***
— Я даже спрашивать не хочу, что случилось, — когда все ученики покинули класс, сказала Наталья Давидовна. — Один без разрешения убежал, второй — якобы в туалет, а под конец урока оба возвращаются в таком виде, будто убегали от медведя. «Неужели Полина про медведей не шутила?» — подумал Антон, вопреки виноватому выражению лица. Если уж на то пошло, то лось бы больше подошёл, предположил он, совершив огромное усилие над собой, чтобы не улыбнуться во время не прекратившегося монолога учительницы. Конечно, после того, как они заявились в класс, своим видом вызвали не хилое такое впечатление присутствовавших. У Ромы расстёгнута кофта и помята футболка (хотя её в принципе редко гладят), у Антона растрёпанны волосы, а всегда застёгнутый доверху ряд пуговиц нарушен двумя свободными петлями близ воротника. Кожа шеи каждого из них всё ещё поблескивают от пота, а Рома ко всему хорошему ещё и краснющий заявился, словно вышел не из коридора, а из женской раздевалки, случайно перепутав двери. С третьей парты в тот момент послышался тоненький свист удивления, после которого весь класс взорвался смехом. А добили всех две пары глаз, одновременно посмотревших на балующегося Бяшу так, что, кажется, ещё чуть-чуть и выкатятся из орбит. — А потом Лариса Александровна рассказывает, что гонялась за вами по всему коридору, потому что вы шумели, — тем временем продолжила учительница литературы. И в этот раз им не повезло. Этим же утром завуч пришла к десятиклассникам, чтобы озадачить тяжёлым физическим трудом в актовом зале, потому и запомнила, что помогло вычислить номер кабинета, в котором хулиганы из десятого «В» класса сейчас должны были присутствовать на занятии. А когда парни уже вернулись на свои места в классе, заявилась к ним на урок и начала при всех голосить о том, что они шумели в коридоре, обвиняюще тыкая в тех длинным пальцем с напряжённым лицом, что вены вздулись и стали ещё уродливее обрамлять её шею. Роме, судя по внешнему виду, было не намного комфортнее, чем самому Антону, но что странно, посреди этой тирады обернулся к нему, будто спрашивал, всё ли нормально. Антон в ответ только еле заметно пожал плечами, прежде чем Лариса Александровна разразилась новыми взысканиями и обвинениями, что их веселье помешало ей проверять невероятно важные работы восьмиклассников, а из-за так называемой погони растеряла презентабельный вид. «Кто ж её заставлял-то?» — думает Антон, вспоминая пережитое чуть ли не как свой самый страшный сон, которых у него, на минуточку, за жизнь было предостаточно. — Ну так к чему я это, — Наталья Давидовна, как всегда, с уставшим видом снимает очки, отчего её строгие глаза становятся сонными и непривычно маленькими. — Мне с трудом верится, что наша любимая завуч не утрировала во время рассказа. Ты мне скажи: это правда? Антон застыл, точно пародирует мёртвые портреты русских классиков, висящие над доской в рамах. Вот чего, а подобного доверия он от учителя не ожидал. Из-за этого в нём теперь борются две противоречивые мысли: пойти учительнице навстречу, сказать правду, или же воспользоваться шансом выйти сухим из воды. Не лучше ли будет соврать? А выгодно ли сказать правду? А если всё вскроется? С другой стороны, Лилии Павловне пожалуются, а там и до родителей дойти может… — Как бы… мы и правда пересеклись с Ромой в коридоре… — начал Антон, следя за реакцией учительницы. Её лицо остаётся бесстрастным. — Ну и так получилось, что… нам ведь по дороге, — нескладно продолжил Петров, прикусив внутреннюю сторону щеки от нервозности, посетившей его при взгляде на пустое выражение лица Натальи Давидовной, настроение которой ему не удаётся понять, как бы ни всматривался. Он нервно стискивает и разжимает пальцы, которые в купе с потными ладонями, будучи холодными, создавали потрясающее комбо, кричащее: «Мне здесь не нравится, пустите!» — поэтому решили поговорить, и… Но не успел он вылить всю правду из-за накатившего на него стресса, дверь кабинета открылась, и в помещение высунулась верхняя часть туловища Ромы. Вид у него такой, будто стоит в очереди уже около получаса, а вскоре к нему прибавилась ещё и голова Бяши, который каким-то волшебным образом протиснулся около недовольного Пятифанова, ухватившись за край двери пальцами. — Надежда Давидовна, — сказал Рома, — Вы если его отчитываете, то он не виноват. Впервые за последние десять минут на лице учительницы проявились эмоции. Неправильное имя она решила проигнорировать, но само присутствие парней оказалось для неё неожиданным. — Я в этом не сомневаюсь, — выгнула бровь фюрер. — Небось, это ты всё устроил? Рома показался полностью, сделав пару шагов от двери, в то время пока Бяша нервно жуёт нижнюю губу, не решаясь войти, но и не желающий пропускать занимательную сцену. — Я, — смело подтвердил Пятифанов, заставив Антона вспомнить случай на химии, когда хулиганы наполнили учительскую указку стружкой от мела. Но ведь в тот раз он был прав. Это целиком и полностью была их с Бяшей вина, но сейчас ведь всё по-другому. Они там, в коридоре, были одни, и в созданном тогда шуме, из-за которого завуч и заявилась посреди урока в кабинет литературы пожаловаться, виноваты оба. Антону никогда не нравилось перекладывать собственные проблемы на других. Это касается и вины. Неужели Рома думает, что он боится признаться? Храбрости Антону не занимать, со времён переезда он в этом убедился сполна, а рвение хулигана взять всю ответственность на себя только разбудило в Петрове эту черту. — Неправда! — уверенно возразил он, привлекая к себе сразу три удивлённых взгляда. Наталья Давидовна находится в смятении, Бяша вообще ничего толком не понимает, а Рома стрельнул в него ярко выраженным во взгляде «ты дурачок?». Но оно осталось проигнорированным, потому что внимание парня в этот момент сосредоточено на учительнице, будто она судья, а эти двое — свидетели, чьи версии произошедшего расходятся. Привлечённое к себе внимание немного остудило его пыл, но тем не менее даже когда взгляд его забегал по помещению, избегая зрительного контакта, он не прекратил отстаивать свою версию произошедшего. — Просто… понимаете… — руки сцепились сзади, а взгляд упёрся в потёртую доску под носком обуви. Видимо, именно здесь чаще всего топчутся отвечающие ученики на уроке. Слова всё не хотели лезть изо рта. — Да это завуч просто ушастая… — чересчур громко сказал Рома, очевидно, не ожидая, что это услышит Наталья Давидовна, ведь когда та возмущённо воскликнула фамилию хулигана, дёрнулись не только Антон и полуприсутствующий Бяша, но и сам Ромка. — Мало того, что вошёл без разрешения, так ещё и мешает! — возмущается учительница. — Так я не мешаю, — защищается Пятифанов, нахмурившись скорее по привычке, чем из надобности. — Это Вы задерживаете ученика на перемене. Учительница устало вздохнула, приложив ладонь ко лбу. Посмотрела сначала на Антона, потом на Рому с Бяшей и сказала, на удивление, спокойно: — Ждите в коридоре, я его скоро отпущу. Рома какое-то время стоит молча, словно сомневается в надобности озвучить вертящийся на языке вопрос. Ему явно некомфортно от терзающих его на этот счёт сомнений, поэтому не остаётся ничего, кроме как избавиться от них. — Вы же к директору Антона не отправите? — подозрительной интонацией поинтересовался Пятифанов. Петров же почувствовал странный зуд по всему телу. Настолько непривычно было слышать полную форму собственного имени от Ромы, что парня даже пробило на мурашки. Причём разговаривает он довольно вежливо по сравнению с тем, как это было по отношению к завучу, посетившей урок химии. Наталья Давидовна с видимым на лице удивлением посмотрела сначала на Рому, затем на Антона, задумалась на добрые секунд десять, что все трое парней запереживали. Никто из них и в помине не догадался бы о том, что думала она совсем не о том, стоит ли отсылать бедного Петрова к беспощадной директрисе. — Всё нормально будет с вашим Антоном, — наконец ответила она, глядя на Рому с Бяшей, которые заметно оживились внешне. — Но это не значит, что я закончила, — тут же добавила она, истребляющим взглядом уперевшись в чересчур обрадовавшегося хулигана, уже сделавшего шаг по направлению к Петрову. — В коридор, молодые люди. Так Антон снова очутился один на один с Натальей Давидовной. Но, к его большому удивлению, продолжать допрос та не стала. С её уст слетело другое, совершенно неожиданное для него предложение. Только после этого парню вспомнилось его фиаско на виду у всего класса. Клятый стишок подорвал малейший шанс на получение хорошей оценки, но учительница сумела удивить его одним единственным вопросом: — Не хочешь пересдать стих? Он не столько странный, сколько неожиданный. Кого ни спроси, все ответят одно и то же: Наталья Давидовна злая змея, не прощающая ошибок. Тогда почему дала ему второй шанс? Не сказать, что тройку — даже двойку! — он не пережил бы, но понижать средний балл по литературе из-за одного только стиха не приносит радости. Учительница, судя по безразличию на лице, и не собиралась слушать его, вместо этого взяла потрёпанный временем блокнотик, ручку и с занятым видом что-то расписывала внутри, будто, кроме неё, в кабинете никого и нет. Как же он благодарен ей за это. Может, делает пометки для следующего класса, предположил Антон, вбирая побольше воздуха для успокоения нервов перед неизбежной сдачей, но мне так даже легче. Ощущение одиночества в тишине пустого класса, нарушаемой только царапаньем пишущего инструмента о бумагу, дало волю его артистичности. Речь далась туго только на первых четырёх строках. Уже после, когда человек рядом немного забывается сознанием, голос звучит увереннее, точно так же, как и в комнате перед зеркалом, твёрже и свободнее. Теперь он может наслаждаться рассказом. Он позабыл середину сдачи, но хорошо запомнил конец. Из погружённости в звучание собственной интонации его вытащило тихое «очень хорошо». Наталья Давидовна оторвалась от работы и в журнале, лежавшем под дряхлым блокнотиком, черкнула, судя по движению пластикового основания ручки, отличную оценку. — Можешь ведь, — сказала она, одарив парня скромной улыбкой в стиле «а я знала, что так будет». Всего два слова, а так приятно, что Антона прорвало на несдержанную улыбку. Не столько льстит ему учительская похвала, сколько осознание того, что она заслуженная. Радостный он с приятной лёгкостью во всём теле, какая бывает от успешно выполненного дела, отблагодарил её с совсем детским воодушевлением на лице и буквально выпорхнул из кабинета, не заметив в открытом блокнотике Натальи Давидовной неаккуратный, выведенный несколькими слоями букетик ленивых, синих цветочков.***
— Охренеть, — в один голос проговорили парни, выслушав донельзя радостного Антона. — Ка-ак? — спросил поражённый Бяша, растягивая гласную и положив ладонь на свою частично выбритую голову, а точнее — на тот отросший островок волос, который от них остался. — Чтоб эта мымра и пересдать разрешила! — он раскрыл глаза, отображая крайнюю степень удивления. На это стоящий рядом Рома фыркнул. — Так возмущаешься, будто когда-то просился на пересдачу. — Да не, я ж вообще говорю, на, — не стал спорить Бяша. — Но чтоб прям она, — он многозначительно покачал головой. — Ты из какого дупла такой вылез, на? Не успел Антон в который раз удивиться странному выражению бурята, как в разговор с небывалой охотой снова встрял Рома. Почему-то обсуждение нового товарища для каждого из них стало интереснейшим занятием до такой степени, что порой забывали про сам объект обсуждения. По крайней мере, так было раньше. Сейчас Рома хоть и обращается к Бяше, смотрит на Антона с выражением лица, точно давая понять, что серии приколов от этой парочки Петрову не избежать. — А чё из дупла? Из норы, — важной интонацией поправил друга хулиган, получая в ответ вполне ожидаемое выражение лица, важнейшим элементом которого стали приподнятые брови и не особо довольно изогнутая полоса губ, намекая на то, что вчерашние приколы парней по дороге из магазина Антон запомнил. В отличие от Бяши. — Чего это? — спросил тот, заинтересованно смотря на переглядывающихся парней, которые прекрасно поняли друг друга. — Пацаны, чё за прикол, я не в теме! Оба обернулись к озадаченному товарищу, возможно, надеясь, что одного только взгляда будет достаточно для того, чтобы тот вспомнил произошедшее буквально вчера. Долго ждать не пришлось, потому что, увы, Рома не из терпеливых. — Бяша, ты балбес, — категорично заявил он, и нижняя губа друга уже привычно выпятилась, выражая крайнюю степень недовольства. Антон прикрыл рукой нечаянно вырвавшуюся наружу улыбку. — Как хуйню морозить, так ты соображаешь быстро, а как вчера вспомнить, так у тебя мозг с орех. От недовольно-поражённой интонации Пятифанова плечи Петрова мелко затряслись от коротеньких, частых выдохов, заменяющих развеселившемуся парню рвущийся наружу смех. — К твоему сведению, орехи бывают очень большими, на! — гаденькой интонацией отрезал любые попытки повторных насмешек в свою сторону Бяша. — В твоём случае — грецкий. Антон уже вслух хихикает, старательно пытаясь делать это как можно тише, в чём ему помогает гомон школьного коридора, поэтому даже не замечает, как, посмотрев в его сторону, ухмыляется Рома. Поза последнего становится более открытой, грудь подаётся чуть вперёд, а спина выравнивается, поэтому после вечно ссутуленной осанки парень визуально кажется на пару сантиметров выше. Даже просто взглянув со стороны, можно понять, что юноша стал чувствовать себя на порядок увереннее. Хотя казалось бы, куда больше с его-то темпераментом и дурной славой, так привлекающей сверстников? Это понял и Бяша, но стремительно не замечает причины, ведь намного больше внезапным желанием Ромы поправить осанку его интересует спор. — Да у тебя самого кедровый по черепу катается! А у меня… — он запнулся на пару секунд, чтобы сообразить и даже пощёлкал пальцами, водя взглядом по потолку, — кокос, на! — Я, конечно, очень извиняюсь, — вдруг вставил своё слово, всё ещё посмеиваясь, Антон, — но ты только что сказал, что у тебя в голове косточка. — Кокос-то? — на этот раз спросил Рома. — Это не орех? — Так ведь костянка, — пожал плечами Петров. Пятифанов задумался на несколько секунд, а потом улыбнулся и хмыкнул. — Слушай, Бяша, а тебе ведь реально косточка подходит. — Опять издеваешься! — взвёлся Бяша. — А есть за что! — огрызнулся другой. — Тебе сколько лет, что амнезия напала? Сам Тоху зайцем обозвал, а теперь забыл? Бяша уже хотел было открыть рот, но резко захлопнул его. Это показатель осознания. А когда перезапуск в черепной коробке завершился, он снова разинул рот, чтобы протянуть понимающее «а-а-а» и низко, глупо загоготать, кивая. — Типо нора-а! — Да уж, ты лучше специализируешься на дуплах, — хмыкнул Антон. — Особенно, когда дело до белок доходит, — невзначай добавил Рома. — Ага, он мне тоже рассказывал, — Антона повеселило то, какими однотипными оказались рассказы Бяши как ему, так и Роме, из-за чего и улыбнулся, глядя на хулигана с весельем в глазах, мол, «неужели он тебе постоянно этим мозг забивает?». Странно было после этого увидеть поджатые губы хулигана, в момент принявшего какое-то кривое выражение лица. Он даже не успел заметить внезапно порозовевший оттенок кожи, как предмет обсуждения наконец подал голос, обращая на себя внимание друзей. — Кстати! — буквально выкрикнул Бяша. — Антоха, а ты мне кой-чё обещал, на! Пятифанов снова с интересом посмотрел на Антона, который, заметив на периферии зрения движение, тоже обернулся, но понимание ни в одной паре глаз, ни во второй не прослеживается. Бяшу это прямо-таки оскорбило. Он скрестил руки на груди и упрекающе посмотрел на Петрова. — Кто обещал меня нарисовать? — А-а-а! — понимающе протянул Антон, стукнув себя по лбу ладонью. — Это когда такое было? — поинтересовался Пятифанов. — В понедельник, когда Бяша на тебя обиделся. Нас тогда с физики выгнали. Рома на это округлил глаза и посмотрел на бурята. — А это ты, значит, запомнил, — выгнув бровь, поинтересовался он с явным сарказмом в голосе. — Конечно, на! Мы ж тогда про лес говорили. Про грибы там, белок, тыры-пыры, — отмахнулся Бяша и снова обратился к Антону с блеском предвкушения в глазах: — Так что? — Ну… — после инцидента с Катей делать это не особо хочется. Изо рта начинают сыпаться оправдания. — Не знаю, получится ли… — Пожа-а-алуйста! — умоляет Бяша, вылупив на него щенячьи глазки. Он всё ещё не знает, как умудрился согласиться на это несколько дней назад, но пришёл к выводу, что в тот момент это был единственный способ заставить Бяшу вести себя чуть тише на уроке не самой доброжелательной учительницы. Конечно, тогда это не помогло Антону остаться в классе. Видя явное нежелание друга, бурят не намеревается так просто сдаваться. — Давай, не жмись, Антох! — подбадривает он его. — Красиво же рисуешь, на! Под пристальным взглядом Бяши ему максимально некомфортно. Ладно, если бы он просил, но теперь это походит на требование. Не любит он, когда на него давят. Под влиянием чужой настойчивости парень ссутулился, глядя себе под ноги, а плечи подобрались, пытаясь инстинктивно воссоздать какое-то ограждение от бурята. Спасение приходит непрошено и неожиданно. — Да всё, хорош орать, — отчего-то раздражённо кинул в сторону Бяши Рома. Он нахмурился и запрятал руки в карманы, выглядя не многим схоже с собственным видом буквально минуту назад. — Мы в столовку не успеем, и так торчим тут долго. — А рисунок?.. — с грустинкой в голосе спросил Бяша, не сделав и шагу от художника-мученика. — Ты у Тохи портрет просишь нарисовать, а не шило из жопы вытащить, так что потерпишь, — безапелляционно сказал парень, уже разворачиваясь, чтобы удалиться на долгожданный обед. Но вдруг останавливается в пол-обороте, обращаясь к Антону. — Ты с нами? Полина в этот раз ему компанию не составит. Есть одному, конечно, не впервой, но… Почему бы, собственно, и нет?***
Никогда прежде Рома даже и не задумывался, что обыкновенный обед может оказать такое послевкусие. Не говоря о еде, конечно. Антон оказался донельзя интересным собеседником в теме — кто бы мог подумать — комиксов! У него самого их всего несколько, а вот Петров, как оказалось, перечитал их с целую гору. И ладно они бы просто делились впечатлениями, так два пятнадцатилетних лба на серьезных щах ищут в них логику. — Не, ну я понял, если бы это были ящерицы, — причитает Рома. — Эти твари ж ползучие, вёрткие, а ещё по стенам лазить могут! А у черепах что? Панцирь? Они бы в нём даже сесть нормально не смогли, а тут смотри — ниндзя! — Ящерицы трусливые: хвост откинут и убегут, — настаивает на своём Антон. — А ниндзя смелые. Черепахи ведь могут и сами напасть. У них знаешь какой клюв острый? — Какой? — Палец откусит и не заметит! — Ну допустим. Но они ж медленные! — А вот и не правда. Не все. А если бы у них выросли длинные руки и ноги, то почему бы им не быть быстрыми? — Так панцирь тоже вырос. Он тяжёлый. — Хм… Может, он стал тоньше после мутагена? У людей же так бывает, когда из-за скачка роста тело вытягивается? — Ну ты сравнил: человек и черепаха-мутант. — Человек худеет, а у черепахи панцирь становится хрупче. — Возможно… — Вы, бля, до сих пор про черепах рамсите, на?! Оба вздрогнули, будто на них направили шланг с холодной водой. Они настолько погрузились в спор о черепашках-ниндзя, что и забыли, зачем пришли в столовую. — Да, и чё? — спросил Рома, прилепившись взглядом к маковой булке в руке Бяши. — Хуйня всё это, вот чё! Одной причиной так широко развернувшейся беседы является то, что лучший друг Ромы совершенно не заинтересован в комиксах. Он считает их странными и скучными, а в особенности не переносит жанр фантастики. «Это ж не по-настоящему, на, в чём прикол?» — говорил он, когда-то выслушав от друга историю человека-паука. Рому же можно назвать отжившим фанатиком. С того самого момента, как в страну стал проникать товар из-за зарубежа, в те редкие дни, когда он попадал в город, его взгляд всегда подолгу задерживался на фигурках супергероев, но подобные желания быстро сходили на нет, стоило посмотреть на ценник. Другое дело — комиксы. Ему было настолько интересно разузнать о происхождении огромного зелёного человека на прилавке, что он был готов даже на чтение, которое в детстве ненавидел всем сердцем. Какого же было его удивление, когда, раскрыв эту книженцию, он увидел не только текст, но и красочные картинки. Историю о Халке он проглотил за три дня, но, к его несчастью, подобное удовольствие в виде покупки комиксов оказалось довольно дорогим, особенно в начале тёмных девяностых, когда слово «дёшево» употреблялось разве что при покупке спичек. За несколько лет детский восторг поубавился, но Рома до сих пор признаёт, что эти истории ему очень нравятся. Вот и сейчас, прогуливая урок искусства, Рома чувствует приятный осадок на душе, понимая, что разговаривать с Антоном ему не просто интересно, а прямо-таки нравится. Он, вопреки Ромкиным предположением, оказался совсем не ботаном. Гнусные стереотипы легли на плечи близоруких людей, да парень быстро раскусил, в чём штука. Петров начитанный, с этим не поспоришь, стоит только услышать его здравые размышления о не совсем здравых черепахах, но до чего смешной оказалась речь парня, говорящего о чём-то, что его искренне захватывает. Рома невольно провёл параллель между двумя Петровыми и почти улыбнулся такой поразительной схожести, ведь Оля, рассказывая о брате, точно так же нескладно выговаривала слова, запиналась и иногда долго мычала, стараясь подобрать нужные слова. Конечно, в силу возраста Антон умеет выражать свои мысли более понятно, но Рома и в мыслях не смог очертить новоявившееся чувство, бурлящее в груди при виде блестящих от восторга глаз, желающих поделиться своими впечатлениями. А как было интересно слушать рассказ о Фантоме, Бэтмене и людях «Х» в его исполнении! — Я могу принести как-нибудь, — сказал Антон. — У нас на чердаке их много. — Ты хранишь комиксы на чердаке? — подал голос Бяша, пережёвывающий булку. Антону она явно не прибавляет аппетита. — Только те, которые уже прочитал, — ответил он, пожав плечами. — У меня не было достаточно места на старой квартире для них и книг, так что мы иногда вывозили их к бабушке. — Них… — у Ромы аж дар речи пропал. — Вы там бумагой питались, что ли? — и правда, по цене одной книги в советское время можно было купить в общей сумме двадцать пять литров молока. — Откуда столько баблища-то? Былое настроение беседы резко пропало, оставив после себя лишь растерянное и даже… немного испуганное лицо Антона. «Чего это он?» — подумал Рома, не без разочарования замечая, как его собеседник, ранее опирающийся локтями о стол, отдалился всем телом, старательно не смотря на него с Бяшей. Такая реакция его не столько обеспокоила, сколько завела в замешательство, ведь хулиган, не изменяя своим привычкам, даже не понял, из-за чего между ними вдруг просвистел холодок. — Да это… Знакомые дарили, — неумело оправдывается Антон, старательно не поднимая глаз от стола. На том и была закрыта тема книг, комиксов и какого-либо другого вида искусства, ведь недолгое время спустя прозвенел звонок. Но не успел Рома сбежать по своим делам, как его остановили окликом. — Рома, подожди! — сказал Антон, не успело между ними образоваться и трёх метров расстояния. Петров всё же сделал пару шагов к другу, одновременно сняв с плеч рюкзак и просунув руку к самому дну дополнительного отдела, где, судя по всему, хранится сменная обувь. Как же Рома удивился, осознав, что в протянутой к нему руке Антона покоится ни что иное, кроме как его собственная шапка! Та самая, которую он одолжил Оле в тот роковой день, когда он умудрился раскрыть своё глупое притворство. — Я всё забывал отдать. Спасибо тебе, — и по лицу парня расплылась благодарная улыбка, ведь вопрос, до сего мучавший его, закрылся сам собой, когда Антон на собственной шкуре убедился, что вся эта история с Олей ни коим случаем не касается их примирения, а даже оказалась хорошим бонусом, подтолкнувшим Петрова к мысли, что хулиган и вправду может быть не таким уж плохим. Сам же Рома, с трудом сдерживающий ответную улыбку, принял свой головной убор, не сводя взгляда с лица Петрова. Он даже зачем-то натянул её на голову, скорее на автомате, чем по надобности, будучи не способным ответить ничего вместительнее по смыслу, чем коротенькое, мямля — «да без вопросов». Молча наблюдавший за этим Бяша, посмотрел на друга, провожающего Антона глазами вплоть до момента, когда силуэт не скроется в дверном проёме кабинета, и принял криво напяленную на голову шапку за намерение выйти на улицу покурить, что в последствии и предложил. Рома, будто очнувшись от транса, охотно согласился. Голова гудит от разнообразных вопросов, которые, видимо, как по расписанию, бьют чечётку по всей площади его черепа, ответы на которые узнать сам Рома пока что не осмеливается. Подумать только, ещё несколько недель назад он и подумать не смог бы, что с Антоном у них будут общие темы для разговоров! И пусть это будет такая банальная вещь, как вкладыши или комиксы, ведь его так втянуло в обсуждение иностранного творчества, что и сам не заметил, как они с Бяшей оказались в их месте за школой. Антона они, конечно же, не позвали, ведь тот убежал в класс раньше, чем эта идея мелькнула в их головах, но помимо урока у него всегда есть два очень веских аргумента против того, чтобы покидать помещение: «я не курю» и «там холодно» сопровождали его всю последнюю неделю. «На нет и спроса нет», — думал Пятифанов про себя, хотя сам был бы очень даже не против компании Антона, пусть даже и не зажигая сигарету. Связать причины и следствия в последнее время не получалось, а точнее — просто не хотелось. Навязчивое желание не думать о жуткой нервозности рядом с Антоном в первые дни попыток наладить отношения, о радостном трепете в груди, о приятном покалывании на кончиках пальцев, отдающим теплом, во время касания чужой кожи — всё это спуталось в один большой комок внутри его головы. После не одной драки, десятка оскорблений и запугиваний можно было бы догадаться, что Петров не из слабаков, но даже сейчас, когда всё, вроде как, устаканилось, Рома воспринимает его, как фарфоровую вазочку. Не в физическом плане, конечно, ведь один правый хук «ботана» в туалете стоил хулигану ноющей челюсти на остаток недели, а больше в эмоциональном. Вот в столовой, например: Рома уже в курсе, что Антону нравятся книги, но, заговорив о них в этот раз, получил лишь отстранённое и зажатое поведение. Странный он, всё думает Рома, ловя себя на мысли, что в его близком окружении Антон не один такой, краем зрения поглядывая на затягивающегося рядом Бяшу. — Мешанные, что ль? — говорит тот, противно поморщившись неприятному вкусу. — На вкус, как ссанина дятла. — Сам пробовал или рассказал кто? — как бы невзначай спросил Рома. — Чувствую я так, — сказал Бяша, озлоблено втаптывая еле сгоревший окурок в землю. — Поделись своими, на. По-братски! — Ага, обойдёшься. У меня самого не шибко дохрена. — Пиздишь, на! — и указал на открытую картонную упаковку в руках друга. — У тебя вон сколько есть! Рома с удивлением посмотрел на друга, выгнув бровь. Обычно у него всегда заканчивается раньше, а тут такое заявление. Но когда он действительно опустил взгляд в упаковку, с удивлением подметил, что она совсем новая, не хватает всего каких-то пяти штук. За неделю! — Бросить вздумал? — со смесью удивления и поощрения спросил бурят. — Да не, оно само… как-то… — Рома так удивился собственному открытию, что даже как-то не задумывался над последующими действиями, когда допустил бесчестное воровство сигареты прямо из-под его носа. Странно, подумал он, рассматривая блестящую обложку с лаконичным «курение убивает», огромным шрифтом подписывающее картинку черепа с сигаретой меж гнилых зубов. — Оно и хорошо, на, — улыбнулся Бяша. — Ещё немного и ты бы начал вырабатывать тепло, как АЭС, бля буду, — захохотал тот, не останавливаясь даже после того, как получил локтем в бок. — Молодец, спетросянил, — говорит Рома с сарказмом. — Я ж у тебя чё спросить хотел, на, — вдруг заговорил Бяша, переводя тему. — У вас со Свиньёй тёрки намечаются, что ль? Пятифанов выгнул бровь. — Думаешь, я бы тебе не сказал, если б были? — Да не в том дело, на! — воскликнул Бяша. — Я когда поссать ходил, слышал, что он с кем-то базарит на важных интонациях, на. — Меня меньше всего волнует то, что делал Бабурин в дальняке, — цокнул Рома. — Бля, да дослушай ты! — Ну? — Чё-то про Тоху, на. Хулиган даже забыл о всё ещё тлеющей в руке сигарете, заинтересовавшись таким началом. — Конкретней. — Прям дословно не расскажу, на, — предупредил Бяша. — Та давай уже, — нетерпеливо подгоняет его Рома. — Да обиделся он на вас, походу. Говорил, что Антохе много чести придаём. Не самые лучшие новости, подумал Рома. За нового и на этот раз проверенного члена их банды он сам себя назначил ответственным, что делал только единожды, для Бяши. Впрочем, ничего особенного, как Пятифанов думает, в этом нет, ведь Петрова они давно признали в рядах «своих», а значит и проблемы его так же становятся и их. Конечно, это не та малолетняя шпана, которая считает Рому старшаком, а полноценный и, бесспорно, важный и на этот раз ценный член их небольшой команды. До Вольтрона, конечно, не дотягивают, но им и так нормально. Рано судить по одним лишь подозрениям, но и одних только мыслей, о том, что Антону планируют подлянку, фильтр сигареты, которую он держит меж губами, сжимается сильнее обычного из-за сводящейся злобой челюсти. Семёну ведь ясно дали понять, что к Антону лезть не стоит, но это, кажется, мало его усмирило. Плохо старался, подытожил свои размышления Пятифанов, с довольно устрашающим видом выпуская горький дым из еле приоткрытых губ, вспомнив, как размазывал лицо Бабурина, опрокинув его тушу на землю. Мало того, что Семён сам не успокоился, так ещё и планирует к своей мести привлечь третье лицо. На ум пришёл один оборванец, в широких кругах известный как Шут, который буквально на прошлой неделе прикола ради решил подраться с Ромой за титул старшого в их школьной своре. А что? Ему ли не быть заинтересованным в том, чтобы сделать подлянку Роме, устроившего для «гаечного» коллективную взбучку? А Антон, помимо Бяши, — его близкое окружение, хоть сам Петров ещё не привык воспринимать это как дружбу, а не приставание к его скромной особе. Сам Паша по кличке Шут из восьмого класса, что позволяет ему быть полноценным возможным соучастником, ведь согласитесь, с каким-то пятиклассником Семён, каким бы печальным ни было его положение, планировать месть не стал бы. Но что бы там Рома ни надумал, игра без веских обвинений не стоит свеч, ведь настоящий пацан, как говорят понятия, так делать не стал бы и, чтобы получить нужный результат, просто подозрений недостаточно. Всё же нужно об этих делах сначала разузнать, а уже потом что-то решать. — С кем он там тёрся? — спросил Рома. — Я хрен его знает, — пожал плечами Бяша, — возле тормозов стоял, на. — Понятно, — хмуро отозвался Пятифанов. Нужно держать уши востро. — Как узнаешь чего — свистнешь. — Базару нет, братка! — улыбнулся Бяша. Такие поручения он до трясучки любит, ведь тайный агент из него не то что хороший, а лучший из всех возможных. Ещё в младшей школе Бяша устраивал масштабную слежку за продавщицей в местной табачке, чтобы провернуть удачную кражу и по-тихому дать заднюю. Конечно, на таком мелком воровстве они не раз попадались, что является одной из причин того, почему оба парня с ранних лет стоят на учёте в маленьком отделении милиции, но оспорить хорошо проделанную работу бурята Рома никогда не мог. Вот и получился из Бяши русский Джеймс Бонд без делового костюма и с паяльником вместо пистолета. — Да, кстати про базар, — вдруг вспомнил он. — Чебураха не вылезал? — ведь рыжего, который поступил настолько низко, окунув Олю головой в сугроб, парень презирает, что одно лишь его упоминание заставляет нахмуриться и сжать кулаки. — Не видал, не слыхал, — доложил Бяша. — И хорошо, — ухмыльнулся Рома. Он хорошо постарался для того, чтобы собственные одноклассники и ребята с одного потока переубедили рыжего, что тот поступок был больше, чем просто плохим, ведь мужчина должен оберегать женщин, но совсем не наоборот. Эту обычную истину Рома предпочитает вбивать в голову несогласных в буквальном смысле, с чем вместо него, в случае с Чебурашкой, управились его ровесники, охотно согласившиеся подсобить Ромке. Таких желающих было много, ведь паренёк, как оказалось, из сверстников и так мало кому симпатизировал. — Пиздюки непонятливые пошли, на, — качает головой Бяша. — А может, это с ним Бабурин говорил? — Да ну не, — скривился Рома, показывая абсурдность этого предположения, несмотря на то что краем сознания не смог до конца отбросить и такой вариант. Всё ведь может быть. — Рыжий же ещё совсем пиздюк, как он со Свинтусом сработается? — Хм-м… — показательно задумался Бяша, хотя Рома и так знает, что тот с ним согласится. — Ну вообще да. — Ну вот и не говори хуйню, — сказал Рома, выпуская со словами густой пар, не переставая курить, несмотря на непривычно горький привкус. — А пиздюки надрессируются, — хмыкнул Рома. — Ибо нехуй на девок лезть, ещё и мелких. Бяша на некоторое время замер со спичками в руках, тщательно осматривая лучшего друга, словно тот сказал что-то странное, хотя причина тому оказалась предсказуемой. — И всё равно не понимаю, на. Чем тебе эта мелочь сдалась? — Кто, Олька? — Она самая. Рома вздохнул. Точно и не сказать, почему ему приятно с ней общаться. Возможно, из-за ненадобности держать лицо, а может, просто нравится иногда отвлекаться бессмысленными разговорами о её брате. Всё же оба Петровых — весьма интересные личности. — Чем-чем? — повторил Рома интонацией уставшего родителя. — Хорошая она. — В смысле, «хорошая»? — не понял Бяша. Круто, уже выражаюсь, как восьмилетка, подумал Рома, вспоминая, что так описывает людей сама Оля. Правильно, оказывается, говорят: с кем поведёшься, от того и наберёшься. — Забей, — махнул рукой Рома, вместе с этим ленивым движением выкинув окурок. Бяша напирать не стал, а лишь скорчил лицо страдальца, когда, наконец подпалив сигарету, сделал затяжку. — Бля! У тебя тоже мешанина, на! — начал было возмущаться Бяша, когда лицо Ромы резко сменилось настороженным. — Ш-ш! — вдруг шикнул на него друг, сведя брови в попытке прислушаться. Бурят тоже навострил слух, чуть сдвинувшись в ту сторону, куда склонился его друг. Из-за угла послышался тонкий детский голос, и обоим не понадобилось много времени для того, чтобы сообразить, кому он принадлежит. — Оля? — почему-то шёпотом спросил Бяша. — Да, — таким же шёпотом ответил Рома. — Пизда. — Да тихо, блять, не слышно из-за тебя! Бяша обиженно выкатил нижнюю губу, но спорить не стал. Ему ведь не менее интересно узнать причину такого кипиша, ведь из них двоих такими делами, как подслушивание обожает промышлять именно он, хоть и против компании друга в этом деле ничего не имеет. — Мне однажды папа подарил огромную энциклопедию про динозавров! — к сожалению, возможности увидеть разговор нет, так как их головы с большей вероятностью окажутся замеченными, хотя разнообразия Олиных интонаций хватает для того, чтобы по одним только словам воспроизвести в голове её эмоции, вместо того, чтобы считывать их с лица. Об этой книженции Оля и с Ромой разговаривала, объясняя ею свою любовь к древним ящерам. Но хулиган уже предполагает, кто является её собеседником, что заставило сжать челюсти до выступивших желвак. — Мне больше всего понравились трицератопсы! Они хоть и травоядные, но у них были такие рога!.. Не успел Рома толком понять настроение их разговора, как такой же детских голос, чуть выше Олиного, заговорил до противного высокомерно. — Мне неинтересно разговаривать про динозавров! Это для мальчиков, а ты девочка, — это прозвучало уже обвиняюще. Рома может поклясться, что расцарапал бы ладони впившимися в них ногтями, если бы не отвлекающая от интенсивно копящегося гнева ладонь друга на собственном плече, напоминающая о том, что парню стоит взять себя в руки. Олина подружка ведь ещё особо ничего и не натворила, но Рома не стал бы делать ничего плохого младшекласснице, если даже провинившегося пятиклассника не отпустил просто так, а оставил на попечение своих ровесников, больше подходящих как по физической составляющей, так и по возрасту. Нахами ей, мысленно скрестил пальцы Рома, надеясь, что Петрова ухватила хотя бы чуточку того остроязычия, каким активно пользовался её брат в буквально каждой их перепалке, несмотря на то что каждое грубое слово Антона грозило ему же метким ударом по челюсти. — Ну ладно… — сникнув, сказала Оля, а Рома сдержал стон разочарования, чтобы не выдать их с Бяшей слежку. Но девочка тут же снова просияла. — Тогда о чём ты хочешь поговорить? Рома с силой ударил себя по лбу. К счастью, шапка, которую ему до этого вернул Антон, смягчила удар и, соответственно, приглушила характерный хлопок. — Расскажи об Антоне, — ласковым голоском попросила вторая девочка, и Рома посмотрел на Бяшу с таким возмущённым видом, что без слов смог передать целую фразу: «Не, ну ты слышал?!». Бурят его возмущения не разделил и лишь пожал плечами, мол, что в этом такого? — Я не знаю, что ещё рассказать… — растерянно призналась Оля. Судя по голосу, ей и впрямь хочется поговорить, она отчаянно пытается вспомнить что-то интересное о брате. — Он же твой брат, — разочаровано, но не без претензии сказала Алёна, в личности которой Пятифанов окончательно убедился, один раз довольно удачно выглянув из-за угла, и вовремя отпихнув лезущего вслед за Ромой и любопытством друга, метким движением влепив ему в лицо собственную ладонь и надавив достаточно сильно для того, чтобы дать понять, что лезть туда нельзя. А девочки тем временем не прекращали спорить. — Ну и что? Он мне вообще мало что рассказывает, — тут уже недовольным стал голос Оли, хотя и понятно, что негодование нацелено далеко не на подругу. Но, судя по следующей фразе, саму Алёну отношение одноклассницы к этому совсем не волнует. Более интересной темой стал Петров. — Ну вот расскажи мне, — Алёна сделала задумчивую паузу. — Наприме-ер… — раздумья хоть и звучат фальшиво, Рома слушает предельно внимательно. — А у Антоши… — от подобного обращения парня потянуло на тошноту. Не то чтобы ему не нравилась эта форма имени, но малявка, как сам Рома решил за эти две секунды, не должна его использовать. Вот просто не должна. Пока мысленно подбирал аргументы к своему новому доводу, чуть не пропустил конец фразы. Она-то его заинтересовала больше всего. — есть… девушка? Рома может поклясться, что последнее слово эта малолетка умудрилась выговорить… кокетливо? На этот раз, взглянув на друга, он увидел желанную поддержку. Бяша скривился настолько, что подбородок буквально отобразил поверхность Марса, предельно ясно давая понять, что это не Роме показалось, что малолетка положила глаз на их друга, а так оно на самом деле и есть! — Вот те на-а, — удивлённо протянул Бяша шёпотом. — Бедный Тоха. — Пиздос вообще, — поддержал друга Рома. — У Тоши? — в голосе Оли присутствует ожидаемое удивление, но оно быстро сменяется категоричным: — Нет. — А почему? — не отлипает от подруги Алёна, добившись развития разговора в этом направлении. — Он говорил, что девочки скучные, — в следующем предложении в голосе Оли чувствуется явное самодовольство. — А со мной интересно! — и добавила в конце: — Ну и с Полиной тоже. Рома не удержался от улыбки, а ля, глянь на малую. Бяша понимающе медленно закивал. У него самого-то с девушками ни-ни, подумал хулиган, а ещё мне что-то говорил, вспомнил он их с Антоном разговор в актовом зале. Это вызвало у него чувство маленькой победы, ведь в плане девушек у него с Антоном история идентична. Искоса глянув на Бяшу, Рома и сам не понимает, он больше завидует или раздосадован, что у одного бурята были какие-то, хоть и короткие, но отношения. Конечно, тут ничего удивительного нет, ведь, как говорится, кто ищет, тот всегда найдёт. А Рома-то и не искал особо. Ну была в классе Полина, вот он к ней и пристал, потому что у настоящего пацана должна быть настоящая девушка. А потом и вовсе забил на это гиблое дело, оправдываясь тем, что у него имелись дела и поважнее, каждый раз откладывая абсолютно ненужное ему общение с одноклассницей на потом. — А ты как думаешь… — невинной интонацией начала девочка, — со мной ему будет интересно? Рома сидел молча, переживая полученный шок от смелости и прямолинейности третьеклассницы, поэтому и не заметил, как Бяша, перегнувшись через него, выглянул за угол. Только он хотел отпихнуть того, чтобы не палил, как тот сам отстранился. Рома кивнул вверх, тем самым безмолвно спрашивая причину раскорёженной от сдерживаемого смеха рожи друга, ведь Бяшу в прямом смысле прёт, что можно сказать по отчаянно закушенной нижней губе так, что кажется ещё чуть-чуть и выдвинутый вперёд подбородок соприкоснётся с кончиком носа, настолько сильно бурят пытается не заржать. В качестве ответа на Ромкино замешательство, Бяша, пересилив себя, сделал лицо, максимально смахивающее на загадочную барышню из бульварных романчиков и начал накручивать на палец воображаемую прядку. В итоге сам Пятифанов не выдержал и укусил кулак, стараясь не проораться со схожести имитации Бяши с реальностью. — Да! — воскликнула Оля, сбивая с парня всё настроение. — Ты очень интересная! — Ты правда так думаешь? — Алёне это льстит. — Конечно! — уверенно утверждает Петрова. — Хочешь у него спросим? — с блеском в глазах предложила она. — Конечно, хочу! — согласилась та радостно. Пиздец, Смирнова 2.0, подумал Рома, с досадой слушая откровенного рода манипуляцию Олей на встречу с братом. — А давай мы тебя тогда проводим? — предложила Оля. — Мы Полину почти каждый день домой провожаем! Как раз в один такой день… — Да, давай, — перебила она Олю, не дослушав. Темы, не связанные с Антоном, её мало интересуют. — Хорошо! — Оля почему-то подвоха не замечает. — Тогда жди здесь вместе со мной! — А мы чё делать будем, на? — выпрашивает указания бурят. Рома полностью облокотился на стенку, скрестил руки на груди и поддался напряжённому мысленному процессу. А действительно, что делать? Алёна, судя по прошлому визиту, почти теряет сознание при виде Ромы. Оно и не мудрено, ведь для такой козявки Пятифанов со всем своим букетом слухов о собственной жестокости и озлобленности кажется настоящим монстром. А если учитывать и его вечно недружелюбное лицо, девочку так и Кондратий хватит. Лучшим вариантом сейчас остаётся дать заднюю, будто они ничего и не слышали, хоть Рома с долей разочарования осознаёт, что устроить посиделки с Петровой сегодня не получится из-за этой пиявки, положившей глаз на Антона. Так они с Бяшей и решают отложить дело на потом, но это, конечно же, не помешает им его обсудить. — Скажем Антохе, что у него появилась поклонница или пусть сам догадается, на? — съехидничал Бяша. — Ты главное не говори, сколько ей лет, — без особого задора, в отличие от бурята, сказал Рома. Он ведь уже не маленький, в отличие от Алёны, и прекрасно понимает, что у малявки нет никаких шансов, но сама абсурдность этой ситуации произвела на него странный эффект. Он разозлился. И из-за чего? Из-за того, что какая-то третьеклашка запала на Антона? Это даже звучит смешно, отчего раздражает Рому ещё сильнее. С чего она вдруг решила, что, связавшись с его сестрой, добьется от Антона внимания? Самонадеянно и глупо, всего-то детская придумка. «Тогда чего ж тебя так таращит от этого?» — сам себя ругает Рома, отчаянно пытаясь понять причину собственной реакции на какие-то странные мечты маленькой девочки. — Пошли, — кинул другу Пятифанов, но, вопреки надежде бурята, развернулся в противоположную от девочек сторону. Догадаться о месте назначения оказалось несложно, поэтому Бяша со слишком радостным для такого дистрофика, как он, интонацией спросил: — Оба, на, качаться идём?***
Послушные ученики тем временем ломают зубы об один из многочисленных видов гранита науки, как география, и Антон за своё недолгое пребывание в школе сделал вывод, что это самый красивый кабинет, какой есть в этом здании, за исключением, может быть, кабинета директора, который он ни разу в жизни не видел изнутри. Стена помещения полностью завешана хоть и старыми, но очень красивыми картами. Среди них и политические, и физические, и метеорологические, и гидрологические и многие другие, но больше всего Антону всё равно понравился глобус. Огромный шар, начищенный буквально до блеска, ведь Антон прямо-таки видит своё отражение, когда подставляет его под дневной свет, сочащийся из окна. Его лицо искажено: нос забавно увеличился, а глаза расплылись в разные стороны. Эта участь постигла и два чёрненьких силуэта, превратившихся в дугообразные палочки, чапающих по заднему двору за окном. Представить только, как их географ любит свой глобус, что начистил его до… стоп, а кто это там? Антон оборачивается к окну, у которого сидит, и с удивлением замечает своих друзей, с важным видом осматривающих облезшие турники разной высоты. Точно, они же покурить вышли, сообразил Петров, но был прерван требовательным тоном учителя. — Петров, передаём дальше! — прозвенел с другого конца голос географа. — За ручку, не за глобус! — Хорошо, — ответил Петров, прилагая достаточно много усилий для того, чтобы не закатить глаза, ведь эту фразу учитель сказал уже десяти людям до него. «Он просто помешан на своём предмете!» — говорят про него. И на глобусе тоже, добавил про себя Антон, под пристальным взглядом учителя передавая тяжёлую ношу однокласснику с соседнего ряда. И всё бы ничего: скучный урок, скучный предмет, скучный учитель, прилепленное к стеклу лицо Бяши, скучный глобус, скучный… Антон настолько резко повернул шею к окну, что в ней, кажется, что-то хрустнуло. Да, Бяша буквально припечатался как руками, так и лицом, пока Антон не посмотрел на него ошарашенными глазами. Нос Бяши превратился в пятачок, а щёки стали ещё больше обычного, заставив узкие глаза превратиться в две маленькие щёлочки. Своим удивлением Антон позабавил бурята, хотя тот не стал издавать и звука, вместо этого нагло лыбясь по ту сторону стекла. Петров было задался вопросом, как его не увидели остальные, и с облегчением заметил, что только в самом конце класса штора подобрана, ведь в углу, прижатых шкафом и подоконником свёрнуто с дюжину огромных карт. Куда ещё больше, чем есть на стенах, Антон не знает, но это позволило ему остаться единственным учеником, которому открывается вид на задний двор школы, благодаря незадёрнутой шторке, которая, как он понял, в своём обычном состоянии мешает географу доставать нужные материалы для урока. Вот и хорошо, подумал Петров, будучи на этот раз более сконцентрированным на действиях друзей на улице. Второй из них, кстати, устроил себе урок физкультуры, о чём Антону жестом сообщил Бяша. Рому на турниках он уже однажды видел, правда, особого значения этому не придал, ведь каждому ученику этой школы было предельно ясно, что занимать турники в Ромкином присутствии категорически запрещается. Не потому, что Рома запретил, просто все боятся лишний раз испытать судьбу. Петров их в этом плане отлично понимает, ведь позариться на что-то, что Пятифанов считает своим, означает подписать себе смертный договор. Говоря о турниках, на них хулиган уже во всю тренируется. Правда, спиной к окну, из которого на него смотрит Петров, что позволило беспрепятственно рассмотреть повисший на перекладине силуэт. Воротник куртки, задравшейся на пояснице, достаёт ему до середины затылка, пальцы крепко ухватились за холодный метал, а ноги скрещены у щиколоток. Можно уловить конкретные моменты, когда юношеское тело полностью напрягается перед тем, как руки подтянут его наверх, чтобы тот коснулся трубы подбородком, засчитывая себе ещё одно подтягивание. Собственно, зачем и почему Бяша обратил на себя внимание Петрова непонятно было только до тех пор, пока тот приглашающие не махнул тому красной от холода ладонью в сторону уже отряхивающего от прилипшей краски ладони Ромки. Заманчиво, подумал Антон, но я уже достаточно пропустил за эту неделю. Он отрицательно помотал головой, встретив жалобный взгляд бурята. Это, конечно, не изменило его мнения, и уже пять секунд спустя Бяша убежал обратно, видимо, рассказать о произошедшем Роме. Хулиган посмотрел в окно уже тогда, когда Антон полностью потерял интерес к происходящему на улице. Ему нужно больше времени уделять пропущенной учёбе. По правде говоря, это очень сложно делать, когда на протяжении следующих десяти минут чувствуешь на себе назойливый взгляд со стороны, заставляющий покрыться мурашками. В конец не выдержав, он всё же оборачивается, натыкаясь на взгляд сидящего на качеле Ромы. Рядом с ним, на соседнем сидении, чуть покачивается вперёд-назад Бяша, по традиции распинается о чём-то, что слух Петрова в помещении уловить не способен. Пятифанов еле заметно оживился, как заметил Антон с такого расстояния, и даже приподнял голову, чтобы уже напрямую пялиться на его скромную особу, так и не сумевшую записать конспект. Голова хулигана, облокотившегося локтями на колени, чуть покачнулась вбок, внешне напоминая Антону любопытную зверушку. Не придумав ничего лучше, Петров помахал другу. Пятифанов лишь приподнял брови, видимо, не ожидав чего-то подобного, но спустя считанные секунды один краюшек его губ смущённо дернулся вверх, а переплетённые ранее в замок пальцы разъединились, позволив парню в такой же ленивой манере, как и Антон, поднять ладонь. Это подобие приветствия стало неожиданностью для Ромы столько же, сколько и для Антона то, что ему всё ещё не сделали замечание за то, что он считает ворон за окном. Ворон ведь всего две, а Петров вовсе и не считает, а всего лишь здоровается. Петров и сам не заметил, как начал улыбаться в ответ. Так же, как и не заметил сверлящий его со стороны взгляд, полный обиды, зависти и ненависти. Тем более он не услышал злостный шёпот, доносящийся с противоположного к окну ряда, схожий с сопением, не сулящим ничего хорошего: — Завтра ты у меня поулыбаешься. По рубцовым щекам Бабурина расплылась гадкая, заговорщицкая улыбка, никем не увиденная, никем не подозреваемая. Почти никем.