вероятно, ещё не знают о его существовании. – Не стесняйся, так ты нравишься ещё больше. – сказанное было явно с улыбкой, по голосу можно было уловить. Это немыслимо, мы только начали, а я уже вот так... успел. Детектив полуулыбается, наблюдая, что со мной сделал, пока я отворачиваюсь в сторону с пунцовыми щеками. – Я... я всё уберу, честно. – простанываю на выдохе. – В этом нет нужды. Лучше приготовься к самому главному. – скрытно произносит он, смотря на мои, вздрагивающие от прошедшего оргазма, конечности. Объясняет мне парень, попутно ласково проводя руками по моим ногам, пробуждая моё тело вызвать дрожь. Он с закрытыми ресницами трепетно целует колени, голень, и́кры. Именно сейчас я прочувствовал, как от вибрации с этих колебаний плоти на моём животе, начало что-то плавно стекать по сторонам, что-то тёплое. Догадка. Нет, мне не убрать больше никогда этот стыд с лица, как бы не старался, как же неудобно... Свой половой член я даже не могу контролировать, он почти успокоился после опустошения материала, но с новыми поцелуями в чувственных местах он снова напоминает о своём состоянии. Как Кларк знает, куда нужно давить, чтобы управлять моей плотью и важными точками? Быстрое мгновение, чёткие секунды, долгие минуты. Напарник, завидев моё состояние, плавно переводит мои конечности на свою талию, теперь я обхватываю его корпус. Да, он точно в курсе, как это неудобно – лежать в таком положении долгое время. Потому и решил мне помочь, опустив их? Не теряя секунд, сжимаю голени вокруг него так, чтобы он упал на меня, лёг. И это получается, от рывка сзади полицейский падает на мою грудь. На удивление он не зол, не удивлён, а наоборот, улыбчив и рад. Словно он только этого и дожидался. – Давай скорее, я уже не могу... – Не спеши. – тихо изъявляет коллега и чмокает меня в район пояса. Страшно даже представить, как я могу выглядеть со стороны, наверное, взлохмаченный, багряный, смущенный... Но это не настолько сильно меня тревожит. Сейчас я хочу лишь одного, хочу ощутить его в себе, теперь по-настоящему, без прелюдий. Босс ловко выгибается к низу, но мои ноги не спешит убрать; он кладёт правую ладошку уже на свой член, провожая это всё взглядом. Интересно, а он наедине часто это делает? Ладно, это не моё дело. От того, что наконец-то смог дать слабину после такой пустоты внутри себя, я невольно поднимаю зрачки к потолку, замечаю, как тяжело дышу в ожидании. Если Лесли так хорош на начальном этапе, то что, если... Вмиг вплотную ко мне мягко втыкается что-то тёплое. Резко раскрываю веки, настораживаясь и прислушиваясь. Лесли держит в согнутых пальцах свой член возле крайней плоти, приближая его ко мне снизу. О, так быстро? Я ещё не надышался сполна, как снова поднимается температура, а за ней и кровоток в сосудах. Уверенные движения – юноша выбрал себе удобную позу, стоя на коленях; мой внимательный взгляд оценивает ситуацию. Напарник утыкается коленями в мягкую пирину, словно раскачиваясь. Готовится? Нервничает? Он в любом состоянии очень привлекателен. – Я могу? – поднимая на меня голову, спрашивает партнёр. Узнаю своего старого и доброго друга, без моего позволения он не начнёт делать что либо важного характера, всегда советуется со мной и переспрашивает. В любых случаях ему важно знать моё мнение и отношение со стороны. И как я мог на него злиться? – Можешь. – смотря на размер, обречённо выдыхаю я. Частный детектив благодарит лёгким кивком, дёргает щекой и направляет детородный влажный орган к кольцу – моё сердце пропускает удар и тишина обволакивает. Я покорно жду, но он не торопится. Он задерживается около прохода, словно обдумывая своё дальнейшее решение и поступок вообщем, трется около внешних стенок, от чего мои лёгкие сдавливает, я блаженно выдыхаю. Капли пота текут по лицу, стремительно перемещаясь на шею, ключицы. Сильнее прижимаю ногами его спину, слабо подталкиваю мужчину к себе. Момент – он делает последний мазок по моим стенкам, собирается, и... и плавно входит внутрь. Лесли аккуратно движется вперёд, с небольшой силой проталкивается, как можно дальше, глубже, горячее. Больше я не в силах сдерживаться, источаю глубокий стон и громкие вдохи. Это очень непонятно, необычно, немного больно, но терплю, хотя бы стараюсь. Внутри растёт напряжение – это часть кливлендца. Спутник продвигается глубже, поэтапно проходя к середине, теперь я закидываю голову на подушки, что сверху, так мне будет легче. Лесли кладёт на мою талию тёплые руки, фиксирует их, чтобы сделать себе опору или дать понять, что так поддерживает. С каждым моим стуком в венах он входит всё больше, заводя член почти по самую длину. Теперь мне взаправду становится больнее прежнего, закусываю верхнюю и нижнюю губы, чтобы не стонать ещё громче. Мои глаза закрыты, пальцы сжаты, а нервы подскакивают, словно они здесь задают степень теплоты. Невозможно держать себя под контролем, я слышу, как коллега утяжеленно хватает воздух, с силой впихивая его в трахею. Мы одновременно выдыхаем и вдыхаем, парень поочерёдно смог войти во всю длину; он остановился, давая мне немного привыкнуть. – А знаешь, Рихтер? – внезапно расторгая тишину, спрашивает наперсник у меня, – я люблю тебя. – М-м... а... – только и могу вымолвить я, уже с широкими зрачками наблюдая за тем, кто мне давно дорог. Что? Он сказал "я люблю тебя"? Он правда это сказал? Правда? Или мне на секунду показалось, я не так услышал? Но лицо любовника говорит мне о ином, он счастливо улыбается, смотря чётко на меня. Ну и нашёл время и место... вовремя, скажем. Но он сказал это! Я не буду заставлять его ждать, потому что это, прежде как, взаимно. – Лесли, я... м-мх, тебя тоже... люблю. И так душа просит добавить в конце "давно", а сердце умоляет. С моим непонятным стоном он подмигивает, а я смущаюсь ещё больше, особенно находясь в таком положении. Хотя, тут и так давно было понятно, это всё двусторонне, и он знает же об этом, знает же? Оказывается, решать такие важные вопросы уже в постели – некрасиво, но легче, чем в обычном положении (больше нет смущения и недопонимания). Помню, как я боялся произносить эти слова не то, что вслух, а даже в голове. Опасался, что не взаимно. А теперь хочу быть рядом с ним, хочу обнимать вечно, и никогда-никогда не отпускать. Хочу любить. Видимо, моё признание и так было очевидным, от чего босс только стал вести себя раскрепощеннее. Сменщик кивает своим мыслям и резво начинает во мне толчки: уверенные, осторожные. Он гладит меня: надменно, нежно. Я поддаюсь навстречу, надёжнее закрепляю ноги на его пояснице. Товарищ суетливо дышит, а я всхлипываю от движений внутри, это невыносимо приятно, боль уходит на второй план, предоставляя наслаждению выигрывать. Я совершенно не в курсе, сколько минут мы занимаемся любовью, для меня минуты идут нестерпимо долго, да так, что знаю – скоро буду на пике. Кларк нависает надо мной, что-то шепчет заводящее, радостное. Я улавливаю его ритм и подстраиваюсь под него, толкаюсь тазом вперёд и назад, задавая невероятные впечатления от волн в ядре. Даже на какую-то миллисекунду друг не хочет останавливаться, он придаёт толчкам смелые нотки, попадая именно по чувственным стенкам. Шлепки от противоположных бёдер контрастируют с мягкими поцелуями чужих уст на моём теле (наверное, в качестве успокоения?). Шатен умудряется вталкиваться в меня и одновременно с этим целовать мою кожу. Вот теперь я на самом деле не до конца уверен, что смогу сдержаться. На меня снова налетает вторая эйфория, принуждая мой организм работать во всю. Второму разу точно быть и главное, чтобы не задеть парня. Становится заметно, что вместе с нашими воздыханиями вмешивается звук битья изголовья кровати о стену. С каждым новым стуком внутри мы поддаёмся вперёд – проходит секунда – и обратно, насаживаемся назад. Толчки ускоряются, возвышаются, усовершенствуются. Интересно, а я смогу после хотя бы встать? А как мне после такого смотреть ему в глаза вообще? Или мы начнём серьёзные отношения? А как же совместная работа? Он же мой начальник по официальной иерархии... Подумаем над этим позже и вместе. Поясница ноет, ноги устают, голова кружится, а мышцы успокоено принимают чужой орган, приглашая зайти дальше. Даже не знаю как, но мои верхние конечности теперь ласкают его затылок, а он веет на мою шею горячее и сбившееся дыхание. Скоро будет кульминация, мы ощущаем это оба, одновременно предчувствуя послевкусие. – Лесли-и... а-а, я сейчас... – Я тоже... Мы усерднее прижимаемся к друг другу, целуемся, оставляя чужие причмокивания на иной коже. Больше невыносимо терпеть, всё просит о финале, хочется выпустить то напряжение, что давно накрывает в предстательной железе члена, хочется поскорее освободить эякулят, который давит по верхним препуциальным железам. Лесли хочет сделать последние столкновения в меня, но в тот же час нас резко и неприятно прерывает звонок. И на миг всё остановилось: мы застыли, смотря на друг друга с удивлением и испугом. Непонятное смутение закрадывается в голову. Смотрим не моргая. Кто же в такое время смелый? – Чё-ёрт, ну не‐е‐ет... – поднимая голову к потолку постанывает приятель. – М-м, возьми. – опуская бёдра, полушепчу я. – Нет. Не хочу. – Возьми, может, что-то важное? Тебе никогда домой не звонят, ты же говорил. – А-ай... Ну вот же вовремя. Ладно, иду-у. – голубоглазый встречается со мной взглядом. – Мы потом закончим, не переживай. – искренне улыбаюсь я. Убираю обе голени с него, поднимаюсь по мебели, чтобы дать ему место для движений. – О-о, в этом я уж точно не сомневаюсь. – он клацает меня по носу указательным пальцем. Парень решается выйти полностью, неспешно отходит, убирая за собой и всё тепло, что грело меня изнутри. Оказывается, это очень неприятно, когда не можешь излить семя, весь оргазм ушёл куда-то в сон. Кларк с огромным недовольствием и злой гримасой встаёт с места и бежит в гостиную, к домашнему телефону, который разрывает уши. Остаюсь один, в темноте. Но тело воспроизводит на себе чужие прикосновения в тех местах, где недавно были бледные кисти коллеги. Половой орган понемногу приходит в успокоение, больше не пульсируя. Улыбаюсь как дурак, смотря в одну точку. Мы вместе. Теперь да, теперь точно. Обещаю, что при нём буду вести себя увереннее. Особенно после такой близости, уж тем более. Он даже признался мне в любви. А что я ответил ему? Через агонию и эмоции я уже и не помню, что именно произнёс... – Что?.. Вы точно уверены? Да ну, не-ет, не может же... – прерывает мои размышления мужской голос. Завороженно смотрю в дверной проём, туда, откуда слышу взволнованный тембр. Что-то случилось? Неужели произошло что-то настолько серьёзное, что кому-то взбрело звонить Лесли домой? – Хорошо, понял. Скоро буду. – на последних вздохах отвечает старший полицейский. Клацающий звук – трубка, видимо, положена на место. Различаю негромкий топот босых стоп о пол, около двери возникает нечеткий тёмный силуэт. Он взволнованно метается из стороны в сторону, в попытках найти моё лицо, чтобы заглянуть в карие зрачки. – Что-то слу... – Рихтер! Мне нужно срочно бежать. Возле того района, в южной части, где "Маленькая Италия" неизвестный захватил заложников и угрожает подрывом. Не верю ни ушам, ни глазам. Ошарашенно наблюдаю за другом и повторяю его слова сотню раз в голове: "заложники и угроза подрыва". Кто-то решил поиздеваться над городом ночью. Давно такого не было. Тогда почему Лесли едет один? – Подожди, а почему только ты вызван? А я? – наблюдая за фигурой проговариваю, накрывая себя одеялом. – Там работает ФБР, но переговоры ничего не дают. Обзванивают только тех, кто с высокой квалификацией. – в попыхах отвечает мне. Если так, то ситуация очень серьёзная, раз требуются только профессионалы. И другое правильно, то, что он старше меня, на ранг выше, и считается превосходным детективом города. Я же его верный помощник и младший специалист. Точно знаю, что у него есть сложное по механической части оружие и высокая репутация. Поэтому его часто вызывают на те дела, которые он обязательно решит. Кларк метушится, собирая одежду с пола. Моё сердце в бешеном ритме, я не могу его успокоить. Но как это поедет один, без меня? Нет, я не могу его отпустить! Я очень переживаю, вдруг, может что-то случится? А если это всё огромная ловушка? – Но я не могу тут оставаться! Не могу сидеть, зная, что тебе угрожает опасность. Я должен пойти с тобой. – Нет, ты никуда не пойдёшь. – он одевается в спешке, натягивая пиджак как попало. – Нет, пойду. Я не оставлю тебя. – уверенно нахожу в темноте его глаза. Я решил. Мне нужно ему помочь. Нет, ну как это – отпустить любимого человека и в руки смерти? Мне так плохо, я очень волнуюсь. Приподнимаюсь на локтях, не смотря в сторону детектива, почти поднимаюсь с кровати, хочу дойти до одежды, быстро одеться и зарядить револьвер. Хочу быть полезным и нужным. – Стоять, – он быстро оказывается рядом, – ты остаёшься. Он смотрит серьёзно и уверенно. Мы встречаемся зрительно, он нависает надо мной и стремительно толкает меня в грудь, от чего я падаю обратно из-за нехватки опоры. Смотрю на любовника с удивлением. Как это не пойду? Пойду, конечно. – Я не останусь. Я должен тебе помочь. Это что-то серьёзное, ты не можешь идти один! – Рихтер, я не один! Там собираются лучшие в полиции, идёт обхват здания и переговоры. Если среди нас заметят тебя, кто по рангу ниже, то я даже боюсь представить, что может с тобой случится! Тебя уберут тут же, да так, что больше никогда не сможешь найти работу, и я уже не смогу тебе помочь. Или что похуже... – на одном дыхании высказывает партнёр, после вдевая пуговицы в петельки. Вот же, даже тут он прав. Всё верно, так и есть. Если ситуация серьёзная и угрожает большинству, то должны быть только те, у кого есть большой стаж. Я понимаю это, поэтому грустно опускаю голову, зная, что ничем не смогу помочь, как бы ни хотел. И даже если бы я спрятался где-то вдалеке/на крыше, где меня могли бы не заметить, всё равно это – ослушание приказа. Руки опускаются, я облокачиваюсь о спинку мебели, разжимаю кулаки. Я бесполезен, я могу только тут сидеть и наблюдать. – Пойми, – Лесли, заметив моё поведение, наклоняется поближе, – сейчас будет идти специальная операция, там нужен я, иначе весь город и невинные люди в большой опасности. – М... хорошо, я понимаю это... – и это всё, что я могу. – Послушай, – его пальцы осторожно касаются моего подбородка, поднимая его, – всё будет нормально. Я вижу, что ты волнуешься, но не стоит, я вернусь так скоро, как только смогу. – Обещаешь? – ища надежду в небесных глазах, взбудораженно вопрошаю. – Обещаю. Конечно, обещаю. Иначе быть не может. – под конец фразы он улыбается, едва не смеясь. Шатен притягивает меня ближе, желая подарить обещающий поцелуй на кратковременное прощание. Коллега целует меня уверенно, давая всю ту надежду и правду, которую так хочу заполучить, я притягиваюсь к нему, тянусь всем телом, хочу обхватить руками, дабы углубить это всё. Не хочу его отпускать, не хочу. Но времени больше нет, и Лесли отрывается первым. – Мне нужно бежать. – убирая слюну со своего подбородка, взволнованно молвит он. Я могу только кивнуть головой в знак полного понимания и принятия. Оборачиваюсь вокруг одеяла, встаю. Он улыбается, смотря на меня, а я грустно провожаю его до двери. Мы стоим, а секунды идут. – Завари мне, пожалуйста, чаю, как приду – выпью. Я же надеюсь, что это всё ненадолго, там ФБР, быстро разберёмся. – заряжая пистолет, объясняет приятель. – Хорошо, заварю. И... и буду ждать. Ты взял мой пистолет? – Взял, взял. И свой, и твой, и даже запасной. По восемь патронов в каждом. Оборачиваю ещё раз вокруг себя белую ткань. Мнусь от холода и волнения. Я не могу смотреть на его лицо, не могу, боюсь, что привыкну к этому очертанию и всё будет зря. Что он пропадёт. Лишь бы он вернулся живым, лишь бы всё было хорошо. Я попросту не переживу, если... – Неужели я никак не могу тебе помочь?.. – Если хочешь помочь, то настрой радио на частоту или 1624, или 1642 ГГц, я уже точно не помню. Там будут транслировать словами всё то, что будет происходить. И так ты мне поможешь, считай, что будем почти что вместе. И как же это поможет? Просто сидеть и слушать? Это не помощь, это безысходность. Ну почему ранг всё решает? Неужели работа важнее чувств? Но даже не в этом дело, они будут стрелять по всем, кто посмеет мешать операции или не будет иметь высокой квалификации, даже не разбираясь уберут. Такие законы в штате Огайо, против них невозможно пойти. Чёртов Кливленд. Тоскливо всматриваюсь в уже такие родные радужки перед мной. И как он может быть в таком нормальном, спокойном состоянии? Как ему это удаётся, даже если он знает, что находится в опасности? – Я скоро буду, через, может быть, час-два. Но если задержусь, то ложись спать без меня, утром встретимся. Вдруг, поймаем и опрашивать будем. Но чай чёрный оставь, если что. Выпью всё равно. – он кладёт в карманы всё необходимое и хлопает себя по брюкам, чтобы точно удостовериться, что ничего не забыл. – Возвращайся скорее. – приближаясь к его щеке, бесшумно произношу. – Несомненно. Готовься, как приду – мы продолжим то, на чём нас прервали. – подставляя для чмока скулу, весело утверждает детектив и приобнимает мою талию. Мы притягиваемся. Целую его и сдерживаю эмоции, чтобы не распереживаться ещё больше. Душу сжимает, чуть не теряю равновесие. Мне уже всё равно на то продолжение, главное, чтобы я увидел его ещё раз, хотя бы раз... Возможно ли, что это – последняя наша встреча? Нет, он вернётся, он должен прийти целым и в таком же настроении, должен. В ином случае я... – Всё, побегу, а то ещё выговор получу. Дверь не закрываю, ключи у тебя. Не скучай. А, и мне две ложки сахара! Стараюсь запомнить его голос и проигрывать в голове, пока он порывисто отодвигается от меня и открывает дверь. Я думаю о чем-то обнадеживающем и стараюсь приподнять уголки губ, пока Кларк стоит за порогом – машет пятерней, подмигивает мне. Мы смотрим не моргая, и он скрывается за лестницей. Всё происходит необычно, мимолётно. Вот он стоял рядом, дышал на меня, а вот его нет и меня окружает пустой холод. Ещё около тридцати секунд я стою и прислушиваюсь, как мужчина окончательно уйдет и шаги утихнут, мне невероятно сумрачно и тоскливо, но через огромные усилия заставляю себя верить в лучшее, ни смотря ни на что. Всё будет хорошо... Натягиваю одеяло как можно плотнее, хотя бы оно даёт успокоение, потому что это его, пахнет им. Отрешенно переставляю ноги и иду на кухню готовить чёрный чай, как он и попросил. Нахожу радио, настраиваю нужную частоту, сажусь на кровать и пытаюсь слушать каждое слово, что говорит корреспондентка. На белом подоконнике серая чашка с дымом – это ему, как вернётся, и я готов греть её до тех пор, пока Лесли не придет, чтобы он выпил горячий напиток. Сам принимаюсь ради умиротворения пить тот же чай, оборачиваясь в постель ещё больше. Везде пахнет Лесли Кларком, этим сладострастием, которое задевает сами кости. Вокруг чужие запахи, но от них спокойно. Слушаю журналистов – ничего примечательного по делу не говорят; проходит двадцать минут, сорок, час, полтора. А его нет, и новостей толковых тоже. Во мне поднимается тревога, нервы работают на износ, а я берусь за голову, стараясь отогнать всё негативное. Пью, наверное, десятую чашку, но это мне ничем не помогает. Я хочу сорваться с этой клетки, взять оружие и побежать ему навстречу, помочь, защитить, от всех и вся уберечь. Хочу увидеть его, обнять, ощутить. Но не могу, иначе пострадаю от этого не только я, но и он заодно. Если бы даже мог притвориться обычным прохожим, мог бы смотреть издалека и в нужный момент оказать малейшую помощь или услугу, так и это обременит, территория окружена, никого не пускают в радиусе одного километра, как мне объяснил старший. Все варианты просмотрел, некоторые улучшил и хотел попытаться, но тщетно, всё не то, всё навредит еще больше. Сорвусь и побегу – под трибуналом окажемся оба. Если бы была такая возможность, где я смог бы быть полезным, но после поплатился своей жизнью, то несомненно тут же побежал. Но не могу, потому что на мне ещё одна жизнь. Молчу, внимательно слушаю женский голос. Пью одиннадцатую и смотрю в одну точку, почти не моргаю. – О-о!.. – идёт с динамика. В один миг по радио я слышу какую-то вибрацию, крики, метушню. Опрометью придвигаюсь ближе, бросаю посуду, не гнущимися пальцами прикладываю динамик к уху, пытаясь услышать абсолютно всё. Моё сердце стучит: раз... "– Наоборот, пусть знает, что ты – мой." – Нам поступило сообщение, что произошёл взрыв в южной провинции. Мы рядом, передаём вам всё, что видим, не переживайте!.. – странные удары, визги. Стучит два... "– Не стесняйся, так ты нравишься ещё больше." – М... нам... нам передают, что... Тактик – это Август Рихтер, который предпочитает логику, нежели интуицию. Тот, кто полагается на раскрытие дел с помощью доводов справедливости. Он – умелый и честный теоретик, которому легче придумать и следовать собственному плану, чем импровизировать. Рихтер не реалист, но влюбился в такового. – Спокойно! Без паники! Передают, что, скорее всего, те, кто находился внутри: представители правопорядка и заложники... они... Стучит три... "– Всё, побегу, а то ещё выговор получу. Не скучай. А, и мне две ложки сахара!" Реалист – это Лесли Кларк, опытный детектив, который предпочитает чувства в абсолютно любой ситуации и сложности дела. Он умеет выкручиваться из тяжёлых обстоятельств при любом раскладе и риске. Он не контролирует расположение/случай, он живёт в нём. Лесли не тактик, но влюбился в такового. – Сотрудники ФБР, полиция, частные детективы, обычные люди, которые были там, внутри всего здания, они... они все мертвы. Послушайте! Нет, не стоит па... "– А знаешь, Рихтер? Я люблю тебя." И больше не стучит. Тишина, с ней осознание. Идёт вибрация от взрыва по полу, с подоконника падает серая чашка с кипятком, разбивается. Я спадаю на пол, бью колени и больше ничего не разбираю. Весь мир разрушился и сердца больше не слышнó‎. "– Лесли, я... м-мх, тебя тоже... люблю." Темнота. Душа пропала. Смысл исчез. Его нет... "– Обещаю. Конечно, обещаю. Иначе быть не может." Шаги сзади. Надежда? Нет, необратимое последствие. Холодная рука ложится на моё оголенное плечо. Около уха знакомый мне грубоватый голос вальяжно произносит, злосчастно смеясь. – Вот теперь мы остались совершенно одни.