Тактик и Реалист

Фантомный удар по затылку и огонь в кишечнике. Я застыл на месте, ноги остановились. Меня охватил приступ, паника: всё моё тело сковалось, и будто если пошевелю хоть пальцем – неприменно и неизбежно умру. Босс остановился даже раньше меня, словно окаменел, его лицо застыло в маске ужаса, а зрачки хаотично бегают по ручке двери, он даже ослабил свои кончики пальцев на мне. В такой мертвой тишине я точно слышу его сердцебиение, оно попадает в такт моему. Мы смотрим в одну точку, не имея возможности даже приподнять руку. Неминуемо начинает накатывать тошнота, отдаваться боль в мозгах, следом предоставляя жгучую пульсацию на виски́ с обеих сторон, это больно. В мыслях сидят слова Мейера – "за идиота меня держите?", они настолько сильно ударили по черепу, что я их слышу как эхо, оно повторяется и повторяется, сохраняя произношение и характер передачи. Это сломанная пластинка, она не может остановиться, я могу слышать только и только голос мафии. Неужели это всё? Это всё, верно... Он догадался. Да он же не мальчишка, сразу всё понял. Мы обречены. И чем мы думали, когда решились на этот план, зачем он вообще был нужен? Истман про всё узнал, живыми он нас не отпустит. Это можно считать как за предательство, самое настоящее. Теперь мы здесь и умрём с Лесли на пару? Я не хочу, нет! Мы ещё так много чего не успели сделать! Этот чёртов Мейер, как ему удаётся быть таким собразительным в свои года? Как у него получилось обхитрить двух высококвалифицированных детективов всего Кливленда? Нет, я совершенно точно уверен, что убить он должен меня и лишь меня, Кларка пусть не трогает; я всё сделаю, чтобы он жил, честно, всё... Так проходит неизвестно сколько секунд, я не в состоянии их сосчитать, мне становится плохо уже по-настоящему. Мои глаза болят от того, насколько широко я их раскрыл, я точно чувствую, как мои руки начинают проявлять дрожь. Раньше слышал своё сердце, теперь же нет, уши заложило шумом и писком. Пока я думал о скорой кончине, смог различить сквозь мертвую пелену страха чей-то смех. Нет, это не мой партнёр, не сам я, это, как оказывается, мошенник. Он смеётся. С нас? Со всей этой ситуации? Смеётся, что скоро увидит наши мёртвые тела? Эхо расплывается, ударяется о стены и снова бьёт по перепонке. Заставляю себя немного повернуться в его сторону, хоть под конец увидеть то, с чего он так завилисто надрывается. Руки не слушаются, ноги тоже. Я медленно и очень аккуратно поворачиваю шею и удивлёнными глазами утыкаюсь в высокую серую фигуру. – Ну у вас и лица, ха-ха-ха! – он, как в полной безопасности, опускает веки. Никак до меня не дойдёт: он издевается над нами и тянет момент или решил поиграть напоследок? Лесли напружинился, за мной повернул голову, но он не так сильно обеспокоен, как я. Глаза сохнут (долго не моргаю), нервы подскакивают с каждым новым стуком в груди. На лёгкие давит осознание – осталось недолго. Мне просто нужно защитить Лесли. Только Лесли, только он. Кларк должен жить, я не могу позволить ему умереть здесь и сейчас, ни в коем случае. И вот догадывайся, что сейчас у этой европейской персоны на уме. – Вот это вы перепугались. Мы же все забыли за бутылку красного, я никак не мог отпустить вас без неё, – стук, за ним ещё один, но медленнее, успокаивающе, – не держите меня за дурака, не стесняйтесь говорить. Как же я после этого всего громко выдохнул и закатил глаза от облегчения. Огромная груда камней сидела на моих рёбрах и не давала дышать, теперь же дыхание возможно, но затруднённо. Боже, нет, всё хорошо, всё просто хорошо... Мы живы, пока живы. Мне даже как-то стыдно стало, что я так громко вздохнул. Некрасиво как-то. И только я об этом подумал, как босс повторил этот же ни то ли звук, ни то ли стон за мной. Теперь легче. Как же спокойно. Старший рядом, он отрывисто дышит и издаёт тепло от своего тела, которое греет и меня. Наверное, сейчас мы оба красные. – Ну вы и напугали нас, мистер Мейер... Мы уж подумали, что сделали что-то... не так. – недоуменно проговаривает с паузами каннольщик, хлопая ресницами. Я почти умер, признаюсь. Зачем же так стращать? Решил проверить нас, наши эмоции и поведение на этот счёт? Мне как-то так стало неуверенно, что даже ни звука не могу произнести, в то время как полицейский заговорил за нас двоих. – Ха-ха... точно... – несмело усмехаюсь я, смотря на давнего друга, в надежде получить поддержку. Покачиваюсь в руках напарника, поднимаю подбородок. Как я ещё дожил до своих лет с такими негодными нервами? Но, по крайней мере, дышать и существовать стало значительно проще. Так и заикой можно стать с такими-то шутками. Не ожидал, что детективы такое заслуживают. – Уж извиняйте меня за такое, никак не смог удержаться. Так, ну, о чём мы... А-а, свежее красное. Как же он спокоен. Так быстро темы меняет, как лайковые перчатки. Удивительно, ведь за всё это время он не убирал улыбку. Как ему контрольные точки и мышцы не защемило так долго с ней стоять? Не внушающий доверия человек. Хотя разве можно назвать того, кто спаивает и, скорее всего, в глубокой тайне убивает людей "человеком"? Даже молчу о тех хопхедах, которых полным полно в его импровизированном баре – тайном "Спике". Он беспритязательно медленно убивает несчастных, вот и весь ответ. И даже с этим ужасным нужно смириться, потому что сотрудничать с ним придётся, как и терпеть его вечно радостное лицо. Два детектива и один преступник, лучше не найдёшь. Лесли Кларк улыбается, подхватывает меня крепче, показывает, что ничего такого, что мы даже не испугались. Ну... да, почти. Будь проклято это виноградное. Хайбайндер делает хлопок в ладоши два раза. От резкого шума я вздрагиваю. Он остановит моё сердце когда-то. Незамедлительно сзади издаются покорные хлопкам тяжёлые шаги. По человеческим инстинктам мы все втроём поворачиваем головы на источник шума, к нам спешно идёт высокий человек в офицерской военной форме с эмблемами. Форма не наша, не американская, а напоминает какую-то, может, европейскую, что ли? Или даже на подобии финской? Не сильно вникал в такие военные дела изначально. В руках у этого паренька поднос с блестящим и переливающимся хрусталем. Ну и слуг у него здесь. Военный подходит, зло сверкает оружием сзади. Коррупционер великодушно берёт посуду и, не задерживаясь, протягивает её моему сменщику, так как я, по легенде, пока что не в дружбе со своими конечностями. Не успевает кливлендский взять рубиновое, как Истман спешит отозвать "официанта": небрежно делает взмах четырьмя пальцами, большой пряча в середине сгиба ладони. После этого невербального общения послушник спешно разворачивается, уходит в другую сторону. Ну и ну, тут даже свои знаки. Так в Европе общаются без лишних слов или это только у участников мафии такое, какой-то скрытый свой знак? Ладно, неинтересно. – Спасибо за приём, мы пойдём, уже пора. – Лесли показательно приподнимает левую руку и смотрит на "живые" стрелки наручных серых часов. Ну наконец-то мы уходим отсюда. За этот день я очень устал, много чего произошло. Просто хочется прийти домой и спокойно лечь. Ещё помогает то, что завтра выходной – высплюсь, если, конечно, Лесли меня снова куда-то не потащит. Он очень любит канноли, а как раз вне будни они в большом количестве продаются в "Чайнатаунам" или просто в "Маленькой Италии". И, как всегда, ему нужно обязательно взять меня с собой. Но я всегда соглашаюсь, потому что не могу ему отказать. Именно ему. – До встречи, Лесли, Рихтер. – отвечает гангстер напоследок и складывает руки на груди, тем самым он отходит, давая нам место, чтобы открыть дверь на выход. Мне показалось или он выделил мою фамилию по-особенному звонко? Абсолютно всё равно, я не смотрю на него. Не верится, что мы убираемся с этого места, день ужасен. Я и Кларк одновременно киваем в знак уважения и старший открывает дверь. Нас встречает закатный вечер. Мы на улице, теперь исключительно вдвоём. Холодно, но тело босса старается меня согреть, чему я улыбаюсь сам по себе. Звук закрытия двери где-то далеко позади нас, а тусклое солнце неприветливо уходит за горизонт, не желая делиться с нами своей красотой. Прохладный воздух, который заставляет межрёберные мышцы оживать. Впереди высоченный забор, перейти который означает – территория отеля заканчивается. – Не могу поверить, что мы вышли оттуда живыми. – с радостной ухмылкой говорит напарник, выставляя вперёд руку со спиртным, показательно и преднамеренно представляя мне её содержимое. – А почему мы ушли? Ты что-то подозрительное там заметил? – поворачиваю голову на парня. Этот вопрос меня мучает с самого начала нашего выступления. Следует тишина, идём молча. Лесли, почему-то, отводит глаза в сторону. Мы продолжаем двигаться вперёд, так как огромное здание всё ещё возвышается над нами позади. В нём очень много окон и не исключено, что господин Истман и его люди наблюдают за нами до сих пор. Поэтому мы продолжаем играть до последнего момента, пока не скроемся из виду. Повеял ветер, принося напряжение, а тишина всё смутнее затянулась. – Босс? Я с кем разго... – Тебе не понравится правда. Ответ меня действительно удивил и ещё больше заинтересовал, теперь я обязан вытащить с него всё, иначе не смогу нормально жить в последующие пятьдесят лет. Напряжённо поворачиваю голову и вопросительно гляжу на друга. Я же должен быть в курсе ради чего я притворялся каким-то больным на голову человеком, разве нет? Что Лесли может скрывать такого, что даже мне, его верному помощнику, запрещено знать? Он же таким способом, наоборот, притягивает ещё больше к себе; и, зараза, знает же это. С ним тяжело. Лучше бы мы просто пошли за канноли. – В каком направлении мне нужно было понять это? – Ха-ха-ха, не говори такими заумными фразами, я тебя не понимаю. – смеётся парень с закрытыми веками. – Нет, скажи, зачем всё это было? Или хотя бы ради чего я старался? – уже искренне настаиваю я, наблюдая за идущей впереди нас дорогой – ворота скоро. – Ни ради чего. Просто так. – преспокойно отвечает он и под конец слов делает шумный выдох. Снова это, опять всё заново: кровеносный орган ударяет по рёбрам, а ноги подкашиваются, словно они из стекла. И как мне это понять? То есть, иными словами, я старался ради... ничего? Это манипуляция и игра мной же? Может, мне сейчас просто нехорошо, слишком вжился в роль или устал за весь день, что никак не могу осознать всё до конца? Эти пучины раздумий всегда меня "поедают", ничего не могу поделать, я не импровизатор. – Подожди, – я резко и без предупреждения останавливаюсь, пытаясь стоять на месте. Стало жарко и неуютно. Что-то предательски кольнуло в голову, заставляя меня окаменеть. Лесли не говорит настоящую причину из-за того, что не доверяет мне? Мы же так долго с ним вместе работаем... Нет, не может же это быть правдой?.. Мы остановились. Теперь я смотрю на старшего противоречиво и непонимающе. – Просто так? Он ничего не сказал, выждал несколько секунд и лениво качнул головой в положительном невербальном ответе, попутно отвечая взаимным взглядом. А меня надо было видеть: стою, нервно сжимаю чужое плечо и абсолютно ничего не понимаю. – Чего стоишь? Пошли скорее, он же сейчас за нами наблюдает, я уверен. Старший полицейский стоит рядом, продолжая придерживать меня в своих руках. Меня такое отношение разозлило ещё больше: я отдёргиваю руку, делаю шаг назад. Как будто на меня попал кипяток, со злостью вырываюсь. Стараюсь чётко смотреть в чужие голубые зрачки. Это мне ничего не вселяет. – Мне всё равно. Ради чего ты это устроил? Отвечай. Мне совершенно неинтересно: смотрит ли Мейер на нас или нет, заметил ли он как я начал вести себя уверенно, а не как уставший минуты назад. Сейчас я не понимаю, что не хочет говорить мне Кларк. Что он может такого скрывать? Я детектив, я помощник, я друг – я обязан знать. Я люблю его, в конце концов! Почему я должен оставаться в стороне? – Рихтер? Что ты делаешь? Нас же заметят. – его зрачки забегали по сторонам. – Отвечай. Я уперто стою на своём, проделываю злым взглядом дыру в товарище. Пусть говорит именно сейчас. Меня переполняет озлоба, обида, раздражение. Лучший друг и так со мной поступает. Я не намерен ждать, я предвкушаю только заветную правду, которую так тщательно хотят от меня скрыть – это неприятно и сильно ранит. – Давай хотя бы отойдём на более безопасное место. – Лесли, я сейчас... – Ай, ладно. Хорошо, я скажу правду, прям тут. Но учти, что если на нас сейчас смотрят – получим проблемы.* Всем своим видом показываю, что осознаю́ это, но быть в неведении – ещё хуже. Кулаки то сжимаются, то расслабляются, я нервничаю. Совсем на меня не похоже, но когда я в предательстве – не контролирую себя в полной мере, потому что это невыносимо задевает. Мы стоим друг на против друга, я смотрю гневно, а Лесли делает приглушенный выдох. Этим самым он часто успокаивал и себя, и меня, когда нам было тяжело в каком либо расследовании. – Вообщем... я просто устал и захотел домой, мне стало скучно. Да, я заставил тебя притвориться, потому что мне надоел Мейер, и я решил, что надо уходить. – Что? – я не отвожу взгляда, продолжаю смотреть, а руки принимают положение вдоль тела. С каждым его словом, с каждой буквой, внутри я умирал всё больше. Это явно не тот ответ, который я хотел бы услышать. Но Лесли врать мне точно не будет, да и если бы это была неправда, он бы вёл себя по-другому, я бы уж точно заметил. Не могу поверить, что это всё было за просто так. Мы рисковали жизнью только потому, что ему стало скучно и вскоре захотелось уйти. Если бы мы остались – узнали бы чего-то побольше, понаблюдали за брюнетом, он бы точно где-то проговорился. Я-то думал, что Лесли заметил какую-то ловушку или уловку, в которую мы угодили. Но ни то, ни другое не оказалось тем, ради чего мы так переживали. Нас могли бы заподозрить или обвинить во лжи – соглашение и дипломатия могли бы разорваться. И это всё чуть не случилось лишь потому, что старшему захотелось домой. Я опустошен. Я надеялся, что мы проведём это задание до конца, понаблюдаем за Истманом, и вот оно что вышло в итоге. Ради всего этого "ничего" мы чуть не подставили весь отдел и своё агентство. Превосходно. Я быстро отворачиваю голову в сторону – внимательно смотрю на верхние большие окна отеля, на тот этаж, где недавно был. Смотрю без особой нужды, без какого либо интереса. Что-то улавливаю в какой-то момент. Не знаю: показалось мне или нет, но где-то там промелькнул чёрный размытый силуэт. Кто это? Охрана? Мейер? Или я просто сегодня переутомился, наверное, мне всё кажется. Заметив моё состояние, парень спешит добавить свою реплику. – Но сам поразмысли: мы заключили сделку, значит, выполнили своё дело, больше же нам ничего по сути-то и не надо. А алкоголь в тех двух бокалах, что точно был предназначен именно нам двоим, действительно мог содержать в себе яд, – он спокойно подходит ко мне всё ближе, – он мог нас убить, и это у него бы получилось. Думаю, ты и сам об этом подумал. Если бы мы остались – должны были согласиться на вино, значит, скорее всего, и на погибель. Отвлекаюсь от разглядывания окна. И тут мне пришёл весь смысл его рассуждений – он прав, чертовски точно прав. Там на каждом углу находилась только его охрана, потому что наших людей Лесли пришлось отозвать немногим ранее, из-за ограничения во времени. Да, поставщик мог нас отравить, но почему же тогда не убил позже, около двери или в холле? Там же куча офицеров с оружием, они бы помогли и убить, и спрятать тела заодно. Наверное, ему пока рано смотреть на нашу смерть, как и нам на его, собственно. Тогда Лесли мог не говорить мне: "мы ушли просто так", а сразу объяснить настоящую причину. Почему он этого не сделал? Продолжаю смотреть на здание, не хочу поворачивать голову. Упрямлюсь, потому что тут сменщик меня уделал. – Мы рисковали жизнями. Он, если бы и захотел, то убил нас не с помощью отравления, а просто позвав военных. Это всяко проще, чем возиться с токсинами. – Да, это верно, ты прав. Но не убил же, вроде как живые стоим, – он оказывается ко мне слишком близко, я слышу дыхание, – пока ему это невыгодно, мы для него – хорошие союзники. Те, кто смогут прикрыть во внутренней политике. Да я уверен, что он точно же заметил по моим эмоциям, что, как оказалось, прав больше он, а не я. Боковым зрением вижу, как парень дружелюбно улыбнулся на миг. Босс легонько дотрагивается до моей руки и начинает её слабо, чтобы не спугнуть, гладить. Признаться, это... удовлетворяюще приятно. По мне как будто прошёлся холодный озноб, весь жар, что был раньше, спал. Я не привык долго злиться и всегда быстро отхожу. Именно поэтому в нашем дуэте я тот, кто приходит мириться первым. Тем более, смотря на Лесли, я вообще не могу рационально мыслить. Он чем-то меня притягивает: не только внешностью, не только заводным характером, а вот чем-то ещё, это даже описать невозможно. Тогда, в тот вечер он сказал, что не заслуживает меня, что я слишком хорош для него, но теперь точно знаю – всё наоборот, это я не достоин его. Медленно поворачиваюсь и смотрю в его счастливые глаза, где отражается небо, закат, птицы, я сам. Невозможно на него долго обижаться. Ну не мог он раньше объяснить? Зачем были такие шифры? Его рука продолжает ласкать мою, чему я улыбаюсь и вздрагиваю в который раз, всё как в новинку. Не знаю, куда деваться, он слишком близко ко мне настолько, что я слышу его сладкий аромат и стук пульса на венах запястья. Мы смотрим на друг друга в полной тишине, но с улыбками. До меня так и не дошло, как почти от ссоры мы стоим и любуемся друг другом, понимая всё без слов. Пальцы детектива уже перебираются к моим локтям, зрительное общение продолжается. Понемногу присутствие лучшего друга отвлекает меня от ужасного дня и я постепенно расслабляюсь в надёжных руках. А вот с мафиози всё было в точности да наоборот – я не мог смотреть на него дольше, чем пять секунд. Но с Лесли я готов смотреть на него столько, сколько придётся. Его лицо невероятно красивое, его можно рассматривать очень долго – всегда замечаешь что-то новое, совершенное, идеальное. А спадающие светлые волосы только подчеркивают его утонченность. Никогда не поверю, что, как по его словам, он был причиной насмешек в школьном классе, никогда. Такой высокий, с ровной осанкой, галантными манерами, бесстыжим юмором, совершенно точной логикой и невероятно высокой интуицией. Такие кошачьи глаза, а радужка как глубокое голубое-голубое озеро. Тонкие и упругие бархатные губы, хочется их облизать, укусить, впиться и не отпускать. Он – сладкая вода, которой невозможно напиться, с каждым новым глотком хочется всё больше и больше. Такого как он нужно беречь, ласкать, целовать. Как же мне с ним спокойно, так тихо и хорошо; я бесконечно благодарен тому дню, когда встретился с ним и мы начали работать вместе. Но, тем не менее, мои мысли и раздумья придётся приостановить, потому что я понимаю, что момент, как ни есть, идеальный и романтичный, но нам нужно, как можно скорее, уходить, пока нас действительно не увидели, или это уже произошло, тогда тем более. Здесь опасно. Но отрываться от внимания старшего парня я очень сильно не хочу. Но ради спасения репутации нужно уходить? Может, я и выше, но сейчас это совсем не мешает. Интересно, смотря сейчас на меня, что он думает? Думает о том, какой я зануда? Какой я чересчур мнимый и доверчивый? Или что-то другое? – Как думаешь, здесь есть прослушки? Наверняка се... – я не договорил мысль, он меня остановил, приложил свой тонкий указательный палец к моим губам. Мои глаза расширяются, а мышцы сужаются. Не по своей воле я делаю неконтролированный шаг назад. Тело напряглось, но сказать ничего не могу. С радости перехожу к настоящему удивлению. – (шёпотом) Тихо, помолчи. Внезапно случается то, к чему я был готов, но не верил на все сто. Лесли незамедлительно встаёт на носки, чтобы поравняться со мной ростом, и... и резко целует меня в губы. Озарение втыкается иглой в мозг. Почти теряю равновесие, почти падаю назад от напора чужого тела. Земля уходит из-под стоп, а вены перекачивают кровь в разы сильнее, приближая ту, как можно скорее, к сердцу. Партнёр, не теряя такой замечательной ситуации, жадно впивается в мои уста, тяжело дышит на меня. Он закрыл глаза и с наслаждением вкушает мой вкус, пока я стою в оцепенении точно секунд пять. Неужели это случилось? Он меня целует, это второй наш раз! Не задумываясь, принимаю решение: мимолётно смотрю на его закрытые густые ресницы и решаюсь ответить. Когда ещё выпадет такой момент? Мы же постоянно на работе, там нет времени. Сгибаю спину пониже, чтобы ему было легче стоять, поддаюсь вперёд со всем желанием и вталкиваю свои губы ещё глубже. Я хочу показать, как сильно он мне нравится, хочу вложить все силы и чувства в этот поцелуй. Тяну пальцы к его щекам, нежно притрагиваюсь – он вздрагивает. Ощутив мою взаимность, напарник гласно застонал в меня, непременно после открыл небесные глаза. Его губы как тот сицилианский торт – вкусные. Мы снова встретились зрительно. И этот наглец показушно возбужденно сузил веки и углубил мокрый поцелуй, запустив свой горячий язык, наблюдая за моей реакцией. Неожиданно выпускаю всхлип от такого действия, чему шатен усмехается. Чужой язык ищет мой, находит – они опрометью сплетаются вместе друг с другом, пытаясь обогнать по длине. Первый наш поцелуй был изучающим, нежным, а этот получается глубоким, страстным. До чего смешно и необдуманно: целуемся на вечерней улице на глазах у нашего "врага", но сейчас нам настолько всё равно, что это больше не имеет никакого значения. Одновременно закрываем глаза, поедая друг друга и оттягивая этот момент. Язык высокопоставленного детектива начинает ласкать мои десна, всё жаднее и вожделеннее изучая их своим кончиком. Никогда бы не подумал, что полицейский так в этом хорош, что заставляет возбуждаться за доли секунды. Я отвлёкся на его влажный орган настолько, что даже по началу и не заметил, как руки Кларка перебрались на мою талию и бёдра. Я постанываю, а он как специально повторяет стон за мной, и так почти по очереди. Он гладит мои рёбра, изгиб фигуры, а я лелею его скулы, щёки, подбородок. Не решаюсь открывать глаза, потому что в голове полный туман, из-за которого я даже не могу сложить лёгкие цифры вместе. Этот юноша меня точно когда-то доведёт, но я буду только рад. От головы температура начала резко падать на пояс, охватывая его настолько, что стоять невозможно из-за прилива наслаждения в эрогенной зоне. Не хочу говорить такие грязные вещи, но я чувствую, как мой член твердеет, я не могу прилично стоять. Что этот человек со мной творит?.. Любимый человек. Там, где американец меня касается, появляются ожоги. От переизбытка возбуждения мы тянемся друг к другу навстречу тазовыми передними костями. Я стараюсь показать, как хочу его, трусь пахом об его, как только умею, а пошлые причмокивания губ и смыкание зубов возвышаются над нами, оглушая лёгкий ветер, что касается наших прядей волос. Вскоре мы начинаем нуждаться в кислороде, из-за чего приходится неохотно разъединиться. Если бы нам не нужен был бы воздух, то я был готов целоваться с ним столько, сколько он сам бы захотел. Одновременно отрываемся от противоположных устаний, но касаний и притяжений тел не прерываем. Я решаюсь, наконец, показать свои глаза, раскрываю их – Лесли уже давно как смотрит на меня с похотью и желанием. Неужели он всё это время наблюдал за мной? О, мне немного стыдно... Мои руки на его ланитах, а его на моем тазе. Задорно улыбаемся, вместе тяжело дышим (только я через рот); юноша медленно убирает слюну с моего подбородка своим рукавом от чистой сероватой формы. Пальцы на миг смыкаются, будто мозг подаёт ложные импульсы в концы нервов. – А к чёрту всё. Поехали ко мне. – тихо произносит мне парень с одышкой.