Под прикрытием

      Бяша всегда был болтливым, но в такие моменты, как сейчас, Рома стоит на пороге того, чтобы придушить лучшего друга. Курить хочется невыносимо, но из-за бурята, который просверлил ему дырку в голове своими уговорами, они так и не вышли на задний двор. Да, молча просидеть все двадцать пять минут большой перемены — не то занятие, что влечёт за собой хорошее настроение, а с учётом того, что третьим членом их компании стал именно Петров, Рома и вовсе сидел, как памятник: не говорит, не шевелится, а главное — не мешает. Об этом его попросил Бяша, сказав: «Ща я с ним всё урегулирую, на». Ну а сейчас он же возмущается из-за того, что ничего у него не получилось.       — А чего ты хотел? — почти шипит Рома, ведь все возмущения Бяша вешает именно на его раздражённую персону, которой сейчас намного интереснее было бы предложение прогулять литературу и пойти покурить где-то в толчке. — Думал, как только мы его мутузить перестали, он к нам сразу в кенты подастся?       — Так а что ещё делать, на? — возмутился бурят и посмотрел на друга так, будто тот сказал невозможную глупость. — Чем такого бойца просрать, лучше Сёму кентом обозвать.       — Что-то ты ему дохуя большую цену набил, — подозрительно сощурился Рома.       — Антоха будет получше Хрюнделя, на, — стоит на своём Бяша. — Или ты хочешь какого-то шкета типа Пашки прибрать?       Дыхание Ромы уже стало понемногу сбиваться. Напряжение от желания закурить подправилось специей под названием «Бяша чего-то захотел и теперь будет всем ебать мозги», грозясь перерасти в праведный гнев.       — Блять, а Шут тут причём?! — на повышенных тонах спросил Рома. Благо, коридор ещё не опустел до такой степени, чтобы их спор выделялся особой громкостью. — Я бы сам Тоху к нам взял, так он же не захочет!       Бяша замолчал на несколько долгих секунд, глупо проморгался, переваривая услышанное, после чего изрёк:       — Ромка, — неверяще посмотрел бурят на нахохлившегося от злости друга, — так тебя совесть грызёт, на?       Гнев от признания только возрос, но не из-за того, что Бяша озвучил очередную околесицу, а как раз-таки наоборот — попал в яблочко. Они в принципе редко избивали кого-то своей уже частично распавшейся шайкой. Да что уж там, ведь Бабурин был далеко не первым «третьим». На протяжении всех этих лет, начиная ещё с того, как мальчишки промышляли мелким воровством, к ним с Бяшей постоянно кто-то примыкал в качестве шухера, вот они и привыкли, что с подстраховкой в виде ещё одного человека надёжнее, хоть со временем и нашли более безопасный способ заработка, и шухер по сути стал бесполезным. Осталась только традиция. Как так получилось с Бабуриным? Да Пятифанов и сам не понял. Ну пришёл очередной «третий», ну делает он что-то там, а Бяша только и рад новым приключениям на свою задницу. Роме было плевать. Он даже толком не запомнил, кого, когда и за что они били за то время, пока Семён вдруг возомнил себя лидером шайки. Тогда Рома и не злился на него за это толком. Было как-то до лампочки. Всё вспоминается будто сквозь сигаретную дымку. Иронично, учитывая то, с какой интенсивностью он зарабатывал себе звание паровоза. Но когда появился Антон, всё будто стало приобретать чёткие очертания. Он не поддавался угрозам Семёна, не обращал внимания на возможную угрозу быть побитым после слетевших с его языка слов. И Рома будто протрезвел в тот самый день. Уже когда Антону разок вмазали по лицу кулаком, не забыв надеть на палец увесистый перстень, уронили на заледеневший пол и отдавили ладонь толстой подошвой сапога, он увидел весь этот богатый спектр эмоций на его лице. Злоба, упрямство, желание дать сдачи, отстоять пошатнувшуюся гордость и даже страх, спрятавшийся где-то глубоко в глазах под нахмуренными бровями. То, чего самому Роме так не хватало последние несколько месяцев — воля к жизни. Тогда хулигана настолько впечатлила эта картина, что дальше он, понимая, что избивать одного втроём неправильно и, может быть, в какой-то степени противоречит созданным им понятиям, захотел увидеть это ещё раз. Да, он и сам прикладывал руку к раскрашиванию чужого лица синяками, а что оставалось делать? Прийти, посмотреть и уйти? Скорее для того, чтобы доказать что-то самому себе, он из раза в раз повторял, что это из-за Полины. Всё-таки она — выгодная девушка: красивая, умная, талантливая, воспитанная; по ней полшколы сохнет. Зачем ему Морозова? Ну, это, должно быть, круто. Почётно, что ли. Бяша ему достаточно долго рассказывал, как «кадрил тёлочек» с параллели. Одну, кстати, довольно успешно, хоть они и повстречались не дольше месяца. Пятифанов и сам не понимает, что Полина стала, как бы ужасно ни звучит, предлогом для избиения Петрова. И однажды он понял, что что-то поменялось. Тогда, в коридоре. Антон снова рисовал, сидя на подоконнике и совсем не задумывался об окружающем мире, в котором он всё ещё находился. Когда Семён выдрал тетрадь из чужих рук и кинул на пол, предварительно плюнув внутрь, парень почувствовал изменения. Да, Антон обратил на них внимание, но, сосредоточив взгляд на Роме, как на предводителе этой шпаны, подарил взгляд не «я вам ещё покажу, где раки зимуют», а «как же вы меня достали». Видно, первое впечатление от их стычек прошло, а на замену пришло так пугающее Рому безразличие. С того момента к Пятифанову вернулось пристрастие к сигаретам. Не сказать, что за два месяца издёвок над новеньким оно пропало, скорее ослабло, а с потерей этого огонька жизнь снова потеряла бы краски. Если бы не Оля. Имеет ли это связь с тем, что она младшая сестра именно Антона, или же Петрова просто жизнерадостный ребёнок, Роме понравилось проводить с ней время. Но если бы это подействовало на него так же, как и с её старшим братом, всё было бы слишком просто. Желание покурить в любую свободную минутку не увеличивалось, но и не уменьшалось: он всё так же много дымит. В какой-то момент Рома подумал, что он законченный садист, раз только вид Антона во время избиения приносит ему тот самый огонёк. Но он ошибся. Больше его, как ни странно, заинтересовала не сама девочка, а то, о чем она рассказывала ему всё это время. Тоша, Тоша и ещё раз Тоша. Кажется, это и впрямь её любимая тема. Слушая о том, какой Петров добрый, щедрый и заботливый брат, первым порывом было назвать девочку врунишкой. Но одного только взгляда на Олю хватило для того, чтобы понять, как сама она восхищается своим старшим братом. А вдруг всё это правда? Сможет ли он когда-то увидеть не Петрова, а того самого Тошу, о котором с такой нежностью говорит Оля? Рома до сих пор не до конца признал тот факт, что даже простое нахождение Антона поблизости сразу же переключает внимание Ромы на него. Как это было во время драки на третьем этаже, когда одна только мысль о том, что этот скрытный очкарик мог бы заинтересоваться чем-то, связанным с Пятифановым, порождала надежду, что вот, сейчас он увидит какое-то подобие того, о чем говорила Оля. Но, конечно, ничего такого не происходило. Даже после этой проклятой папки, которую Рома осмелился передать законному владельцу, устроив драку в туалете, Антон не показал никакой реакции. Абсолютно ничего. И тогда Рому озарила мысль: «А с чего это вдруг он вообще станет что-то делать?». А и вправду, неужели это Антон виноват в том, что его накрывает тревогой с каждым появлением своих бывших обидчиков в поле зрения? И Роме одновременно стало и злостно, и совестно. Злился на себя, совестно перед Антоном. В тонусе его поддерживали сигареты и рассказы Оли о том, чего он, наверное, от первого лица никогда не услышит, ведь Рома чересчур уж быстро отмёл мысли о том, что нужно, как минимум, извиниться перед Петровым для начала. Да он меня даже слушать не станет, думал Рома из раза в раз, как предположение мелькало в мысли. Осознание собственной трусости больно резануло по гордости парня.       И вот сейчас Бяша любезно напомнил ему об этом одним только вопросом. Пятифанов уже готов был наорать на лучшего друга, но тот слишком хорошо знает Рому, слишком хорошо узнаёт эту мимику и знает, что подействует, чтобы пресечь это действие на корню.       — Только не начинай орать, как баба базарная.       И всё. Весь пыл Ромы будто испарился в ту же секунду, будто его окатили холодной водой. Знает, жук, что сказать, подумал Рома, совсем не обижаясь на друга за этот маленький трюк. Бурят редко им пользуется, так как считает просто некрасивым, но Пятифанов же со временем стал воспринимать эту фразу больше как напоминание о том, что сейчас не время и не место, чтобы устраивать разборки. Будь они на улице, может быть, и устроили бы что-то на подобие ссоры, но это школа. Всё же правило о девушках и младшеклассниках Пятифанов не нарушал никогда.       — Ну вот реально, — уже спокойно сказал Рома, чья эмоциональность после поднятия темы одновременно и удивила, и обрадовала Бяшу. Бурята и самого в последнее время пугало состояние лучшего друга, а поняв, что для «оживления» Ромки ему нужен такой простой инструмент, как Антон, принялся всеми силами переманивать Петрова в их компанию, раз уж тот произвёл на лучшего друга такой эффект. Он, конечно, это старается не выдавать, — мы ему жить нормально не давали, а теперь ты хочешь, чтобы он к нам прискакал, как заяц к морковной грядке? — тем временем продолжил Рома.       — А чё это он прискачет? Я чем тут занимаюсь, на?       — Ты его насильно к нам не запихнёшь, а угрожать я не собираюсь. Больно надо.       — Ромка, — Бяша до странного серьезно посмотрел на друга, — ну ты совсем дурачок?       Пятифанов аж замолчал. Да, может, Бяша в жизни и тугодум, но то, что касается его лучшего друга, всплывает в голове верным выводом уже почти на интуитивном уровне. Он мог бы написать целую энциклопедию на тему «Рома и причины его выпадов», ведь сколько бы Пятифанов не строил из себя стереотипную версию мужчины, который «не разводит скандал на пустом месте», в детстве всё происходило полностью да наоборот. Он ведь поэтому и вырос таким вспыльчивым, так как все те эмоции, которые не попадают под определение «мужских», автоматически преобразовались в гнев. И с этим Бяша мог бы смириться, но никак не с той апатией, которую вызвала Мария Пятифанова — мама Ромки, которая ушла в последний продолжительный запой ещё со времён Нового Года. Нет, она не плохая женщина, любит сына, как и покойного мужа, смерть которого принять до сих пор не может. Вот Рома и искал утешения в школьных разборках. Бяша знает и пытается помочь. Вот и приходится прибегать к крайним мерам, называя лучшего друга дураком. Может, хотя бы его скромное мнение по поводу происходящего хоть немного прояснит ход мыслей Пятифанова.       — Вместо того, чтобы ссать кипятком и говорить, что тебя не станут слушать, пошёл бы да попробовал, — голос Бяши стал непривычно низким и ровным, а привычное «на» в конце предложения было решено проигнорировать. — Ты вообще соображаешь, что делаешь? Петрова боишься!       Последнее утверждение неприятно отпечаталось в мозгу, как пощёчина. Рома почувствовал стыд. Он знает про такую сторону лучшего друга. Иногда, когда ситуация не терпит баловства и нуждается в максимально серьёзных выводах, Бяша способен мыслить особо рассудительно. Конечно, не во всех областях он такой специалист, но на вопрос о том, какие тараканы морочат голову его лучшему другу, ответит без затруднений.       — Да что ты вообще хочешь, чтобы я сделал? — снова завёлся Рома, но уже без былой злобы. На её смену пришла лёгкая растерянность. Он ведь может позволить себе перед другом, верно? — Не верю, что весь этот гемор из-за того, что он дерётся чуть лучше Бабурина.       — Нет, Ромка, гемор будет у тебя, если ты этот вопрос не порешаешь в ближайшее время. Ты Антоху вообще видел, на? — на секунду привычка пересилила желание казаться серьёзным. — Он из угла в угол мечется, не понимает, ты его зарезать хочешь или закорешиться.       — Блять, сдался мне он, — напрягся Рома.       — Ага, поэтому ты с его сестрой шляешься и передаёшь обеды втихаря?       На этом моменте Пятифанов даже как-то стушевался. Признаться в том, что именно является такой интересной темой в каждом их с Олей разговоре сложно даже себе, а Бяша сказал об этом в лоб.       — А Оля тут причём? — попытался выкрутиться Рома.       — Действительно, блять!       — Да иди ты нахуй, — делая последнюю попытку избежать признания самому себе, сказал парень и отвёл взгляд куда-то в область потёртого паркета.       Бяша вздохнул, положил ладонь другу на плечо, вынуждая посмотреть на себя.       — Ромка, — в который раз обратился к нему Бяша. — Ты ссыкло.       Да, это сработало моментально. Пятифанов чуть не подпрыгнул от удивления и возмущения вперемешку. Его глаза расширились, а брови, не переча традициям, свелись к переносице, что стало довольно смешной смесью эмоций на его вечно угрюмом лице.       — Чего?! — прямо-таки крикнул парень, привлекая внимания недалеко идущих людей. — Совсем охуел, жопа гуманоидная?! А ну повтори!       — Ссыкло, — повиновался Бяша, откровенно забавляясь этой реакцией, уже разворачивающийся для того, чтобы сделать ноги. И не зря.       Как только Рома дёрнулся в его сторону, движимый чистым желанием оставить друга без ещё парочки зубов, Бяша сорвался с места и побежал против уже поредевшего потока учеников, в сторону лестницы. Не впервые ему приходится убегать от смерти в лице Пятифанова, но так давно это было в последний раз, что бурят, вопреки реальной угрозе получить по лицу, широко улыбается, уворачиваясь от тучных тел учительниц в проходе, не обращая абсолютно никакого внимания на звонок.       И вот уже на углу, готовясь к резкому повороту, Бяша, с повисшим на хвосте Ромой, натыкается взглядом на внезапно вышедшего из-за него человека. Вспомнишь солнце, вот и лучик! Антон быстрым шагом выруливает из-за стены, спеша в противоположную от этой погони сторону. Бурят чудом успевает сманеврировать и резко, всё же касаясь чужого плеча своим, огибает появившуюся преграду. «Преграда» же, в свою очередь, замирает на месте, пытаясь сориентироваться в происходящем, оборачивается на запыхавшегося, остановившегося недалеко Бяшу, и не успевает понять, кто и что сносит его с ног в эту же секунду.       По коридору разносится грохот упавших тел и противный скрип деревянного паркета. Секунду спустя он сменился несдержанным ржачем Бяши, который из-за сбитого дыхания то глушится попытками схватить порцию воздуха, то разжигается с новой силой.       Рома ощущает под левым плечом прерывистое движение чужой грудной клетки. Сам он, вовремя не среагировав в падении, не успел подставить руки, отчего они сейчас согнуты в локтях под прямым углом и протянуты вверх, ближе к голове. Осознав, что придавил человека собственным весом, парень глухо прошипел, чувствуя боль не только во лбу, но и в плече. Перекатываясь на спину, пытается распознать, в кого он врезался секундами ранее.       Парень сел, коснулся ушибленного лба и таки разглядел рядом с собой знакомую особу, уже поднявшую руку для того, чтобы ощупать странно сидящие на лице очки.       Антон, осознав состояние окуляров, поморщился, аккуратно снимая их с переносицы, а после моментально встрепенулся, будто понял что-то, сел, слегка согнув ноги в коленях от резкого движения, и ругнулся себе под нос, чтобы слышно было только ему. Судя по его одновременно растерянному и испуганному виду, очки не в лучшем состоянии. Хватило секунды, чтобы болтик в шарнире с тихим щелчком окончательно сломался под весом дужки, и она же шлёпнулась на пол Петрову между ног.       Рома недовольно нахмурился, поднялся с земли и злобно зыркнул на Бяшу, который к этому моменту уже успел успокоиться и теперь злобно лыбится, не осмеливаясь подойти к месту «аварии» ближе, чем на три метра, ведь опасается, что после любого контакта с другом в ближайшие десять минут останется с переломанными ногами.       Пятифанов же нашёл эту ситуацию похожей на пятничную, только вот очки теперь не украдены, а сломаны. Одно дело — вернуть, что в той ситуации подразумевало знакомое махание кулаками, а другое — починить. Думая над этим, парень почесал в затылке и, снова взглянув на друга больше с вопросом, чем с угрозой, получил побуждающий к действию мах рукой в сторону сидящего. Снова взглянув на Петрова, безнадёжно поднявшего деталь очков и спрятавший её в передний карман брюк, он почувствовал вину. Опять из-за него Петров сидит на полу и опять без очков. Ну почти. Линзы-то у него в полном порядке, но вот оправа…       — Блять, — не сдержав эмоций, Рома завёл руку за голову, неловко почесал затылок и сжал губы в ровную полоску.       Петров, услышав знакомый голос, весь напрягся и инстинктивно перевёл невидящий взгляд в сторону нечёткого силуэта. Опомнившись, он всё же натянул очки на нос, чтобы хоть как-то ориентироваться в пространстве. Они забавно покосились, заваливаясь в бок из-за отсутствия равновесия, а попытка Антона поправить их для более презентабельного вида не увенчалась успехом. Когда зрение вернулось к Антону, он сразу же стал серьёзнее в лице, поэтому, следуя наставлениям Бяши, Рома решил не бегать от Петрова. Простыми словами, поговорить. — Ты извини, Тох, я не нарочно, — Антон продолжает тупо смотреть на парня в ожидании чего-то. Видимо, ему тоже стало интересно, что Рома скажет. По правде говоря, общения между парнями всегда было меньше, чем может показаться на первый взгляд. Даже с Бабуриным он огрызался больше, а про Бяшу можно и промолчать. Поэтому говорить в будничной манере сейчас не то чтобы непривычно, а даже неловко. — Живой?       На этот раз, в отличии от того происшествия с Семёном, Антон видит происходящее чётко. Видит и Бяшу, молча наблюдающего за ними, и паркет, на котором до сих пор сидит, и Рому, который протягивает ему руку. Но сравнивать его нынешнее положение с предыдущими разами глупо. Взять хоть тот крысиный поступок Семёна или же сегодняшние посиделки в столовой. Антону тогда просто не дали выбора. Когда парни предложили проводить его до дома после потери очков, он не мог не согласиться, ведь это буквально был бы вопрос жизни и смерти, а в столовой даже не спросили, можно ли подсесть к нему, да ещё и в еду заглядывали! Верх неприличия! Не то чтобы Петров мнит из себя великого интеллигента, но личное пространство уж как-то соблюдать можно, — в особенности! — когда это касается не твоих друзей.       Он ещё с секунд пять посмотрел на протянутую руку, а после, приняв решение в голове, встал сам, не обращая внимания на растерянность особы перед собой.       Ещё бы, не растеряться! Рома в жизни не делал что-то подобное. К нему тянулись люди, хотели стать частью банды, а порой и просто хотели общения с такой важной шишкой. Но совсем не привык к тому, чтобы ему отказывали. Собственно, этого он и ожидал изначально, но Бяша внушил ему какое-то ложное представление о том, что Петров отреагирует как-то иначе.       — Всё в порядке, — равнодушно ответил Антон обтряс штаны от пыли и поправил лямку портфеля на плече.       Рома с Бяшей-то оставили свои сумки под кабинетом, но как-то не особо из-за них переживают. Деньги всегда в кармане спортивок, а учебников всем своих хватает. К тому же, Рома принёс только два, а Бяша и вовсе забил на это гиблое дело.       С десяток секунд между парнями повисла напряженная тишина. Петров принципиально не смотрит парню напротив в глаза, хотя, казалось бы, таким выразительным взглядом ещё буквально на прошлой неделе одарял Рому совсем неосознанно! А сейчас поглядите-ка, даже голову опустил! И это Рому интересует больше всего. Как же так получилось, что во время их нелепой вражды зрительный контакт стал настолько привычным, что сейчас, когда они, вроде как, не намереваются перегрызть друг другу глотки, его отсутствие вызывает дискомфорт? Это хороший повод задуматься. Но только когда бурят подал голос, Пятифанов сообразил, что пора бы и ему отвлечься от собственных мыслей, которые в последнее время клубились чересчур много в его голове. — Ёма-а, а я думал, раз их жопа Семёна не раздавила, они вечные, — подметил бурят с лёгкой досадой, приподняв брови и выпятив нижнюю губу, показывая своё сожаление о поломанных очках. — И чё делать будем, на?       Вопрос адресован обоим, но Петров ответил быстрее, чем Рома успел прикинуть, где они могут добыть скотч для починки.       — Я уже так пойду, — сказал Антон, обернувшись к буряту, принимая немного взвинченное состояние из-за опоздания на урок. — Они нормально держатся.       Но вопреки его убеждениям, те из-за резкого движения головой покосились и хотели было упасть, окончательно разбившись, если бы рефлексы парня не вынудили руки дёрнуться, схватив упавший аксессуар так, что он оказался зажатым между животом Антона и ладонями. Недовольно буркнув что-то о заляпанных стёклах, Петров протёр их краем рубашки и снова нацепил на нос.       — Круто держатся, на, — с сарказмом подметил Бяша и повернулся к лучшему другу. — Ну так?       Рома оторвался от созерцания рук Антона, который снова подносит их к лицу, чтобы надеть очки, и обращает внимание на друга.       — Можем у Саныча скотч выпросить, — пожал плечами Рома.       Словив на себе неуверенный взгляд зелёных глаз, он решил, что это будет подходящий момент для того, чтобы последовать наставлениям Бяши и доказать ему же, что поговорить с Петровым — плёвое дело, а сам Рома никакое не ссыкло.       Тогда отчего он так нервничает?       — Ну короче, — ему показалось, что голос стал неправильно выше обычного и откашлялся, стараясь не прерывать зрительный контакт, который Антон с началом фразы только укрепил. До чего же странно оказывать услугу в качестве извинений тому, на кого недавно был готов наставить нож, — мы у трудовика попросим. Если даст, после уроков заделаем тебе лупы.       Очки Петрова опасно покачнулись из-за немного сморщившейся на переносице кожи, выдавая подозрения Антона насчёт такого предложения, и он уже машинально схватил целую их часть двумя пальцами.       С другой стороны, повторять свои эксперименты со старыми очками и гуталином тоже не хочется, так что он находит в себе смелость ответить целой фразой.       — Ладно, договорились, — заметив оживление на лице напротив, он удивился, но вместе с этим почему-то вспомнилась маленькая проблемка под названием Оля. — Только… — брови Ромы сползли вниз, напоминая привычную версию своего владельца, отчего Антон, на удивление, не увёл взгляд, а начал говорить более уверенно. Такой Пятифанов, хмурый и недоверчивый, для него более привычный. — После уроков не смогу, — и сделал паузу, наблюдая за реакцией. Лицо парня на секунду замерло, а потом снова стало таким непривычно спокойным и даже миролюбивым, будто Рома прекрасно понял причину. От этого Петрову внезапно стало настолько не по себе, что он был готов уже отказаться от предложенной помощи. Но сдержал этот порыв и продолжил, с трудом удерживая зрительный контакт. Теперь он совсем не уверен, как себя вести! — Может, после химии? Если получится, конечно…       По привычке добавив эту неуверенную фразу в конце, он мысленно стукнул себя. Может, это связано с тем, кто перед ним стоит, а может, виной всему неумение обращаться к людям за помощью, хоть в этот раз перед ним таким способом извиняются. Да, с самого детства, ещё с его одиннадцатилетия, когда он захотел в подарок те клятые билеты в Диснейленд, он не может разрешить себе просить что-либо у кого-либо. Где-то на корке сознания всё ещё плавает мысль, что он приносит этим неудобства.       И всё же парень не удержался и сразу же глянул себе под ноги, снова чуть не роняя очки с носа, если бы не вовремя подставленный палец, рефлекторно ткнувшийся в область переносицы. Как неправильно, непривычно и даже неловко разговаривать! Тут даже страх отходит на задний план, ведь опасности-то, вроде, и нет! Наоборот, ему предлагают помощь. Извиняются! А может, Рома слишком сильно головой стукнулся? У Антона-то лоб побаливает… Но нет, по Бяшиному довольному лицу стало понятно, что всё в порядке. Снова обратив внимание на собеседника, он всё же был близок к тому, чтобы отказаться от этой затеи. Этот самый Пятифанов, которого боится добрая часть школы, сейчас также само увёл взгляд к окну за плечом Антона и, положив одну руку себе на пояс, второй потирает собственный затылок. Одно радует — не только Антон такая тряпка. Плечи Ромы приподняты, а челюсти сжаты. Видно, что он старается сосредоточиться на мыслях. Но уже спустя пару секунд молчания он уверенно и даже чересчур громко говорит:       — Да, конечно, — выдаёт тот и снова неестественно прокашливается, приставляя согнутую в кулак ладонь, которая только что была заведена за голову, ко рту, прикрывая его, а после ставит и её на бок в так нелюбимой Антоном позе, которую он обычно замечает у собственной матери. Но совсем не так, как её пародировали Полина и Оля, а более напряжённо и дёргано. Рома посмотрел в потолок, прикусил нижнюю губу всем рядом верхних зубов, как-то совсем уж странно выдвигая подбородок вперёд, что даже верхняя губа пропала из виду, после чего, покачнувшись с пяток на носки и обратно, резко дёрнул головой, вперевшись взглядом прямо в Петрова и сказал настолько неожиданно, что тот даже дёрнулся: — После химии! — и свёл руки перед собой так, что ладони с громким хлопком соединились, будто закрывая этим движением вопрос.       Антон сначала просто смотрел, будучи неуверенным, как лучше реагировать, но решил, что с него пока что хватит внимания этих двоих и Ромы в частности, так что сочинять не пришлось.       — Ладно, — вздохнув, бросил Антон, уже порядком подуставший от этого бесконечного анализа чужого поведения, — тогда увидимся, — не дожидаясь ответа, он прошёл мимо отошедшего, почти отскочившего в сторону Пятифанова, и поплёлся по своему ранее прерванному маршруту.       Рома, кажется, тоже расслабился от окончания этого донельзя странного разговора, поэтому, обернувшись, кинул вдогонку простенькое:       — Ага, свидимся. Петров напрягся от этой фразы, но не успел заметить связь между этим словом и своей младшей сестрой, как в голову стукнула мысль, что он почти на десять минут опоздал на литературу!

***

      Баба Яга. Так Наталью Давидовну называют, на удивление, не из-за внешности, хотя её бледный невус на подбородке наталкивает на подобные мысли. Просто она никогда не щадит своих учеников. Не сказать, что она требует что-то невозможное от учеников, но и поблажек не делает. Кажется, довольно справедливо, только вот многочисленные отказы на просьбы школьников исправить оценку каким-нибудь докладом и сам строгий вид учительницы сложили у учеников плохое впечатление. Петров, как новенький, об этом, конечно же, не знал, но, тем не менее, всегда готовился ко всем предметам добросовестно. В особенности — к литературе. Такими темпами Наталья Давидовна пропиталась симпатией к юноше, что порой мимолётно проявлялось на уроках: то даст пять лишних минут, чтобы тот смог спокойно дописать сочинение, в то время как у остальных чуть ли не выдирала тетради из-под носа; то нахвалит его контрольную перед всем классом; а после уроков так вообще разговаривает с ним о чём-то! Многих это злит. Неужели одна из самых злобных мымр школы решила снизойти до общения с простыми смертными из-за какого-то там очкарика? Даже Полине и Кате — лучшим ученицам класса — не удаётся превзойти по оценкам Петрова. И если вторая из них молча завидует, то Морозова искренне поражена способностью Антона очаровывать самых строгих учителей.       Кстати, вот она — сидит вместе со Смирновой прямо на первой парте. Наконец-то её отпустили с репетиций. Правда, это Антон заметил, когда открыл дверь класса во время переклички. Зашёл ровно в тот момент, когда Наталья Давидовна чётко произнесла «Петров». Но ответом стало не привычное «есть», а робкое, виноватое:       — Извините за опоздание, можно войти? — сказал он, еле прикрыв дверь, стоя у стены.       Опоздания учительница на дух не переносит, и по ней это сейчас видно. Но, к счастью для Антона, она только бросает взволнованный взгляд на очки и говорит спокойное: «Садись», избавляя парня от нравоучительной лекции, и продолжает перекличку. Она только произносит первые буквы фамилии Ромки, следующую дальше по списку, как дверь снова распахивается. Но не аккуратно, как это сделал Антон, который уже укладывает сумку к ножке парты, — тихо, чтобы не помешать, — а резко, будто все только и ждали прихода этих важных персон.       — Есть! — объявил носитель фамилии, без капли стеснения вваливаясь в класс вместе с Бяшей.       Антон, который в этот момент шарил рукой в портфеле, ища нужный учебник, услышал вошедшего, голос которого уже, как бы досадно это ни звучало, узнает даже с затычками в ушах. Вспоминая свои недавние мысли о том, что он устал от присутствия Ромы, парень услышал издевательский смех здравого смысла. Да, от человека ведь так легко отделаться, если вы семь часов подряд находитесь в одних и тех же кабинетах, съязвил сам у себя в голове Петров и поднял взгляд на источник звука. Сейчас он хотя бы может остаться без внимания со стороны Пятифанова. С этим хорошо помогает учительница.       Наталья Давидовна недовольно зыркнула и, как и подобает среднестатистический учительнице возрастом старше сорока лет, говорит всем известную фразу:       — А теперь оба, — выделила она последнее слово, — вышли и зашли нормально.       Только разложив нужные учебники под звук голосов Бяши и Ромы, показушно равнодушных, в унисон извиняющихся за опоздание перед Натальей Давидовной, Петров наконец позволил себе подумать о Морозовой. Кстати, она, будто услышала его мысли, повернулась и заинтересованно глянула прямо на него. Сначала он не понял, что от него хотят, ловя изучающий взгляд подруги, но секунду спустя, когда спина Бяши на время перекрыла обзор Петрову на Полину, осознал, отчего взгляд девушки такой беспокойный. Она искала на нём синяки, но, кажется, нецелые очки добавили подозрений. Осознав, что такое эффектное появление — опоздал со сломанной оправой, прихватив за собой двух хулиганов, — будет воспринято как нечто не особо безопасное и позитивное, он лишь улыбнулся на обеспокоенный вид Морозовой, а для пущего эффекта даже показал большой палец.       Та посмотрела с толикой недоверия, но решила не напирать. Для этого у неё будет время на перемене…

***

      Как и предполагалось, Полина настигла его парты чуть ли не с первым звучанием звонка. Томившись в ожидании весь урок, девушка сейчас особо взвинчена, и Антон даже знает почему.       — Антон, — позвала она его, упираясь двумя руками о парту и максимально наклонилась к другу, что отлично отражает её желание узнать о произошедшем. Он уже нацепил лямку портфеля на плечо и проследовал к выходу из класса рядом с Полиной, которая подхватила его действие. — Так больше нельзя, давай уже лучше к директору пойдём, если тебе стыдно, чтобы я с ними поговорила.       По её выражению лица не скажешь, что она настроена злобно или воинственно, как это обычно бывает после таких предложений, а скорее отчаянно. Видно, что она уже устала предлагать помощь и надеется на одно лишь благоразумие друга. Но впервые за всё время её опасения безосновательны.       Антон хотел было её успокоить, но его прервал скрипучий голос из-за учительского стола.       — Антон Борисович, задержитесь-ка на пару минут, — не глядя на ученика, произнесла она, щуря глаза при взгляде на очередную неразборчивую каракулю в журнале.       Да, есть у неё такая странная привычка — иногда называть учеников по имени-отчеству, но, кстати говоря, использует её только по отношению к Петрову. Он-то точно знает, откуда учительница выяснила его отчество, ведь сам ей его и сообщил, когда та поинтересовалась. Может, это что-то символическое, мол, общаться на равных означает и обращаться на равных. Если она Наталья Давидовна, то и Антон — Антон Борисович. Самого парня это никогда не напрягало и даже немного льстит, ведь творчество Чехова ему, вопреки классическому жанру, всё же нравится.       Он кивнул Полине и, услышав краткое «Я жду в коридоре», подошёл к столу и стал дожидаться, пока последняя пара людей покинет кабинет.       — Тошенька, я волнуюсь за тебя, — вопреки своей излюбленной официальной форме обращения, вздохнув, сказала учительница. Она отложила в сторону очки-лисички, обрамлённые двумя маленькими стразиками с обоих сторон возле дужек, повернула голову к ученику и слегка сжала сухие губы, окрашенные бледно-розовой помадой, отчего морщинки у рта, свойственные женщинам немного более пожилого возраста, откинули на кожу тоненькие полосочки теней. Глаза у неё большие, светло-голубые, но уже порядком тускловатые в силу возраста, и близко посаженные, отчего строгая учительница уже не кажется той, кого боится добрая половина школы, а больше смахивает на новоиспечённую бабушку. Собственно, ей и не дашь больше пятидесяти, хотя у корней волос и можно увидеть проблеск седины, которую она скрывает коричневой краской. И в этом «Тошенька» сквозит такой искренней тревогой, что парень и сам невольно начал ассоциировать учительницу с пожилой родственницей, раз уж с его собственной бабушкой он не был особо близок, когда та была еще жива. — Скажи мне честно, это они тебя достают? — Наталья Давидовна положила сцепленные в замок руки поверх журнала и чуть наклонила голову так, чтобы смотреть исподлобья, но это не выглядит угрожающе, как это умеет делать Рома, ведь голос её стал на порядок тише, что придало фразе секретности, несмотря на отсутствие других людей в классе. Она будто обещает маленькому мальчику, что не выдаст его тайну, если он сам того не захочет. И это Антону нравится в её манере. Будто разговор по умолчанию конфиденциален, и Наталья Давидовна не посмеет обмолвиться услышанным ни с одной живой душой. И парень осознанно верит этому выражению, ведь справедливый темперамент учительницы говорит сам за себя.       Петров уже понял, с чего вдруг к нему уже второй раз цепляются на эту тему, но только сейчас осознал, что на его лбу почти наверняка красуется прекраснейшая шишка после того, как Рома с разбегу впечатался своей головой в его собственную. А он всё на очки грешил.       — Если Вы про это, — он махнул ладонью в сторону лица, точно не указывая ни на сломанную дужку, ни на красный лоб, — то, вообще-то, да, они, — учительница нахмурилась и кивнула, будто больше не нуждается в продолжении, но последнее утверждение Антона заставило её приподнять брови в удивлении: — но это случайно.       — Случайно? — удивилась та.       — Да, мы просто на повороте случайно врезались друг в друга, — уточнять кто в кого врезался он не стал. — Я на урок спешил, а Рома… — он замялся, не имея желания стучать на то, что парни бегали по коридорам во время урока. Может, у них и не лучшие отношения, но становиться из-за этого стукачом Антон не собирается, — в общем, спешил в другую сторону.       Учительница, кажется, от этого заявления чуть расслабилась. Она покачала головой и три раза тихо цокнула.       — Опять это хулиганьё по коридорам бегает.       Ну, я не специально, мысленно отчитался себе же Петров, понимая, что перед многолетним опытом этой женщины его скудные попытки скрыть что-то просто смешны.       — Ладно уж, — сказала Наталья Давидовна, и Антон было подумал, что может быть свободен, но та продолжила. — Вы не забыли, что завтра мы сдаём стих? — и приняла своё былое выражение лица, растворив вместе с тем образ доброй бабули.       — Да, я ещё на прошлой неделе сходил в библиотеку.       — И как успехи?       — Думаю, я справлюсь, — немного улыбнулся Петров, скорее для себя, чтобы сказанное стало более реально.       Наталья Давидовна, кажется, заметила его неуверенность в сказанном, поэтому взгляд её смягчился, а сухие губы растянулись в приободряющей улыбке.       — Я тоже так думаю. С нетерпением жду Вашего выступления, — и кивнула, будто подытоживая их диалог. — Ну-с… Не смею Вас больше задерживать.       Антон правда благодарен этой женщине за такие нужные ему сейчас слова и простого кивка могло бы не хватить для того, чтобы в полной мере выразить свою признательность. Нет, он не настолько переживает из-за стиха, просто сейчас даже собственные родители не в состоянии должным образом поддержать сына.       — До свидания, Наталья Давидовна, — улыбнулся парень и уже развернулся, чтобы поскорее вернуться к заждавшейся в коридоре Полине.       — До свидания, до свидания, — вздохнула учительница и с всё ещё блуждающей по лицу улыбкой, надела свои тёмно-фиолетовые очки и вернулась к письменной работе.

***

      — Э, Ромчик, скотч не дам. Ещё на прошлой неделе кончился. Завтра должны привезти новую закупку.       Усатый, низенький мужичок пожал плечами и в очередной раз шмыгнул. Насморк всегда достаёт Сан Саныча с начала декабря и до самого конца марта, отчего картошковидный нос трудовика всегда затёртый до красноты в это время.       Рома с Бяшей сразу после урока литературы метнулись на первый этаж за обещанным Петрову скотчем, но, как оказалось, зря.       Рома чешет в затылке, как обычно, когда думает или нервничает, но уходить с пустыми руками не намерен.       — А клей есть? — упрямо глядя на учителя, спрашивает Пятифанов, засунув руки в карманы.       — Есть, — ответил мужичок и потёр нос тыльной стороной кисти, издавая при этом неприятные, хлюпающие звуки забитой полости, и повторил сказанное, — есть, только вам не дам.       — Почему? — недовольно насупился Рома, выглядя смешно обиженным для человека, который выше собеседника на полголовы.       — Знаю я вас. Как в прошлый раз мне четыре тюбика испоганили. А мне, между прочим, потом отчитываться пришлось перед завучем! — немного повысив голос, ответил Сан Саныч. — И ради чего?       — Ну дядь Саня, — просяще протянул Рома.       — Ботинки заклеить! Тьфу! — не обратив внимания на предыдущую фразу, продолжил трудовик возмущенно, а на последнем восклицании даже показательно дёрнул головой, будто по-настоящему сплюнул. — Стыд и срам! И не посмотрю на то, что это было три года назад! Учил-учил, а толку-то? Если ботинки каши просят, так их проштопать надо, а не клеем поить! — всё причитает мужчина и даже указательным пальцем потряхивает перед виноватыми лицами для пущего эффекта. Да уж, клея они тогда и вправду много испоганили. В принципе, как и Бяшин ботинок.       — Да нам не на ботинок надо, — продолжает говорить за двоих Пятифанов, пока Бяша мнётся рядом.       Да, в делах насущных Рома договаривается лучше бурята, поэтому с учителями всегда говорит только он. Тем более, что с некоторыми из них он находится в дружеских отношениях, как, например, с уборщицей тётей Таней или тем же Сан Санычем. С ним Ромка знаком ещё с детства, так как тот с его отцом были одноклассниками и иногда пропускали по рюмке-другой в доме Пятифанова старшего. От этого и пошло это простенькое «дядь Саня». Но в этом есть и свои преимущества. Если других учеников трудовик давным давно прогнал бы из кабинета, то этих стоит, слушает. Поэтому Рома и продолжает настаивать:       — Мы две капли возьмём, зуб даю!       Бяша на это заявление стиснул челюсть.       — Две капли, две капли. В прошлый раз так же говорили, — уголки густых, кучерявых бровей взлетели вверх, проявляя морщины в полной их красе.       — Дядь, ну пожалуйста, очень надо, — Рома и сам не понимает, почему ради очков Петрова готов почти умолять трудовика о тюбике клея. Вполне возможно, что это в нём говорит чувство вины. Некрасиво ведь с окулярами-то вышло. — Может, тебе чё-нибудь сделать надо?       Сан Саныч сначала открыл рот, чтобы отказать, но сразу же закрыл, обдумывая предложение.       — А знаешь, есть кое-что.       Рома заинтересованно посмотрел на него.       — Сделаете, забирайте хоть весь тюбик, — дождавшись уверенного кивка от одного парня и мельком глянув на озадаченное выражение у второго, продолжил. — Видите брёвна? — он кивнул куда-то в сторону.       Парни перевели взгляд на дверь в подсобку, где валялись обыкновенные брёвна. Из них позже будут выпиливать табуретки.       — Мне до завтра их нужно сложить в поленницу, да вот руки не доходят.       Да, его дрожащие руки доходят далеко не до дров. Но задача, вроде как, и не сложная, так почему бы и нет?       — Будет сделано! — уверенно воскликнул Рома, не смотря на растерянного сзади него Бяшу.       — Ай, молодцом! — похвалил его трудовик. — Настоящий мужик растет! За любую работу, прям как батька твой, царство ему небесное, — и перекрестился, глядя куда-то в потолок.       Рома при упоминании отца на секунду замер, но больше свои эмоции, вызванные этой фразой, никак не проявил. Бяша покосился на него, проверяя реакцию друга, но трудовик поспешил отделаться.       — Ну вы тут работайте, а у меня сегодня уроков нет, я домой пойду, — видно, как трудовик обрадовался возможности пораньше свалить из школы. — Вот вам ключи, — связка звякнула, коснувшись поверхности ближайшей парты. — Клей возьмёте в шкафу, знаете где, — сказал он, набрасывая старую куртку на плечи. — Давайте, парни, я на вас рассчитываю, — и, выходя из класса, показал кулак в качестве поддержки и одобрения.       Дверь захлопнулась, и Бяша наконец подал голос.       — Ромка, на, я не думал, что надо будет дрова разбирать! — возмущённо залепетал тот.       — Нам клей нужен? — не успел бурят открыть рот, как Рома ответил за него, немного нахмурившись. — Нужен.       — Так чё, прям щас, на? На перемене? — уже с какой-то ноткой досады спросил Бяша.       — Ну почему сейчас? — приподняв брови, Рома усмехнулся сам себе. — Мы клей возьмём, а дрова потом сложим. Что страшнее: к Лилии Павловне опоздать или к химичке?       Да, этот вариант звучит заманчивее, ведь, в отличии от их учительницы русского языка, химичка пропуски так просто не оставляет. Доложит и классной руководительнице, и директору, а может ещё и до родителей дозвониться. И если Роме глубоко плевать на старую маразматичку, ведь директор привыкла, а на домашний телефон его мать уже давно не отвечает, то Бяша Нину Григорьевну поэтому и боится, помимо её страсти пулять в учеников грязные от мокрого мела тряпки и ломать указки о парты, и даже не скрывает. Если в школу вызовут его маму, кусок ткани в лицо покажется ему мечтой по сравнению с тем, что будет ждать его дома. Петров сегодня его выручил без лишних вопросов с конспектом, за что и получил свою долю уважения от обоих парней. Брат за брата, всё-таки.       — Так чё мы делаем, на? — решил уточнить Бяша спустя пару секунд колебаний.       — Мы с Тохой после химии договорились встретиться, — получив кивок, он продолжил. — Пойдём, заклеим ему окуляры, а с русского махнём сюда же. Ключи-то у нас уже есть, — и в подтверждение своих слов подкинул схваченную связку в воздух и с характерным звоном поймал, перехватывая их в процессе падения. — Тем более, — он подошёл к шкафу и вытащил оттуда новый, вздутый от наполненности, тюбик клея среди остальных десяти-пятнадцати, лежащих в небольшом ящичке и кинул его другу, который тут же подхватил брошенное, — нам лишним не будет.

***

      Полина всю дорогу до кабинета химии допрашивала парня о случившемся. К счастью, ему хватило всего нескольких предложений, чтобы изложить суть произошедшего. Но это не помешало ей сделать лицо, будто Антон по дороге в кабинет наткнулся на маньяка.       — Да ладно тебе, — сделал снисходительное лицо Антон. — Всё же нормально. К тому же, они пообещали починить очки.       — Интересно, как? — скептически подняла бровь Полина, смотря перед собой в скопление школьников в коридоре.       — Они скотч принесут, — просто ответил Петров, заслужив этот же скепсис на своей скромной персоне.       — Скотч? — моргнув, переспросила девушка. — То есть, вы не подумали о том, что очки теперь не будут складываться?       — Ну-у… — протянул Антон, себе признаваясь в том, что об этом он как раз-таки и не подумал. Он намного больше был сосредоточен на том, чтобы уловить малейшие изменения на лице Пятифанова, — лучше хоть так, чем они будут такими.       И показательно поправил покосившуюся сторону оправы.       — Вы, мальчики, просто невозможные, — вздохнув, по-доброму взглянула она на парня и покачала головой. — Но я удивлена, что они решили помочь.       — Разве это не по понятиям? В смысле, они мне их сломали, значит они же и должны починить.       — Их понятия заканчиваются там, где Роме что-то не нравится.       Петров вспомнил слова девушки, когда они вместе шли домой. «Вижу, что ты ему нравишься», — сказала она тогда.       — В каком смысле? — всё же решил уточнить парень.       — У них нет такого понятия, как «испортил — возмести» или что-то в этом роде. Проще говоря, это считается «не мужским поступком» — портить чужие вещи, — объяснила Морозова, и Петров в который раз удивляется её познаниями в этой области. В голове всплыл образ папки, оставленной у входа в мужской туалет. А ведь правда, он мог бы взять и испортить портрет, но вместо этого вернул.       — Откуда ты всё это знаешь? — не удержался от вопроса парень.       — Это все знают, — пожала плечами Полина. — Наш посёлок — это как дорога, — усмехнувшись вовремя пришедшему в голову сравнению, она продолжила: — Каждый водитель должен знать правила дорожного движения.       — Так и каждый житель посёлка должен знать понятия?       — Именно, — подтвердила его догадку Морозова, щёлкнув пальцами.       — Они же только в школе…       — Наши — да. Ты просто в лесу живёшь, а приходил бы почаще в центр, видел бы все прелести местной гопоты, — не стесняясь этого слова, заявила Морозова.       — А у них другие понятия?       — Можно и так сказать.       — С ума сойти…       — Их не так уж и много, — заверила его Полина. — Рома придумал больше.       — Теперь я совсем ничего не понимаю.       — Ты сейчас рассмеёшься из-за того, что я скажу, но в нашей школе хулиганов можно даже назвать благородными по сравнению со взрослыми.       — Ты имеешь в виду понятие про девушек и младшеклассников?       — Можно взять за пример, — закивала девушка и её глаза расширились, а брови поползли к верху, выражая явное желание Полины рассказать что-то. — Взрослым наплевать, кто идёт: парень, девушка или маленький ребёнок, — от последнего слова в голове всплыл образ Оли, и Антон нахмурился, слушая подругу. — Им-то главное денег выбить на бутылку водки, а остальное их не сильно волнует. Кто им что скажет за это?       — Ну а милиция?       — Та, — отмахнулась Морозова, сделав мах ладонью в сторону парня, — ну посадят их на трое суток и выпустят!       — Почему это? — удивился Антон. В его понимании, вымогание денег можно считать полноценным преступлением.       — Кормить их надо, вот что, — сказала Полина, резко кивнув.       — А деньги на их содержание… — он не успел договорить, как его перебили.       — По карманам раскладывают, конечно.       Да уж, Петров уже и забыл, как много в их стране воров не только среди тех, кто носит адидасовские костюмы и щёлкает семечки на кортах. Однажды он видел милиционера в магазине. Он тогда в очередной раз пришёл за сгущенкой для Оли, а мужчина зашёл купить сигареты. Надпись на значке гласила «Лейтенант Тихонов», а сам он был одет в тёплое пальто, из-под воротника которого виднелся мех какого-то зверя. Даже папаха, на вид смешной головной убор, на нём смотрелась, как на важном человеке. Да и сам он более менее опрятный, не считая возрастных морщин и тёмных мешков под глазами. В тот момент он и подумать не сумел, что это полноценный вор.       Позже он отругает себя за наивность, но сейчас им предстоит ничто иное, как урок химии. Нудно и непонятно — так бы он описал этот предмет. Это, конечно, будет получше математики, но всё так же непонятно. Они с Полиной только зашли в кабинет, как учительница моментально подняла взгляд на зашедшего.       — Петров! — рявкнула на него Нина Григорьевна, заставив весь присутствующий класс обратить на них внимание. Среди них Петров мельком заприметил двух хулиганов. — А ну подойди сюда!       «Да что всем сегодня от меня надо-то, а?» — пожаловался мысленно Антон и подошёл к сидящей за столом учительнице. Маленькая, агрессивная и слишком самоуверенная для своей профессиональной деятельности женщина восседает на стуле, будто на троне, смотря на Антона с таким неприкрытым презрением, что, не зная причины такого требовательного тона, он сжался под строгим взглядом её крошечных глазок. В руках у неё двойной листик, в котором Петров по корявому почерку сумел распознать собственную самостоятельную работу.       — Ну? — спросила учительница его тоненьким голоском.       — Э… — растерялся парень, не способный понять, что от него требуют и обернулся. Полина сзади не шелохнулась, обеспокоенно глядя на разворачивающуюся сцену и, видимо, тоже не в курсе происходящего. — Я не понимаю…       — Конечно! — листок оказался буквально прибитым к поверхности стола жилистой ладошкой учительницы, заставив его вместе с доброй частью класса вздрогнуть от неожиданности. — Ничего не понимает он! И не стыдно тебе?       Будь в кабинете колбы, Антон уверен, они бы уже треснули от такого высокого вскрика.       — Как списывать у Морозовой, так всё хорошо, а как перед всем классом признаться, так ничего не понятно!       Петров после такого заявления аж плечи опустил от удивления. Он снова глянул на Полину, которая находится в таком же состоянии.       — Но я не мог списать, Полина сидит в другом… — «конце класса» осталось проигнорированным из-за ещё одного хлопка ладони о стол. Петрову, не будь он так ошарашен и растерян, стало бы жалко предмет мебели.       — Меня не волнует! — крылья носа Нины Григорьевны расширились, а подбородок уродливо сморщился. — Два за работу!       — Нина Григорьевна, но Антон не мог списать, — попыталась заступиться Полина, но была награждена таким же злобным взглядом.       — Я сейчас и тебе пятёрку на двойку исправлю, Морозова! Быстро по местам!       Да, даже отличники не способны завоевать снисхождение этой женщины. Петрову определённо приятно, что Полина осмелилась заступиться за него, но, посмотрев на её пристыженное лицо, радость сошла на нет. Уже сидя за партой, он прокрутил слова учительницы и стало обиднее вдвойне. Пятёрка! Первый раз в жизни он получил пятёрку по химии! И так нелепо всё закрутилось, что он теперь вынужден первый раз в жизни получить по ней двойку. Ну что за подстава?       До начала урока остались несчастные две минуты, когда Нина Григорьевна недовольно откинула какие-то тетради в стопку и вышла вместе с ними в коридор, пригрозив всему классу, что при несоблюдении тишины все без исключений будут писать контрольную работу.       Классу это, конечно, не помешало разговориться, но, к удивлению Петрова, привычного апокалипсиса, как на перемене, в классе не наблюдается.       Пока что.       Рома с Бяшей одновременно подорвались с мест спустя десять секунд после ухода старой истерички. Всё внимание, конечно же, сконцентрировалось на этих двоих, но то, что они начали делать, заставило некоторых учеников выдать одобрительное «о-о-о». Конечно, никто не решился им помогать, ведь мало того, что сейчас определённо готовиться какая-то проказа над Ниной Григорьевной, так лучшие друзья ещё и работают, как единый организм. Наблюдать за ними и вправду оказалось занятием интересным. Не сговариваясь, они выполняли свои функции так, будто оттачивали навыки совместной работы годами, что вполне возможно с их-то репутацией.       — Вы что делаете?! — шипит на них Катя. Ну а как же старосте не вмешаться? — А если она сейчас вернётся? Давно контрольные не писали?!       — Ты эту корову видела, на? — сказал Бяша, не отрываясь от нарезки мела в труху линейкой.       — У нас есть ещё две минуты минимум, — откликнулся Рома, которому наконец-то удалось снять пробку с толстого конца указки.       Это и для Антона стало открытием. Указка-то и не деревянная вовсе! А хорошо замаскированный пластик! И что интереснее, оказалась пустой внутри. Теперь-то их намерения стали понятными. Петров улыбнулся своим мыслям и за разглядыванием указки в чужих руках совсем не заметил мимолётного взгляда светлых глаз, который исчез так же быстро, как и появился.       Бяша закончил с измельчением мела и шутки ради сгрёб полученный порошок в белую линию, чтобы секундой позже прижать большой палец правой руки к ноздре, чтобы насмешить класс пародией на снюхивание кокаина. Тут же получил толчок в плечо от Ромы, который напомнил, что у них не так-то много времени.       И правда, когда они уже засыпали немалую порцию раскрошенного мела в указку, и Рома борется с непослушной пробкой, в коридоре слышится характерный стук каблуков, что заставляет обоих испуганно подскочить и заторопиться. Антон при всём своём плохом зрении смог разглядеть маленькую полоску в месте, где должна начинаться округлость указки и не может понять, как их затея сработает.       Остатки мела с парты были стёрты рукавом Ромы, и вот оба уже сидят за партами, когда дверь открывается и в неё заходит по прежнему недовольная химичка. Антон даже чуть не смеётся, но вовремя зажимает ладонью рот, когда видит, что Пятифанов большим пальцем быстро, пока Нина Григорьевна идёт к столу, трёт нос Бяши, который сам бурят испачкал мелом в шутливой попытке снюхать белую дорожку.       Первые минуты урока всё было в порядке, пока к доске не вызвали особо глуповатого парнишку. Он стоит, недоуменно глядя на условие задачи на доске, и искренне пытается разобраться в прочитанном, но, видимо, химия — не его конёк. Как я его понимаю, подумал Антон, с досадой вспоминая о своей «двойке».       Нина Григорьевна не заставила себя ждать. Указка уже нервно покачивается острым концом вверх в заведённых за спину руках, и вот настаёт момент истины.       — Скажи мне, ты сделал домашнее задание на сегодня? — обманчиво спокойно спросила химичка.       — Нет, — просто и коротко, но зато какой эффект!       — Ну что за дети?! — моментально завелась она, заставив бедного парня вздрогнуть. — Одни списывают, — Антон позволил себе выгнуть бровь, понимая, что её гнев сейчас направлен исключительно на его одноклассника у доски, — другие не знают элементарных формул!       С этим Антон вынужден согласиться. Парнишка не сумел написать даже первое, причём довольно очевидное, действие.       Учительница вынула одну руку из-за спины и ударила кончиком указки одну из строчек условия.       — Что здесь непонятного?!       — Да ну это задача сложная, — будто не на него сейчас обрушился гнев этой крикливой женщины, ответил парень.       — Сложная?! Антон завороженно смотрит, как указка вздымается в воздух и с характерным лязгом ударяется о поверхность учительского стола. Пробка, которой она была заткнута, вылетает и врезается в пышный бок Нины Григорьевной. Не успевает та вскрикнуть, как вслед за затычкой летит белое, порошковидное конфетти, не оставляя без внимания даже отвратительно злое выражение на её лице.       Класс взрывается смехом, пока учительница пытается избавиться от прилипшего к губной помаде мела резкими выдохами через рот. И это выглядит так забавно в куче с её разведёнными в сторону руками, что Антон не сдержался и сам искренне засмеялся со всеми.       Но, кажется, сама судьба против того, чтобы Петров проявлял любые признаки счастья.       Нина Григорьевна метко заметила вклинившийся в общий шум источник смеха и поспешила со своего места рявкнуть как можно громче.       — ПЕТРОВ!!!       Класс даже притих.       Антон сначала и сам толком не понял, с чего вдруг по кабинету прогремела его фамилия. «Это не я!» — хотелось сорваться с языка, но парень вовремя понял, что это бесполезно. Конечно, кто же, как не ученик, которому она буквально десять минут назад устроила выговор перед всем классом, может напакостить ей?       По-настоящему он испугался, когда эта пародия на снежного человека стала стремительно приближаться к нему.       — Ты сейчас же идёшь со мной к директору! — сказала учительница, будучи в двух метрах от задней парты.       Но не успел Антон получить инфаркт, как с середины среднего ряда совершенно неожиданно донёсся выкрик.       — Это не он!       Прям как мысли прочитал, подумал Петров.       Нина Григорьевна остервенело повернула голову, что сложилось впечатление, будто сейчас её шея издаст противный хруст, и все их мучения наконец закончатся.       — А кто? — гаденькой интонацией спросила учительница.       Антон не видит, к кому она обращается, но прекрасно слышит, как стул шаркает по затёртому паркету, позволяя человеку, сидящему на нём, встать с места, и смело звучит одна единственная буква, не сулящая говорящему её Роме ничего хорошего:       — Я, — без тени сомнений признаётся он, и с гордо поднятой головой встречает разъярённый взгляд Нины Григорьевной.       — И я! — поддерживает друга Бяша. И всё же эти двое не зря употребляют фразу «брат за брата».       Антон явно не ожидал такого проявления благородства от парней. Выкрик Ромы буквально спас его от ещё одного несправедливого обвинения, и Петров до сих пор не может объяснить свои эмоции, вызванные этим поступком.       Когда учительница выводит двоих юношей за дверь и сама вылетает вслед за ними, приговаривая что-то о том, насколько ей жаль, что в школах отменили порку, Петров наконец осознаёт, что на него пялятся. Причём все без исключения. Под этим давлением он интуитивно ищет одну единственную пару глаз, в которых, он уверен, найдёт ответ на причину такого внимания к себе. Но Полина, кажется, и сама шокирована не меньше остальных, судя по её выражению лица, и это позволяет парню в полной мере осознать случившееся. За него только что заступились. А ведь это не впервые, подкинуло мысль сознание, и парень прочно засел в собственных размышлениях, пока внимание к его скромной персоне не рассеялось окончательно.

***

      — А если б мамку вызвали?..       — Я тебя отмазал, хватит ныть.       — Да я думал, меня прям директрисе на стол вывернет, на…       Роме удалось перенять большую часть вины на себя, но Бяшу до сих пор трясёт от мысли, что его мать могла прийти в школу. Пятифанов и сам не понимает, хорошо это или плохо, что бурят сначала выкрикнул «и я!», прежде чем осознал, чем ему может обойтись поддержка лучшего друга, но тем не менее признателен ему за это.       — Бяш, — позвал его Рома, положив руку тому на плечо, — спасибо, братка.       — Да без бэ, братух, — вымучено улыбнулся бурят. — Ты только в следующий раз о таких выкидонах предупреждай, на.       — Извиняй, не сообразил, — почесал в затылке Пятифанов. Да, ему и вправду немного стыдно за то, что он, хоть и неосознанно, но обрёк лучшего друга на риск.       — Зато Антоха теперь сто пудов наш! — внезапно обрадовался бурят.       Рома с подозрением поднял бровь, но признал себе, что где-то внутри таится надежда на то, что это правда.       — Думаешь?       — А то! Видел, как он обосрался, когда она к нему пошла, на? Ты спас его, как настоящий герой, — последнее предложение было сказано писклявым голоском, который Бяша специально разработал на прошлом уроке, чтобы подкалывать лучшего друга.       — Бяша, блять, хорош уже!       Сначала может быть непонятно, но только человек, видевший, как Рома мялся во время разговора с Петровым, сможет понять, по какой причине Бяша прикалывался над лучшим другом следующие полчаса после произошедшего. Пятифанов и сам неохотно принял тот факт, что скорее всего со стороны в тот момент выглядел, как влюблённый шестиклассник. Он даже пустил петуха, когда особо громко выговорил одну из фраз.       — Ладно, ладно, Ромео, забыли про твою Джульетту, на, — Бяша еле увернулся от опасного подзатыльника. — Да всё, всё, не буду больше!       Пятифанов в очередной раз смутился от свежих воспоминаний крайне неловкого разговора благодаря буряту и злобно зыркнул на причину этого.       — Пошли уже.       — Не-е-ет, не хочу к Нинке, на-а, — отчаянно простонал Бяша, лениво запрокинув голову назад.       — Да кто тебя на химию-то тянет?       — Оба, — оживился парень, ставя ударение на последнюю гласную, и с интересом вытаращился на друга, — а чё не на химию, на?       — Так мы у директрисы уже были, чего нам бояться-то?       — О-о-о! — довольно потёр руки Бяша. — И куда мы?       Рома помолчал с секунд пять, прежде чем кинуть будничное:       — Пошли курнём.