***
Антон еле сдержался, чтобы позорно не вздрогнуть при виде знакомого лица. Он не подумал, что есть возможность столкнуться с ним лицом к лицу после физкультуры и без лишних сомнений пошел по указанию с бумажки. Идиот, мысленно обозвал себя парень. — Это ты написал? — Антон поднял тетрадный листок, сложенный вдвое между его указательным и большим пальцами. — Нет, конечно, тебя Катя на стрелку позвала, — язвительно отозвался он, сохраняя хладнокровное выражение. Стоило ему увидеть это лицо, былой гнев дал о себе знать. — Куда ты спрятал его? — коротко спросил Петров, игнорируя сарказм, брошенный в свою сторону. — Что? Каракули твои? — он усмехнулся. — Не спеши, Антошка, давай поговорим. От такого обращения ладони Антона непроизвольно сжались в ожидании драки. Так Рома называл его только тогда, когда был максимально взбешен, и Петров быстро выучил подобные тревожные звоночки. — Больно ты смелым стал, — парень отошел от стены и встал напротив Антона на расстоянии вытянутой руки. — Давай решать, как мужик с мужиком, раз уж яйца себе отрастил. Рома показательно выставил руки перед собой, разминая кулаки, которые издали противный хруст, не предвещающий хороший исход их «разговора». Антон насторожено поднял сжатые ладони, не до конца будучи уверенным, что делает все правильно. Их потасовки всегда заканчивались тем, что оба уходили с синяками, но понятное дело, что больше доставалось всегда Петрову. Несмотря на явную растерянность оппонента, Рома сделал первый шаг и, не церемонясь, ударил Антона в скулу. Тот поежился, но не успел прийти в себя, как такой же удар последовал с другой стороны, оставляя болезненное жжение уже на второй половине лица. Ответ последовал незамедлительно, и между парнями завязалась не детская потасовка. Впервые они дерутся один на один. От кафельных стен уборной отражается эхом пыхтение и громкое шипение с каждым новым нанесенным увечьем. Ещё немного, и Антону точно порвали бы рубашку, когда оттягивали её за ворот, подставляя лицо под очередной удар. Мозолистые костяшки, которые уже порядком стерлись от постоянных разборок, умело попадают в уже подбитые места, доставляя Петрову еще большую боль. Бороться с Пятифановым один на один оказалось куда сложнее, чем с Семёном, ведь раньше ему доставалось в основном от Бабурина, а Рома лишь добавлял, забавы ради. Антон раньше представлял себе, что будет, если с ним лично ввязаться в драку, ведь не зря хулигана так боится добрая часть школы, но ощутить на себе опытность Ромы в драках оказалось куда более неприятней, чем просто думать об этом. Последний удар откинул Петрова в сторону умывальников и заставил болезненно поёжиться после резкого удара копчиком о холодную керамику. Он ухватился руками за раковину позади себя, чтобы не поддаться уговорам изувеченного тела позорно упасть на грязную плитку. Пятифанов напротив обрывисто дышал, вытирая ладонью лицо, проверяя на наличие серьезных повреждений и, может быть, даже крови. Отряхивая ладони, он немо объявил об окончании их схватки, не определив ни победителя, ни проигравшего. Петров и не желает продолжения, поэтому молча смотрит за тем, как Пятифанов поддевает портфель за ручку и выходит из уборной, оставив между дверью и стеной еле заметную щель. Петров оставался в таком положении с минуту, пока ему в голову не пришло, что нужно возвращаться в класс и максимально скрыть на лице то, что сейчас происходило. Обернувшись к зеркалу, из самых заметных повреждений он обнаружил треснувшую губу и уже наливающийся синяк на левой скуле — туда его ударили несколько раз. Повезло, что Рома не воспользовался ножом, который, Петров уверен, как всегда лежит у него в правом кармане олимпийки. Не понимая зачем, будто вода смоет синяки, Антон умылся и направился к выходу. Когда дверь открылась, что-то под ногами подозрительно шаркнуло. Рефлекторно опустив взгляд на источник звука, он обомлел. Край двери поддел козырек той самой синей папки и протер пластиковую обложку по паркету. Не веря своим глазам, Петров опустился на корточки и поднял папку. «Это он оставил?» — подумал Антон в попытке уловить связь между только что произошедшей дракой и возвращенным рисунком. Парень вытащил из кармана помятую записку, развернул и сделал мысленный вывод: не обманул.***
Рома, уходя с места, чувствовал слабое облегчение. Всё-таки он принял правильное решение, не заляпав своё достоинство. В конце концов, он ведь мужик и обязан держать своё слово. Такое позднее возвращение в кабинет посреди урока никого не смутило, поэтому учительница даже не посмотрела в его сторону, не замечая приобретенных ранений. Бяша начал донимать его расспросами о том, кому он успел набить морду, но ответ появился сам по себе через несколько минут после того, как Рома сдержанно послал друга нахуй, будучи не в настроении описывать произошедшее. Да, бурят его лучший друг, но такие разборки вписываются в личные дела, куда Пятифанов не разрешал вмешиваться никому, даже Бяше. К тому же этой потасовкой нельзя было похвастаться, потому что в ней не объявлялся победитель, а только показывались намерения друг друга. И оба показали их в достойной степени.***
До конца дня ничего сверхъестественного не произошло, не считая возмущенный допрос Полины о полученных ранах. Конечно, отговорка, что он случайно упал и ударился о дверной косяк, на неё не подействовала, ведь глядя на Пятифанова, зашедшего в класс чуть раньше Антона, пазл моментально сложился воедино. Девушка в очередной раз порывалась разобраться с хулиганом, но Петров по уже понятной причине моментально отговорил её. Перемена настала намного быстрее, чем ожидалось, и парень наконец-то дождался момента, чтобы вручить Морозовой потерянный портрет. — Это ты нарисовал? — ошарашено спросила девушка, делая акцент на второе слово. Получив в ответ неуверенный кивок, она, не скрывая восхищения, похвалила парня: — Божечки, да Оля не врала! У тебя правда талант! Антон смущенно потер затылок, выслушивая в свой адрес водопад комплиментов о рисунке. Но даже несмотря на такую желанную похвалу, Петрова сейчас больше интересовал человек, сидящий на третьей парте. Было понятно, что Рома не намеревался установить с ним что-то на подобие немого примирения, вернув рисунок. Подраться один на один означает, что Пятифанов таит на Антона личную обиду и решать ее со своей шайкой не намерен. Долго гадать над причиной не пришлось, ведь она была с самого начала очевидна и подкреплена фактом того, что именно сейчас парни столкнулись взглядами, когда Рома, привлеченный не утихающим восторгом Полины, словил на себе задумчивый взгляд одноклассника. Петров в ту же секунду вернулся на землю-матушку и обзавёлся желанием отвести глаза, будучи пойманным с поличным за бесстыжим изучением чужого затылка. Глядя на них со стороны, складывается ощущение, что они ведут мысленный спор и, судя по недовольно сведенным к переносице бровям Ромы, в эту же секунду он спросил: «Чего уставился, очкастый?», и Антон уже точно не сомневается, что в конце будет стоять именно такое оскорбление, ведь успел выучить их все наизусть, как и подходящие ситуации для их употребления. Интересная заметка, ведь в плохом настроении Пятифанов не скупится на самые интересные формулировки его имени или краткие клички относительно его внешности. Но когда хулиган буквально на грани того, чтобы всадить Антону нож в печень, всегда обходится безобидным «Антошка», что вызывает больший страх, чем когда в его сторону прилетает «пидор» или тот же «очкарик». Сдержав свою инстинктивную прихоть увести взгляд от потенциальной угрозы его физическому здоровью, Петров повторил мимику немого собеседника, хоть и не так профессионально, как хотелось бы. Брови у Антона светлые, как и волосы с ресницами, поэтому продемонстрировать настолько резкий и суровый взгляд у него всё равно не получилось бы, но он хотя бы ввел Романа в смятение и секундное замешательство, давая понять, что быть стадным бараном, который даёт деру от одного только вида серого волка, не будет. Петров в этих светлых радужках уловил только неприязнь и холодный вызов, но на деле Рома не только объявил его своим соперником, но и невольно пропустил во взгляде искру любопытства. Не каждый день у Пятифанова появляются именно враги, а не подчиненные или груши для битья, да чтобы такие наглые и упрямые при своих-то шансах ему противостоять — в новинку. В сравнении с Ромой, Петров — всего лишь запуганный заяц на заснеженной поляне, которого от неминуемой гибели спасает только белая шубка, одновременно защищающая и от суровой температуры в Тайге, и от злых хищников, так и намеревающихся полакомиться легкой добычей. Но как бы там ни была устроена дикая природа, а наш заяц хоть и боялся стать чьим-то обедом, и шерсть вставала дыбом от приливающего в кровь адреналина, никогда не разрешал себе убегать от грозного волка. Будь эти маленькие зверьки такими отважными, вымерли бы ещё давным-давно. Но речь ведь идёт совсем не о лесных обитателях. Даже вошедшая в класс учительница не смогла прервать их напряженный зрительный контакт, когда уже не только Бяша и Полина пытались обратить их внимание на что-то, кроме друг друга, но и весь остальной состав класса с интересом наблюдал за этой молчаливой схваткой. — Роман! — уже в который раз крикнула Лилия Павловна почти у уха и резко приземлила на голову Пятифанова классный журнал, выводя обоих из какой-то парной интроверсии. — Я понимаю, что Петров красивый, но русский кто учить будет? Бяша, сидящий рядом, прыснул со смеху то ли от жестоких мер учительницы, то ли от её фразы, прилетевшей вдогонку, за что получил злобный взгляд Пятифанова, заставивший моментально замолчать. До Антона же не сразу дошел смысл сказанного, и он больше переменился в лице от испуга после хлопка обложки журнала о голову одноклассника, вскинув брови и широко раскрыв глаза. После того, как все присутствующие за партами, в том числе и Полина, уже сидящая на своем законном месте, обернулись, с тихими смешками поглядывая на Антона, он почувствовал дискомфорт в пару раз сильнее того, что испытывает у себя дома в присутствии родителей. Только спустя минуту парень осознал подкол Лилии Павловны, от которого Рома сейчас не смеет даже повернуть голову в его сторону и сам стиснул зубы от смущения. С концом урока об этом все уже забыли. Только Полина не упустила шанс подколоть друга, помогая ему собрать канцелярию в пенал. — Торопись, красавчик, у нас следующим уроком твоя любимая алгебра! — бодро воскликнула девушка, застегивая молнию тканевого пенала. Антон и не знал, от чего ему больше хотелось взвыть: от того, что у его подруги появилась новая причина для приколов, или от того, что ему предстоит вытерпеть сорок пять минут абсолютно непонятного ему предмета. — И долго ты планируешь надо мной издеваться? — с улыбкой вопросительно хмыкнул парень. — Ну почему издеваться? — такой же улыбкой ответила девушка. — Я что, неправду говорю? — Да ладно тебе. Кто по-настоящему красавица, так это ты. Морозова покрылась легким румянцем, одобряя действия друга, сделавшего ей комплимент. — Попытка засчитана, — хихикнула она. — Да и ты не скромничай. Ты ведь тоже довольно красивый! — ответила воодушевленная Полина. — Да ну нет, я вон смотри какой, в очках хожу, — не поддавался парень. — И что? Очки — это буквально аксессуар. — Ну… Я не спортсмен, — выдумал новую причину Антон, ссылаясь на свое обычное телосложение. — А должен им быть? Ты ведь и не долговязый, а в меру подтянутый. Вон как на физкультуре к кольцу прыгнул, — не унималась она. И она оказалась права. Какая-никакая, но все-таки родители позаботились о том, чтобы у сына была хоть какая-то физическая форма. К сожалению, он сам себе в этом вряд ли признается. Когда Антон начал искать новый повод для непрямого способа сказать «я урод», которым его успела окрестить банда хулиганов, Морозова без капли намека начала выкладывать правду на тарелочку, как ее женский глаз расценивает чужую внешность. — У тебя красивые волосы, прямо белые, а это большая редкость, — начала она пересчитывать на пальцах, — глаза у тебя большие и яркие, не как у многих — не болотные, а такие светлые, чистые. Ммм… изумрудные я бы сказала; нос прямой, а кожа чистая, без веснушек и тоже светлая; руки у тебя тоже красивые: когда рисуешь — глаз не оторвать; а ещё голос у тебя приятный — не грубый, но звучный… Девушка могла бы еще долго распинаться, но к сожалению, со временем у нее закончились пальцы на руках, а когда она, не задумываясь, взяла чужие и стала по отработанной схеме загибать, чтобы продолжить подсчет хороших черт парня, Антон не сдержался и искренне засмеялся, ловя на себе непонятливый взгляд Полины, после чего та, осознав свои действия, также зашлась в легком приступе смеха. — Ох, ты преувеличиваешь, — успокоившись, сказал Петров. — Ничего я не преувеличиваю! Просто ты не хочешь признавать, что на самом деле красивый. — Ну вот скажи мне, где ты видела хоть один журнал с такой моделью? Нет там таких, — утверждал Антон, будучи уверенным в своих убеждениях, иногда от скуки читающий мамины журналы, доставшиеся от тети по почте около недели назад. — Я не читаю журналы, Антон, я своей головой думаю, — она показательно постучала указательным пальцем о висок. — И вообще, знаешь, как говорят: красота не от моды, а от природы! — вспомнила девушка поговорку. Петров вздохнул, понимая, что у него не останется аргументов, но всё-таки не поверил в убеждения своей подруги. Она ведь абсолютная противоположность Антона, которую он считает чуть ли не шаблоном женской красоты. И как после всего описывать себя тем же словом, что и её прекрасное лицо? — И ты всё равно мне не поверил. Ну вот кто тебе сказал, что ты некрасивый? — возмущается Полина. — Да никто… Петров потер затылок, тихо посмеявшись с упорности подруги. Впрочем, он и не соврал. Ему никогда не говорили, что он некрасивый, но и комплименты в свою сторону тоже никогда не слышал. Конечно, не исключая стычек с Пятифановым, когда тот под влиянием эмоций и адреналина в драке плевался оскорблениями по типу «урод» или «гнида», но они, скорее всего, не были направлены на его внешность. Слышать от Полины подробное описание в таком ключе было в новинку. Обычно мать говорила, что нужно делать, чтобы выглядеть прилично, но никогда не употребляла слов «красивый», «редкий» или «особенный», что только что сделала Полина. — Ну вот и с чего тогда ты это взял? — не унималась девушка. На это Антон промолчал, смущенно поведя взглядом по паркету, и пожал плечами. — Так и знала. Вот любишь ты делать проблему из ничего, — наигранно возмутилась она. — У кого угодно спроси, все скажут то же самое! — Ладно, ладно, я понял, — Петров выставил руки перед собой в защитном жесте, будто Полина этим предложением угрожала ему устроить опросник и могла исполнить задуманное. — Неповторимый и неотразимый. Девушка хихикнула и пихнула парня локтем в бок, когда тот задержал дыхание и сжал губы в белую полоску, чтобы скрыть боль. Не получилось. Полина сразу стала серьезнее и с упрёком сказала: — Но был бы неотразимее, если бы кое-кто не наставил синяков на лице, — уже с упреком сказала она. Антон стушевался. — И не говори, что все нормально, их же на теле еще больше? — спросила она, указывая на помятую ткань рубашки. — Но я ведь дал сдачи. — Дал сдачи он. Лучше бы решил вопрос раз и навсегда, чтобы не мучиться! Петрову пришлось молча кивнуть, ведь она, как всегда, оказалась абсолютно права.***
Рома уже знает, что последний урок прогуляет. Вместо скучной истории он предпочёл навестить маленькую подругу, которая, он уверен, уже ждёт своего брата на скамейке возле школы. Стоило Роме выйти за порог, в глаза сразу бросилась светло-голубая курточка, мелькающая во дворе. Оля громко смеётся вместе со своими друзьями. С капюшона уже падают куски снега, который, видимо, оказался там в следствии бурной игры в снежки. Увидев Пятифанова в дверном проеме, девочка широко улыбнулась. Рома уже испугался, что она додумается выкрикнуть его фальшивое имя на весь двор, но она подбежала к нему и радостно поприветствовала. — Привет! Что ты тут делаешь? — Здоров, — максимально непринужденно ответил парень. — Да так, погулять вышел. Ты тут играешь, смотрю? — Ага, только мне один мальчик снег в капюшон накидал… — сказала девочка, показательно вытаскивая мокрую косу из-за шиворота. — Значит, ты ему нравишься, — хмыкнул Пятифанов, садясь на ближайшую скамью. — Неправда, они же делают всё совсем наоборот! Сгребя скопившийся на скамейке снег, девочка повторила действие парня и плюхнулась рядом. Рома по привычке потянулся к карману за сигаретами, но вовремя вспомнил о том, что рядом с ним сидит ребёнок, да и нет у него уже никаких сигарет, запасы кончились ещё пару дней назад. — Ну-у… — протянул парень, — иногда, чтобы привлечь внимание, дети именно так и делают. Бывает, даже бьют. Петрова помолчала несколько секунд, после чего выдала: — А ты тоже кому-то нравишься? Рома непонимающе посмотрел на Олю, после чего та поспешила добавить. — У тебя вон какой синяк на лице, — она показала пальцем в мокрой перчатке на синеватый участок кожи под скулой, куда ему прилетело в отместку от Петрова. — Да нет, это я с одним пи… — он сдержался от грубого слова, — придурком подрался. — А-а-а… Ну это хорошо, девочек бить нельзя, — она задумалась на секунду. — Ой! То есть это тоже плохо! А почему ты подрался? Рома помолчал с секунду, после чего решил, что нет смысла чересчур шифроваться перед маленьким ребенком. Все равно ведь ничего не поймет, да и Рома сейчас — Женя. — Выпендривался он, с девочкой одной водился, ну и получил. — А ему нельзя с ней разговаривать? — Нельзя. Он сам виноват, я же предупреждал. — А эта девочка тебе нравится? Рома замолчал на добрые десять секунд. Конкретно нравилась в классе так пятом-шестом, но сейчас он не испытывает особой симпатии. Весь этот цирк был устроен по привычке, да и не будет же он уступать какому-то там Петрову в своей несбывшейся цели? Но решил особо не заморачиваться с ответом и выдал обычное «да». — Мне бы не понравилось, если бы из-за меня кто-то подрался, — Оля насупилась, выражая недовольство. — Тоша говорит, что кулаками дела не решаются! Смешно, подумал хулиган, понимая, что именно этот Тоша и поставил ему синяк. — А он никогда не дрался? — не сдержав любопытства, спросил Рома, предполагая, как ответит девочка. Та в свою очередь воровато обернулась и сказала: — Я тебе скажу, только по секрету, — она поманила его ладонью, а сама вытянулась в ожидании, когда старшеклассник подставит ухо. Он выполнил немую просьбу, после чего девочка продолжила, подставив ладонь ко рту, будто кто-то мог их подслушивать. — Я видела у него на животе большие синяки, но он никогда не рассказывает, откуда они. А ещё, когда синяки появляются на лице, говорит, что упал или куда-то врезался. Однажды у него даже очки треснули! Пятифанов отстранился. — Ты думаешь, что он тебя обманывает? Девочка кивнула, вернулась в обычное положение и заговорила уже нормальным голосом. — Тоша никогда не рассказывает, когда ему плохо, а сейчас вообще ничего не говорит, — возмущается девочка. — Даже сегодня, когда мы шли в школу, он так задумался, что не услышал школьный звонок! Рома молча слушал, складывая рассказ девочки с прошедшим утром. Именно из-за этого Антон не заметил как выронил папку и опоздал. Пятифанов и не думал, что Оля так переживает за брата. Мало того, что Антон у нее стоит в примере, и она им искренне восхищается, несмотря на временный холод к сестре, так она ещё и хочет узнать, что происходит, чтобы ему помочь. Рому не смущала его огромная причастность ко всем этим делам, или, как сам Ромка отказывался это так называть, — вину. Заслужил ведь, не унималась одна и та же отговорка уже несколько дней подряд с тех пор, когда он впервые заговорил с Олей и узнал, может, и мало, но чуть больше про её тихого брата. Если так подумать, то, не заговори он с Петровой, вряд ли бы узнал хотя бы крупинку подобной информации из любого другого источника. Дети наивны и чаще всего не фильтруют информацию, которую любезно преподносят незнакомцам, веря в то, что они ни в коем случае не будут использовать её во зло. Например, сегодня Пятифанов узнал о том, что у Антона кошмарная аллергия на лилии. Оля рассказала, как мама однажды получила от папы на День рождения пышный букет этих цветов, а её брат начал безудержно чихать, стоило только подойти к матери, держащей подарок в руках. Или, например, что Антон до дрожи в коленях боится пчёл после того, как где-то в пятом классе на него набросился целый рой насекомых в следствии особо бурной игры в догонялки. Он тогда ещё долго ходил с распухшим лицом. Некоторые рассказы девочки заставляли Рому неосознанно улыбнуться, представляя их в голове, и удивляться тому, как она хорошо помнит подробности, несмотря на то, что самой тогда было чуть больше пяти лет. Стоило задаться вопросом, почему любая тема сводится к Антону, но ответ был очевиден, смотря на воодушевленную девочку: он — её кумир. Конечно, Рома не стал об этом спрашивать, а лишь продолжил слушать о том, что Петров часто смотрит с Олей мультики, а её любимый — «Русалочка». — А у Антона какой любимый мультик? — он без понятия, зачем ему понадобилась эта информация. Скорее, для поддержания разговора, чем удовлетворения собственного интереса. — Он больше любит читать и играть на приставке. Ну и рисовать, я уже рассказывала. — У вас и приставка есть, — удивился Пятифанов, наслышавшись от Оли о том, сколько у них дома есть интересного. — Ага, но Тоша чаще читает. Правда, мне не нравятся такие книги, — она стала говорить тише, раскрывая ему очередной секрет. — Он не разрешает мне брать их, а я однажды посмотрела, и там писали про каких-то маньяков. Тоша говорит, что это дектет-… де-тек-ти-вы, — запнувшись, выговорила по слогам девочка, — но я не понимаю, что это такое. Он читает мне сказки. — И правильно, не за чем тебе пока что такое читать, молоко еще на губах не обсохло для таких историй, — он щёлкнул девочку по носу. Она насупилась. — Все вы так говорите… Тоша тоже. А он, между прочим, вообще как мама! Такой же строгий. Мама тоже раньше говорила, что нужно тепло одеваться, хотя мне совсем не холодно! Вот теперь он вместо неё, — возмущается девочка. — Хотя это они с Тошей постоянно мерзнут. Рома обратил внимание, что Оля употребила прошедшее время, когда заговорила о матери, но решил не зацикливаться. — Серьезно? Тогда вы переехали немного не в то место, — хохотнул старшеклассник. — А мне вот совсем не холодно! Никогда! — похвалилась Оля и продолжила. — А шарфики мне не нравятся, они кусаются. Тоша вот постоянно пьёт что-то горячее дома и обматывается одеялами. Мы иногда делаем халабуды из них и читаем с фонариком! Ромино воображение с удовольствием воплощало десятилетнего Антона, убегающего от роя пчел, но такие вещи, что только что описывала Оля, даются голове с трудом. Что-то в этом описании было сомнительно притягательным и желанным. Роме не удаётся сполна ощутить домашний уют, поэтому представить то, как человек, с которым он три урока назад подрался в туалете, преспокойно попивает чай, приютившись под теплым покрывалом, и перелистывает страницы новомодного детектива каждые две-три минуты, было не то, что непривычно, даже странно. От этого внутри зарождалось чувство спокойствия, благодаря одной лишь несколько секундной фантазии, появившейся так же внезапно, как и звонок, говорящий об окончании занятий. — Ладно, — он отряхнул штаны от налетевших снежинок и встал со скамейки. Его действие повторила и девочка, — бывай, пипетка, свидимся ещё, — он, забавы ради, протянул ей ладонь для рукопожатия. — Свидимся! — повторила девочка, с улыбкой пожимая руку Романа. — И я не пипетка! — Ладно, Ольга Батьковна, как скажете, — хмыкнул Пятифанов, и она, хихикнув, снова удалилась к своим одноклассникам, которых немного поубавилось, ведь за некоторыми уже успели прийти родители, пока Оля увлеченно беседовала с «Женей». Возможно, виной тому, что Рома сейчас так неоднозначно себя чувствует, является не только он сам, но и Петрова, которая за всё время ни разу не упомянула что-то плохое о своём брате, кроме того, что её так возмущает его подражание маминой строгости в ношении тёплой одежды и молчание о собственных проблемах. Рома бы хотел ощутить на себе такую ласку, заботу, но никогда не признается в этом ни себе, ни кому-либо еще. Он Рома Пятифанов — гроза поселка и одна из важнейших составляющих школьного порядка и равновесия. Да, понятия у него довольно жестокие и неоднозначные, но справедливые. И никто из его окружения даже близко подумать не смог бы, что Рому настолько выведет из колеи разговор с третьеклассницей. В подобных размышлениях, не дожидаясь Бяшу с Семеном, он дошел до дома, в котором, как всегда, царит мертвая тишина и пахнет сильнейшим перегаром. Он не здоровается с матерью, она уже давно спит, поэтому парень молча примет душ и обессиленной тушей упадет на матрас в попытке заснуть. И дело даже не в минувшей драке, их у него за всю жизнь было столько, что на пальцах не пересчитать — привык. Его беспокоит то, как неприятно скручивается живот, когда он вспоминал о том, что Оля сегодня опять увидит побитое лицо брата. После того, что она рассказала ему, стало как-то стыдно, что это его рук дело. Ситуация замыкалась: Рома в плохом настроении достает Петрова, из-за чего он приходит в синяках, и настроение портится уже у Оли, которая без капли сомнений выворачивает хулигану всю правду, в то время, как он чувствует за это вину и снова приходит в плохом настроении. Да, хреново получается, думал он, смотря в потолок. Рома уже начал сожалеть о том, что познакомился с этой Петровой. Правильно говорят: меньше знаешь, крепче спишь. Без таких вот разговоров после школы Рома не задумывался бы о том, что Антон, помимо смелого урода, который лезет к Полине, несмотря на предупреждения, окажется любящим братом и самым обычным парнем с такой нелепой изюминкой, как аллергия на лилии и боязнь трудолюбивых насекомых после инцидента в детстве. Можно ли считать ту их драку в туалете небольшим перемирием? Сейчас Рома словил себя на мысли, что устраивать подобные разборки ему уже не так хочется. Интереснее было бы посмотреть, правда ли то, что Оля рассказывала ему. Полина в последние дни улетучилась из его мыслей, на место которой пришел Антон с мутными догадками о том, какой он может быть, если не врагом и соперником. Голова переполнялась все новыми и новыми мыслями, не давая разуму отдохнуть даже после такого напряженного дня. Завтра ко второму, решил для себя Рома, понимая, что не заставит себя проснуться раньше, и спустя неопределенное для себя время уснул, поддавшись усталости и представлениям о грядущих сновидениях.