Под прикрытием

      Поход к медсестре для Антона закончился двумя обмоченными перекисью ватками в ноздрях и покрасневшим от чересчур тщательного умывания носом. Как раз когда он дошёл до дверей спортзала, прозвенел звонок, и встретиться с одноклассниками ему предстояло уже в раздевалке. Он не был удивлён, когда получил много внимания, но это не помешало ему опешить на входе в помещение. Антон привык не выделяться на публике, ему это просто не нравится, но мяч Бабурина да вскок Ромы с Бяшей поспособствовали абсолютно противоположному. Хоть это вполне себе весомый повод, чтобы в очередной раз доказать себе, что эти парни ему не компания, Антон колеблется. В особенности его мучают мысли о Роме, который стал совершать несвойственные его дурной славе поступки. Петров знает, что хулиган — не самый яркий представитель терпения и дружелюбия, а его вспышки гнева часто выливаются в драки, но осознание того, что ещё никогда такое не случалось по отношению к нему, пришло только по дороге в медпункт. Он тогда даже не сразу понял, что Рома задал ему вопрос, так как был так ошеломлён своим открытием, что услышанное не сразу переварилось в его перегруженной голове. С чего такие размышления? Бабурин выступил прекрасным примером того, кто действительно раздражает Рому. И кто знает, если бы Бяша его тогда не привёл в себя, он мог бы накинуться на Семёна с кулаками прямо как тогда, за школой, когда Антон впервые остался без очков. А ведь в ту пятницу драка произошла именно из-за них. И с трудовиком он тоже пошёл договариваться за клей из-за них же. А как они с Бяшей спасли его от химички? Что уж тут говорить о бедной трубе, на которую он влез? Петрова тогда, в коридоре, окутало какое-то странное чувство противоречия. Сильным аргументом для него подействовала Оля. Что же выходит, Пятифанов обманывал её, прикидывался другим человеком, а теперь клеит из себя благородство-провожатого в медпункт? Примерно такой была первоначальная мысль Антона. Какими бы ни были хорошими поступки по отношению к нему, сестра будет стоять выше собственных, как он думает, парадоксальных чувств насчёт этой ситуации. Но что же это выходит тогда, ведь Оля хочет дружить с Ромой, вопреки обману говорит, что он хороший, а от здравых убеждений брата отмахивается, как от назойливой мухи. Но Антон и не смог отрицать того, что, всматриваясь в остальное районное быдло их школы и то, как с ними обращается сам Пятифанов, он понял, что имеет какую-то неожиданную привилегию. И чёрт возьми, каждое его действие, которое не нравится Антону, сглаживается тем, что он делает после! Возле той сухой ели он наставил на Петрова нож, а потом оказалось, что сделал это по незнанию, извинился, подал руку, а потом и вовсе рассказал об их с Бяшей тайнике! Вот и сейчас после всех этих воин Рома чуть ли не нарушил понятия из-за того, что Бабурин кинул Антону мяч в лицо. Семён, причём, судя по всему, попал в него абсолютно случайно, а Рома прямо-таки словил его на горячем. И к чему он после всего ещё и в проводника напросился? У Антона голова кругом до сих пор ходит, и он не знает, от мыслей это или от потерянной крови.       Тётя Таня, как оказалось, довольно милая женщина, и известие о её трагедии вызвало у Антона жалость, хоть он и познакомился с ней только сегодня. Когда его взгляд упал на Рому, сложилось впечатление, что он знает, о чём говорит. «Всегда с хорошими людьми так», — сказал он тогда с видом максимально серьезным и твёрдым. Так однажды выглядел отец, когда малолетний Антон расспрашивал об устройстве пистолета, увидев его действие в «Терминаторе». Отец тогда долго ворчал что-то о том, что такие фильмы детям ещё смотреть рановато. И вот сегодня, вопреки всем приведённым Антоном убеждениям насчёт Ромы, его непредсказуемости и странному поведению, тот довольно упрямо вызвался помочь ему дойти до медпункта. Сейчас он, конечно, даже немного благодарен ему за это, ведь сам подумывал выпросить салфетки в буфете и просто вернуться обратно, но медсестра оказала его травме нужный уход, хотя процесс затыканная ноздрей вонючими ватками не самая приятная процедура, а кровь запеклась изнутри коричневой, царапающей кожу корочкой.       Только Антон закрыл дверь раздевалки, послышался смех, откровенно напоминающий блеяние.       — Тоха, ты когда себе усы успел отрастить, на?       Понятное дело, что это совершенно безобидная шутка, в очередной раз связанная с его аномально-белыми волосами, которые практически попадают в тон торчащей из носа вате, но она вызвала смех не только у самого Бяши, но и у присутствующих одноклассников. У всех, кроме Ромы. Он вообще редко оценивает юмор лучшего друга, но в этот раз выглядит не по-испански застыженным, а прямо-таки недовольным.       — Я думал, ты Джеки Чан, но, походу, больше на этого… Лао Цзыня смахиваешь, на, — всё не унимается Бяша, совершенно не догадываясь, что публичная насмешка, пусть даже сказанная не всерьез, давит на Антона.       Рома нахмурился, незаметно для остальных, увлечённых либо переодеванием, либо собственными смешками, и уже было открыл рот, чтобы выразиться насчёт разошедшегося под влиянием общественного одобрения друга, но Антон опередил его, неожиданно смело отстояв свою честь. Голос его приглушенный из-за ваты, торчащей из носа, но это не помешало ему звучать твёрдо, уверенно.       — Спорный вопрос, кто из нас больше похож на китайца, — снисходительно произнёс он с максимально непричастным видом, будто адресат фразы не стоит в нескольких метрах от него самого.       По раздевалке пронеслась новая волна смеха, а кто-то даже удовлетворительно захлопал в ладоши. Петров удивился, заметив, что Бяша тоже оценил его ответ, но объяснение прозвучало из его же рта:       — Хорош, Антох, — всё ещё улыбаясь, сказал бурят. — Как нос-то?       Та тяжесть, которую принесла с собой чужая шутка, испарилась, стоило ему подойти поближе. Парни, также находящиеся в раздевалке, уже перенаправили своё внимание на своих друзей и смену одежды, поэтому стало чуть спокойнее.       — Да нормально, — ответил он, подходя к своему портфелю, по иронии находившемуся через два крючка, справа от Роминого. Ученик, стоящий между ними, уже застегивает последнюю пуговицу рубашки, чтобы поскорее уйти.       Единственный, кто не перестал смотреть на Антона, — Бабурин. Ладно, если бы просто смотрел, это ещё можно пережить, но не с таким видом, будто Петров украл его сосиску в тесте. Возможно, это из-за инцидента с мячом, а может, всё ещё дуется из-за того, что его прогнали из Пятифановой шайки, но парень склонен думать, что сегодняшние вышибалы только приправили настрой Бабурина против него. Конечно, Рому, по какой-то причине взъевшегося на Семёна, сам толстяк боится, а так как этот нападок в его сторону был совершён из-за мини-травмы Антона, злится Бабурин именно на него. Переживу уж как-то, подумал Петров, переводя взгляд на ранее упомянутого хулигана. Он удивился, уперевшись в ответный взгляд, но быстро разглядел в его выражении лица что-то знакомое. Рома, вопреки спокойной мимике, доволен, но чем — сложный вопрос. Пора бы открыть телепередачу «Угадай, о чём думает Пятифанов». Наверняка выигрышем бы стала огромная сумма денег, потому что найти правильный ответ просто невозможно. Хотя с этой задачей лучше всех справился бы Бяша, который читает друга как открытую книгу. Как же ещё объяснить то, что он сорвался со скамейки за несколько секунд до того, как Рома бросился на Бабурина? И успел ведь, что удивительно. «Может, он умеет читать мысли?» — ненароком подумал Антон, не отводя взгляд от хулигана, возможно, надеясь, что прямо сейчас тоже освоит телепатию.       — Болит? — внезапно спросил Пятифанов, и Антон только сейчас понял, что больше всего внимания в этих гляделках уделили его носу, который некрасиво опух из-за удара и воткнутых в него ваток. Наверное, этот вид его и обеспокоил, чтобы натолкнуть на такой вопрос.       Конечно болит, блин, мне в него баскетбольным мячом заехали, подумал Антон, но в ответ бесстыже соврал.       — Нет, всё нормально, спасибо, — сказал он вежливо, но почувствовал, что просто так закончить разговор было бы странно. К счастью, парень, который стоял рядом, успел собрать свои вещи и освободил пространство. Теперь между ними нет мельтешащей преграды, и общение станет хоть чуточку приватнее. — И спасибо, что до медпункта довёл.       — Да не за что, — чуть удивлённо ответил Рома, похоже, искренне не понимая, за что заслуживает благодарность. — Ты, вроде, в обморок по дороге не падал, так что… — он замолчал, неловко скользя взглядом по свободному крючку справа от себя. — Обращайся, что ль.       И тут же принялся тереть затылок. Антон этот жест уже запомнил и посчитал забавным то, что теперь каждый раз обращает на него внимание. От этого слабая улыбка непроизвольно расползлась по его лицу. Но он никак не ожидал получить ответную. Губы Ромы неловко искривлены, уголки старательно пытаются уйти вниз, но вместо этого лишь сильнее выдают истинное выражение лица. Его хмурость всегда наталкивала Антона на мысль, что тот нарочно прикрывается недружелюбием, чтобы казаться круче, но сейчас с поразительной ясностью ощутил, что Роме сложно сдерживать улыбку. Причём странно, когда они с Бяшей дурили в кабинете трудов, он не старался сохранить каменное лицо. Подумать есть над чем, но голова у него должна быть забита немножко другим.       Собственно, у него-то и времени толком нет, чтобы беспокоиться о случившемся, ведь следующим уроком идёт литература. В любой другой день он был бы запредельно рад любимому предмету в расписании, но не сегодня, когда в журнальной графе над оценками вписано слово «стих». Антон долго повторял себе о достаточной готовности для выступления перед публикой, но с каждым разом всё больше сомневался, что не запнётся на глазах у всех.       Его переживания окончательно укореняются в мозгу, когда по классу раздаётся строгий голос Натальи Давидовной:       — Я предлагаю не тянуть время… — сказала она, сосредоточенно водя ручкой сверху вниз по столбику в журнале. — Морозова точно выучила.       Антон выдыхает, но от этого легче не становится. То, что его не вызвали сейчас, означает, что он будет переживать ещё дольше.       Полина достаточно уверенно следует к доске, и парень с белой завистью слушает, как её голос, абсолютно ровный и чистый, рассказывает «Элегию» Пушкина. Антон про себя подмечает, что наверняка так же никогда не сможет и, чтобы отвлечься от уже надоевшей нервозности, смотрит на средний ряд уже больше по привычке, чем за надобностью. Каково же было его удивление, когда тот самый Пятифанов, который, по словам Бяши, «с шестого класса наизнанку выворачивается, чтобы с ней мутки организовать», даже не посмотрел на Морозову во время её блестящего выступления. Даже Антон, будучи уверенным, что Полина ему небезразлична исключительно по-дружески, засмотрелся, а тому абсолютно параллельно! Ну и ладно, подумал Петров, быстро отмахиваясь от своей претензии, посчитав её какой-то странной. В конце концов, он ведь не имеет отношения к тому, кто кому нравится или не нравится? Это Бяша в сваху заделался, пусть и наставляет лучшего друга. Только вот этот самый Бяша сейчас трясётся от беззвучного смеха, шушукаясь с Ромой. Лица второго не видно с задней парты, зато видно, как он сдвинул правый локоть назад и рука три раза качнулась под партой, после чего голова, будто от досады, упала на левую руку, лежащую на парте. Бяша же наоборот заулыбался и чуть не запищал от распирающих его эмоций счастья и предвкушения чего бы то ни было. Ясно видно было одно: Рома проиграл в «камень, ножницы, бумага».       Вдруг он же встретил взгляд Антона и, к удивлению второго, заулыбался, как настоящий Чеширский Кот, что уголки его губ почти завернулись, только глаза ко всей своей узости прищурены, делая выражение его лица ехидным, даже немного подлым. Но не успел Антон даже предположить, о чём же они с Ромой таком спорили, как прогремел недовольный голос Натальи Давидовной, предупреждающий, что от любопытства у Бяши заболит шея, так что тот обернулся на место и послушно уселся прямо, в противовес своему другу, который лениво скукожился над столом, оперевшись подбородком на подставленную ладонь, разместив локоть на парте.       После Полины вышла Катя, которая, сойдя со «сцены», самодовольно откинула косу под сухое «молодец, пять». Собственно, на этом так называемое «не будем тянуть время» не закончилось. Дальше последовали уже другие фамилии, некоторые из них Антон до сих пор не успел выучить. Но что интересно, эти люди сами признавались в том, что не выучили, и Наталья Давидовна молча вписывала соответствующую оценку. Стало понятно, что обе стороны, и ученики, и учительница, поддерживают мирное соглашение, установив своего рода компромисс, благодаря которому нежелающие учиться не слушают выговоры, а преподаватель не тратит нервы. Антон не удивился, когда одним из первых в этом списке выступил Бяша, смело заявив «нет» на своё погоняло. Да, даже Наталья Давидовна так его зовёт. Рано или поздно Петров узнает правду об имени бурята, но сейчас он слишком нервничает, чтобы думать о чём-то, кроме строчек заученного до горечи на языке стиха.       — Пятифанов, — говорит учительница и уже опускает ручку к бумаге, чтобы написать заветную двойку, но происходит то, чего от него никто не мог добиться последние лет шесть минимум.       — Выучил, — отозвался Рома абсолютно спокойно. Его брови немного приподнялись, повторяя мимику недоверчиво глядящей из-под очков Натальи Давидовной.       — Ну давай, — с каким-то вызовом ответила учительница парню, даже не замечая, как распирает от желания засмеяться его соседа по парте.       Рома идёт неспешно, его походка говорит о том, что он абсолютно расслаблен, а то, что он делает — принуждение в чистом виде. В каком-то смысле так оно и есть, но весь класс понимает это неправильно, кроме одного только Бяши, который точно знает, что сейчас произойдёт.       — Александр Сергеевич Пушкин, — достаточно громко начал Пятифанов, абсолютно безразлично оглядывая одноклассников, будто это не люди, а садовые растения, и это не они сейчас с таким интересом ждут, что же будет дальше.       Он не говорит названия произведения, ведь с первых же строчек класс еле держится, чтобы не свалиться под парты от смеха.       — У лукоморья дуб срубили, Златую цепь в музей снесли, Кота на мясо зарубили, Котлеты из него спекли, Русалку в бочке засмолили И в синем море утопили…       Теперь несколько людей уже сорвались на слышимое хихиканье, а остальные шумно вздыхают, пытаясь сдержаться и прикрывая рты. Антон относится к их числу. Как и на химии, проделка этого дуэта вызвала неподдельные эмоции у Петрова. А вот Наталья Давидовна, на удивление, не выглядит возмущённой, а скорее уставшей и разочарованной в своей профессии. Её ладонь плотно прижата ко лбу, отчего веки под линзами очков странно натянулись вверх, будто она пытается не дать себе моргнуть. Рома времени не теряет, чтобы сказать как можно больше прежде, чем учительница с криком поведёт его к директору.       — Там тридцать три богатыря В помойке ищут три рубля, А ихний дядька Черномор У них уже десятку спёр. Там на неведомых дорожках Гуляют черти в босоножках, Там ступа с Бабою-Ягой Нахально лезет за мукой. Там Царь Кощей над златом чахнет, Не подходи — бутылкой…       — Достаточно! — стукнула ладонью по столу Наталья Давидовна, вызвав у класса полномасштабную истерику.       Антон упал на сложенные руки лбом, трясясь от тихого смеха, перекрываемый десятком других, и не решается поднять взгляд на виновника общего балагана. Он вслушался. Ещё смешнее оказался последовавший диалог между Ромой и Натальей Давидовной.       — Как думаешь, какую оценку мне тебе поставить? — голос у учительницы уставший.       — Пять, — уверенно говорит Рома.       — Почему это? — слышится нотка недовольства.       — А почему бы и нет? — теперь их с интересом слушает весь класс. — Без запинок, с выражением, а главное — оригинально! — и закончив перечислять на пальцах, развёл руки с таким лицом, будто Наталья Давидовна — кондуктор, требующий с него повторную оплату билета, а-ля «что вам ещё надо?».       — Значит, Лилии Павловне мне передать, чтобы по русскому тебе сразу двойку в году ставила?       — Ну это было для рифмы, Надежда Давидовна, — протянул Пятифанов, и Антон не сразу понял, что речь идёт о мелькнувшем в стихе «ихний».       — Наталья Давидовна, — поправила она ученика, недовольно поморщившись. Но ей показалось, что более актуальным на данный момент является вопрос об оценке сего словесного изваяния. — Ругань тоже для рифмы?       — Какая ругань? — наигранно удивлённо переспросил Рома, но, признаться, выглядит довольно убедительно. — Вы просто меня перебили, там всё прилично.       — И что же там в конце?       — Жахнет.       — Что-что? — неверяще переспросила учительница, прищурившись.       — Там Царь Кощей над златом чахнет, Не подходи — бутылкой жахнет.       Она посмотрела на него с упрёком, покачала головой, но, поправив очки, ко всеобщему удивлению, сказала:       — Выкрутился. Садись, четыре. Минус балл за то, что перековеркал произведение, — поучительным тоном сказала она, кончиком ручки ткнув в сторону уже собравшегося уходить на своё место Пятифанова. — Но рассказал хорошо.       Антон смотрит на учительницу, точно она инопланетянин. Он, конечно, знает, что она всегда оценивает учеников справедливо, но чтобы поставить четыре за перековерканный стих, который учат в пятом классе — невероятно! Невероятное терпение Натальи Давидовны и дар убеждения Ромы. Это же надо было осмелиться да подобрать слова, чтобы не только от похода к директору увильнуть, так ещё и на четвёрку вывезти свою шалость. Антон подумал, что никогда в жизни не смог бы так. Нет, он не трус, но вытворять такое на глазах у всего класса… да ещё и с таким важным видом. Как он не засмеялся, когда нёс эту околесицу?       Рома преспокойно сел на место, а Бяша, хоть и смеялся громче всех, сейчас поджал губы, очевидно, недовольствуясь тем, что расстаётся с проигранным полтинником, который сам же передал лучшему другу под партой. Рома даже как-то нахально улыбнулся, встречаясь с обиженным выражением лица Бяши. Антону бы их непринуждённость.       Под конец урока он не смог да и не захотел отделаться от Полины. Спрашивается, что стало со стихом? После Ромкиного выступления оставшиеся неопрошенными ученики внезапно обрели смелость, чтобы добровольно поднять руку. Антон их рвения не разделил, поэтому так и просидел до конца урока, боясь, что звонок прозвенит позже, чем в кабинете закончатся поднятые руки и учительница начнёт спрашивать по списку. Но это лишь отсрочило его публичное унижение, потому что Наталья Давидовна пообещала выделить на следующем уроке время для того, чтобы опросить оставшихся, при этом выразительно покосившись на Петрова. После урока она его не задержала.       До конца дня происшествий не наблюдалось, разве что Катя измучено простонала на перемене, что «не хочет переться на эту сраную репетицию» после четвёртого урока. Полину он, как и обещал, собирается провести, но уже будучи на крыльце, где к нему обычно несётся Оля, его никто не встречает. Покрутив головой, он замечает сестру, болтающую с кем-то на лавочке. Можно было подумать, что это снова Рома, да вот человек, загораживающий обзор на Олю, раза в два меньше Пятифанова, да и тот никогда в жизни не напялил бы на себя шапку с голубым помпоном, в этом можно быть уверенным на триста процентов.       Оля мельком глядит в сторону крыльца, когда Антон спускается на нижние ступени, не узнав брата, и снова обращает внимание на собеседника. Ей хватило буквально двух секунд, чтобы мозг снова переключился на увиденное, проанализировал, после чего девочка спрыгивает со скамейки с громким:       — Тоша!       Она крепко обняла брата, прижавшись щекой к холодному материалу куртки, совершенно не заботясь, что благодаря этому действию её брат чуть не поскользнулся на скользких от льда ступеньках.       Антон, хоть и не ожидавший такого порыва радости от сестры из-за одной только встречи с ним, не свёл взгляда с неизвестного собеседника. Как оказалось, это девочка, ростом чуть ниже Оли. Светлая шапка, видимо, вязаная, смешно придавила её редкие волосы к румяным от мороза, пухловатым щекам. Девочка неуверенно, с видимым волнением подошла к ним, пока Оля, поняв, что выбрала не самое лучшее место для объятий, оторвалась от брата, но счастье с её лица от этого не сошло.       — Знакомься, это моя подруга! — заулыбалась Оля так, что, кажется, щёки сейчас треснут. В последний раз она была так же счастлива, когда Антон нарисовал трицератопса и разрешил ей разрисовать его фломастерами. А ведь она его тогда столько уламывала! Динозавр-то был красивым. — Алёна, это Тоша, — начала знакомить их Оля, — Тоша, это Алёна.       Настроение вмиг улучшилось, хотя, казалось бы, сегодня, кроме разбитого носа, и не было повода огорчаться.       — Привет, Алёна, — улыбнулся Антон девочке, отойдя на какую-то пару шагов от выхода, чтобы не создавать пробку.       — Здравствуйте, — неловко улыбнулась девочка и засмущалась так, что ее реденькие, русые прядки волос частично слились с ярко-красным оттенком щёк.       Бесспорно, то, что Оля обзавелась подругой, — замечательная новость. Буквально вчера он переживал насчёт того, что ей одиноко в новом классе, что друга она нашла неправильного и вообще что-то недоговаривает. Подозрение, что не вся информация дошла до него, гложет Антона и беспокоит побольше собственных проблем.       — И давно вы с Олей дружите? — максимально простой вопрос, но из подобных можно черпнуть так много недостающих ему подробностей!       — Да! — вместо замявшейся в присутствии старшеклассника девочки выдала Оля. — Она делилась со мной пружинкой, помнишь, я рассказывала?       Кажется, ещё минута и снег под Петровой начнёт таять из-за количества исходящей от неё энергии. Да, Оля — эмоциональный человек. Её легко обрадовать, но ещё легче — обидеть или расстроить. Её новая подружка выглядит безобидной, прямо как и все дети их возраста, да и не стоит забывать, что Антон сам посоветовал сестре подружиться с кем-то более безопасным, чем «Женя». Знал бы он, что это оказался Рома, неделю назад, лично назначил бы Пятифанову встречу в туалете, и не из-за Полины бы они тогда дрались, и не из-за папки. Но это было бы неделю назад. Сам ведь сегодня сказал, что Оля в чём-то может быть права, а сейчас опять о плохом вспоминает. Странный он. Конечно, нельзя называть человека странным только из-за подозрений, но всё в корне меняется, когда он начинает строить предположения о том, может ли он верить сам себе. Вдруг его убеждения неверны? Ведь заставило же что-то Олю так упрямиться на предупреждения брата. До чего дошло, она даже отказалась рассказывать Антону о репетициях! Ему стыдно за то, что он довёл своими опасениями младшую сестру, стыдно, что она теперь делает точно так же, как и он. Правда, это не мешает ей прямо сейчас поделиться радостными новостями, ведь теперь у неё есть подруга! Это тебе не какой-то бугай из старших классов, а просто Алёна. Маленькая по всем параметрам девчушка с до смешного большими штанами. Видно, донашивает за кем-то.       — А ещё! — не унимается Оля. Глаза её прямо-таки блестят восторгом. — Она очень хотела с тобой познакомиться!       Здесь потребовалось немного больше времени на то, чтобы вспомнить, подумать и понять, почему Алёна кажется ему такой знакомой. Точно! Это ведь она тогда запомнилась Антону своим ярко-голубым сарафаном, когда он догнал строй третьего «А» класса по дороге из столовой. Но это заставило напрячься. Что же это за подруга такая, которая оставила Олю в конце строя? Но углубляться в этот вопрос было решено чуть позже. Пока что достаточно и того, что он вспомнил, где вообще эту Алёну видел.       — Правда? — спросил он непосредственно девочку, надеясь, что в этот раз ответит она, а не Оля. — Тогда приятно познакомиться, Алёна.       — И м-мне тоже, — смущенно заулыбалась она, сцепив пальцы в замок перед собой. — А… а сколько Вам лет?       Этот вопрос вполне ожидаемо было услышать, учитывая то, с каким восторгом младшеклассница рассматривала его с ног до головы, учитывая, что рост Антона для неё и правда выглядит даже немного устрашающе. Для третьеклассника он действительно создаёт образ взрослого дяди.       — Шестнадцать! — вместо Антона выкрикнула его сестра.       — Ну почти, — криво ухмыльнулся он, уже начавший беспокоиться из-за резкого поведения Оли, — в апреле только будет. И давай на «ты», — в конце добавил он, находя такое вежливое обращение к себе странноватым.       — Ого! — восторженно воскликнула Алёна, хлопая своими большими глазами так, будто перед ней не простой старшеклассник, а Дед Мороз. — А у меня вот нет старшего брата, — её плечи покачались из стороны в сторону, словно ей неудобно в своей же куртке. — А Вы… ты такой крутой! — исправилась девочка, и глаза её засияли с новой силой.       Как бы его ни восхваляли за то, что он просто Антон из десятого «В», его насторожило то, что за всё то время, сколько он торчит на улице, эта Алёна ни разу не обратила внимание на свою дорогую подругу. Странно это, подумал Антон, или я снова себя накручиваю? Подозревать в чём-то восьмилетнего ребёнка в мыслях оказалось даже немного стыдно. В конце концов, это же третий класс!       — Ну спасибо, — улыбнулся парень, ловя себя на мысли, что поблагодарил неискренне.       А девочка тем временем осмелилась подойти, и вот она уже стоит на расстоянии чуть меньше метра, любопытно оглядывая его синюю куртку, руки, запрятанные в передние карманы, лямки рюкзака, передавливающие очертание одежды на надплечье из-за веса учебников за спиной. Чем-то этот взгляд напоминает то, как на него смотрела Катя, только маленькая Алёна делает это с неприкрытым… обожанием? Антона внутри тряхнуло от одной только мысли подобного рода. А его сестра только и рада! Предоставила родного брата подружке, будто на выставку Алёну пригласила. Во рту пересохло от мысли, что нужно как-то дать понять, что им, вообще-то надо спешить домой до того, как совсем стемнеет, но ничего не может поделать из-за того, что Полина до сих пор сражается с застёжкой сапогов где-то внутри школы. «Ждите меня снаружи, я закончу и подойду», — сказала она, со злобой дёргая заедающую молнию на лавочке внутри здания.       В какой-то момент, когда Оля успела остудиться, а лицо её выказало явное сомнение насчёт происходящего, улыбка вновь пришла на её лицо, но на этот раз смотрит она уже не на подругу, а за спину брата. Антон это заметил, а затем, не успев осознать, отчего лицо новой Олиной подружки побледнело, почувствовал на шее холодную болонью. Как оказалось, это Бяша закинул ему руку на плечо, задев шею парня рукавом далеко не тёплой куртки.       — Опа, а чё мы тут одни стоим, на? — поинтересовался Бяша, по-дружески толкнув того, благодаря лежащей на плече руке.       — О, — только и выдал Антон, удивлённый внезапным пришествием одноклассника. — Да я тут… — не успел он договорить, как Алёна испуганно пискнула и попятилась к однокласснице.       Антон обернулся и сам снова чуть не поскользнулся на снегу. В тени, откинувшейся от навеса над крыльцом, прямо за его плечом, стоит Рома с таким видом, будто выбирает лучший способ убийства. Глаза его выбрали одну единственную цель, на которой парень сосредоточил всё своё внимание немигающим взглядом. Его светлые радужки в не особо освещённой обстановке стали выглядеть резче на фоне контраста, ещё больше придавая ему вид дикого зверя, а в нос так и бьёт запах только что скуренного табака. Эффектности прибавило его тихое появление. И казалось бы, это неудивительно, ведь, в отличие от первых дней января, сейчас снег максимально притоптан учениками и не издаёт характерный хруст, по которому можно вычислить приближение человека, но на Антона это произвело ошеломляющее впечатление. Сама только внешность Ромы с его грубыми чертами лица заставляет ощущать себя под прицелом: его глубоко посаженные глаза под густыми бровями впиваются в тебя, словно знают обо всех твоих самых гнусных поступках и только ты один не осознаёшь, что произойдёт в ближайшие несколько секунд. Этот выбор полностью в его власти.       Но каким бы устрашающим Рома не выглядел со стороны… Стоп, ведь это только со стороны. Он смотрит не на Антона. Тогда… Он моментально осознал, кто является адресатом, и искренне удивился, когда это предположение посетило его голову. Это не Оля, точно, ведь она сейчас выглядит неуверенной в своей радости, появившейся буквально десяток секунд назад, но далеко не испуганно. В отличии от своей новоиспечённой подруги. «Чего это он?» — в нерешительности глянул на одноклассника Антон. Все негативные мысли и подозрения об Алёне по волшебству испарились. Теперь, глядя на испуганного ребёнка, он не испытывал к ней ни что иное, кроме как жалость. Точно так же Рома сегодня пытался убить взглядом (и не только взглядом) Бабурина на физкультуре, и от одной этой мысли тело покрылось мурашками.       — А-а-у-у, — помахал ему перед лицом ладонью Бяша, отвлекая Антона от напряжённого высматривания причины Ромкиного напряжения. — Чего завис, на?       В этот момент и Пятифанов повернул голову к Антону, буквально рефлекторно обернувшись на звук. Неожиданно для второго, выглядеть он стал абсолютно иначе. Спокойно и даже миролюбиво по отношению к нему. Что ж, с этого момента парень окончательно завис, к Бяшиному несчастью. Рома, до сих пор хоть и стоящий в тени навеса, потерял всю свою свирепость в глазах Антона. Он перестал хмуриться, взгляд его просветлел, а мимические мышцы лица начали расслабляться. Предположение о том, что разговор завяжется вновь, оказалось неверным: они так и стояли, уперевшись друг в друга взглядами; Антон — неуверенным, Рома — изучающим. Они могли бы ещё долго так стоять, но абсолютно для всех стоявших неожиданным стал высокий голос, доносящийся для всех троих парней из-за спины.       — Антон? — спросила Полина, ловя на себе сразу все пять взглядов. Но она, право, не растерялась, а лишь нахмурилась, всматриваясь в чересчур по-дружески закинутую на плечи Антона руку Бяши. — А вы что тут делаете? — с упрёком спросила девушка, скрещивая руки на груди, обращаясь к двум хулиганам.       — А что, тут ВИП-зона? — выгнул бровь Рома, абсолютно спокойно реагируя на видимый упрёк со стороны Полины.       Морозова нахмурилась, выразительно посмотрела на Антона.       — Всё в порядке? — поинтересовалась она.       — Да всё в шоколаде, на, — заулыбался Бяша, стискивая Петрова в полуобьятии до такой степени, что тот зажался в руках. Бяша хоть и хиленький на вид, руки у него сильные. Одни только хлопки по спине чего стоят, у Антона до сих пор спина побаливает.       — Я не у тебя спрашиваю, — достаточно грубой для её обычной манеры интонацией отрезала девушка.       Бурят в ответ на это отодвинулся от Петрова на добрые два шага в сторону и поднял руки в воздух, жестом говоря «я сдаюсь». Лицо его вытянулось, нижняя губа выпятилась, а глаза округлились, мол, не убивайте, будьте любезны.       Полина на такую показуху только недобро хмыкнула со строгим выражением лица.       — Идём уже, — сказала она, схватив опешившего Антона за предплечье, чтобы протиснуть того сквозь двух хулиганов. — Оленька, пошли, — вопреки недавно вырвавшейся грубости, ласково, совсем по-матерински, сказала она недалеко стоящей Петровой.       Та бросила своей подруге скудное «пока», не менее озадаченная этой сценой, чем сам Антон, а когда она всё же догнала их с Полиной, кратко обернулась, чтобы незаметно для впереди идущих помахать кому-то. Петров подумал, что это ещё один жест, предназначенный Алёне, но ему ли не знать, что у Оли есть ещё один друг, с которым она не хотела бы расставаться, не попрощавшись.

***

      — Ух, какая, — просвистел Бяша, когда троица скрылась за забором школьного двора. — Я не знал, что Поля так умеет, на. Тяжко тебе будет с ней, — захихикал бурят, шутливо подтолкнув друга в бок.       Но Пятифанов выглядит так, точно читает классическую литературу: написано со скрытым смыслом, но половина не понятна. Вот и Рома сейчас переваривает произошедшее, уложив в мозгу только объективную составляющую произошедшего. Оля была права: они с Антоном абсолютно не похожи. Исходя из того, что он успел выяснить вчера, её постигла практически та же участь новенькой, что и её брата, насколько это можно интерпретировать в случае третьеклассницы. Рома, проведя параллель между её с Антоном ситуациями, застыдил сам себя, ведь тот режущий взгляд, каким он сегодня почти невольно одарил Олину одноклассницу, заслуживает и сам. Чем он лучше этой малявки, которая вместе с подругами обижала Олю, если и сам творил вещи похуже? И с кем? С Петровым, к которому сейчас в друзья втирается. Только в этот момент пришло осознание того, насколько он сожалеет о содеянном, как неправильно было спускать всё на самотёк из-за собственной слабины и почему испытывает такое напряжение рядом с Антоном. Ему стыдно за свои поступки, вот что нужно было осознать ещё давным-давно.       Рома вздохнул, выражение лица приобрело кислый оттенок.       А ещё он злится на Олю. Не в плохом смысле, да и скорее не на Олю, а на её поведение. Как она радостно прыгала рядом со своей «подружкой», совсем позабыв о том, как вчера плакала из-за плохих отношений с одноклассницами, Роме даже стало противно при одном только взгляде на то, как Оля буквально порхает вокруг неё. За достаточно маленький срок их знакомства он успел понять, что она девочка очень добрая и отзывчивая, но к этим двум прекрасным чертам привязываются наивность и чересчур доверчивая натура. Издалека глядя на затылки этих двоих, почти близнецов внешне, он понял, как рад тому, что Антон от сестры отличается не только возрастом и полом. Он недоверчивый, необщительный и довольно злопамятный жук, при первом взгляде на которого на языке крутится единственное слово — «ботан». А с другой стороны, не лучше ли это, чем дружить с кем ни попадя? Рома призадумался до такой степени, что не заметил, как почти пришёл домой. Даже не запомнил, попрощался ли с Бяшей, но это не такая большая проблема, как мучившие по дороге темы. Ему не нужно было догадываться, что произошло, потому что всё самое интересное ему удалось подслушать во время того, как они, только-только покурив, вырулили из-за угла школы, когда Рома увидел Антона, стоящего боком к главному выходу, на нижней ступени крыльца. Единственным радостным моментом после встречи оказалась Оля, помахавшая ему на прощание перед тем, как совсем убежать за пределы школы, но не менее интересным случаем для себя Рома пометил и Антона. Он целиком и полностью состоит из слова «интересно» в Ромкином подсознании, но особо показательные частички повседневности в одной школе с ним лишний раз доказывают, как сильно его расположение духа зависит от Петрова. Рома раздражённо пнул кусок льда под ногами.       — Петров то, Петров сё, — вслух покривлялся хулиган противным голоском.       Одна только мысль о том, что ему приходится так много ломать голову из-за какого-то там Антона, привела его в недоброе расположение духа. Но что необычно, разозлился он совсем не на Петрова, а на себя. В очередной раз он напомнил себе о том, что в происходящем целиком и полностью виноват только он, даже в недопонимании с Олей и Антоном и, как следствие, утреннем разговоре по дороге к медсестре. Рома чувствует, что ещё немного, и он начнёт винить себя во всех проблемах, хотя бы косвенно касающихся Петровых.       Вдруг со стороны леса, примыкающего к дороге, по которой шагает Рома, послышался шорох. Рука рефлекторно сжала нож-бабочку в кармане, готовясь в любой момент выставить её перед возможной угрозой. Но как это обычно бывает, она представила из себя обыкновенную дворовую псинку. Она еле достаёт кончиками ушей Роме до колена, её шерсть грязная и мокрая от снега, а на хвосте виднеется лысина. Собаку не описать иначе, кроме как «уродливая». Но она, очевидно, этим совершенно не обеспокоена, так как на всех парах мчится к стоящему в её поле зрения человеку. Её частично лысый хвост движется влево-вправо широкими размахами, а пасть приоткрылась, вывалив бледно-розовый язык наружу. Она встала напротив Ромы, подпрыгивая на передних лапах, будто стараясь свести к минимуму касание лап о заледеневшую землю.       Парень сморщился, глядя на эту картину. По размеру животного можно предположить, что это сука, хотя болезненная худоба собаки может запутать любого. Ей явно что-то нужно от Ромы, и он предполагает, что это еда, которой у него, как можно догадаться, нет.       — Брысь! — шикнул он на дворняжку. — А ну брысь! — повторил он, когда первое предупреждение осталось прогнорированным.       Собаке, как ни скажи, нет дела до того, что её прогоняют, и старается наоборот подобраться поближе. Судя по всему, там, откуда она прибежала, к ней относились достаточно хорошо для того, чтобы она не боялась человека. И очень даже зря. Рома, окончательно взбесившись, когда животное внаглую встало на задние лапы и упёрлось передними о его штаны, вытянув морду к его карману, замахнулся этой же ногой и с силой всех накопившихся за сегодня эмоций пнул чересчур любопытную зверушку прямо в костлявый бок, что она отлетела в ближайший сугроб, барахтаясь в воздухе в попытке приземлиться на лапы.       Громкий скулёж не вызывает в нём и капли сострадания, и даже когда дворняжка, поджав хвост, убегает обратно в лес, парень сопровождает её раздражённым взглядом. Сама напросилась, твердят мысли в его голове, и Рома с ними полностью согласен.

***

      — Тоша, — тихо зовёт Оля, чтобы её вопрос не настиг ушей мамы, уходящей на второй этаж, — а что это? — и указывает перепачканной ложкой на тарелку, в которой произошло, мягко говоря, издевательство над картошкой.       — Ну… — Антон несчастно свёл брови домиком и поджал губы, глядя на вязкую массу цвета ушной серы у себя в тарелке, — пюре?       В ответ он получил странный взгляд. «Ты сейчас пошутил?» — читается в нём.       — А можно я не буду есть? — всё так же шёпотом спросила Оля.       Парень посмотрел в свою тарелку, затем в тарелку сестры, но чёткого решения так и не принял. Оставить сестру голодной нельзя, но и эту смесь отчаянья с картошкой впихивать в себя не хочется да и не получится, в общем. Судя по внешнему виду, её недоварили, а огромные куски плохо потолченного корнеплода только подтверждают этот факт. Можно подумать, что это меньшее из того, чем можно было бы поужинать, но поковыряв субстанцию, Антон обнаружил огромное месиво чёрного молотого перца, едва ли перемешанного с пюре. Запах от «блюда» исходит соответствующий. Парень не смог сдержать выражение отвращения на лице и чихнул, приставив ладонь к нижней части лица, чтобы отгородиться от резкого запаха специи.       Оля воткнула вилку в самую верхушку этого месива и с ужасом отъехала назад на стуле, когда столовый прибор вместо того, чтобы смирно стоять, как это чаще всего случалось с обычным картофельном пюре, падает вместе с наколотым на себя недоваренным овощем. Она поджимает ноги к себе, подальше от пола, чтобы не запачкать колготы об ошмётки еды, разлетевшейся в разные стороны после того, как вилка с неприятным звяканьем свалилась со стола прямо вниз.       Петровы покосились друг на друга, после чего молниеносно повернули голову на дверной проём, где уже должна была, яростно топая, идти их мать, чтобы отчитать за криворукость, но не услышали ожидаемого звука. Вместо этого со второго этажа послышался такой тихий вздох, что расслышать его можно было, только если задержать собственное дыхание, что дети, собственно, и сделали от страха наказания. Оля вопросительно посмотрела на старшего брата в надежде, что у него, как всегда, найдётся объяснение происходящему, но, наверное, впервые за всё время он не может дать вразумительного ответа, что творится с их матерью.       Ужин Антону пришлось готовить самостоятельно. Свои порции с «пюре» они высыпали обратно в кастрюлю, где, как оказалось, не так уж и много наварено, будто Карина не смогла дочистить оставшуюся картошку, а на смену этой отвратной, комкастой смеси на тарелках вскоре появилась более-менее адекватного состояния яичница. Готовить Антону в жизни особо не приходилось, но что-то настолько простенькое, как жареное яйцо, он уж сумел сварганить.       Оля выковыряла немного сырую поверхность яйца, которая не успела достаточно прожариться из-за сильного огня, на котором оно жарилось, отложив её на край тарелки, зато остальную часть съела с превеликим удовольствием, вымакав желток горбушкой хлеба.       — Фпафибо, быво офень фкусно, — дожёвывая, сказала она, и Антон без усилий разобрал в этой фразе благодарность за скромный ужин.       — На здоровье, — улыбнулся Антон, передавая сестре салфетку, чтобы та вытерла жёлтое пятно в углу рта.       Убирают со стола они, конечно же, сами, но, подойдя к раковине, их встретил не самый прекрасный вид. В ней ужасно грязно. Очень не похоже на их маму. Она всегда упрекала детей за беспорядок, и у самой никогда грязь не водилась не только на кухне, но и в доме в целом. Это насторожило младших Петровых ещё больше. Антон понял, что оставить беспорядок просто так будет неправильно, и уже через десять минут совместной с Олей работы, которая состояла в том, что он мыл посуду, а она её вытирала и складывала, раковина вновь радует глаз хоть и не блеском в силу уже огромного срока службы, но облегчающей пустотой внутри себя.       Антона беспокоит такое странное поведение матери. Не то чтобы она раньше не подавала признаков для беспокойства, но после нескольких попыток выпытать у неё о её же состоянии получал в ответ одно лишь раздражение.       Когда Антон уже вытирает руки о цветастое полотенце, а Оля складывает в выдвижной ящик последнюю помытую вилку, из коридора доносятся шаги. Они посмотрели друг на друга, думая, что мама вспомнила о немытой посуде и решила вернуться, чтобы её убрать, но, к их огромному удивлению, в проходе появился отец.       — Вы чего тут торчите? — сказал он ни то удивляясь, ни то возмущаясь. Голос его хриплый, уставший, а глаза в тусклом свету старой лампочки издалека выглядят слезящимися, «стеклянными», как сам он выражался, ругая детей за поздний просмотр мультфильмов.       — Посуду мыли… — виновато склонив голову, ответила Оля. Она всегда расстраивалась больше, когда недовольным становился папа.       — А мама чего не вымыла? — прищурился он, вглядываясь в полотенце, которым Антон вытирает руки.       Тот пожал плечами, кладя влажную ткань на столешницу.       — Понятно, — покряхтел отец, двинувшись в сторону плиты, на которой стоит кастрюля с варевом. Только сейчас Антон заметил в его руках тарелку с точно таким же картофельным нечто, какое им поставила перед носом Карина. — Ничего уже нормально сделать не может, — проворчал он, одним махом сваливая содержимое тарелки обратно в кастрюлю. Жёлтая смесь с противным шлепком плюхнулась внутрь.       Когда мужчина перевёл взгляд на сына, второй почувствовал странное напряжение. Что-то ему показалось в этом лице странным, да вот при тусклом, желтоватом освещении кухни не понятно что, ведь большую часть лица скрывает тень.       — Оленька, — обратился он к дочке, положив руку ей на светлую голову, на которой отдельные волоски начали неаккуратно выбиваться из колосков после долгого дня, — как у тебя дела?       Оля прямо-таки просветлела.       — Хорошо! — заулыбалась она. Ей только дай повод рассказать что-то. — У меня новая подруга появилась в школе, представляешь? Её зовут Алёна, она такая крутая! А ещё есть девочка Полина, это одноклассница Тоши, мы её сегодня провожали…       Отец всегда был с дочерью ближе, чем с Антоном, и это создавало в их семье идеальный баланс под названием «папина дочь и мамин сын». Поэтому Оля с таким энтузиазмом лепечет о новых друзьях, точно сейчас в лепёшку расшибётся.       — Ну хорошо, — подытожил бессвязный поток информации Оли отец. — Иди тогда наверх, уроки поделай.       Радость с лица девочки никуда не делась, но видно было, что, только разойдясь с рассказом, она не планировала так скоро прекращать. Несмотря на это, послушно ушла.       Отец сделал то же самое, но, остановившись у дверного проёма, обернулся, чтобы подзывающе кивнуть сыну.       — Пошли, — сказал он хрипло и продолжил путь к гостиной, где последние несколько вечеров безвылазно проводил перед экраном телевизора.       Парень напрягся всем телом, ожидая не самый приятный разговор, и, зайдя в помещение, уселся в кресло, стоящее вблизи дивана, на котором расположился Петров старший. Поза того расслабленная, ноги раскинуты в стороны, упираясь передней частью голени в деревянный кофейный столик, точно такой же, как и в гостях у Полины. Телевизор шумит на фоне, в нём Антон различил стрельбу, из чего сделал вывод, что в сегодняшней программе присутствует боевик. В один момент из экрана полился белый свет, и Антон ужаснулся, каким неопрятным при хорошем освещении выглядит лицо отца. Его борода, ранее всегда ухоженная, выглядит так, будто её зачесали в стиле восьмидесятых, под глазами откинулись глубокие, усталые мешки, кожа стала серой, как у мертвеца, а глаза рассредоточено пялятся на Антона. Тот всё не мог понять, что его напрягало в виде отца, но даже увидев картину его лица в полной своей красе, не может отделаться от мысли, что это не всё. Когда взгляд метнулся к ранее упомянутому кофейному столику, он и сам почувствовал, как с лица его сходят краски, только оно не сереет от усталости, а белеет от испуга. На столике стоит пара бутылок, пропускающих сквозь своё зелёное стекло размытый свет. Антона пробрали нервные мурашки, когда в голову пришло осознание, что ему предстоит разговор с нетрезвым человеком. Одна из бутылок полностью пустая, другая — полная только на половину. Его отец раньше никогда не пил перед детьми, и Антон был уверен, что этой вредной привычки у того нет, но, видимо, вся эта заварушка с переездом и словом на букву «р» окончательно выбила его из колеи.       — Сын, — обратился к нему Петров старший, и только сейчас парень осознал, что за странность в поведении отца принимал именно голос, который вместо чёткого произношения сейчас выдаёт растянутые, порой носовые гласные. — Ты у нас растёшь… — он запнулся, поморщившись, крупно сглотнул, и продолжил уже более свежим голосом, — мужчиной. У тебя будет жена… дети, — Антон внимательно слушает, не в силах отцепить напряжённые пальцы от колен. — Ну так вот, — тем временем продолжил отец, выдвинув вперёд нижнюю челюсть и почесав растрёпанную темную бороду. — Я тебя чего вообще позвал. Ты ж мой сын, — кажется, от ходьбы, хоть и кратковременной, алкоголь в его организме начал действовать сильнее. Речь его становится более несвязной, отец иногда запинается, но суть уловить можно. — Старший сын! — задушено, но на повышенной интонации прохрипел мужчина, выпучив глаза, будто сам не поверил в то, что сказал. — Здоровый уже вымахал, скоро меня перерастёшь, — хохотнул он, показательно ударяя ладонью о колено.       Антону максимально некомфортно в такой обстановке. Он видит расширенные зрачки отца, его плавающий взгляд и растрёпанные волосы. Но сказать что-то до того, как в воздух снова попадут нечётко выговоренные слова, не осмеливается.       — Ты должен меня понять, — вдруг тихо говорит мужчина, опираясь локтями на колени. — Видишь, что с мамой делается? Так же нельзя, — он чуть наклонил голову, ожидая поддержки сказанному.       Антон в принципе с ним согласен. С мамой что-то происходит, и оставить её на собственное попечение было бы жестоко с их стороны, как семьи. Он кивнул.       — Я же мужчина в доме? Мужчина, — заявил тот, моментально выравниваясь в спине с лицом серьезней некуда, будто рассказывает о своей самой великой заслуге. — Я семью обеспечиваю? — этот вопрос адресован Антону.       — Ну да… — тихо соглашается он, не понимая, как связана работа и мамино состояние. В груди затягивается узел сомнения.       Отец снова опирается предплечьями о колени и наклоняет корпус вперёд, чтобы его тихая речь достигла ушей собеседника.       — Так почему мама не выполняет свои обязанности? — и приподняв брови, пьяно улыбнулся, как человек, выдавший решающий аргумент в споре, но не без озабоченности в интонации.       Эта фраза Антону не понравилась. Он и сам не успел понять, когда нахмурился, а выражение лица его наполнилось осуждением.       — А вдруг ей плохо? — начал защищать маму Антон.       Старшего такой ответ явно не устроил, судя по усталому вздоху.       — А мне не плохо? — принял какой-то одновременно и злой, и разочарованный вид он. — Поставь себя на моё место. Ты уезжаешь до рассвета и приезжаешь уже после заката. Приходишь домой… а там это! — и взбросил руку в сторону кухни, очевидно, намекая на несъедобное варево, стоящее на плите. — И дети твои моют посуду вместо жены. Это хорошо по-твоему?       Парень находится в смешанных чувствах. Мама всегда выполняла все дела по дому, но сегодня еда впервые выглядит как крысиная отрава. Это не вызывает в нём возмущение, как у отца. Он обеспокоен. Какой человек не стал бы переживать о своей матери, если бы она не выходила из дома и не разговаривала бы ни с кем? Вот и он разрывается между желанием возразить и страхом напороться на реакцию нетрезвого человека, ведь поведение отца под действием алкоголя никогда раньше не видел.       — Ну вот видишь? — приняв молчание за согласие, сказал мужчина. — Я же с тобой как отец с сыном, — после того, как на плечо легла рука, парень вздрогнул. — Ты меня пойми, папе сейчас тяжело. Я работаю в городе… это далеко. А там ещё и завал по заявлениям. Время непростое. Я же вас с Олей всё равно люблю, мне просто нужно отдыхать, — Антон нервно покосился на бутылки, стараясь не отвернуться от исходящего от отца запаха алкоголя. Этот взгляд оказался замеченным, так как в этот же момент прозвучало: — Ты не думай, я же не алкоголик какой-то. Это так, расслабиться.       Антон ему не поверил. Собственно, чему удивляться, когда разговор идёт с нетрезвым человеком. Была бы это Оля, не стала бы перечить папе, оставила бы его в покое под предлогом его усталости и даже пожалела бы. Парень опустил глаза на собственные руки, так и не отпустившие колени. Дома его в последнее время преследует сплошное разочарование.       — Ты там взбодри маму, — тем временем продолжил отец, несдержанно ударив сына в плечо, якобы подбадривая его к действию. — Вы с ней общий язык найдёте лучше.       Антон после достаточно долгого молчания выдавил из себя тихое «хорошо», стараясь казаться не таким расстроенным, каким был на самом деле.       — Вот правильно, — с громким вздохом сказал отец, возвращаясь в удобную позу, облокотившись на спинку дивана.       Разговор их, судя по устремившемся в экран глазам и потянувшейся к бутылке руке старшего Петрова, закончен. Антон бесшумно встал и чуть не вскрикнул, когда, выйдя из комнаты, увидел в коридоре Олю. Она, видимо, испугалась не меньше, вытаращив испуганные глаза на брата, ожидая, что будет отругана за подслушивание. Но настроение после разговора не позволило это сделать, поэтому, оказавшись на втором этаже в комнате младшей, Антону предстоит ещё одна дискуссия. Он не собирается отчитывать её, сама ведь всё понимает, поэтому, поплотнее закрыв дверь в надежде, что это поможет заглушить звук, спросил:       — Почему ты не пошла в комнату?       Девочка помялась на месте. Белая чёлка упрятала от его взора глаза, очевидно, решившие в срочном порядке провести осмотр своих пушистых тапочек.       — А ты почему не пошёл? — прилетело в ответ неуверенно, несмотря на вероятный упрёк в словах.       — Меня папа позвал поговорить, — сказал правду Антон, напряжённо сложив руки на груди. Он не отводит взгляд от сестры, силясь понять, что творится в её детском рассудке, и уже интуитивно подбирает ответы на самые предсказуемые вопросы.       — И о чём вы разговаривали? — тут же с интересом вскинула она взгляд.       Антон ослабил захват на плечах, откидывая все придуманные оправдания. Поза немного расслабилась, а он аккуратно спросил:       — Ты же стояла у входа, — недоумевая, напомнил ей парень.       — Я ничего не услышала… — с какой-то смешной обидой пробурчала Оля. — Телевизор работал…       С сердца будто валун сдвинули. Так она не в курсе, с облегчением подумал Антон и выдохнул. Ни к чему Оле знать о родителях. Она и так много переживала в последнее время, а впутывать её в семейные разборки со стороны Антона, как старшего брата, — более, чем неправильно.       — Ну и что папа говорил? — не сдаётся Оля.       — Да так, — махнул рукой Антон, невольно пытаясь и себя навести на мысль, что ничего страшного у них дома не происходит, — говорит, что устал на работе.       Это частично правда, поэтому ожидаемое чувство вины, проявляемое после каждого вранья сестре, сейчас не тревожит его наряжённую голову.       В воздухе повисло секундное молчание, после которого Оля выдала лаконичное «а-а-а».       — У него завал на работе, — добавил Антон, проходя мимо сестры и присаживаясь у изголовья кровати на полу. — Может, мультики посмотрим? — и кивнул в сторону телевизора.       Оля аж засветилась от такого предложения.       — Давай! — чуть не подпрыгнув на месте, согласилась она и уселась на кровать, после чего сразу же со смесью ужаса и разочарования вздохнула. — А сладкое?       — Сейчас принесу, — коротко ответил Антон.       Хотел было он встать, как Оля его остановила.       — А у нас ничего нет, — с ярко выписанным несчастьем на лице осведомила она его. — Я в холодильнике смотрела. Мы всю сгущёнку в прошлый раз съели.       — А печенье? Я же не всё к Полине унёс, там ещё оставалось много, — с надеждой спросил Антон.       — Я его ещё в понедельник доела, — на щеках девочки выступил стыдливый румянец. За что, а за обжорство печеньем её мама всегда ругала.       — Блин.       Каким бы смешным ни был повод, для Петровых мультики без сладкого — настоящая трагедия.       — А давай пойдём в магазин! — воодушевилась Оля, но брат её порыв не оценил.       — Ты в окно выглядывала? — спросил Антон, кивнув на абсолютную темноту в окне.       — Ну и что?       — Я тебя в такую темень на улицу не пущу, — категорично заявил парень, поправив очки.       — Я же с тобой буду, — не унимается Оля, от отчаянья подпрыгивая на матрасе.       — Оля, я не разрешаю, — Петров и сам удивился, как точно скопировал мамину манеру запрещать что-то.       С кровати послышался громкий, обиженный хмык, а следом — возня и треск пружин матраса. Обернувшись, он увидел очень злобно скрюченную спину. Оля, видимо, обиделась на такой тон, поэтому села к брату спиной, скрестив ноги, сложила руки на груди и сгорбилась, показывая своё недовольство. Это настолько рассмешило парня, что он не удержался и ткнул жертву строгого тона пальцем меж рёбер.       — Ай! — возмущённо пискнула она, падая боком на кровать. — Нельзя так! — не менее недовольно упрекнула Оля брата.       — Значит, обижаться на меня можно? — с шаловливой ухмылкой спросил он, сместившись в пол-оборота и положив локоть на матрас, почти касаясь им пяток обиженной барышни.       — Да, потому что ты не разрешаешь мне идти на улицу! — упёрто напомнила она ему. — А я сладкое хочу… — и снова поникла.       — Да будет тебе сладкое, не плачь, — уже более весело, подбадривающе толкнув локтём щиколотку сестры, сказал парень. — Если подождёшь, конечно.       Она села на кровати, безысходно глядя на брата.       — Точно нельзя с тобой?       — Оля, ты маленькая ещё, — снисходительным тоном объяснил ей Антон. — Да и девочка, к тому же. Тебе опасно ночью ходить. Видишь, мы даже Полину провожаем из-за того, что темно.       Она какое-то время хмурится, надув губы, но потом спрашивает тихо-тихо:       — А там жвачки есть?       — Есть, — улыбнулся Антон, вставая с насиженного места. — Тебе какие? Те, с сердечком?       — Нет, «Лав из» неинтересные, они слишком девчачьи, — замотала головой Оля. — Давай «Турбо»!       — Их? — выгнул бровь Антон. — Да ладно тебе, на чердаке до сих пор вся коллекция лежит, давай новое собирать.       Это правда, на бабушкин чердак их родители всегда свозили старые вещи, которые не хочется выбрасывать «на всякий случай, вдруг пригодится». Антон же однажды закатал на этой почве истерику из-за того, что его папку для марок, в которой он хранил полную, нажёванную тяжёлым трудом, коллекцию вкладышей из жвачек «Турбо», папа увёз вместе с очередной стопкой книг, которую выгреб с полок сына под предлогом «их скоро хранить негде будет, потом новых купим», и не заметил, как захватил с собой кожаную папку-переплёт, вложенную между двумя томами «Пути меча». Собственно, когда пропажа обнаружилась, никто уже не собирался проделывать обратно настолько длинный путь ради вкладышей, поэтому возвращение бесценной коллекции отложилось на неопределённое «в следующий раз». Но когда следующий раз наступил, все об этой папке, как и сам Антон, благополучно забыли.       — Нет, то — твоё, — упрямо заявила Оля. — А я хочу как у тебя, но своё.       — Понятно, — улыбаясь, закатил глаза Антон и вышел из комнаты со словами: — Выбирай пока кассету.

***

      — Да ладно тебе, не хнычь, — попытался хоть как-нибудь успокоить друга раздражённый Рома.       — Да ну ты не понимаешь, на, — всхлипнул бурят, так сморщив нижний подбородок, что почти зажевал нижнюю губу.       — Бяша, блять, это уже четвёртый за месяц, хорош уже! — прикрикнул на него Рома.       Сидя на коленях, Бяша склоняется над ямкой размером чуть больше мужской ладони, окружённой смесью грязи, снега и льда, и роняет слёзы над трупом… хомяка.       — Ну он же такой красивый был… Я думал, он дольше проживёт… — и снова всхлипнул. Да уж, ему сентиментальности не занимать.       — Я даже думать не хочу, почему тебе показалось, что это как-то связано, — сказав это, Рома поджёг сигарету.       — Ты меня не понимаешь, на! У тебя домашние животные не сдыхали! — обиженно воскликнул Бяша.       — И что? Я бы точно не стал пускать нюни над хомяком, — уверенно сказал Рома. — Четвёртый, блять, — тихо выговорил парень, поддерживая зажжённую сигарету губами и одновременно с этим поправляя шапку, чтобы та не сползла со лба из-за настолько высоко вскинутых в удивлении бровей. — Я просто поражаюсь с тебя, честное слово.       — А вот если бы Боня сдох, ты бы тоже плакал, — с обвиняющим тоном обернулся к другу Бяша, продолжая забрасывать пушистый труп снегом с землёй.       — Ты мою псину со своим брелком не сравнивай, — даже с неким недовольством сказал Рома. — Барбос под домом все шестнадцать лет живёт, а твой недокроль еле неделю отбегал. Напомни, как он помер?       — Ой, да иди ты нахуй, на, — ломким голосом сдался Бяша под весом справедливого аргумента, наконец встав с земли и отряхнувшись. — А вообще, ты чёрствый! И не жалко тебе животных!       — Да-да-да, конечно, — хорошо зная лучшего друга, он не воспринимает эту лирику всерьёз и лишь изредка вынимает изо рта сигарету, чтобы выдохнуть дым.       — А мой Акакий, между прочим, намного красивее твоего Бони был!       — В том-то и прикол, что БЫЛ. А собакен живёт долго. И кстати, от страха не клеит ласты, а дом от всяких левых охраняет. И какой нахер Акакий, ты лучше имени не придумал?       — Мне нравится Акакий, не доёбывайся! И когда это они у меня от страха умирали, на?       — А ты уже забыл? Так ревел за ним, а теперь…       — Да не было такого, на!       — Да как не было, если один так обосрался от храпа твоей мамки, что аж сдох?!       — Это какой такой?       — Коричневый, вроде.       — Не, коричневый своё говно сожрал и подавился… А, да, это ж тот, тёмный, на! Так он вообще-то с тумбочки от страха ёбнулс-…       — А ну тихо!       — Что значит тихо, блмх?!       Рома одним точным движением руки натянул шапку Бяши ему прямо до подбородка. Сделать это сложновато из-за капюшона, но он уже не раз таким образом обеспечивал им обоим тишину, так что Пятифанов, можно сказать, на опыте.       — Тихо, сказал! — шикнул он. — Слышишь?       Прислушавшись, можно услышать очень тихие шаги. Снег сейчас совсем просел, поэтому звук, услышанный Ромой, — ничто иное, как стук подошвы ботинок о заледеневшую землю.       Бяша быстро поправил шапку, но притих, уловив то, из-за чего был ослеплён и заткнут своим же головным убором.       Шаги приближаются, и Рома крадётся сквозь ветви хвои на звук, чтобы увидеть его источник. Поначалу, конечно же, ничего не видно, но пройдёт всего с десяток секунд, прежде чем…       — Антоха! — внезапно выкрикнул из их укрытия Бяша.       Идущий по тропе Петров, ранее выглядящий задумчивым, чуть ли не подпрыгнул от неожиданности, настолько сильно вздрогнул от этого возгласа. Когда оба парня вышли из-за деревьев, подставляясь под слабый свет луны, дающий какое-никакое освещение, Антон с облегчением выдохнул. Вид у него в момент Бяшиного выкрика оказался настолько уморительный от испуга, что Пятифанов не сдержался от едкого подкола:       — Что, штаны мокрые? — ухмыльнулся он, вместе с Бяшей приближаясь к однокласснику.       Петров в долгу не остался.       — А с чего бы тебе интересоваться моими штанами? — незамедлительно прилетело в ответ.       И это оказалось так неожиданно, что прошла пара секунд, прежде чем Бяша расхохотался, а Рома закашлялся сигаретным дымом не только от недвусмысленного ответа, но и от догоревшей до фильтра сигареты, вкус от которой из-за этого стал просто отвратительным.       — Ай, хорош, Тоха! — похвалил его бурят и в момент оказался рядом для того, чтобы хорошенько вдарить тому по спине в знак одобрения. С Антона, как обычно, чуть не слетели очки.       Напоследок сглотнув после неприятного кашля, Рома снова подал голос, борясь с неприятным чувством после того, как ему чуть-чуть ударили по достоинству этим намёком.       — Я лучше поинтересуюсь, чё ты тут шастаешь? — тут же перевёл тему Пятифанов, почесав в затылке.       Видно, что удачная шутка придала парню уверенности, потому что дальше разговор потёк легче.       — Я в магазин собирался. А вы что здесь делаете так поздно?       — Хороним моего хомяка, на.       — Закапываем пушистого говноеда.       Синхронно ответили парни, но один из них незамедлительно встал на защиту доблестного имени покойного питомца.       — Сам ты говноед! — крикнул Бяша на друга.       — Ой, да признай уже, что они все своё говно жрали.       — Да с чего бы это?       — А ты их шибко часто кормишь?       — Ну это было только пару раз, на.       — Вот после пары раз первый и сдох.       — Будто ты собаку никогда не забывал кормить!       — Мой Шарик, вообще-то, живой в отличии от твоего А-ка-ки-я, — дразняще, по слогам выговорил Рома, с каждым новым слогом широко раскрывая рот.       — Тоха! — вдруг переключился на третьего товарища Бяша, что тот аж вздрогнул. — Вот ты своих домашних животных хоронил, на?       — Э-э… — растерялся Петров, не ожидая, что с него будут требовать мнение в споре. — Не то чтобы они у меня были…       — Что, вообще никаких?       — Да так, рыбки были, но это давно…       — Тебе их было жалко, на?       — Наверное?       — И ты их хоронил?       — В унитаз смывал, — как ни в чём ни бывало, честно ответил Антон, сохраняя максимально спокойное выражение лица.       Бяша издал какой-то то ли писк, то ли стон, запрокинув голову назад в отличии от друга, который, отвернувшись, не сдержал смеха и сейчас, умирая от распирающего его веселья, ржёт в кулак.       — Да идите вы все на хер! — разозлился бурят и обиженно потопал вперёд по тропе с таким лицом, будто снова собирается расплакаться от, по его мнению, самого нечеловечного обращения с животными, совершённого его друзьями.       Когда Рома успокоился, плечи его уже не трясутся, а из горла перестал вырываться непрошеный смех, то очень удивился, заметив, что Антон не сдвинулся с места, не пошёл вслед за Бяшей, который, кстати говоря, идёт ни куда иначе, кроме как к магазину, о котором их проинформировал Антон. Видимо, обида не настолько сильна, чтобы покинуть излюбленную компанию друзей. Роме потребовалось некоторое время, чтобы перестать с удивлением рассматривать лицо Антона. Какое-то приятное тепло разлилось по телу при осознании, что его ждали, но на щеках моментально вспыхнул румянец, когда в голову пришла мысль, что Петров также наблюдал за его попыткой задушить собственный смех. Он откашлялся, уничтожая последние улики прошедшего веселья из голоса.       — Чего встал? — с лица его уплыла улыбка, выражение стало серьезным. — Пошли, а то этот зоозащитник ушлёпает, — он кивнул на еле заметный, с каждой секундой всё уменьшающийся силуэт Бяши в темноте.       Он двинулся по тому же направлению, но ответа сзади не последовало, как грудь вдруг окутало непривычное чувство, когда на периферии зрения оказался профиль собеседника, точно подстроившегося под его шаг.       — А сколько у него было хомяков? — спустя несколько минут молчаливой ходьбы поинтересовался Антон.       Хулиган повернул голову в его сторону, встречаясь с косым, точно неуверенным в тактичности своего вопроса, взглядом.       — Не поверишь, — хмыкнул Рома, замечая, как непринуждённая интонация подействовала на Антона: тот чуть расслабился, позволив себе немного больше обернуться на говорящего. — Это уже четвёртый.       — Я думал, их будет больше, — честно признался Антон. — У меня за всю жизнь рыбок было штук двенадцать.       — Так это у тебя за всю жизнь, а у него — за месяц.       — За месяц?! — переспросил Антон, не веря своим ушам. — Не поверю, что, если он так убивается из-за одного хомяка, завёл бы после первого ещё троих.       — Я тебе отвечаю, он завтра про него забудет. Это ж Бяша, ему главное кипиш навести.       — Откуда он их вообще взял?       — А есть у него какая-то тётка тут, в посёлке, двоюродная, что ли, помешанная на всякой живности. У неё и кошаки дома бегают, и псинка всякая водится, вот и хомяки имеются. Однажды даже захотела черепах разводить, но они в таком холоде не выживают.       — Ого… Не представляю, как в доме можно держать кого-то крупнее кролика. Ещё и больше одного.       — Пф, ты у неё дома не бывал. Там воняет хуже, чем в школьном сральнике.       Рома ухмыльнулся, не прекращая зрительный контакт, а в груди что-то глухо стукнуло, когда глаза напоролись на ответную, хоть и скромную, но улыбку. В темноте особенно хорошо видны белые пряди волос, а светлые ресницы снова и снова приковывают к себе внимание, будто смотришь на них впервые. Щёки у Антона раскраснелись на морозе, губы обветрились, а очки иногда запотевают, когда очередное облако пара, выходящее изо рта, попадает на линзы при ходьбе. Всё это завораживает его не меньше, чем выступившая на левой щеке ямочка. Эти, казалось бы, такие незначительные, но интересные детали на несколько секунд выбили парня из реальности. Когда он это заметил, поспешил возобновить разговор. Где-то у него в голове отложилось, что тишины между ними быть не должно.       — Знаешь, как хомяк сдох?       — Четвёртый?       — Если хочешь, и про других расскажу. Там есть, с чего поржать.       Антон как-то странно улыбнулся и посмотрел себе под ноги. Из-за этого нижняя часть его лица утонула в воротнике куртки, оставив только красный нос торчать над застёжкой.       — Тогда давай, — с явным предвкушением согласился Антон.       Заметить на лице Ромы бурлящий внутри энтузиазм так же легко, как и предугадать новую причину смерти Бяшиных хомяков. Проще говоря, Рома скукурузил такую гримасу, что и непонятно, он возмущён безответственностью лучшего друга в присмотре за животными, смеётся с истории про хомяка, который умер от остановки сердца после того, как Бяшина мама чихнула со зверушкой в одной комнате, или всё вместе взятое. Всё это время он загибает пальцы на руке, перечисляя случаи мучительной смерти каждого из Акакиев, от первого до четвёртого.       — Хорошо, что у нас были рыбки, — сквозь смех признался Антон, услышав завершающую историю о том, как Акакий IV погиб смертью храбрых, съев магнитик, свалившийся в щель между холодильником и стеной. Беднягу искали два дня, пока его иссохшее тельце не нашли примагниченным к боковой стенке холодильника. — Моя сестра не вынесла бы вид трупа-магнитика.       При звучании слова «сестра» Рома стушевался, его улыбка немного померкла. Да и по Антону видно, что тот только сейчас понял, что ляпнул. Тема Оли между ними всё ещё нежеланна.       Рома смущённо кашлянул, потёр голые, замёрзшие руки друг о друга и засунул в карманы, почувствовав, как пальцы начинают неметь от мороза.       Они уже и позабыли о Бяше, который уже не менее озлобленно топает обратно. Но в этот раз у него другая причина: друзья не соизволили догнать его, и он сам дошёл аж до самого магазина из-за чего ему, конечно же, пришлось свернуть обратно.       — Ах вам тут уже без меня весело, да? — совсем по-детски надулся бурят, обиженно выпятив нижнюю губу и скрестив руки на груди.       И всю дорогу до магазина парням пришлось выслушивать возмущения о том, какие они не только «живодёры», но и «плохие друзья». Антон такой массивный поток возмущений от Бяши слышит впервые, поэтому в надежде понять хотя бы как реагировать на это, посмотрел на Рому. Тот в ответ промолчал, но довольно красноречиво поморщился одной стороной лица и немного помотал головой, что по-Пятифановски означает: «Забей, это ж Бяша».       Они проводили Антона до самого магазина, и когда тот скрылся за дверцей, бурят продолжил дуться. Рома демонстративно молчит и даже поджигает сигарету от нечего делать. Не прошло и минуты, как Бяша тихо пробормотал:       — Делись, на.       — Я живодёр и плохой друг, — приподнял брови Рома, вместе со вкусом табака смакуя привкус сарказма на языке.       — Чтобы перестал им быть, делись, — всё ещё недовольным тоном настаивает Бяша.       — А твои где?       — Забыл!       — Да всё-всё, сейчас пукан от напряжения порвётся, не рискуй, — сказал Рома, передавая другу едва ли использованную сигарету.       Она моментально оказалась зажатой между чужими губами. Как ни странно, ранее злое лицо расслабилось спустя всего пару клубов дыма. Прям как соска для младенца, подумал парень, глядя на то, как бурят успокаивается под действием табака.       — Ну что, полегчало? — через некоторое время спросил Рома.       — Нормуль, на, — просто ответил второй, втоптав сигарету в снег.       — Это ты из-за хомяка так распереживался? — немного издевательски напомнил ему Пятифанов.       — Да хуй с тем хомяком, нового заведу, — отмахнулся бурят, ещё больше зарываясь в воротник куртки.       Рома такой резкой смене не удивился, ведь наблюдал точно такое же настроение уже три раза за февраль.       Тем временем Антон успел скупиться в магазине. Не то чтобы пакеты трещат от разнообразия сладостей, но всего понемногу. С короткого расстояния в прозрачных кулёчках можно было рассмотреть кучки жвачек. Одну из них Антон уже жуёт, издавая чавкающий звук зубами.       — Хотите? — предложил он ребятам, поднимая кулёк на уровне груди.       — О, «Турбо»! — за двоих воскликнул Бяша, давая полное согласие насчёт угощения. Рома лишь подставил руку, когда Антон протянул ему прямоугольную жвачку.       — Спасибо, — сказал он, рассматривая синюю упаковку в свете тускло горящей лампочки на крыльце магазина, после чего все трое вышли на обратную дорогу.       — М-м-м, давно их не ел, — практически заурчал Бяша, ощутив сладость на языке.       — Да, я тоже. В последний раз в классе шестом, наверное, пробовал.       — Ты не думай, Бяша просто до такой степени ими обожрался однажды, что его в больницу положили, — вклинился в разговор Рома, успевший развернуть свою жвачку, и теперь активно разжёвывает её, чтобы смочь надуть пузырь.       — Хватит меня позорить, на! — возмутился Бяша так, что чуть не выплюнул сладость.       — Есть за что, — улыбнулся Рома, с удовольствием про себя подмечая, что жвачка во рту стала более тягучей в процессе жевания.       — Как от жвачек можно попасть в больницу? — не поверил Антон. — Их разве что проглотить надо, и то целую коробку.       Повисла тишина. В ней отчетливо слышно, как Бяша фыркнул, а издевательская улыбка Ромы расползлась почти до самых ушей.       — Да ладно, — поражённо выдавил из себя Антон, и Пятифанов не смог не заметить, как того начало пробивать от распирающего смеха. — Зачем?       — Ну бля, — начал Бяша. — Мне мама сказала, что если проглочу, она из жопы надуется, на.       — Мне говорили, что кишки слипнутся, — подметил Антон, не спуская улыбки с лица.       — У него странная мамаша, — подсказал ему Рома, языком раскатывая из жвачки блинчик для будущего шарика, из-за чего фраза получилась немного шепелявой.       — А у меня ртом не получается надувать… — грустной интонацией продолжил свой рассказ Бяша.       — Было бы чем надувать, — хохотнул Рома, намекая на отсутствующие передние зубы друга, и показательно надул достаточно большой жвачный пузырь, косясь на недовольного друга.       — Сколько же ты их проглотил?.. — ошеломлённо поинтересовался Петров. Он уже понял, что вопрос насчёт надувания жвачки задним проходом в этом случае неуместен.       — Не так уж и много, на, — прикинул в уме Бяша.       — Где-то два твоих кулька, — сказал Рома сразу же.       Антон вытаращился на сжатый в кулаке кулёк и смог произнести только два единственных слова, подходящие под его степень удивления:       — Нифига себе.       — Нифига себе, — повторил за ним Рома, фыркнув. — Да это тянет на полноценное «нихуя», чё ты жмёшься?       — Можно обойтись и без этого, — категорично заявил Петров.       — Ой, мальчик-зайчик, на, — закатил глаза Бяша, но в голосе его слышится беззлобная насмешка.       — Это ещё что значит? — скривился Антон, явно не одобряя подобное обращение к себе.       — Добренький такой, — прилетело в ответ с растянутыми гласными, — весь из себя белый и пушистый, на.       — И с чего бы я для вас добренький? — со скептическим настроем спросил парень. — Из-за того, что не матерюсь перед людьми?       — То есть не перед людьми материшься?       — Не важно, — вставил заинтересованный потоком беседы Рома.       — Ну так это… — возобновил свою предыдущую мысль Бяша. — Вот, смотри, жвачками с нами поделился.       — Эти жвачки по рублю продаются, мне не жалко, — с этими словами Антон полез в карман, куда ранее кинул обёртку.       — Вот видишь? — улыбнулся Бяша. — А про «белый и пушистый» ты подхо-… А-А-А! — вдруг запищал бурят, заставив остальных остановиться, вздрогнуть от неожиданности. — Что это у тебя?! — и подошёл к Петрову практически вплотную.       — В-вкладыш, — с перепугу заикнулся Антон, стараясь отодвинуться.       — МЕРСЕДЕС!       Что для Антона, что для Ромы этот вскрик оказался таким неожиданным, что первый из них даже рефлекторно отступил в сторону, напоровшись плечом на плечо Пятифанова, а тот в свою очередь даже не обратил внимание на это, потому что серьёзно обеспокоился состоянием рассудка лучшего друга.       — Мама дорогая, — наконец сказал Антон, не осмеливаясь вернуться на прежнее место. Он довольно удобно приклеился к Роме. И кажется, не планирует менять положение, пока Бяша находится в таком непредсказуемом состоянии. Как, собственно, и сам хулиган. — Что ж ты так орёшь?       — Мне его не хватает до полной коллекции! — не сбавляя тона, осведомил парней Бяша, заставив близстоящего к нему Антона взметнуть брови вверх и поджать плечи.       — Да забирай, он мне не нужен… — озадаченный реакцией парня на вкладыш из жвачки, Антон аккуратно протянул его, будто кормит животное в зоопарке сквозь решётку.       Даже в темноте видно, как заблестели в восторге узкие глазки.       — Правда? — с восхищением вздохнул он. — Можно?       — Конечно можно, у меня и так вся коллекция.       Бяша принял подарок с такой аккуратностью, словно это хрустальная ваза, и с таким счастьем на лице, будто она наполнена золотыми слитками. Такое ощущение, что это не он лил слёзы над могилкой хомяка пятнадцать минут назад.       — Спасибо, — почти прошептал дрожащим голосом он и, расправив края вкладыша, поднял его над головой в попытке рассмотреть её получше в лунном свете.       Ну а Рома с Антоном похожи на палки от вигвама: один опирается на другого; так и стоят.       Спустя несколько секунд безуспешных попыток разглядеть рисунок, Бяша стал наматывать круги по небольшой территории, чтобы словить лучшее освещение.       — Почему он так радуется? — с искренним интересом в голосе задал вопрос Антон у Ромы, который явно не ожидал услышать его.       — Ты забыл, что он сожрал кулёк жвачек?       — И ни один мерседес не попался?! — удивился Антон и резко повернул голову в сторону собеседника.       Так как оба всё это время наблюдали за Бяшей, лица их были направлены в одну сторону, так, чтобы Рома видел затылок Антона, но теперь, когда второй обернулся, первый больно получил по носу оправой очков.       — Ай! — вырвалось у Пятифанова, и парни моментально отлетели друг от друга, чуть не поскальзываясь на притоптанном снегу.       — Извини, — сконфужено сказал Петров, нечётким движением поправляя очки так, что случайно заляпал линзы отпечатком пальцев.       — Да ничё, не шёлковый, — и потёр раскрасневшийся нос, немного зудящий после неприятного касания оправой.       — Антоха, ты бесподобный, на! — крикнул откуда-то Бяша, видимо, наконец словив хорошее освещение. — Я те по гроб жизни обязан.       — Да ладно, это просто вкладыш…       Бяша ещё долго переубеждал Антона в том, что это не «просто вкладыш», а чуть ли не смысл всего бытия и Бяшиной жизни, отчего Рома не сдерживался от периодического цоканья и едких комментариев. Но что интересно, на этот раз все трое парней чувствуют и точно знают, что находиться в этой компании приятно каждому.