***
Это было так, словно он любил Кэйю с самого появления на свет. Никогда не мог ему в чём-либо отказать, ни будучи детьми, ни даже сейчас, когда уже выросли. Он гадал, любил ли его Кэйа так же сильно, и, наверное, любил. Это проявлялось в лёгких касаниях и улыбках. В маленьких поцелуях рук, щёк. Может, они были напуганы, потому что никто ничего бы не сказал, даже не смел просить большего. Его отец заболел и тем самым взвалил на него больше ответственности в управлении винокурней и особняком, наследством семьи Рагнвиндр, всей винной индустрией; и в защите города. Однажды он работал вместе с Кэйей в отделе, даже стал капитаном, и пытался управлять винокурней в одиночку. Потом Кэйа стал капитаном вместо него, работая в паре с Джин на защиту города свободы. Кэйа часто бы опаздывал на их встречи (свидания, как назвал бы их он). "Прости, солнышко", сказал бы ему Кэйа, награждая полным своим вниманием и лёгкими поцелуями, что он так любил. Ничего бы не сказал, просто хмыкнул бы, слабо улыбаясь, слыша, как Кэйа начинал болтать о своём дне. Затем, Кэйа пообещал ему. Сказал, что придёт домой пораньше. Хотел спросить у него что-то важное. С выпрыгивающим из груди сердцем, он купил кое-что для Кэйи, просто потому, что был плох в выражении чувств словами. Пусть поступки говорят за него. Маленькая голубая коробочка была обёрнута в коричневую бумагу, обвязана бечёвкой. Он написал имя Кэйи. Надеялся, что небольшой записки внутри будет достаточно. Наверняка он писал и уничтожал эту записку сотни раз. В ту ночь в особняке было одиноко, очень немногие остались там. Он бежал домой, сердце заходилось от счастья. Купленная небольшая коробочка была в его крепкой хватке. А дальше каким-то образом появились искры, и вот маленькое пламя уже пожирало всё. Крики слышны были снаружи и внутри. Безрассудно он игнорировал руки, пытающиеся его остановить — не мог потерять свой чудесный сон. Он забежал внутрь, безумный, звал отца. Звал Кэйю. Рычащий огонь оглушал. Он звал, пока лёгкие не закричали о воздухе в удушающем дыме. Пока кожа не зажглась, тая. Кэйа пообещал быть здесь, и он был где-то, где он не мог его найти. А потом он эгоистично желал увидеть звёздные глаза ещё раз. Возможно, судьба распорядилась бы иначе, а может, его крики услышали звёзды. Он не знал. Взгляд потух. Огонь жалил. Он не мог мыслить. Конечности остывали даже в тлеющем жаре. Моргнув, он оказался посреди снежной бури. Снова в тёмной пустоте. — Дилюк Рагнвиндр, – голос ледяной, но добрый; он ничего не мог разглядеть из-за бурана, белым закрывшего обзор , – по окончании дня я заберу то, чем ты дорожишь больше всего в жизни. — Нет! – закричал Люк, может, он и был Дилюком Рагнвиндром, но сейчас он был просто Люком; Дилюком максимум, это было имя, данное ему Кэйей. Метель стала суровее, руки и ноги замёрзли. Он пытался бороться с непогодой, пытался приблизиться к Архонту, что говорила с ним. Ещё раз моргнув, он очутился дома, всё ещё свёрнутым калачиком на диване. Мягкая простыня укрывала, и тёплая рука держалась за его руку. Кэйа спал рядом, сидя на полу и опёршись о диван. Его глаз распахнулся, когда он почувствовал как рука, которую он крепко держал, зашевелилась. — Люк, ты в порядке? – голос хрипел, а глаз на мокром месте. Рука ласкала руку Люка, будто та может как-то исчезнуть. — Кэйа, я... – начал Люк, а потом подумал, и ещё раз, и ещё раз. Наклонился, целуя лицо Кэйи, каждый его дюйм. — Кэйа, я... – он не знал, не был смелым больше, но глядящий на него звёздный глаз придал сил. Он просто надеялся, что Кэйа не... — Кэйа, я погиб в пожаре. Звёздный глаз в ужасе распахнулся и смотрел сквозь. — Люк... Дилюк? Ты... Голос был тихим и сломанным.(=^‥^=)
Глядя в светящиеся красные глаза, он понимал что такое счастье. Словно солнце, Дилюк делал его жизнь ярче. Он гадал, любил ли его Дилюк так же сильно, и, наверное, любил. Тот бы улыбался на осторожные касания, отводя взгляд стеснительно, розовея кожей, когда Кэйа пытался поцеловать его осторожно. Он боялся просить Дилюка о большем, потому что хотел поглотить его целиком и полностью. С малых лет он знал — можно потерять всё в один момент. Счастье от свиданий с Дилюком заставило его забыть об этом правиле. Даже если он опаздывал, Дилюк всё равно бы улыбнулся; они обожали компанию друг друга. Когда же мужчина, приютивший его, заболел, Кэйе привалило больше работы в отделе, когда как Дилюку — на винокурне. Немолодой мужчина однажды подозвал его: "Ты из той семьи, которую знаешь". Кэйа отрицал фамилию, предпочитая оставаться в тени, пока его солнышко светило ярко. И тогда он решился рассказать Дилюку о своих чувствах. Пообещал выделить ему целый день, прийти домой пораньше, оголить своё сердце перед любимым. Однако, работа заставила его прийти позже, чем он ожидал. Поздно, слишком поздно. Он знал, что всё можно потерять в один момент. Поместье горело, а крики были кошмарными. Даже больше, чем кошмарными, когда он узнал один из них. Безрассудно игнорировал руки, пытающиеся остановить его, потому что не мог потерять свой чудесный сон. Попытался забежать внутрь в бешеном отчаянии. Звал Дилюка. К моменту, как он пришёл, поместье уже разваливалось на части. И вместе с ним и крики, что он более не мог услышать. Всё, что он мог чувствовать — пламя, шипящее на коже. Дерево скрипело от огня. В тот день он потерял своё сердце. В тот день он просил и молился. Только спустя месяцы он пришёл в себя, когда кожа больше не болела, а отсутствующий глаз не жалил. Хотя бы не так сильно, как тогда в пожаре. Затем, когда его подвели к серому камню, мирно сидящему под деревом, с ясно выгравированными на нём именами... В тот день он сошёл с ума. Он хотел отрицать, избегать, умолял их всех держать его подальше от этого. Ничего больше не узнавал, он потерял солнце своей жизни. Потерял. Потерял. Потерял. Это его вина. Он обещал Дилюку быть там. Он был виновен. Очень виновен. Зачем Дилюк хотел встретиться? Кэйа хотел держаться подальше от всего. Ему лучше держаться подальше. Он виноват. Хотел отвлечься — Джин не позволяла. Он отсутствовал месяцами, и шрамы иногда болели; трогал их, когда так случалось. Правый глаз жгло под повязкой — он надавливал на него. Пытался найти комфорт, отвлечься. Джин и Лиза волновались, когда на его руках появлялись бы синяки и краснота, совсем немного; он иногда трогал шрамы слишком сильно. Всё было нормально. В другое время, он не уверен, когда конкретно, но он жил где-то в городе по наставлению Лизы. Но когда это было, где это было. Кэйа не знал, не хотел знать. Джин и Лиза донимали бы его слишком сильно, а он всё равно ходил бы на работу. Работа была работой. До того момента, пока кто-нибудь не скажет его имя или фамилию. Тогда работа стопорилась, потому что руки снова начинали болеть, а глаза — жечь. Всё немело. Он бы снова ущипнул себя за шрамы. Потом улыбнулся бы Джин, потому что всё было в порядке. Улыбнулся бы всем, потому что всё хорошо. Он был виноват. Очень виноват. Но всё было хорошо.(=^‥^=)
Кэйа едва мог дышать, услышав эти слова. Голос подвёл его. Как он мог не подвести, когда жжение вернулось вместе с болью по всему телу. Каким-то образом он цеплялся за свой мир снова, за свой чудесный сон, за них обоих. Кэйа не был уверен как, было ли это трюком разума? Обманул ли его этот чудесный сон? Нет. Ни Люк, ни Дилюк не обманули бы. Дилюк не обманул бы. — Как ты...? – начал он, голос дрожал, губы тоже. Нет, нет, нет, не может быть. Кэйа начал кусать губы, чтобы остановить дрожь. Остановить дрожь во всём теле. Он крепче ухватился за руку, что так аккуратно держал всё это время. — Кэйа, – сказал Дилюк, Люк, – я помню. Он помнит, Дилюк помнит, Люк помнит. Он знает. Дыхание Кэйи стало тяжёлым, поверхностным, дышать было тяжело. Он отстранился, постарался. Рука не хотела отпускать. Лучше отпустить. Он должен. Он хотел. Он не хотел. Только не снова. — Я... ты... – что сказать? Что сказать? — Кэйа, – руки были тёплыми, тело тоже. Словно огонь, но он не приносил боль, не обжигал. Дилюк, Люк, приласкал его, опустился на пол рядом с ним, нежно прочёсывая пальцы сквозь прядки волос. Успокаивающе мычал какую-то мелодию. — Люк, Дилюк, прости меня, – голос маленький и тихий, — мне так жаль. Люк поглядел на смотрящий на него стеклянный глаз. — За что? – снова Кэйа кусал губы, но Люк приласкал его щеку нежно, даря небольшие поцелуи. — Это была... Я... Ты всё ещё любишь меня? Конечно же, Дилюк не захочет его видеть, Кэйа же виновен в его смерти; или так тот себя убеждал всё это время. Люк, Дилюк, наверное, разглядел его мысли, что как вихрь крутились позади этого звёздного глаза. — Я никогда не переставал любить тебя, – поцелуй в лоб. — Я люблю тебя, – в нос, — это не твоя вина, – в губы. — Я весь твой. Кэйа с дрожью выдохнул, надеясь, что слёзы из глаза не покатятся. — Я люблю тебя, – поцеловал в ответ. Люк издал мягкое мур, тыкаясь головой куда-то Кэйе под подбородком. Будет ли всё в порядке? Нет. Время на исходе. — Мы есть друг у друга, – Кэйа целовал красные прядки, потом пушистые ушки. Нежно, будто целуя что-то, что может исчезнуть, если быть слишком резким. Лицо Люка погрустнело. — Всё может измениться, – сказал он, держась за грубые руки Кэйи. Тот взглянул на него, на губах вопрос, а в глазах неуверенность. — Я загадал желание, а за желания надо платить, – шептал Люк в перерывах между целованием ладоней этих самых грубых рук, затем кистей и тыльной стороны. — Тогда, – заявил Кэйа, – мы есть друг у друга сейчас, – он прижался лбом ко лбу Люка, их дыхания на секунду перемешались. — Мне хватит и этого. Кэйа поцеловал нежные губы, аккуратно кусая их, пока они не покраснели и не заблестели. Обнял Люка крепче, утопая в шёлке красных волос и тепле его тела. Дыхание успокоилось, Люк вдыхал запах Кэйи, а его руки с любовью оглаживали голубые прядки. Они оставались на полу гостиной, наслаждаясь присутствием друг друга, пока солнце не сменилось луной. "Кэйа", позвал Люк, когда глаза потяжелели от сонливости, накатившей от пребывания в таком комфорте. Кэйа не шевелился. Можно потерять всё в один момент. — Кэйа? – но мужчина рядом не отозвался, он потряс его, это не помогло. Было похоже на то, будто он не дышал вовсе. Люк не хотел думать, что это то, что ему предстояло потерять. — Нет, Кэйа, Кэйа, – он пытался. Ничего, кроме неожиданного холода, пробежавшегося по позвоночнику. Заставившего его трястись, а конечности мёрзнуть. Снова он заморгал, вглядываясь в снежную бурю. Но в этот раз буран успокоился, а женщина с пронизывающим взглядом посмотрела на него. Тогда он понял — время пришло. — Пожалуйста, – умолял он, — только не его, возьмите меня. Пронизывающий взгляд не умел прощать, но ледяной голос всё ещё хранил тепло. — Разве ты не Дилюк Рагнвиндр? — Нет, нет, я больше не этот человек, – голос подводил его. — Я просто... – он был просто Дилюком для Кэйи, котом, которого тот нашёл в дождливый день. И никем больше. Никем больше. Дилюк Рагнвиндр погиб в пожаре и подарил Кэйе столько страданий. Дилюк, Люк, кот хотел стать человеком, потому что любил Кэйю и хотел для него только счастья. — Ты пожелал вновь его увидеть, а потом пожелал стать человеком. Разве нет? — Да, но... — Я заберу то, чем ты дорожишь больше всего в жизни, это то, что я сказала, и это должно быть исполнено. Люк просил, умолял кусающий снег в тёмной пустоте. Рыдал, зрение поплыло. Ничего. Пронизывающий взгляд смотрел почти беспощадно. Но он таким не был. Ледяной голос был тёплым. — Я заберу Кэйю Альбериха.(=^‥^=)