***
— Полина? — спросил Антон в другой конец коридора, перебив рассказ Бяши о том, как ужасно его желудок пережил отравление грибным супом. Подробности этой увлекательной истории Петров, конечно, предпочел бы не слышать. Лицо парня моментально оживилось при появления подруги. Он уже успел соскучиться за ней, хоть и прошло совсем немного времени с их последней встречи. Морозова с удивлением обернулась на оклик и радостно улыбнулась. — О! — вклинился Бяша, не менее радостный от появления нового компаньона. — Поля воскресла, на. — Мальчики, вы что тут делаете посреди урока? — поинтересовалась девушка, приближаясь к одноклассникам. — Нас Тонька выгнала, на, — без тени стыда на лице признался Бяша, в отличии от которого, Петров сразу смутился. — Ого, — с нескрываемым удивлением воскликнула Морозова и посмотрела на Антона в поиске подтверждения словам бурята, отчего тот зардел пуще прежнего. — Ты решил стать плохим парнем, Антоша? — несерьезно спросила девушка с шутливой насмешкой в интонации. Бяша было хотел ответить на риторический вопрос, но Антон вовремя перебил его, чтобы беседа внезапно не перетекла в обсуждение его недавнего, невольного вступления в банду, ведь бурят его уже, видимо, в нее принял. — А ты почему не на уроках? — перевел стрелки Петров. — Ну как же, — она посмотрела так, будто ответ был очевиден: вздёрнула одну бровь к верху и широко раскрыла глаза, будто была возмущена. — В пятницу Восьмое марта празднуем, между прочим, — за этим утверждением последовал с детства знакомый Антону жест: руки уперлись в бока. При виде его голова уже на автомате выдала мысль о том, будто Петров в чем-то провинился, вспоминая в этой позе мать. Бяша, заметив растерянный вид Петрова, не упустил возможность вставить свое слово: — Антох, перед тобой стоит главная муза утренника, — сказал тот, резво обняв друга за плечо и показав ладонью на девушку, будто ученый, хвастающийся своим новым изобретением. — Вряд ли это слово подойдет под описание моего участия в музыкальном сопровождении спектакля, — беззлобно поправила его Полина, опуская руки обратно к швам сарафана. — Ну-у, может быть, и не утренника, но Музой назвать можно, — с улыбкой сказал Петров и приподнял брови. Девушка смущенно захихикала, а Бяша резко замолчал и поочередно посмотрел то на Антона, то на Полину, что не удостоилось внимания одноклассников, поэтому Полина продолжила: — Так вот, — сказала она, поправив за ухо выпавший локон волос. — Я на репетиции была. Буду вместе с Катей и еще одной девочкой из «А» класса аккомпанементом для выступающих. В последний раз такие мероприятия в честь женского праздника Антон видел у Оли в детском саду несколько лет назад, а сам участвовал и то давнее. Парень всегда стыдился своих детских фотографий в костюме тюльпана, но в последнее время он все чаще смотрит в альбом, где под датой 1985 года хранятся запечатленные улыбки его еще совсем молодых и лицами, и душами родителей. — В моей прошлой школе праздники уже не проводили, — поделился Антон, ведь теперь его недогадливость стала вполне оправданной. — И какие классы выступают? — Младшие. Оля, наверняка, тоже репетировала. Она не рассказывала? — Она же заболела. Наверное, еще не была на них. — Точно, точно. Совсем забылась с этой беготнёй, — и добавила тише: — Как обычно, отложили эти репетиции на самый последний момент, а нам потом бегать, — пробурчала она себе под нос, адресуя больше себе, чем одноклассникам. Но отмахнулась от негативных эмоций и переключила всё внимание на Антона. — А ты чего интересуешься? Тоже хочешь участвовать? — Полина растянула губы в улыбке и сощурила глаза, что стало понято: издевается. Ну а почему бы и не подыграть? — Конечно, буду танцевать в костюме подсолнуха, — улыбнулся ей в ответ Петров, и оба расхохотались. Кроме Бяши. Он выглядит настороженным и на редкость серьезным. Но в голову сразу пришел новый вопрос, который он не успел закончить: — Так получается, что Катя тоже с то-… — Полина! Где-то со стороны лестничной клетки послышался недовольный возглас. Все сразу поняли, кому он принадлежит, а сама Морозова от неожиданности даже дернулась. Вскоре в проходе показалась и сама персона. Катя вышла красная, еле перебирая ногами, а в руках у нее болтается что-то большое и черное. Сначала Антон подумал, что это чехол от скрипки, но в противовес сразу возник вопрос, почему она не у Морозовой? С приближением девушки стало понятно, что в ее руках не инструмент, но количество вопросов от этого только прибавилось. — Полина! — недовольно, даже злобно повторила Смирнова. — Ты сказала, что мы поменяемся! — с этой фразой девушка чуть ли не уронила чёрную коробочку на подоконник и облокотилась на нее же обеими руками, делая громкий выдох. — Я щас сдохну, — не скрывая своей усталости, она вытерла рукой лоб, чтобы смахнуть выступивший пот и прилипшие к коже волосы. — Ой, — Морозова виновато глянула на коробку: ручка блестит после потных ладоней Кати, которые отчаянно держали ее несколько секунд назад в попытке донести содержимое до места назначения. Полина заговорилась с парнями и совершенно забыла о подруге, которая сопровождала ее все это время с довольно нелегким грузом. — ОЙ, — чуть громче передразнила ее рассерженная и запыхавшаяся Смирнова. — До актового зала нести будешь сама, — обиженно объявила та, даже не взглянув на парней. Антон так и не понял, зачем им понадобилась эта коробка, но сообразил, что предложение о помощи будет уместнее расспросов. — Может, я донесу? — сказал он и сделал шаг вперед, демонстрируя полную готовность протянуть сильную, мужскую руку помощи. — Ну давай, — выпрямилась Смирнова и перекинула толстую, светлую косу за спину. Её интонация сквозит некого рода презрением, — если сможешь. По Антону пробежал скептический взгляд старосты, обогнул его плечи и руки. Будто покупатель, оценивающий качество товара перед покупкой, она показательно прищурилась и выгнула бровь, скрещивая руки на груди. Петров почувствовал потребность доказать ей что-то, а одновременно с ним и прилив силы в мышцах. Проще простого, подумал Петров, и выражение лица полностью отражает его мысли. Он показательно закатал рукава рубашки до локтя, подходя к подоконнику, и размял окоченевшие от холода пальцы, выдавливая из них глухой хруст суставов, на что Смирнова закатила глаза. — Меньше пафоса, Петров, давай тащи. Нам еще ого-го топать. На замечание Кати хотелось цокнуть, но вместо этого он поднял чемоданчик и подметил, что он оказался и вправду тяжелым. Не сказать, что он имел со старостой такие же напряженные отношения, как с теми же гопниками. Антон до сих пор как-то и не особо с ней разговаривал, если вообще приходилось это делать. Попытавшись вспомнить хотя бы самый короткий диалог, Петров с удивлением отметил, что до этого дня они со Смирновой не обмолвились ни словом. Но какие же порой подозрительные взгляды она на него бросала, когда Полина подсаживалась к Антону на переменах! Небось, ревнует, что лучшая подруга предпочла его компанию вместо того, чтобы вместе с остальными барышнями обсуждать последние сплетни. Если бы Пятифанов ревновал Полину так же, — с тихой злобой — Антону жилось бы намного легче. Да уж, в этой школе на взгляды никто не скупой, мелькнуло у Антона в голове вместе с воспоминанием о их с Ромой войне глазами. Возможно, он тогда пытался силой мысли треснуть меня головой об парту, предположил он, признаваясь, что и сам не отказался бы от такой возможности по отношению к Роману, будь Антон телепатом. От этого по наполовину оголенным рукам пробежала стая мурашек. Сколько бы он не пытался уверить себя, что этот Пятифанов не такой страшный, как кажется, и вообще Антон не сильно слабее, с каждой новой мыслью о том, что тот со своей шайкой творил в первый месяц после его переезда в поселок, кулаки сжимались от напряжения и желания вмазать наглой морде, зубы сжимались до скрежета, а на местах заживших синяков фантомно покалывало. Как он ненавидит эти ощущения, за время ставшие уже привычными. Да и Рому тоже можно ненавидеть. Настолько же ненавидеть, сколько и бояться, ведь Антон не может отделаться от осознания того, как предательски начинают дрожать колени, когда в него впивается угрожающий взгляд темных глаз. Оттого и чувство потерянности, когда эти двое — Рома и Бяша — не проявляют агрессию в его сторону, а наоборот — какую-то странную заботу, которую обычно демонстрируют волки по отношению к больным членам стаи. Вспомнились очки. «Подумать только, залез на второй этаж!» — как ни странно, в первую очередь Петров вспомнил испуганный крик Оли, а после — страшный стук разболтавшейся трубы. Беспокоился ли он о полетевшем вниз Роме? Ни капли. Не принцесса, полижет ранку, приложит подорожник и поскачет бить морды всяким Апельсинам. Сам виноват — нечего к людям в окна лезть на ночь глядя. А ему ещё, между прочим, пришлось перед родителями отчитываться, почему его младшая сестра находится в полуобморочном состоянии и судорожно мямлит какие-то небылицы о сове. Но, признаться, за помощь был благодарен. Странная, беспричинная, но помощь. Парень мотнул головой, возвращаясь к реальности и черному, загадочному чемоданчику. Он, конечно, сильнее Смирновой, но тянуть такое на четвертый этаж, в противоположное крыло звучит не очень заманчиво. Но что поделать? Раз предложил — выполняй. И они вчетвером двинулись по ступеням вверх. — Вы что, кирпичи туда положили? — поинтересовался Антон, а чтобы проверить свое предположение, даже легонько потрусил чемоданчик. Внутри раздался металлический звон вперемешку с шуршанием пластиковых пакетиков. — Там инструменты, — ответила Морозова. — Вчера уборщица оставила окно открытым на ночь, поэтому пианино расстроилось из-за мороза. — А за инструментами нам тащиться, — выплюнула Катя, всем видом передавая свое отношение к этому чемоданчику, инструменту и утреннику. — Понятно, — ответил Петров, закончив разговор. Вскоре они разделились на пары: Полина идет рядом с Катей, а Антон — с Бяшей, который все это время молчит с непривычным для него серьезным выражением лица. Это создаёт некую неловкость, ведь девушки впереди уже вовсю беседуют на какие-то музыкальные темы, поддержать которые ни один из парней не смог бы. В таком строю одноклассники дошли до четвертого этажа, и Антон пожалел, что закатал рукава, ведь кожа его мгновенно покрывалась мурашками каждый раз, как они проходили мимо оставленных нараспашку форточек. Черт бы побрал этих уборщиц, что за страсть к открытым окнам? — Спасибо, что помог, — сказала Полина с улыбкой, когда они уже стояли напротив большой деревянной двери, — тут мы уже сами, а то мало ли, — она кивнула в сторону входа. — Лариса Александровна суровая, когда дело касается прогулов. — Да не за что, — парень одарил ее такой же дружелюбной улыбкой и почесал в затылке ладонью с отчетливой белой полосой от ручки чемоданчика, — мне не сложно, — после этих слов он украдкой покосился на Смирнову, которая, не заметив в позе Антона и намека на усталость, почувствовала собственное поражение и, скрестив руки на груди, в очередной раз провела взглядом по потолку. Довольный выигрышем в негласном споре, Антон аккуратно передал Морозовой чемоданчик, замечая, как немного дернулось вниз плечо девушки от непривычной тяжести и договорился проводить ее домой по окончанию уроков. Когда дверь актового зала хлопнула, Петрову бросились в глаза часы, висящие чуть поодаль. — До конца урока десять минут, — объявил Антон для Бяши. — Пошли в класс, наверное. — Пошли, — коротко ответил бурят с притворно-непринужденной интонацией. Парня было насторожила резко наставшая молчаливость товарища, но Бяша быстро развеял его мысли, обращая своё полное внимание на друга. — Антох. — Да, что? — моментально отреагировал Петров. — Тебе нравится Полина? От неожиданности он чуть не оступился на одной из ступеней, но вовремя схватился за перила. — Что? — спросил ошеломленный Петров и поправил чуть не спавшие с носа очки. Он и подумать не мог, что бурят тоже положил глаз на Полину, тот никогда не проявлял знаков внимания. — Так тебе… — Нет, не мне, — с какой-то претензией посмотрел на него Бяша. Антону на секунду полегчало, но моментально стало еще хуже, ведь он понял, о ком сейчас пойдет речь. — Рома с шестого класса наизнанку выворачивается, чтобы с ней мутки организовать, на. Теперь Бяша смотрит чуть ли не злобно. Петров может поклясться, что затылок немного взмок от напряжения. Если от Ромы такое поведение можно ожидать в любой момент, то Бяшу с таким настроем даже его богатое воображение представить не в силах. — Нет-нет, — тут же замахал руками Антон, будто развеивая все предъявленные ему обвинения, — мы с ней просто дружим. Бяша подозрительно щурит и так узкие глаза, выискивая в его словах ложь. — Не пиздишь? — Не пиз-… Не вру, — соврал он. Под влиянием эмоций изо рта чуть не вырвалось ругательство, но он вовремя поправил себя, мысленно отвесив себе подзатыльник. Они простояли еще с секунд десять, пока Бяша думал над сказанным и правдивостью ответа. Но, сделав себе какую-то мысленную пометку, видимо, решил, что докапываться нет смысла, и кивнул. — Ну смотри, на, — разрисованные руки снова отправились в карманы, а ноги продолжили лениво перемещаться вниз по лестнице. Антон очухался и догнал бурята, когда тот вернул свою обычную, энергичную и веселую манеру речи, а вслед за ней и взгляд стал проще. — Так вот про грибы-на. Я тогда съедобные опята с ненастоящими намешал и меня как вштырило…***
Кто бы знал, что разговоры о грибах так выматывают? За время их прогулки по школе Антон узнал о шляпочных больше, чем на уроках биологии (а еще о пагубном влиянии некоторых из них на человеческий желудок). Они успели дойти до класса еще до того, как прозвенел звонок и ещё с минуту играли в импровизационный футбол, пиная друг другу кусок пластикового оконного отлива, который, видимо, совсем недавно откололся от основания благодаря активным играм школьников. — А я и не знал, что Катя играет на пианино, — сказал Антон, в очередной раз давая пас узким носком туфля. — Её мама заставляет, на, — ответил Бяша, не отрывая глаз от «мяча», погруженный в их мини-игру. — А-а, она поэтому так злилась? — Походу. Там еще завуч на голову отбитая, на. Лучше на лит-ре жопу мять, а там мозгами поехать можно, на. — Ну не знаю. Вообще-то я люблю литературу. — По тебе видно, — сказал Бяша и впервые оторвал взгляд от куска пластика, мечущегося по полу и, соединив пальцы каждой руки в виде буквы «о», приставил к глазам, как обычно пародируют бинокль, хотя по последней фразе стало понятно, что бурят намекает на наличие толстенных очков у парня на носу. В отместку за это Антон пнул шмат отлива сильнее, чем обычно, и он пролетел точно между ног Бяши, спровоцировав недовольное «Э!» у оппонента в этой незамысловатой игре. Благо, вскоре прозвенел звонок на перемену, и Антону не пришлось принимать на себя обвинения о своем «крысином поступке». Зайдя в класс, они выслушали поучительную лекцию об их «отвратительном поведении и неуважении к учителю и его предмету», от которой устали больше, чем за прошедшие полчаса. Парни последовали на свои места. Один из них впопыхах собирает свои вещи, ведь ему не хочется выходить из класса последним, оставаясь с Антониной Георгиевной с глазу на глаз; а второй просто забрал рюкзак с пола и пошел к выходу, ведь он так ничего и не достал из него. Ух ты, он так просто ушел, подумал Антон, когда уже бросил хмурой физичке тихое «до свидания», направляясь к выходу. Он уж подумал, что удастся избавиться от нежелательной компании, но не тут-то было. Опираясь о холодную стену, прямо у дверного косяка стоит Рома с таким видом, будто его только что переехал трактор. Стоило Антону обратить на него внимание, как получил ответную реакцию. — Пошли, — вымученным голосом сказал тот и с каким-то уставшим вздохом оттолкнулся от стены. Уж теперь Петров видит и Бяшу, который стоял за Пятифановым и засомневался, кому именно было адресовано это короткое предложение, но когда бурят, повторив движение друга, подозвал Антона рукой и глуповато улыбнулся, он, не задавая вопросов, последовал за парнями. Как оказалось, путь они держали за школу. Тут ничего не изменилось с инцидента с Семеном, даже след их с Ромой борьбы остался нетронутым. Такое ощущение, что на этом участке стоит вечная бронь, и никто не имеет права заявляться к хозяевам без приглашения. Возможно, в этом и был какой-то смысл в связи с теми самыми понятиями, но Антон для себя решил, что не станет углубляться в эту тему. Можно подумать, мозг больше нечем забивать, чем правилами гопников на районе. Собственно, как и предполагалось, они пришли покурить. Рома всем своим видом говорит о том, что сигарета для него сейчас на вес бутылки воды в Сахаре, а Бяша, кажется, не сильно придаёт значения табаку и курит больше за компанию, чем ради собственного удовольствия. У Антона возник вопрос, который он не решался озвучить: «И что я здесь делаю?». Правильней сказать: «Зачем я здесь нужен?», ведь Рома его позвал, а значит для него есть какое-то дело. Какое отвратительное слово, подумал Антон, вспоминая людей, которые приходили к ним в квартиру, когда папа ещё имел какую-то работу в городе. Сейчас-то он понимает, чем именно они могли промышлять, хоть и хотелось верить в то, что родителя просто уволили из бухгалтерии. Страшнее, конечно, было представлять, за какой частью дела он нужен был, но Антон, как обычно, решил этот вопрос отложить в далекий угол своего сознания. Вот Рома поджигает уже вторую сигарету, но только третья смогла заставить его лицо приобрести живой оттенок. Смотрится, конечно, жутковато, если присматриваться к самому процессу, но больше пугает нужное количество скуренного табака, чтобы элементарно выглядеть по-человечески. «Интересно, как давно он курит?» — промелькнула в голове мысль. Но он не успел тщательно её обсосать, как привык делать обычно, потому что длительную тишину решил нарушить никто иной, как Бяша, у которого огонек на сигарете прожег фильтр, и рту было нечем заняться, кроме как начать говорить. — Не будешь, Антох? — спросил тот, хлопая себя по карману. — Нет, я же уже говорил, что не курю, — сказал Петров, а потом добавил чуть тише. — Не понимаю, зачем здесь. — Я тебе уже сто раз говорил, на, — немного разочаровано сказал Бяша. — Ты теперь свой, а свои вместе держатся! — Зачем? — Э… Ну не знаю, традиция такая, что ль? — Бяша обернулся на Рому с вопросом. — Чего на меня зыришь? Сам притащил его, сам оправдывайся, — Антон удержался, чтобы не скривиться от последнего предложения. — Тц, — бурят выдвинул нижнюю челюсть чуть вперед, — никакого толку от тя, на. — Столько же, сколько у тебя мозгов. — Ой, иди нахуй, на. — После тебя, НА, — передразнил его Рома. Благо, парни не настолько сильно разогнались, чтобы забыть об Антоне, но вспомнил о нем, на удивление, не Бяша. — Ну, — сказал Рома, опершись о стену, — рассказывай, Тоха, какой масти будешь? — Какой масти?.. — удивление вперемешку с никуда не исчезнувшим опасением и раздражением отразилось на интонации, но Антон поспешил откашляться, чтобы звучать более серьезно. Рома еле видно усмехнулся. Антон принял это за недобрую насмешку и бледные от мороза губы совсем обесцветились от того, насколько Петров их сжал. — Понятно всё с тобой, — Рома затянулся, папирус сгорел до середины, и Пятифанов выпустил следующее слово вместе с вышедшим изо рта паром, — интеллигент. О себе рассказывай давай. Откуда будешь? Антон помолчал, задумался. Нельзя давать им повод для масштабных расспросов, но и промолчать ему вряд ли удастся. Петров опасается сделать неправильный шаг в разговоре с ними, поэтому чувствует себя на тонком льду: один неаккуратный шаг и провалишься в ледяную воду. От очередного упоминания низкой температуры, которая, кстати, и за школой не давала пощады, Антон, которого вытащили буквально в школьной форме, казалось, задрожал пуще прежнего, но попытался это скрыть, растирая предплечья ладонями. Парни даже если и мерзнут, то никак не выдают себя. К тому же, на них спортивные костюмы, а под ними, Антон не сомневается, хотя бы футболки. Петров же щеголяет в одних брюках и рубашке с майкой под низом, ведь подштанники показались ему совсем уж позорной идеей, учитывая то, что он ни разу не видел кого-то из своих одноклассников в них в раздевалке на физкультуре. Антон не устанет удивляться закалке местных жителей. Вот и хулиганы сейчас как ни в чем ни бывало смотрят на Петрова в ожидании ответа. Всё-таки он им не доверяет. Понятно, что для так называемого «сотрудничества» они должны хотя бы что-то знать о Петрове, но он сам не особо горит желанием выкладывать перед бывшими обидчиками все на блюдечке. Интересно, происходило ли что-то подобное с Бабуриным? — Это у вас обряд такой или что-то типа того? — спросил он максимально серьезно, сомневаясь, есть ли у него выбор отказаться от взаимодействия с гопотой более масштабным, чем нахождение в одной классной комнате. — Ага! — вклинился Бяша, которому, видимо, понравилось сравнение. — Но не каждый левый может с нами тусить-на. На лбу Пятифанова проявилась морщина, когда бурят снова взял на себя инициативу в разговоре. Больно уж Роме не нравится, когда кто-то его перебивает. — Тогда почему я могу? — Антон обратился к Бяше, так как общаться с веселым чудаком уже стало не так страшно в отличии от вечно хмурого Ромы. Если бурят уже растолковал Петрову о себе и, признаться, выглядел довольно искренним в своем желании сблизиться, то Пятифанов впервые проявил какую-то инициативу для установки мира между ними. По крайней мере, так это выглядит со стороны. — Ну-у… — Бяша почесал в затылке, не находя, что ответить, — хотя бы лучше Свиньи, — и пожал плечами, будто такой ответ показался самым подходящим. Антон словил себя на мысли, что это предложение его задело. Ни в коем случае не огорчило, а даже возмутило. Неужели он просто замена какому-то там Бабурину? Не то чтобы он думал, что его приняли в банду за какие-то заслуги, но громкие речи Бяши о том, какой Петров «четкий» и «ровный», дали ложную надежду. «Да ладно, на что я вообще надеялся?» — подумал он, вспоминая, с кем имеет дело. И все же не смог сдержать скептический взгляд. — Бяша, блять! — рассержено рявкнул Рома, недовольный последним предложением бурята и последовавшей за ним тишиной, отчего оба дернулись, а бурят резко обернулся на оклик. — Секись, пока я тебе оставшиеся зубы не выбил! Бяша сделал свое любимое обиженное лицо и, повесив нос, покорно отошел от Петрова, предоставляя его Пятифанову. Антон с опасением глянул на одноклассника, глаза которого, будучи светлыми, могут в полной мере показать, как сузились его зрачки, и Антон не может понять, от слепящей белизны снега это или же все-таки от плохого настроения. Иметь дело с ним не хочется от слова совсем. Но, к его удивлению, Пятифанов сразу успокаивается, напоминая, что разозлился совсем не на Антона, а на своего недалёкого друга, и излагает только лаконичное: — Ну? Антон сглатывает. Никогда ему ещё не было так страшно перед Ромой, как тогда, когда он спокойно с ним разговаривает. Он и сам не понимает, с чего вдруг его охватила такая буря паники. Его ведь даже не бьют, почему ноги порываются позорно сбежать отсюда? — Мне там это… Э-э-э… Я в кабинете тетрадь забыл! — лицо приняло выражение крайней озабоченности, будто несуществующий конспект по физике важнее всей школы и её учеников вместе взятой. В процессе поиска новых предлогов для внезапного побега, он делает медленные и осторожные шаги назад, чтобы иметь парней в поле зрения и при этом не поскользнуться. — А ещё здесь очень холодно. Вот! Ну я пошел. Увидимся потом, — и дойдя до поворота всё также спиной, напоследок окинул взглядом молчавших Рому и Бяшу с непонимающими выражениями лиц и резко скрылся за поворотом, кинув напоследок ломкое: — Пока! Только скрип снега от удаляющихся шагов слышен в повисшей тишине. Лицо Ромы перешло в состояние «какого хуя только что произошло?», а Бяша, как всегда, не упускает возможности что-то сказать: — Сбежал, на, — сказал он с приподнятыми бровями, будто удивился собственному утверждению. — Я заметил, — даже без привычного раздражения отвечает Пятифанов, все также смотря на угол здания. Они так и простояли с минуту, не сговариваясь, прежде чем Рома кивком головы подозвал друга ко входу. Антон оказался намного более сложно устроенным механизмом, чем Пятифанов мог предположить. Он человек совершенно другой породы, чем привлекает к себе внимание, даёт повод поинтересоваться собой, но, как назло, не подпускает ни на шаг ближе дозволенного, и Рома понимает почему. Понимает, а от этого запретный плод становится ещё заветнее, ещё слаще. И он просто обязан разузнать о нём, не сможет оставить свои вопросы без ответов.***
«Сбежал. Подумать только, взял и сбежал, как настоящий трус. И не стыдно тебе?» — Честно говоря, нет, ему ни капли не стыдно, ведь он сделал правильный выбор, решая не открываться перед этими хулиганами. Тогда к чему такие мысли, спрашивается? Дело в том, что Антон после всех пройденных драк думал, что справится с хулиганами: выдержит, даст честный бой и не сдастся так легко; но никогда даже представить себе не мог, что так перепугается обычного разговора. Не хочет он к ним в банду, не хочет становиться таким же отбитым на голову драчуном, сколько бы не завидовал властной ауре Пятифанова, его авторитету и способности устрашать одним только видом. Да, Антону было страшно приходить на стрелу каждый день по велению Семёна, но страшнее оказалось смотреть Роме в лицо, ведь он со своими дружками с первого дня в школе стали его мозгу любимой пищей для размышлений в не самом хорошем ключе и именно им по-настоящему есть что высказать. Но как только темные радужки глаз одарили его не привычными злобой и раздражением, а спокойствием и искренним интересом, в том же самом месте, где Антон терпел побои, и в почти таком же составе, он просто не смог побороть желание убежать. Как-то это всё неправильно и противоестественно! Обязан быть подвох, просто невозможно, чтобы эти двое пришли к нему с благими намерениями после всего произошедшего. Он помнит противный смех Бяши, сильные удары Семёна и пронзающее ощущение застывшей в жилах крови, когда остриё лезвия еле касается его шеи под пристальным наблюдением Ромы. Ну уж нет, подумал Антон, я к ним ни ногой!