***
Поселок сегодня даже визуально спокойный: ветра нет; снег уютно лежит возле притоптанных дорог; солнце, вопреки все еще минусовой температуре, создает иллюзию тепла, скользя последними лучами по коже; а лесные обитатели, которые всегда рады напугать Олю вечером по дороге со школы, кажется, тоже решили устроить себе выходной и подыграть всеобщей тишине. Только шуршание куртки да хруст наста под ногами выдают присутствие человека посреди таежного поселка. В такие моменты даже собственное дыхание становится достаточно громким, чтобы замечать и задумываться о причинах его слышимости. В какой-то момент парень забыл, что идет в гости, настолько его поглощают такие прогулки. Может, Антона не назвали бы отчаянным весельчаком и душой компании, который всегда найдет повод для радости, но парень, сам того не зная, является прекрасным слушателем. Будь то человек, говорящий без умолку, как его маленькая сестра, или сам лес, не способный произнести ни слова, Петров много чего понимает, просто отдавшись моменту. Антон даже удивился, когда сознание вернулось к нему уже у дома подруги. Петровы живут достаточно близко к Полине для того, чтобы быть у чужого двора меньше, чем через десять минут пешего путешествия. Он метнул взгляд к коробке, будто проверял, не посеял ли по дороге, вздохнул и решительно направился к деревянному дому, который вблизи выглядит не новее, чем его собственный. Около десяти секунд понадобилось, чтобы потоптаться на пороге. Признаться, Антон нервничает. Если так подумать, это первый раз, когда его кто-то приглашает в гости с момента переезда. Да что там, он в принципе за всю жизнь был в гостях у друзей не больше пяти раз ради таких мелочей, как, например, попить воду посреди жарких летних догонялок. Это не потому, что Антон какой-то странный или невоспитанный, нет. Дело в том, что он сам не любит приходить к кому-то, да и не очень понимает, в чем заключается такая крутость. В конце концов, что делать в доме с другим человеком? Когда Антону скучно, он рисует или играет с Олей в приставку; на худой конец, делает домашнее задание. Предложение Морозовой он принял из-за Оли, для которой поход к подружкам домой является почти самым интересным развлечением после времяпровождения с братом (так всегда говорит сама Петрова), но несмотря на болезнь сестры, обещание держать надо. Когда Антону показалось, что он чересчур долго торчит у порога, сглотнул, выпрямился, придавая себе настолько солидный вид, на который только способен в обыкновенной черной куртке, старой шапке с надписью «СПОРТ» и коробкой печенья в руке. Костяшки пальцев ударились о дверь три раза. Спустя десяток секунд замок щелкнул, и из-за щели выглянул мужчина лет семидесяти. Даже сквозь такое маленькое пространство можно увидеть его длинную седую бороду и густые, широкие брови, как у настоящего филина. Смущает только одно — подозрительно низкий рост. Создаётся ощущение, что старик нагнулся или вообще сидит, потому что для нормального зрительного контакта с собеседником Антону, обладателю достаточно высокого роста, приходилось наклонять голову, будто перед ним не пожилой мужчина, а третьеклассник (ему есть, с кем сравнивать). — Антон? — спросил старик. Парень сперва замешкался, ловя на себе изучающий взгляд пока что незнакомца, но вовремя пришел в себя. — Да, — ответил Петров и показательно кивнул. В эту же секунду с соседней комнаты послышался знакомый женский голос: — Дедушка, я же говорила, что открою! — это было сказано с мягким упреком, и Антон сразу понял почему, когда дверь открылась полностью. — Проходи, — пригласил Петрова мужчина, откатываясь на инвалидной коляске чуть в сторону, давая юноше проход. Следуя материнским учениям о суевериях, Антон сначала переступил порог и только потом выдал робкое и немного сконфуженное «здравствуйте», будучи неготовым увидеть инвалида в доме своей одноклассницы. Мужчина, кажется, это заметил, но виду не подал и лишь протянул ладонь в качестве приветствия. — Харитон, — представился старик. — Антон, — повторил свое имя парень и пожал чужую ладонь, получая в ответ добрую улыбку. Из дверного проема выходит Полина, высушивает мокрые руки резкими движениями кистей, сбрасывая с кожи капли воды. — Привет! — радостно выдала она, подбегая к Антону. — Вы уже познакомились, смотрю. — Ага, — Петров почесал в затылке, но вовремя вспомнил о гостинцах. — Это вам от нас с Олей. Она все еще болеет, но очень хотела передать. Он протянул аккуратно завернутую коробочку средних размеров девушке, которая, в свою очередь, с умилением вздохнула, приняв гостинец. Не успела она прокомментировать свое восхищение, как Петров добавил: — О, и ещё кое-что! — он расстегнул передний карман куртки и достал оттуда чистый, почти не мятый конвертик с подписью. — Это уже конкретно от Оли. Она запретила мне смотреть. Сказала, можно открыть только у тебя. Полина тихо хихикнула, принимая конвертик и пригласила парня в гостиную, параллельно предложив чай, на что он ответил положительно. Морозова снова ушла на кухню, и пока парень разувался и снимал верхнюю одежду, Харитон поехал в назначенное место, будто указывая Петрову, куда идти. Он последовал за стариком и оказался в помещении с большим, старым диваном и аккуратным деревянным кофейным столиком в точности таким же, какой стоит у них дома. Равенство в СССР преподносили наглядно в буквальном смысле этого слова, так что в отечественных магазинах не было большого разнообразия мебели (если оно вообще было), поэтому увидеть в гостях у друзей или родственников такой же шкаф, стулья или посуду, как у себя дома, было нормой. Харитон расположил свою коляску возле разожженного камина, при этом сидя лицом к дивану. — Присаживайся, — легким тоном предложил старик гостю, указав ладонью на свободное место, не убирая приятной улыбки с лица. — Спасибо, — кивнул Антон и принял предложение. На несколько секунд между ними воцарилась тишина, но мужчина начал беседу прежде, чем она переросла в неловкую. — Так это ты написал для Поли портрет? — он кивнул на рисунок в темной рамочке, которая стояла на тумбе чуть поодаль от них. — Ох, это… Ага, — даже самого Антона уже начала раздражать своя стеснительность и немногословие после того, как рука в очередной раз коснулась затылка, пальцами цепляя светлые короткие прядки. — Очень красиво, — Харитон, казалось, понимает поведение Петрова, поэтому старается развеять напряжение парня до такой степени, чтобы он уже сам что-либо сказал, не пользуясь словами «да» и «ага». — Ты учился где-то этому? — Да нет, просто с детства люблю рисовать, — пожал плечами парень, ставя руки по обе стороны от бедер на подушки дивана. — Талант, значит, — мужчина задумчиво потер длинную бороду. — Не думал стать художником? — Хотелось бы, но родители не в восторге… Хотят на юриста отдать, — уже грустно сознался парень, уводя взгляд на узорчатый ковер. — Знаешь, Антон, — ласково позвал его старик, складывая ладони накрест поверх парализованных ног, — если бы я в свое время не ослушался родителей, не прожил бы столько лет с женщиной своей мечты. Это было сказано тише, чем предыдущие фразы, из-за чего появилось чувство секретности, будто Харитон открывает парнишке вселенскую тайну. Петров заметно оживился, ведь в этой теме был мало-мальски осведомлен через Полину. — Это тогда, когда вы переехали из города? Старик издал тихий, хриплый смешок. — Значит, Поля тебе уже обо всем рассказала? Антону стало неловко, отчего его щеки слегка зарумянились, ведь только что он буквально признал, что говорил о Харитоне через Морозову. — Да так, немного… — признался Петров. — Рассказывала о том, что у Вас тоже машина когда-то была. — Эх, хорошее время было, — мужчина откинулся на спинку инвалидного кресла и устроил локти на подставки, что заставило его плечи неестественно приподняться, притесняя шею. — Мы её однажды в озеро случайно загнали. И мужчина снова улыбнулся в потоке ностальгического смеха. Антон сам невольно улыбнулся и прислушался, когда рассказ продолжился. — Пришлось два дня салон сушить. Это еще повезло, что двигатель остыл! — для большей убедительности он даже поднял указательный палец вверх. — Знаешь, что будет с машиной, если на ходу в озеро залететь? — Что? — с нескрываемым любопытством спросил Петров. Уж больно ему нравится как неторопливо старик ведет рассказ. — Взорвется! — Взорвется?! — Да нет, шучу я, — улыбнулся дедушка, смотря на удивленно раскрытые глаза юноши. — Двигатель сдохнет, вот что обидно будет. К этому времени пришла Полина с тремя чашками чая и тарелочкой печенья на подносе. — Вы уже тут без меня завели беседу, — констатировала девушка с нескрываемой радостью от того, что гость поладил с ее дедом. — Про машины разговариваете, да? — Скорее, о том, насколько трагичными могут быть походы на озеро, — даже не подумав, выдал Антон, вызвав у девушки легкий смешок, а у старика довольное выражение лица, ведь гость наконец-то чувствует себя в своей тарелке. — Спасибо, — поблагодарил Петров после того, как напротив него оказалась чашечка с чаем, из которой приятным ароматом струится паровая дымка. Харитон так же поблагодарил внучку, сопроводив ласковое «спасибо, золотце» кивком. От этого обращения стало одновременно и тепло, и колко в груди. Так его называла мама. С взрослением сына она, конечно, пыталась избавляться от такого рода прозвищ, но чем реже это слово проскакивало в их общении, тем больше Петров запоминал такие моменты и ценил. Особенно в это время, когда приходится обходиться почти без какого-либо контакта с матерью, он грустит по тем детским ласкам, когда он мог прийти к ней после плохого дня и просто обнять, получив в ответ теплое «солнышко» или «золотце» и успокаивающее поглаживание по светлым волосам. Так ему не хватает той былой нежности, но виду никогда не подает, а вместо этого старается стать такой же надежной опорой для Оли, как мама, и таким же грозным защитником, как когда-то папа, которого за последние недели они видели только сидящим на диване в гостиной. Теперь-то Антон стал понимать, как таким маленьким семьям, как у Полины, бывает, живется лучше, чем полным, как у Петровых. Где-то в груди больно затянула белая зависть. В это время Полина уже присела на диван недалеко от гостя и поправила свою светло-голубую юбку до колен. Как оказалось, она их носит не только из-за школьной формы. Да что там, этот вид одежды ей правда идет, и она это знает. Юбка прекрасно сочетается с просторной белой футболкой, контрастируя с черными волосами и подчеркивая голубизну ее глаз. Пока девушка тянулась за первым печеньем, Антон осмелился задать мужчине вопрос: — А когда Вы переехали сюда? Мужчина немного дрожащими руками поддерживал чашку и, отпив немного горячего чая, слегка поморщился и поджал сухие старческие губы от высокой температуры напитка. — Хм… — задумался он, опуская сосуд на колени. — Где-то полвека назад. Необычная формулировка ответа удивила юношу, но в ту же секунду он понял, что это на самом деле может быть правдой. Полвека, сам себе повторил Антон в голове, так давно. — И в каком городе Вы раньше жили? — В Томске, — протянул мужчина. — На моей памяти — красивый город. Вот с тех пор как переехал, не видел родной улицы. — Ого… — с нескрываемым удивлением сказал парень. Если так подумать, то он может оказаться в такой же ситуации, если отец не сдержит обещание через полгода вернуться домой. — А Вы никогда не хотели вернуться? — Ну как же не скучать по родному городу? Ты же у нас сам приезжий, правильно? В ответ последовал кивок. — Домой хотелось? — Ну да… — И меня, бывало, тоска накроет. Но тут была Танюша, с ней никогда не было скучно. Эх, таких женщин уже нет и не будет. На лице Харитона промелькнула скорбь, делящая на лице место с улыбкой. Полина, кажется, переняла его настрой, опустила глаза на чашку и погладила керамическое ушко большим пальцем. Конечно, ведь это не только покойная жена Харитона, но и бабушка Полины, которую, судя по всему, все очень любят и до сих пор. Антон точно не знает, стоит ли дальше разводить больную тему, но старик сам продолжил: — Помню, только отпраздновал двадцатилетие и махнул к бабке в поселок. Лето стояло, жара, — вспоминал старик. — Иду по поселку, вижу девка коромысло с ведрами на спину тянет. Думаю, пойду помогу, чего мне? — Полина, видимо, уже знающая исход истории, прикрыла ладонью растянувшуюся на лице улыбку, пока Харитон продолжал вести повествование с веселым лицом. — Подхожу, говорю: «Девушка, давайте помогу!»; а она с испугу поворачивается и как ХРЯСНЕТ меня коромыслом по лицу! Харитон разразился смехом, вслед за которым невольно повторили и подростки. — До сих пор нос кривой, — дедушка указал пальцем на горбинку, которую оставил перелом в молодости. — Она как перепугалась, давай меня к себе домой тащить, даже ведра забыла у колодца, — мужчина махнул рукой, понижая громкость речи под конец предложения. — Через два месяца замуж позвал. Так и прожили мы с ней. Даже не ругались почти, — Харитон мечтательно улыбнулся и поднял влажные глаза к потолку то ли чтобы не дать волю слезам, то ли смотря на покойницу сквозь деревянную крышу. — Скоро к ней уже пойду. Да… — Дедушка, ну не надо так говорить, — в мольбе произнесла Морозова, на что старик мягко улыбнулся, взглядом говоря, что все хорошо. Слышать от родного человека слова о его скорой смерти намного больнее, чем думать о собственной кончине. Антон не так часто общался со своей бабушкой, когда стал постарше, а с родителями отца даже не знаком, но видит как болезненно переносит подобные фразы девушка рядом, чтобы представить ту горечь, которая проскальзывает у Полины на лице. Его чай на столе уже остыл, но он не решается потянуться за чашкой, прервать эту тишину. — Вот, что я тебе скажу, парень, — снова обратился к нему старик. — Если бы я послушал своих родителей и не женился на «деревенской», — видимо, процитировал он своих родителей, — гнил бы я в том Томске без Танюши. Я тогда уехал и ни капли не жалею с тех самых пор, — мужчина подтвердил свои слова легким ударом кулака по подлокотнику инвалидной коляски. — Так что, как говорится, советуйся с сердцем, сынок, и поменьше слушай маму с папой. Если душа тянется к чему-то, тянись и сам. На лице Антона расцвела улыбка, после чего старик послал в ответ такое же светлое выражение и подмигнул. После минутки философии и воспоминаний темы стали более обыденными. Харитон умел рассказывать так, что подростки порой даже забывали, о чем говорили пять минут назад. Дикция мужчины хоть и не отличалась чем-то особенным, но старик затягивал внимание людей далеко не этим. Своей интонацией и эмоциями, искренность которых можно увидеть только в детских глазах, он приковывал к себе взгляды не только молодежи, но и старого поколения, себе равного, хотя в силу своих ограниченных физических возможностей, Харитону редко удается выходить из дома. Как говорит сам дедушка: «Летом хотя бы снег в подшипники колес не загонишь. Гляди, заржавеют, как я ездить буду?». Со временем тема зашла о связи Антона с этим местом. — Неужели та самая ведьма с опушки? — от удивления седые брови поползли вверх, демонстрируя три волнистые складки морщин на лбу. — Не знал, что у моей бабушки такая репутация, — с удивленной улыбкой сказал Антон. — Ого, а ты и не говорил никогда, — поддержала разговор Полина. — Мы ее тут все знали! — Так ты сын ее Карины? — на этом вопросе дедушка в предвкушении округлил глаза. — Вы и маму знаете? — в изумлении вытаращился парень. — Конечно! Бегала по поселку, всякую живность подкармливала постоянно. Её каждая собака знала по одному только шлепанью сандалий. Хулиганкой ещё той была. Все трое зашлись легким смехом от таких подробностей. — Надо же, как время летит, — покачал головой Харитон. — Лет двадцать назад уехала из поселка, и никто о ней ничего не знает. А тут вон как! Даже сын уже взрослый есть. — И дочь, — добавила Полина. — В третий класс ходит. — Боже, Боже, кто бы мог подумать, — с нескрываемым удивлением и радостью ответил дедушка. — А почему бабушку ведьмой прозвали? — поинтересовался Антон, открыв для себя большой источник информации о его покойной родственнице. — Мариша весь поселок лечила, — с каким-то уважением сказал Харитон. — У меня вот лет тридцать назад бессонница ужасная была. Долго я мучился, месяц почти не спал! Я во все это суеверие до конца не верил, но Танюша уговорила к ведьме сходить. Она себе что-то там в казанке намешала, заклинание прошептала и говорит: «Закопай за домом старую тряпку и до полуночи ляг в кровать без жены, чтобы дух на нее не перешел». Ну я так и сделал. — И помогло? — спросила Морозова. — Конечно, помогло! Сняло, как по щелчку пальцев! — не прекращал восхвалять способности покойницы Харитон. — Какое-то заклинание у нее необычно было… Что-то там про океан… Живое к мертвому… Не, наоборот… Или как там его… Ай, старая голова, не помню. Старик с досадой почесал в затылке, но стоило ему сдаться, про себя наговаривая на старческую память, как Антон, словив схожесть в словах, выдал строки точь-в-точь как его учила бабушка: — На острове Буяне, В синем океане, Стоит домовина, В ней — сало и глина, Волосы седые — чертям еда, А раба Божьего не тронут никогда. Бесы забудут дорогу к дому. Мертвое — к мертвому, живое — к живому. Между ними повисла многосекундная тишина. Чтобы хоть как-то развеять повисшую неловкость, Антон добавил неуверенное: — Вроде, так она мне рассказывала… — А… она тебя больные суставы, случаем, не учила лечить? Этого вопроса от старика хватило для того, чтобы убрать всякую неловкость и заставить всех троих снова засмеяться. Они еще около получаса болтали, все так же сидя в гостиной. Харитон и Полина не единожды хвалили принесенную выпечку, и старик, казалось, шутливо, но на самом деле серьезно приглашал парня прийти к ним на следующих выходных с сестрой и двойной порцией печенья, на что получил смущенный смешок и радостное: «Спасибо, обязательно напечем для вас побольше». Вскоре пришло время открывать рисунок Оли, о котором с большим энтузиазмом вспомнила Полина. На бумаге цветными карандашами были выведены три человечка. В одном из них Морозова узнала себя, когда ткнула пальцем девочку в милом красном платье, с чёрными волосами и двумя синими точками вместо глаз. Она держалась за руки с другими человечками. Слева стоял один повыше: в круглых очках, голубой футболке и черных шортах, с зелёными глазами и желтыми волосами; а на человечке Оли в розовом сарафане, которая держит левую руку Полины, место для волос чересчур сильно вдавлено, будто бумага вот-вот должна была порваться от такого давления карандаша. Если присмотреться, можно заметить, что часть волос на голове у нее немного светлее остальных прядей. Видимо, познала бесполезность белого карандаша, с ухмылкой заметил Антон, разглядывая на бумаге попытки сестры незаметно нанести один цвет поверх другого. Все трое персонажей стоят на зеленой поляне, а небо над ними озаряется ярким, желтым солнцем и почти ровной радугой. Так вот, куда делся мой циркуль, подумал Петров. Когда блюдечко с печеньем, благодаря общим усилиям, опустело, он посмотрел на часы и для себя заметил, что засиделся. Он гостил у Морозовой чуть больше двух часов, хотя за разговорами даже не заметил быстрого течения времени. Петров поблагодарил хозяев дома за теплый прием, и хотя Полина предлагала посидеть еще немного, Антон отговорился срочной потребностью зайти в магазин до закрытия (ведь хозяйка уходит к восьми вечера), на что девушка немного с досадой, но понимающе кивнула. Парень попрощался с Харитоном еще в гостиной, а Морозова поспешила проводить его до калитки, набросив угги и коричневое пальто с меховым воротником, в которых она ходит в школу. — Обязательно в следующий раз приходите с Олей! — с необычайной настойчивостью сказала Полина, отворяя калитку. Антон с улыбкой ответил: — Спасибо за приглашение, постараемся прийти. — Я должна угостить ее чаем с конфетами за такой прекрасный рисунок! Даже в рамочку поставлю! Скоро у меня будет полочка с подписью: «Творения Петровых». — Открываешь свою галерею? Надеюсь, авторам платить за вход не придётся? — Ну-у-у, — протянула девушка с наигранно задумчивым видом, — думаю, для вас двоих будет скидка. Они оба засмеялись, после чего Антон глубоко вздохнул. Давно он так хорошо не проводил время в окружении чужих людей, что сейчас даже чувствует приятную боль в диафрагме от частого смеха. — Ладно, тогда я пошел, — напоследок улыбнулся парень. — До понедельника! — До встречи! — ответила девушка и проводила парня взглядом до тех пор, пока силуэт не скрылся в темноте за ближайшим дорожным фонарем.***
Сейчас около семи часов вечера. Для только начавшейся весны это еще достаточно позднее время, ведь солнце садилось уже тогда, когда Антон шел к чужому дому. Поселок в снежной тишине кажется устрашающим, в отличии от дневного, когда здесь было хоть какое-то освещение. Да, изредка появлялись фонари, но свет от них мутный и мерцающий, будто лампу давно уже надо бы протереть от налипшей грязи. Казалось бы, вот, ещё несколько минут и Антон будет дома, но из его головы не пропадает напоминание о том, что он должен зайти в магазин за обещанной сгущенкой для Оли. Путь к ближайшему продуктовому лежит через лес. Конечно, он мог бы пойти в обход, но потратил бы на дорогу не пятнадцать минут, а добрый час, идя только в одну сторону. Темнота леса уже стала привычной, поэтому шорох ночной живности на ветвях или в засохших кустах уже не пугают его. Сегодня снегопад не объявился даже под вечер, поэтому снег просел достаточно для того, чтобы позволить человеку без труда передвигаться, не застревая ногами в сугробах. Хоть Антон и привык зависать в раздумьях по дороге куда-либо, периферийный взгляд не мог не заметить рыхлённый снег в стороне. Такое ощущение, что в этом месте кто-то барахтался. Проследив за следами, которые ведут к этому самому месту, можно было заметить, что это дело рук, — а точнее ног — не одного человека. В лесу нет развилок или каких-то определенных дорожек, ведь люди здесь почти не ходят, поэтому не удивительно, что следы запутанные и идут перпендикулярно к пути Антона. Так и потеряться несложно, подметил он, подбирая в голове возможных проходимцев. И это не заняло у него много времени, ведь только вчера Рома рассказал о том, что они с Бяшей тут нередко гуляют. Тогда понятно, что тут происходило, с сочувствием к очередной жертве шайки на лице и глубоким вздохом подумал Петров, чувствуя себя детективом из очередной книги, в которой гениальный сыщик развязывал дело, стоило ему всего лишь посмотреть на место преступления. Подходя к яме чуть ближе, можно увидеть замерзшую кровь. Должно быть, сильно провинился, бедняга, предположил Петров, останавливаясь напротив. Ни ветра, ни снега сегодня как таковых не было, так что вполне логично, что следы потасовки могли остаться здесь еще утром. С кем и зачем хулиганы устроили драку не понятно, но видно было, что парни постарались на славу, ведь даже у близстоящей ели не хватает на ветвях снега, который, видимо, упал во время активного размахивания кулаками. От одного огромного следа в чащу уходили две пары следов, в другую сторону уже уставшими шагами плелась и третья, будто человек и не думал поднимать ноги во время ходьбы, а планировал вырыть ими траншею. Где-то за спиной что-то тряхнуло ветку хвойного дерева, из-за чего снег глухим грохотом свалился на землю, напоминая увлеченному своими догадками Антону о том, что у него еще есть дело вдали от этого места.***
— А ну, смотри, не покоцались? — спросил Пятифан, протягивая очки Бяше, и ударил того по руке, когда парень попытался дотронуться до них руками. Тот обиженно посмотрел всего секунду, но быстро принял обычное выражение лица и нейтрально ответил: — Да, вроде, нормас. Рома стоит возле их с Бяшей тайника. Это обыкновенное сухое и хлипкое дерево с огромным дуплом, которое удачно прикрыто ветвями, что делает его незаметным. Там они хранят сигареты. Дерево уже давно мертвое, поэтому белки, птицы и прочая лесная живность тут вряд ли поселится; тем более, если в ней будет стоять запах табака и пластиковых упаковок. В честь начала весны и нового месяца пришло время брать новую пачку. Этого строгого расписания они придерживаются с восьмого класса, когда только начали забавляться табачными изделиями и не нарушали ни разу с тех самых пор, как бы ни хотелось скурить больше положенного. Они буквально полчаса назад выманили Бабурина вместе с украденными очками, под предлогом: «Верни окуляры и закроем вопрос»; но, понятное дело, закрыли вопрос они не предполагаемым Семёном миром, а наказанием, которое Рома обычно предпринимает к «непонятливым». Проще говоря, на толстяка сегодня не пожалели сил, и он ушел с опухшим лицом и разбитым в кровь носом. — А ну подогрей, — сказал Пятифанов сквозь частично сомкнутые губы, которые придерживают сигарету, пока парень хлопает себя по карманам, убеждаясь, что забыл спички дома. В ответ на это Бяша удовлетворительно кивнул, повторил действие друга и воспользовался вытащенными из кармана спичками по назначению. — А чё с лупами делать будем, на? — спросил он после того, как вслед за Пятифановым выдохнул первый клуб дыма и покосился на очки, которые тот все еще не выпустил из рук. — В дупле оставим? Рома посмотрел то на окуляры, то на ветки, за которыми прятался тайник и уверенно сказал: — Та не, линзы угробим. — Ну поменяет, не смертельно, на. Рома осуждающе посмотрел на друга, оставив сгорающую меж пальцев сигарету без внимания. — Что? — спросил Бяша с таким возмущенным видом, будто его только что несправедливо обвинили в краже соседского холодильника. Хулиган знает, что особых аргументов у него на этот счет нет, но Рома не смог бы признать, что ему попросту стыдно вернуть Антону испорченную случайно вещь. По какой-то причине он винит себя в том, что очки оказались у Семена, ведь именно он тогда положил обидчика на лопатки, чтобы не дать избить ослепленного Петрова, но так и не додумался обратить свое внимание на то, что тогда очки оказались у Бабурина. В таких ситуациях, когда у парня возникает непоколебимое чувство «надо и точка», которое он не может словесно отстоять, Рома максимально показывает протестующему Бяше, что его вопросы по этому поводу совсем неуместные и глупые; и вообще обсуждению не подлежат. Именно это он и делает сейчас: смотрит так, будто ему сказали какую-то небылицу по типу синей травы или красного неба. Бурят обиженно надулся, узнавая поведение лучшего друга, из-за чего прорезь его глаз стала еще уже. — И что ты предлагаешь делать, на? Пятифанов затянулся, всматриваясь в грязные линзы чужих очков. Не задумываясь, он расстегнул куртку, чтобы тканью спортивной кофты хоть как-то стереть с них жирные отпечатки пальцев и капли от растаявшего снега. — Ну… — задумался Рома, примеряя идею к реальности. — Пойдем, вернем. — Прямо сейчас, что ль? — А когда? — В понедельник, на. — Ты их у себя хранить до тех пор будешь? — А… не… Бяшина мама довольно странная женщина, мягко говоря. Ещё когда парень был в средних классах, они с Ромой на пару занимались мелким воровством, за что когда-то даже оказались в участке перед милиционером Тихоновым. То на кассе в магазине батончик стащат, то пачку сигарет вытащат у прохожего. Однажды Бяшина мамаша словила сына на этом, когда в кармане детской куртки обнаружился чужой бумажник, но вместо того, чтобы вернуть деньги владельцу и объяснить одиннадцатилетнему парнишке, что так делать нельзя, она оставила деньги себе и заперла сына в комнате на два дня без еды и воды, предварительно избив до кровянистых синяков кочергой. Бурят рассказывал эту историю лучшему другу с каким-то пугающим оптимизмом, мол, хорошо, что кочерга была холодной. С тех пор он не смеет приносить домой вещи, которых там раньше не было, ведь знает, что все его карманы проверяются ночью. По этой причине тайников с сигаретами у них несколько, помимо самого большого и основного, возле которого они сейчас курят. Одно из таких мест вообще представляет из себя ошмёток асфальта, который прикрывает трещину в старой горке на заброшенной площадке. Поэтому взять к себе на сбережение вещь означает встать под мамину кочергу ещё раз. — Я к себе тоже не возьму. Потеряю в сраче, — хоть это и слабое оправдание для того, чтобы закончить дело раньше задуманного, Рома не особо волнуется об этом, ведь видно было, что Бяша уже сдался и готов согласиться с поставленными условиями. Бурят растянул губы в прямую полосу, мол, пошли уже, раз такое дело, прекрасно зная намеренья друга лишь по мимике.***
Антон вернулся домой с обещанной банкой сгущенки в кармане. Его почти сбили с ног на пороге дома, когда Оля наконец-то увидела брата. Хоть Петров уже наелся испеченным ими печеньем в гостях, Оля уговорила брата на просмотр нескольких серий «Черепашек ниндзя» с хлебом и сгущенкой. — А у тебя ничего не слипнется после такого? — шутливо спросил парень, смотря на то, как хлеб почти полностью пропитывается сладкой консистенцией. — Не-а, — с улыбкой ответила Оля, облизывая испачканный сгущенкой большой палец. — Ты тоже будешь есть со мной, — хитро прищурилась она. — Ой, — только и сказал в ответ парень, вызвав у Оли зловещее хихиканье. Уже где-то на пятой по счету серии Оля не выдержала и уснула, поэтому Антону пришлось самостоятельно выключить видик и избавиться от подноса с крошками и каплями от любимой сладости сестры. Он поправил на девочке одеяло прежде чем, еле касаясь губами, поцеловать в лоб и уйти. Когда Антон вернулся к себе в комнату, стрелки часов показывали чуть за десять вечера. Неужели они столько просидели за телевизором? Если бы мама узнала, запретила бы телевизор на неделю, подумал Петров, ругая себя за свою невнимательность. Где-то на периферии сознания блеснула очередная грустная мысль, напоминающая о том, что в эти последние дни Карина переживала исключительно об Оле. Что касательно Антона? Его отругали за потерянные очки и хотели было предъявить претензии насчет того, что он водится с плохими людьми, но после очередного прихода домой в синяках, на него махнули рукой. Петров уже давно понял, кто в семье любимчик, и только со временем пересилил внутренние обиду и отрицание, чтобы принять реальность таковой, какой она является. Да, его любили, но сестра всегда получала больше родительского внимания. Хоть он её в этом никогда не винил, тоска по родительской любви иногда проскакивала в мыслях. Виновата ли Оля в том, что родители изначально хотели девочку? Нет. Виновата ли она в том, что ей дарили подарки дороже, чем брату? Нет. Но даже несмотря на это, она не стала избалованной. Спустя несколько дней после одной из первых драк, Антон пришел с порванным рукавом рубашки. Он оправдал это тем, что зацепился за гвоздь, торчащий из парты, на что получил: «Что ж это за безобразие? В младших классах тоже такие парты? А если Оля поранится?». Было бы смешно, если бы не было так грустно, подумал Антон, вспоминая свой внешний вид в тот вечер: побитый, мокрый от снега, в порванной одежде. О чём бы ещё переживать, если не за Олю, которую на то время ещё даже не зарегистрировали в школе? Да что там, Антона ведь отправили туда «на разведку», как выразился отец, чтобы проверить, насколько плохим окажется заведение, чтобы подготовить сестру. Но ему же было выгодней, чтобы родители не узнали о его обидчиках, так что Петров никогда не возмущался. А нужна ли ему вообще эта забота? Может, он достаточно вырос для того, чтобы обходиться без маминых утешений и отцовских подбадривающих слов? Его маленькая сестра намного дороже Антону самого себя. Где-то в груди болезненно кольнуло собственное «Я», желающее, чтобы его наконец-то заметили, а не нарочно игнорировали. Но он жестоко откинул свой — как Карина однажды назвала это — эгоизм и в который раз принял решение, что с этих пор он не позволит себе даже мысли о том, чтобы жалеть себя. Не успела у парня промелькнуть завершающая мысль — вердикт, — как из соседней комнаты послышался Олин вскрик: — ТОША-А! — донесся испуганный, тонкий девичий голосок, будто она и не спала совсем. Парня моментально пробрало холодным потом. Он вскочил с места и помчался в соседнюю комнату. Стоя на пороге, ему представилась ужасающая для себя картина: Оля прижимает к себе одеяло в сидящем положении, сжавшись, будто загнанный в угол зверек, а за шторой и впрямь вырос чей-то силуэт. — Там сова! Сова!!! — крикнула она подоспевшему брату, повернув к нему голову. Девочка вскочила с кровати при виде своего единственного спасителя и спряталась за спиной брата, когда он в встал на пороге, с ошарашенным видом пялясь на черное пятно за окном. «Неужели к Оле и вправду все эти ночи что-то прилетало?» — с ужасом подумал Петров под действием прилившего адреналина. Оля крепко вцепилась в белый рукав парня в поиске защиты. — Тоша, прогони её! Пожалуйста! — уже плакала девочка. Антон так и застыл на месте, когда до ушей донесся звук бьющейся о саму себя стали. Стук был резким и быстрым, будто что-то затряслось снаружи. Не прошло и пяти секунд, как послышалось какое-то до подозрительного знакомое, приглушенное оконным стеклом: — БЛЯТЬ! Что-то снаружи в последний раз тряхнуло и затихло. Антон уставился в тканевую завесу, откуда пропала устрашающая тень, с расширенными от неожиданности и полного непонимания глазами. Они так и простояли в дверном проеме с минуту, пока Оля не подала голос: — Тоша… — тянула она брата за руку. — Она улетела? — Сейчас посмотрю, — неуверенно сказал Антон и начал медленно подходить к окну, борясь с внутренним страхом увидеть что-то паранормальное. Он медленно подошел к окну и резко отдернул шторку, но там никого не оказалось. Взгляд в первую очередь зацепился за рваные и кривые следы на снегу, ведущие от их дома в самый лес. Недалеко от них были уже другие следы в другом направлении: от леса к дому; но выглядели аккуратно, будто идущие никуда не спешили. Такие Антон увидел сегодня вечером, когда шел в магазин за сгущенкой, но когда взгляд перешел на подоконник, откуда частично сполз снег из-за нежданного гостя, внимание привлекли очки, линзы которых покрывались разводами от протирания тканью одежды и снегом, который попал на них буквально минуту назад. Петров неверяще уставился на свою, казалось, потерянную вещь, когда пазл сложился воедино. Те следы потасовки в лесу, неприличное слово, выкрикнутое за окном до подозрения знакомым голосом, очки… Чтобы убедиться, не кажется ли ему, Петров открыл окно, впуская в комнату холодный ветер, а когда окуляры волшебным образом не растворились, после касания кончиками пальцев, доказывая, что они не галлюцинация, а вполне осязаемый объект, Антон не смог выдавить из себя ничего больше, кроме пораженного: — Ого…***
Благодаря снегу, пятая точка Ромки осталась невредимой после падения с подоконника чужой комнаты. Бяша сзади искренне пытался не засмеяться, но у него это не вышло, и когда Пятифанов поднял на него убийственный взгляд, прикусил собственную руку в варежке, ведь, если кое-кто уже наделал столько шума, сейчас им непременно стоит делать ноги. — Хорош жбан корчить, валим! — почти прорычал недовольный Рома, выбираясь из сугроба. Бяша принял приказ и моментально протянул другу руку помощи, чтобы тот смог выбраться из снежной ловушки, после чего оба успешно скрылись в лесу. Когда парни уже боролись с отдышкой, подпираясь ближайшим деревом, Роман, глубоко вдыхая холодный воздух, с упреком сказал: — А я говорил, что это не то окно. — Он телек там вырубал, я ж в окне видел, на, — вытирая пот с подбородка, ответил Бяша, пока Пятифанов устало склонил голову, разглядывая снег под ногами. — Откуда мне было знать?! — Ладно, похуй. Фу-у-ух… — в последний раз выдохнул парень, прежде чем выпрямиться. — Ну хотя бы очки вернули. — Ты им трубу, походу, сломал, на. — Не сломал я, — с недовольством в голосе ответил Рома. — Она сама была расшатана. Там болты держатся на соплях и Божьей снисходительности. — Ты, пока летел, успел в Бога поверить, что ль? — пошутил бурят, после чего получил кулаком в бок. — Ай! — Ты будешь дальше с елью обжиматься или уже по домам? — спросил Пятифанов, прерывая попытки бурята, навалившегося всем телом на дерево, продолжить подшучивать над этой ситуацией. — Лады, — коротко ответил Бяша, пожимая плечами в знак согласия, но от ели назло не отлип. Он умолчал о том, насколько идея Ромы глупо и нелепо выглядела со стороны (что последние два года случалось довольно редко). Казалось бы, уже более-менее взрослый человек, а полез по водосточной трубе при своих добрых семидесяти килограммах веса без задней мысли о том, что шаткое строение не выдержит его желания вернуть утраченные новым приятелем очки и уронит его на землю. Эти слова Бяша придержал при себе, но когда Рома с недовольным лицом стряхивал с себя снег, бурят не удержался от очередного подкола. — Да ты прям настоящий Ромео, на. Только он под балконом лазил, а ты по труб-… — он не успел договорить, как в лицо ему смачно прилетел наспех скрученный снежок. — Бля! — воскликнул тот, вытряхивая снег из бортиков капюшона и выплевывая попавший в рот снег. — Вкусно? Давай ещё дам, — с хищной улыбкой сказал Рома с новой порцией снега и направился в сторону уже убегающей жертвы. Бяша мучительно завыл, бросаясь наутек от гневных и точных попаданий друга, моля неизвестные силы о помощи, пока они окончательно не погрузились в чащу темного, ночного леса.