***
Отца ему встретить не удалось так же, как и нормальный ужин. Как оказалось, со вчера это картофельное месиво никто так и не убрал, поэтому оно покрылось жёлтой коркой, по цвету напоминающей лимон. Но всё же, в силу того, что в помещении не особо тепло, плесени в пюре не прослеживается. Антону стало стыдно, когда он случайно пропустил мысль, что в мамином вареве даже плесень не растёт. Долго тянуть подробности он не стал. Накормил Олю бутербродами и отправил в свою комнату делать домашнее задание, а сам подошёл к родительской спальне, откуда в последнее время мама практически не выходит. Три раза он заносил руку для стука, но в итоге лишь закусывал кулак, расхаживая вдоль стены с минуту, пока снова не решится постучать. А что ему сказать? Что делать, если всё обернётся так же, как и в прошлый раз? Вспомнив изрядно похудевшее лицо мамы, и в голове вспыхнула неплохая идея. Он, конечно, не повар, да и холодильник не особо полон продуктами для кулинарного шедевра, но как только взгляд напоролся на кусок сыра, ранее использованный им же для приготовления бутербродов, а в шкафчике обнаружилась совершенно нетронутая упаковка макаронов, он стукнул себя по лбу, жалея, что не полез туда сразу по приходе домой. Конечно, в силу того, что его никто никогда не учил готовить, слегка переваренные, местами слипшиеся макароны его не удивили, но, перетерев на тёрке сыр, он скептически осмотрел собственное творение, и сделав пробу, подумал, что получилось не так уж и плохо. И на вид, и на вкус — довольно-таки неплохо. Он мысленно похвалил себя за то, что сделал побольше. Юношеский максимализм сыграл на руку, ведь тоненькие палочки лапши в процессе приготовления неожиданно раздуло так, что теперь этим может полакомиться каждый член их семьи. Но сейчас у него на уме только один из них. Пальцы немного жжёт от нагревшейся едой керамики, но теперь он хотя бы знает, что сказать. — Мама, — негромко зовёт Антон. Из комнаты послышался совсем слабый отклик. Антон принял это за приглашение войти. — У тебя что-то срочное? — устало спросила она, даже не глянув на сына. Её пустой, совсем безжизненный взгляд, как и в прошлый раз, упёрся в одну точку на потолке, производя на сына впечатление говорящей куклы. — Нет, я просто подумал, что ты… — Антон, — почти простонала она, будто использование голосовых связок внезапно начало приносить боль, — я очень устала и хочу спать. Это прямое приглашение на выход. По нему прокатилась волна смешанных чувств. Жалость, обида и волнение накатили с большей силой, ведь если Антон ничего не говорит, создаётся впечатление, что его нет и вовсе. Для мамы будто перестало существовать что-либо, кроме этого злосчастного потолка. Когда Антон упустил момент? Что случилось и почему ей стало плевать на них? Антон начинает злиться. Ну неужели не найдётся никакого повода, чтобы поговорить с ним? Он был согласен всю жизнь питаться тем неудавшимся пюре или и вовсе выполнять всю работу по дому вместо мамы, лишь бы она снова обращала на них внимание. Пусть ругается, но лишь бы не молчала! Легко было забыться в школе, таща парту вверх по лестнице или убегая от страшной завуча, а может, впервые в жизни раскованно рассказывая стих и радуясь отличным оценкам. Ему было так хорошо с новыми друзьями, что он почти забыл о том, что творится дома. Потому что так легче: зависеть от одного момента, а не тащить груз проблем сквозь дни и недели. Легче пять минут провисеть в кабинке мужского туалета, чем несколько недель пытаться привести в чувства собственную мать. Так на кого ему злиться? На папу, который уезжает с самого утра на работу? На маму, которая явно плохо себя чувствует в последнее время? Или на Олю, у которой и в школе проблем хватает? Нет. Злиться Антон должен разве что на себя. Если родители не в состоянии даже поговорить нормально друг с другом, если даже не пытаются спустя столько времени, дело нужно брать в свои руки. Да и в конце концов, он ведь обещал Оле, что всё будет хорошо. — Я приготовил тебе поужинать, — сказал он, продвигаясь к кровати, и присел на край матраса. Карина издала озабоченный вздох. — Я забыла приготовить, — совсем тихо, хрипло сказала она, приложив руку ко лбу. — Ничего страшного, я сам, — успокоил её Антон. — А папа с Олей? — Там на всех хватит. — Хорошо, — выдохнула женщина, и Антон в ожидании затаил дыхание. Продолжения не последовало. — Может… попробуешь? — неуверенно предложил парень, чувствуя, что блюдо начинает остывать. Он был уверен, что мама голодна с её то похудевшими чертами и одно только упоминание еды моментально возбудит в ней аппетит. Но как бы не так. — Я не голодная. Все мамины ответы будто нацелены на то, чтобы Антон ушёл. Это сильно ударило по его чувствам, ведь главной причиной его очередного посещения является не только Олина просьба, но и собственное беспокойство, появляющееся, стоит только перешагнуть порог дома. Ему не нравится такой отказ. Нет, ему совсем не нравится! — Мама, — Антон внешне посерьёзнел, но это не помешало его интонации звучать подобно просьбе, — пожалуйста, поешь немного. Карина не без видимых усилий разлепила веки и посмотрела Антону прямо в глаза. Такой взгляд у матери он видит впервые. Она словно пытается рассмотреть в эфирной массе очертания, так, будто её собственный сын — призрак и она пытается сосредоточиться на расплывчатой фигуре. Наконец взгляд падает на тарелку в его руках. — Сынок, я не хочу. «Да что это с ней?» — думает Антон, беспокоясь больше обычного. Не могла ведь она питаться… той жижей? Язык не повернётся назвать это пюре. Впалый живот, отчётливо выделяющийся, когда она лежит на спине, только подтверждает его предположения насчёт того, что мама уже давно хорошо не питается. Стоило побеспокоиться об этом ещё раньше. Его накрывает страшная мысль, что при таком раскладе в один момент она может упасть в голодный обморок. Или ещё хуже… Нет, даже думать об этом нельзя! Он чувствует, как ускоряется дыхание, как гудит бегущая по венам кровь в висках и ладони вспотели, намереваясь опрокинуть тарелку. Он боится находиться с такой мамой в одном помещении. Не столько пугает вид исхудалого силуэта, как мысли о том, что может случиться потом. Он не должен допустить, чтобы она совсем перестала есть. — Пожалуйста, — практически умоляя, сказал юноша. От собственной интонации по коже пробежали мурашки. Звучит так, словно это ему требуется еда, будто он умирает с голоду. Ему и правда страшно. Карина, словно по велению его мыслей, обернулась. Взгляд её стал более осознанный и даже печальный. Антон не видит собственного лица, но именно его непонимание, волнение и безвыходность сыграли решающую роль. До чего же сильно может влиять на мать вид напуганного ребёнка. Она смотрит на тарелку с десяток секунд, прежде чем протянуть к ней свои исхудалые руки. Антоновы по сравнению с ними теперь кажутся непомерно большими и крепкими. Она ест молча, но, до чего странно, кладёт в рот маленькие порции и жуёт долго, что за это время макароны можно разжевать до состояния воды. Антон следит за этим ровно до того момента, как из тарелки пропадает четверть порции. Карина поблагодарила его за очень вкусный ужин, ласково назвав «сынок», но доедать наотрез отказалась, сославшись, что и так была не голодна. Он покинул её комнату со странным чувством. Вроде как, и добился своего, но складывается ощущение, что это мало чем поможет решить проблему. К отцу в нетрезвом состоянии обращаться мало толку, так что… да, наверное, выходные — лучшее время. Тогда они все будут дома, а принятие алкоголя с утра — вряд ли про его отца. А завтра не получится, они идут в школу, к тому же у Оли выступление… Вилка глухо стукнулась о деревянный пол, соскользнув с тарелки. Он ведь совсем забыл спросить…***
Актовый зал кишит народом. Стены увешаны цветастыми бумажными декорациями, туда-сюда шныряют взволнованные учителя-организаторы, а на платформе сцены огромными буквами вывешено поздравление «С 8 марта!». Передние ряды, заполненные родителями, взволнованно ожидают начала представления. Забавно наблюдать, как на каждом лице молодых мам играет абсолютно идентичная улыбка предвкушения и женщины в нетерпении высказывают свои предположения о предстоящем концерте. Только одна из них выглядит более-менее спокойно и с видом профессионала всё приговаривает о том, что её старшая дочь пять лет назад пела на этой сцене, а сейчас будет выступать и младшая. Остальные мамочки слушали её с нескрываемым интересом и в помеси с личными комментариями и разговорами пришедших на концерт школьников создавали настоящий балаган. Упомянутые школьники же болтают от скуки. Считанные единицы ждут начала из-за младших братьев и сестёр, которые будут мелькать на сцене. Антон так же потирает руки в волнении. Ему пришлось идти к сестре с невесёлыми новостями, так и не решившись побеспокоить маму во второй раз. Она, к счастью, отреагировала не так, как он предполагал, а лишь поинтересовалась, как она себя чувствует. Пришлось соврать, что ей слегка нездоровится, хотя Антон уже начал сомневаться, такая ли безобидная это может быть «болячка». Но утром у них разговор не особо клеился. Оля продолжала твердить, что всё в порядке и она просто переживает из-за выступления, а Антон не очень-то поверил, что дело в этом, потому что, в отличие от него, Оля сцену и всеобщее внимание просто обожает. У Полины, присутствовавшей на репетиции младшеклассников, выпытывать как-то настроя не было, ведь не шпион же она какой-то! Мало ли, Оля ещё и от неё что-то начнёт скрывать, а способствовать потере друга сестры Антон не хочет. Что касаемо Ромы с Бяшей, так они сидят на ряду сзади, прямо за его креслом. Первый спит, второй мотыляет ногой раздвижное сиденье кресла спереди, то бишь рядом с Антоном, отчего голова начинает побаливать от смеси общего шума со стуком и собственными мыслями. — Антох, — позвал его Бяша со спины. Стук сидушки прекратился. — Чего? — повернул в его сторону голову Антон. — Возле тебя никто сидеть не будет, на? — Не знаю, может, кто-то ещё придёт, — пожал плечами парень, покосившись на единственное свободное место в его ряду, справа от себя, у самого прохода. — Значит, пока что свободно, — это не вопрос, а утверждение, потому что в эту же секунду на сиденье рядом с Антоном, предварительно выдвинутом ногой Бяши, приземлились два рюкзака. «И зачем тогда спрашивал?» — подумалось ему при взгляде на приплюснутые от пустоты внутри себя сумки. Он-то свой портфель положил на пол, себе между ног, а теперь думает, почему не сделал так же, как и Бяша, когда сиденье было пустым. Взгляд зацепился за передний кармашек чёрного, тканевого портфеля, который принадлежит Роме. Он представляет из себя единственную выпуклость в портфеле, который обычно не бывает забит учебниками, но Антон посчитал, что это пачка сигарет, так как нож-бабочку, по форме и размеру подходящий под очертания выпуклости кармашка, Рома всегда носит с собой. Тот, кстати, сейчас преспокойно дремлет, откинувшись на спинку кресла, и Антон мысленно задаётся вопросом, как можно спать в таком шуме. Об этом он думает, когда первая десятка детей выходит на сцену, чтобы рассказать заученные для выступления стихи. Антон ёрзает на сидушке в нетерпении, когда же очередь дойдёт и до Оли с её распрекрасными косичками, лично им заплетёнными. Из-за того, что всех старшеклассников сажают в конец актового зала, как самых высоких и негласно принятых самыми незаинтересованными, разглядеть детали сложно, зато услышать — без проблем. Некоторые младшеклассники так кричат в микрофон, что даже задние ряды поднимают головы, чтобы отпустить парочку комментариев своим друзьям о том, что чувствуют лопанье собственных барабанных перепонок. Как Антон и предполагал, так сделала и Оля. Её манера громко говорить чаще всего не столько привлекает внимание окружающих, сколько заставляет болеть голову. Но тем не менее у Петрова в груди забился комок гордости за сестру после того, как она без единой запинки рассказала стихотворение, причём смотрела всё это время лишь на него одного. Даже Рома от этого проснулся, но что удивительно, не скупился на аплодисменты. Только для Оли, остальные дети его мало интересовали. Мальчишка, шныряющий от одного ряда к другому, оказался ответственным за съемку. В руках у него без проблем распознаётся серенький полароид, а коротенькие вспышки то и дело мелькают, стоит мальчугану нажать кнопку. Антон без усилий распознал в нём Женю, именуемого среди своих Чебурашкой. Да и что там узнавать, рыжих в их краях нечасто увидишь. Его вид нагоняет неприятные воспоминания издевательства над сестрой, поэтому Антон спешил обратить всё своё внимание на действие на сцене. В течение всего остального представления Антону всё же удалось услышать прекрасный аккомпанемент Полины и Кати, которые довольно складно сыграли вместе с какой-то девочкой, орудующей виолончелью. Полина даже помахала ему, выходя на сцену, отчего он заулыбался почти так же, как во время выступления Оли, а стоящая рядом с Морозовой Катя брезгливо поморщилась, кидая в него острый взгляд, который Антон от хорошего настроения даже не заметил. Оля же появлялась на сцене только на ещё одной постановке в роли строгой мамы, которая отчитывает сына за двойку. Антон не сдержал смеха, когда «мама» в розовом фартуке упёрла руки в бока со скалкой в правой ладони, начав строгой интонацией отчитывать «сына», а напоследок даже пригрозила этой самой скалкой. На фоне Оли мальчик, играющий двоечника, показался совсем картонным, разве что клякса на носу прибавила больше соответствия роли, но парня всё это время терзали сомнения насчёт того, что чернильное пятно там оказалось не по задумке. И всё же Антон получил массу удовольствия, хоть и призадумался, почему сестра совсем не выглядит расстроенной из-за отсутствия мамы на празднике. Вскоре объявили перерыв, когда выступающие готовятся ко второму акту, а зрители могут отлучиться по своим делам на пятнадцать минут. Рома так и продолжил дремать, а Бяша выскочил в туалет под предлогом не особо свежего завтрака. Эти подробности Антон предпочёл бы не слышать. Сам он, воспользовавшись моментом, решил прошмыгнуть за кулисы, чтобы увидеть главную звезду сегодняшнего концерта. И он не преувеличивает! Оля и вправду отличилась своим искренним желанием блестяще выступить. — Ты куда? — вдруг спросил голос сзади. Антон удивился, осознав, что он принадлежит до недавних пор спящему Роме. Может, он и не спал вовсе, подумал Антон, пытаясь понять, каким образом Пятифанову абсолютно плевать на сотни голосов, но бесшумный уход Антона каким-то образом потревожил его сон. — Пойду к Оле, — коротко ответил он и уже было хотел уйти, как вспомнил данное вчера обещание. Оля будет рада его увидеть, мысленно сделал вывод Петров перед тем, как высказать предложение. — Хочешь со мной? Рома настолько удивился, что весь его сонный вид как рукой сняло. Он аж выровнялся на стуле от такого заявления. — Я? — переспросил он то ли удивлённо, то ли в неверии. Проще говоря, его лицо явно говорит о том, что Антон, наверное, сильно ударился головой прежде чем это сказать. — Нет, конечно, я это Бяше предлагаю, — с неприкрытым сарказмом ответил Антон. Его позабавило непонимание, сменившееся ещё большим непониманием, когда на соседнем стуле не оказалось лучшего друга. Видимо, его уход он как раз-таки и проспал. — Пошли давай, — уговаривает его Антон. — Оля расстраивается, что ты к ней не приходишь. — А, ну… — Рома несвойственно себе же начал мямлить. Может, недавнее пробуждение внесло свою лепту в нечёткую речь, а может, он просто не ожидал такого предложения. — Раз так, то… — он встал с кресла, теперь не имея нужды задирать голову к верху, чтобы разговаривать с Антоном, и почесал в затылке, сказав только: — Тогда ладно. Большого труда проникнуть за кулисы не появилось, так как возникшая там суета накрыла всех с головой. Их даже не заметили. Собственно, как и они не заметили Олю в гуще разодетых в яркие костюмы девочек. Не потому что они невнимательные, а потому что Оли там… не оказалось! — Ничего не понимаю, — сказал Антон, разглядывая каждую проходящую мимо девочку. — Ты видишь её? — Не-а, — коротко ответил он, также высматривая пропажу, но вдруг выдал идею. — Так спроси у Полины. Она ж тут рядом где-то бегает. — Точно! Рома, ты гений, — смело заявил Антон и живенько развернулся на поиски подруги, заставив Рому, которому явно польстила последняя его фраза, с довольной физиономией поплестись следом. Полина, как назло, тоже куда-то пропала. Теперь нужно искать ещё и её. — Да не суетись ты, — сказал ему Рома, абсолютно спокойно осматривая толпу младшеклассников «с высоты птичьего полёта». Ему бы сделать козырёк над глазами из ладони для полной картины. — Они могли вместе куда-то уйти. — Логично… — ответил Антон, вздыхая. А ведь ему так хотелось увидеть сестру раньше, чтобы разразиться искренней похвалой. — Ой, Антон! — послышалось за спиной. — А как тебя пропустили? Полина ничем не отличается от своего повседневного вида, лишь волосы собраны в низкий хвостик, точно так же, как на сцене. — Привет! — обрадовался Антон. — Да там, вроде, вышибал на входе нет, — улыбнулся он, получая в ответ такую же реакцию. Рома рядом с ним закатил глаза. Он уже привык, что его присутствие Морозова напрочь игнорирует, даже если он стоит рядом с Антоном. — Ты очень красиво играла сегодня, — искренне похвалил девушку Петров. — Да ты всё равно плохую игру от хорошей не отличишь, — по-доброму подтрунила его Морозова и захихикала, когда парень безапелляционно развёл руки в стороны и пожал плечами. — Куда уж мне до слуха маэстро, — продолжает шутить Антон, совершенно позабыв о своём спутнике. Он уже от скуки ковыряется мизинцем в ухе. — Ну и льстец! И не стыдно тебе? — Ни на ноту! — выдал Антон только что придуманный каламбур, вызвав у Полины смешок. — Я, конечно, всё понимаю, но вы долго ещё? Мне уже все ноги оттоптали, — подал голос Рома. — Ой, — непроизвольно вырвалось у Антона, когда голос Ромы вывел его из донельзя интересного разговора с подругой. — Извини, заговорились, — Рома никак не отреагировал, поэтому Антон продолжил, на этот раз обращаясь к Полине. — Ты не знаешь, где Оля? Мы её как раз ищем. — После сценки не видела, извини, — покачала головой она. — Ну и где она может быть? — спросил Антон, в очередной раз оборачиваясь на толпу. — Может, в туалет пошла. Не волнуйся ты, — успокаивает друга Полина. — Внатуре, Тох, по школе у нас маньяки ещё не шастали, — вдруг напомнил о себе Рома. Для Антона слова возымели кое-какой смысл, а вот Полина к такому сравнению в разговоре о ребёнке отнеслась не очень, результатом чего стала довольно ядовитая, не свойственная вежливой Полине, фраза. — Конечно, ты же здесь, — сказала она, словно это такая же безобидная шутка, как и та, которая была адресована Антону пару минут назад. Что-то в этой фразе напоминает Смирнову. Прежде, чем изо рта одного из них вырвется ещё хоть слово, на горизонте, то бишь на сцене, замаячил силуэт ранее упомянутой девушки. Она-то и обратила на себя внимание Морозовой. — Катя идёт. Может, она что-то знает про Олю, — сказала она Антону, пока привлекала подругу высоко поднятой в воздух ладонью. Та отреагировала быстро, что порадовало Петрова, хотя вид у старосты, как и всегда, не особо дружелюбный. — А вы здесь что делаете? — первый вопрос, вылетевший из её рта, стоило завидеть одноклассников. — Набор кандидатов на рассказ стишков закрыт неделю назад, приходите в следующем году, — тут же внимание переключилось на Морозову. — А ты чего их не прогоняешь? Знаешь, как нам Лариса Александровна нервы выцедит, если этих балбесов увидит? — Ну Кать, — растягивая гласную имени, обратилась к ней Полина. Два этих слова очень просят Смирнову не грубить. По крайней мере, ей и одному из парней точно. — Что «ну Кать»? Я сейчас сама учителей позову, если они не уйдут. — Мы только спросить… — не успел Антон договорить, как его перебил красноречивый вздох девушки. — Это тебе не поликлиника, чтобы просто спрашивать. — Так, блять, подруга, — вмешался в перепалку уже порядком подуставший от болтовни Пятифанов, обращаясь к Смирновой, привлекая к себе внимание всех троих. Два из них смотрят удивлённо из-за брошенного среди детей мата, а один — возмущённо в ответ на подобное обращение. Не успевает Катя обронить очередную капельку яда, Рома пресекает попытку, ставя перед ней выгодное условие. — Ты отвечаешь на один вопрос, и мы уходим. Лады? По Смирновой видно: ей не нравится, когда перед ней ставят условия, но, видимо, её настолько утомило как выступление, так и спор, что она готова пойти даже на уступки. — Лады, — ответила она, нарочно кривя рот так, чтобы верхний ряд зубов оголился, дразня этим самым хулигана. — Что там у вас? Рома кивнул Антону, давая возможность воплотить задуманное, и получил благодарный взгляд, после чего, обернувшись к Кате, Петров всё же озвучил вопрос: — Ты не видела девочку, похожую на меня? Оля зовут. Катя издевательски хмыкнула. — Сестру потерял. Ай-яй-яй, — покачала головой Смирнова, но нужно отдать должное — на секунду задумалась. — Её завуч позвала. — Куда это? — в один голос спросили парни, после чего удивлённо переглянулись. — Я откуда знаю? Мне только сказали передать, что её ждёт завуч на третьем этаже, а остальное меня не касается. И вообще, это уже не один вопрос, — важной интонацией оповестила их Катерина, возвращая на себя их взгляды, и гордо откинула косу через плечо, задев её кончиком проходящую мимо младшеклассницу. Бедняжка даже обронила свой бумажный цветочек. — Теперь уходите, — потребовала староста. — Кышь-кышь! На этот раз никто возразить не смог. А что им делать? Раз Оля ушла, значит, ждать её весь перерыв просто бессмысленно. Вот им и пришлось спуститься со сцены. Антон словил себя на мысли, что настроение его испортилось не столько от невозможности повидать сестру после выступления, сколько от Кати, успевшей наговорить гадостей больше повседневного лимита. И почему ей вечно нужно портить всем настроение? В честь неё ведь праздник, зачем глумиться над каждым встречным? — В оранжерее гадюка завелась, блять. Эта фраза Ромы оказалась настолько неожиданной и точной в описании его мыслей, что Антон прыснул от смеха. Порой Ромкино раздражение выглядит и звучит намного забавнее, чем может показаться со стороны. — Ты прямо читаешь мои мысли, — хихикнув, признался Антон, замечая, как смягчилось свирепое выражение лица рядом. Рома расплылся в ответной улыбке, стоило только посмотреть на него, и Антон ловит себя на мысли, что за недолгий промежуток времени компания Ромы перестала вызывать у него страх, а даже наоборот: ему нравится проводить с ним время. Но стоило парням только усадить свои пятые точки на кресла, как к ним, по дороге чуть не снеся учительницу, буквально подлетел Бяша. Из-за того, что их места находятся совсем рядом с проходом, протискиваться между сидящими людьми и спинками передних кресел не пришлось. Антон лишь сел вполоборота, облокотившись локтём о спинку своего стула. — Ты куда пропал? — задал ему вопрос Рома, ведь Бяша, отчего-то выглядящий чрезмерно взволнованным, от природы не создан для бега, а потому отдышка у него знатная, учитывая, что он пробежал от силы два этажа. — Я, короче!.. — перерывисто начал он. — Лёню по дороге видел! — И что? — спросил Рома, особо не надеясь на какую-то важную информацию. Это ведь Бяша, всегда раздувает из мухи слона. Что с него взять? — Ну я, значит, иду такой, а он меня стопорит у двери в тубзик, на, — Антон, надеясь обнаружить в суете полупустого зала что-то интересное, особо не рассчитывал на интересное развитие рассказа. — Говорит, типо, долго мялся там, сомневался, не знал говорить нам или хуй забить. Судя по периодически звучащим сзади «ну?» и «ага», Рома уделяет свежим новостям должное внимание. Самому ему было не особо интересно ровно до того момента, как в разговоре не прозвучало два имени. У Антона все краски с лица сошли, когда в одном предложении прозвучали слова «Семён» и «Оля», отчего резво развернулся, практически до хруста в позвоночнике. Рома, вид на которого ему открылся после опасного гимнастического манёвра, выглядит не лучше. — Это Бабурин Лёню вчера подговорить в туалете хотел, чтобы вам подляну через Олю устроить, на! А Лёня сознался, но не в крысу, бля буду! — и хлопнул себя ладонью по груди, будто это лишний раз подтверждает важность сказанного. После этой пламенной речи оба парня перевели взгляды на побелевшего Петрова, а тот в свою очередь с тревогой взглянул сначала на Бяшу, а потом на Рому. Они оба прекрасно знают, что Оли сейчас за кулисами нет, а судя по словам Кати, её по какой-то причине вырвали из места скопления людей, причём совершенно одну. Антон готов у всех на виду треснуть себя кулаком по голове за то, что это не показалось ему подозрительным раньше. — Ты не мог сразу сказать?! — крикнул Рома так, что несколько людей обернулись. Бяша распинался добрые две минуты о ненужных подробностях, прежде чем перейти к сути, за что и был награждён не особо доброжелательным рявком друга. В прочем, никого из парней это сейчас не волнует в такой же степени, как пропажа Оли, которая, как оказалось, не пропажа вовсе. Что один, что второй подорвались с мест, давая Бяше возможность говорить не так громко, ведь лица слушателей теперь находятся намного ближе. Рома с тревогой посмотрел на Антона, в глазах которого уже потихоньку начинает скапливаться паника. — Так… Олька же тут, не?.. — на неуверенный вопрос Бяши ответ дали красноречивые лица друзей. Осознание щёлкнуло в его голове быстро, результатом которого стало короткое, но понимающее: — Ох, бля.***
Рома в этой ситуации в полной мере демонстрирует свои лидерские качества, стоило им покинуть актовый зал. Он быстро взял руководство их мини-командой на себя, с трудом обратив мысли в холодный поток фактов, необходимых им всем для наиболее эффективного решения проблемы. Антон сразу предложил разделиться, хотя Бяша и возразил, выдвинув весомый аргумент в силу того, что в фильмах ужасов после разделения главных героев убивают по очереди. Рома бы согласился на это предложение, если бы не скептически глянувший на бурята Петров, напомнивший, что они, вообще-то, не в фильме, убивать их никто не планирует, а целью их вылазки являются всего лишь поиски ребёнка. Что ж, на том и решили, что искать они будут по отдельности. Парни быстро договорились и поделили между собой три этажа: Антон ищет на третьем, Рома — на втором, а Бяша — на первом. Точно никто не знает, когда Оля покинула актовый зал, отчего с каждым пройденным пустым коридором чувство безысходности всё нарастает, словно снежный шар, который с каждым новым шагом становится только больше. Они ведь даже не знают, где именно искать! А школа-то большая, построенная с расчётом на всех детей посёлка, так быстро все уголки не проверишь. Вот Бяша и ковыляет из коридора в коридор, от угла к углу, думая, что тут, наверное, только перекати-поле не хватает для полной картины. Судя по музыке, приглушённо звучащей с четвёртого этажа, перерыв уже кончился. А Оли всё нет. Можно представить, как Антон сейчас мечется по третьему этажу в её поисках. В самой школе, кроме охраны на входе, никого не осталось, все остальные находятся на четвёртом этаже. Но вот сейчас, пройдя в самый нелюдимый закоулок первого этажа, он уловил шорох. Бяша насторожился, но, чем ближе подходил к обшарпанной кладовке под лестницей, тем больше шорох напоминал ни что иное, как всхлипы. Он посмотрел по сторонам, надеясь, что ему не кажется, и в конце концов подкрался к деревянной двери, на вид порядком старше, чем другие, ведь краска на ней облезла почти наполовину, придавая ей ещё и жутковатый вид. Парень некоторое время прислушивается, но этот звук спутать сложно. Внутри совершенно точно плачет ребёнок. — Оля? — на пробу позвал он, практически касаясь двери ухом, в надежде не пропустить ни один раздавшийся оттуда звук. Но, к сожалению, в ответ ему последовала только тишина. Полная тишина, будто сидящий в кладовке человек нарочно пытается скрыть своё присутствие. Бяша, конечно, не сдастся после первой попытки, ведь мало того, что Оля важна для его друзей, так она ещё и ни в чём не повинный ребёнок, который стал жертвой их с Бабуриным вражды. Да и в конце концов, Бяше ли не знать, что такое быть запертым в помещении без еды, воды и света. Он никогда не отрицал, что мама у него не самая лучшая. — Я Бяша, друг Ромы и Антона, — попытался снова он, надеясь, что это окажется весомым аргументом для того, чтобы добиться от девочки хотя бы слова. — Они тебя сейчас тоже ищут, — снова тишина. — Я открываю дверь, — предупредил он и уже потянулся, чтобы коснуться дверной ручки, как по ту сторону послышался ответ. — Он закрыл дверь, — рассказал дрожащий голос девочки. — Кто? — Я не знаю, как его зовут, — на грани новых слёз ответила Оля. Её просьба звучит настолько несчастно, что у Бяши сердце сжалось, и он почувствовал неимоверную жалость и желание помочь, когда на грани слышимости до его ушей доходит молящее: — Позови Тошу. Бяша быстро сориентировался и даже стукнул себя по лбу, осознав, что теряет драгоценное время, за которое мог бы побежать и рассказать о находке друзьям. — Ты только никуда не уходи, на, я быренько! Рома бы его за такой тупой приказ щедро огрел по голове подзатыльником, но пока что его только предстоит найти.***
Пятифанов уже и потерял счёт времени, пока блуждал по второму этажу. Он ведь знает здесь каждый угол, каждый криво стоящий шкафчик, но Оля будто сквозь землю провалилась. Представить только, как переживает Антон с его-то паническим выражением лица тогда, в актовом зале. Хорошо, что они хоть тут смогли скооперироваться для продуктивных поисков, без лишних разговоров. И вот он уже собрался искать своих друзей, чтобы узнать, как обстоят поиски у них, как из-за ближайшего угла прямо-таки бежит к нему навстречу Бяша. — Нашёл? — опережает его мысли Рома и попадает в яблочко, ведь на это простое предложение бурят остервенело закивал. — И где?.. — тут же пришёл на ум следующий вопрос, не увидев рядом с другом саму Олю. В голове закрались нехорошие подозрения. Бяша посмотрел на друга максимально серьёзно, подозревая, какие ужасы Рома способен сотворить с Бабуриным за такие проделки. И ведь дело не только в устоявшихся понятиях, которые опускают издевающихся над детьми людей на самое дно их так называемой иерархии, но и в большей степени из-за того, что это сама Оля. Хоть она и начала дружить с Ромой, не зная о нём всей правды, прошлого и слухов, оказалась достаточно доброй для того, чтобы продолжать дружить с ним даже после того, как вскрылся его обман. И будь это просто детская недальновидность, за такой поступок Рома готов тратить своё время на её поиски. Хорошие люди всегда остаются крайними и в результате страдают больше остальных, хоть никто и предположить не мог, что Бабурин скатится до того, чтобы использовать младшую сестру Антона… для чего? Зачем ему проворачивать что-то подобное просто так? Это Роме непонятно. Он напрягается из-за несколько секундного молчания, повисшего после его вопроса. Но прозвучавшее «в закрытой кладовке» заставляет его мысленно пообещать Бабурину самую жестокую расправу из ведомых на его практике. Кулаки сжимаются, а выступившая близ переносицы морщинка из-за сведённых вместе бровей выглядит грубее обычного. Челюсти сжимаются до боли в десне, до отчётливых очертаний желваков, что, кажется, ещё чуть-чуть и он не заметит, как начнут крошиться собственные зубы. — Пальцы гниде поотрезаю, — практически прорычал Пятифанов, с трудом отказываясь от того, чтобы прямо сейчас не исполнить сказанное. На месте его удерживает только до сих пор сидящая в чулане Оля. Бяша молчит, зная, что сейчас лучше не лезть под горячую руку. В последнее время его друг не впадал в такое бешенство, поэтому лучше стоять тихо до тех пор, пока Рома сам что-то не скажет. В гневе Пятифанов вполне способен на всё, что вылетит из его рта. Но вот он глубоко вздыхает и, кажется, начинает продумывать их последующие действия, засунув кулаки в карманы. Тем не менее выражение лица от этого дружелюбнее не стало. — Есть шанс достать ключ? — На входе охрана сидит, — даёт отчёт Бяша. — По этажам уборщицы не ходят. — Вот блять, — с чувством ругается Пятифанов, смотря на ближайшую к нему дверь, а точнее — на замок. Рука в правом кармане нащупала раскладной нож, а голова — не очень безопасную, но идею. — Охрана ходячая? — Сидячая, — уточняет Бяша, внимательно следя за сменой эмоций на лице друга: от гнева и задумчивости до решительности. Этот обмен прилагательных означает, что охранник, уж точно не планирующий отдавать им ключ от подсобки, не патрулирует коридоры, и им, если уж задумают что-то, нарушающее правила, не придётся ставить шухера. Это значительно облегчает их задачу. — Отлично, — говорит Рома, и становится понятно, что он уже всё обдумал, спланировал и решил. Ай да Ромка, никогда не паникует в таких ситуациях. — Ищи Тоху. Потом сразу спускайтесь вниз. Я займусь замком. — Принято, на! — сказал Бяша с видом бравого солдата, отдал присягу и скрылся на лестничном пролёте, ведущем на третий этаж.***
Она, думает Рома, придя к двери по описанному Бяшей направлению, точно она. Он сразу тянется к ручке, зачем-то пытаясь убедиться, что дверь действительно заперта, и слышит испуганный детский писк внутри в ответ на скрежет замка. Будь на двери зеркало, Рома бы увидел своё побелевшее от испуга лицо, но когда девичий голос стал звать брата, прекрасно понимая, что его тут нет, в голове затаилась мысль, что Оля стала жертвой не слабой истерики. Обычно, что дети, что взрослые, в такие моменты страха кричат ничто иное, как «мама», скорее на подсознательном уровне, чем осознанно, когда организм в первую очередь подчиняется рефлексам, чем собственному сознанию. То, что главным спасителем Оля считает именно брата, а не родителей, может многое сказать об их отношениях, но только не тогда, когда на эти крики может прибежать охранник. — Оля, это я! Рома, — попытался успокоить её он. — Не кричи, я буду дверь открывать. — Г-где Тоша? — срывающимся от слёз голосом спрашивает она, заикаясь и всхлипывая. — Уже идёт, — сказал Рома, становясь на одно колено перед замочной скважиной. — Мне страшно… — Потерпи, сейчас выйдешь. Это стало последним предложением в их коротком диалоге, после чего хулиган ловко обнажил лезвие своего ножа-бабочки и просунул в щель между дверным проёмом и дверью, предварительно оттянув её на себя. Дело плёвое, ведь замки у них везде одинаковые, а Рома жизнью наученный искусству вскрытия таких несложных механизмов. Проблема в одном: дверь гнилая. Замок-то на ней не такой старый, а вот сама древесина уже много лет не менялась, из-за чего и просела, криво стоя в раме. Это несколько осложняет процесс, не учитывая того, как неудобно лезвие цепляется за слоящуюся краску поверх дерева. Но вот он задевает нужную затвору, которую из-за своего металлического покрытия так тяжело было подцепить ножом, дрожащие от старания руки уже готовы сделать последний рывок для открытия двери, как за спиной слышится щелчок, и Рома прекрасно понимает, в каком положении оказался. Сложно с чем-то спутать звук работающего полароида. Он клянётся, что более неподходящего момента для западни у него ещё никогда не было. И ведь стоит шевельнуться, все старания пойдут насмарку, а Оля, плач которой с момента его прихода не прекращается, просидит в этом месте ещё дольше. Стремительные шаги отчаянного фотографа отзываются в голове глухим стуком, поэтому, стараясь не обращать внимания на стекающее по стенкам желудка холодной, вязкой жижей, опасение, он намерен скорее вызволить Олю из этого кошмарного чулана, пропахшего пылью, влагой и тряпками. Он резко дёргает рукоятку ножа в сторону, используя зашедшее в затвор лезвие как рычаг. Дверь легко поддаётся, и Рома с чувством выполненного долга тут же срывается с места в надежде догнать непутёвого шпиона. Но стоило ему завернуть за первый же поворот, пробегая буквально два метра по коридору, тут же останавливается, понимая, что фотографа уже и след простыл. Он даже попытался прислушаться или взглядом найти свидетельство о нахождении здесь человека, но в коридоре с голыми стенами и ничем не прикрытыми подоконниками спрятаться было негде. Удрал, подумал Рома и стиснул кулаки, до боли вонзая короткие ногти в кожу ладони. Осознание, что теперь у кого-то есть доказательство его вскрытия не столько заставили его переживать, сколько разозлиться. Он ведь уже давно стоит на учёте за свои не особо законные выходки как раньше, так и сейчас, ведь уличные драки в милиции не поощряют не меньше, чем мелкое воровство или использование самого настоящего холодного оружия. А на фотографии Рома не только взламывает замок, но и ножом-бабочкой пользуется, что ставит его в ещё более печальное положение. Если это перейдёт в руки милиции… Поток его рассуждений прервали звуки шагов. Только он подумал о том, куда подевалась остальная часть их поисковой бригады, как с лестницы, под которой, собственно, и находилась эта самая кладовка, перескакивая через ступень, мчится Петров. Как и предполагалось, видок у него так себе. Стоило только увидеть сестру с влажными от слёз щеками и покрасневшими глазами, только-только вышедшей из заперти, как он бросился к сестре, что та, ожидаемо, сделала и по отношению к нему. Рома знал, что Оля боится темноты, она сама рассказывала, но… не знал, что настолько. Видно, что Петров напуган не меньше своей сестры, несмотря на их воссоединение, и Рома в который раз удивляется их близости. Девочка не прекращает плакать, вжавшись лицом в плечо брата, а тот, присев на одно колено, как минуту назад Пятифанов напротив замка, не смеет делать других движений, кроме как, крепко обхватив дрожащее тело сестры, поглаживать её по голове и приговаривать слова утешения. В который раз Рома поражается крепким отношениям этих двоих, но никогда прежде ему не доводилось видеть их настолько близко и, конечно же, не в таких условиях. Антон прижался щекой к белобрысым, как у него самого, волосам, шепча что-то, с такого расстояния неразборчивое, но делает это с отчётливо слышимой интонацией, благодаря которой Петрова, хоть и не отходит от брата, но начинает успокаиваться. Просто магия какая-то. Наверняка на рубашке останется мокрый след от слёз, но Антон не обращает на это никакого внимания, даже наоборот: прижимает сестру к себе, не давая даже возможности подумать, что она доставляет ему хоть какой-то дискомфорт при том, что поза его в полной мере таковой и является. Да что там таить, Рома и сам не в лучшем настроении после всего этого. Сам он себе не признается, но порядком понервничал, безуспешно ища Олю. Это испарина на лбу выступила или ему просто кажется? После таких приключений Роме очень не хватает сигареты, и Бяше, судя по всему, — тоже. Но тем не менее они никуда не уйдут, пока не убедятся, что этих двоих здесь можно оставлять без присмотра. Рома не прекращает думать о произошедшем, беспокоясь о последствиях. Теперь-то понятно, зачем нужен был весь этот концерт с Олей. Семён изначально знал, кто она и кем является Антону, ведь лично присутствовал на месте их с Ромой знакомства. Знал ведь, жук, что они её будут искать, ждал, пока они сильно сдружатся, чтобы устроить этот цирк и подстроить всё так, будто Пятифанов снова промышляет старыми выходками. Чтобы подставить. Рома не сомневается, что в скором времени об этом станет известно директору, а там и до милиции недолго. И ведь ему не остаётся ничего, кроме как ждать своей участи. Конечно, можно пуститься на поиски владельца фотоаппарата, но приведёт ли это к успеху, если снимок вскрывающего замок Ромы уже наверняка покоится на директорском столе? Есть ли смысл рвать на голове волосы, если он даже не знает, кто, помимо Семёна, стоит за этим? Он может выбить из Бабурина эту информацию и с радостью исполнит задуманное, стоит празднику в актовом зале завершиться. Устраивать побоище на глазах у всей школы не в его стиле. — Ромка, ты чё тут делаешь, на? — голос Бяши оказывается неожиданным, из-за чего Пятифанов резко оборачивается. Он смотрит на Рому не столько с любопытством, сколько с подозрением. По лицу видит: что-то стряслось. Его лицо кажется слегка… странным на вид. Рома не стал обращать особое внимание на припухлость на щеке друга, а лишь ухмыльнулся, осознавая, что Бабурин-то оказался не таким уж дураком. — Хрюндель прессу подослал, — Рома произнёс второе слово, как харчок сплюнул. Ему не нравится признавать то, что его в кои-то веки перехитрил такой чёрт, как Бабурин. — Кого?! — с неподдельным удивлением спросил Бяша, вертя головой по разным сторонам, будто сумеет таким нехитрым способом моментально обнаружить беглеца. — Да чтоб я знал, — сквозь зубы ответил Пятифанов, чувствуя новый приток злобы на незнакомого ему владельца полароида. — Он тапки намазал, я даже эту залупу вскрыть не успел! — сказал он, махнув в сторону замка. — Хреново, на, — вместо тысячи слов. Пока Бяша чесал репу, а Рома скрежетал зубами в гневных чувствах насчёт произошедшей западни, Петровы наконец объявились, причём Оля после воссоединения со старшим братом заметно успокоилась, хоть её глаза до сих пор красные, а ладошка не собирается выпускать из захвата указательный палец брата. Не хочет терять физический контакт, хоть ты тресни. — Ребят… — начал Антон, принимающий прицепившуюся к его пальцу сестру, как само собой разумеющееся. Всё внимание парней тут же обернулось на Петровых. Старший из них чуть закусывает нижнюю губу, стараясь подобрать нужные слова. Он отчего-то выглядит виноватым, не привыкший принимать чью-то помощь, но так как в силу обстоятельств был вынужден, сейчас чувствует себя немного не в своей тарелке, хоть воспитание и твердит, что за такую огромную услугу, как находка младшей сестры, нужно сказать как минимум «спасибо». — Я даже не знаю, как вас отблагодарить… Роме эту заминку понять сложно, поэтому он не роняет ни слова, пока в диалог вступает Бяша, которому смятение Антона понятно. Он-то, в отличие от лучшего друга, людей видит насквозь. — Да не за что, — махнул рукой бурят, будто каждый его день наполнен поисками пропавших третьеклассниц. — Мы ж малявку твою искали, а не москвич подарили, на, — гоготнул Бяша, — так что всё нормас, на, — и показал большой палец, подтверждающий его слова. — Нет, правда, — настаивает Антон, намереваясь довольно упёрто отстаивать важность проделанных стараний. Он смотрит то на Бяшу, с которым ведёт диалог, то на Рому, выполнившего не меньшую долю работы, и говорит так искренне, с такой благодарностью, словно они спасли ему жизнь. — Я у вас в долгу. — Успокойся ты, — хмыкнул Рома, улыбнувшись такой настойчивости парня. Взгляд у него мягкий, а брови чуть вскинуты, придавая ему умиляющийся вид. — Никаких долгов, — категорично заявил он. — Мы ж это так, по доброй воле. В груди у Пятифанова искорками вспыхнуло приятное тепло, когда ответом ему послужила полная благодарности улыбка. Ему нравится ощущение того, что проделанная им работа была не зря, что он смог сделать приятно Антону, что из-за него он улыбается и даже благодарит. Он чувствует странный покой, несмотря на переживание, создавшее эффект пресса, сжимающего его голову. Петров оказывает на него хоть и странный, но очень приятный эффект. Само присутствие, его притягательная улыбка с выделяющийся на левой щеке ямочкой способны наделить Рому не только прекрасным настроением, но и каким-то внутренним трепетом, будто все его конечности вдруг становятся легче, а голова избавляется от тяжёлых переживаний, сменяя их одной только мыслью о том, как же хочется зависнуть в его внимании чуть дольше! Хочется из раза в раз приковывать к себе взгляд только этих ярко-зеленых глаз, просто находиться в их кругу обзора, ведь внимание Петрова стало таким неожиданно приятным и влекущим, что Рома в один момент предался испугу. Нормально ли так реагировать на обыкновенное присутствие кого-то? — Спасибо большое, — внезапно подала голос Оля. Она всё ещё шмыгает носом, но, наверное, их разговор хорошо повлиял на неё, так как Петрова, хоть и не отпустила руку брата, осмелилась вставить своё слово. Бяша заулыбался, словно все его хомяки по щелчку пальцев воскресли. Кажется, у кое-кого слабость перед видом детей. Оно и не мудрено, ведь Рома знает, что тот с раннего детства хотел себе младшего брата или сестру. К сожалению, его мама, кроме обеспечения их маленькой семьи едой, водой и крышей над головой, не намеревалась грузить себя ещё одним оборванцем к Бяше в пару, так что бурят даже не скрывает того, насколько обрадовался тому, что Оля лично их благодарит. — Ой, да что там, — заулыбался он. — Ты хоть не сильно испугалась? Оля стыдливо потупила взгляд о носки своих туфелек. — Испугалась… — и прижалась к предплечью Антона, с сочувствием глядевшего на смену настроения сестры. — Мне мальчик сказал, что меня позвала Ирина Валентиновна… Парни начали переглядываться, без слов интересуясь друг у друга, правильно ли они втроём растолковали это «мальчик», ведь неподъёмную тушу Бабурина сложно назвать мальчишеской. — А потом… вот, — неоднозначно закончила Оля, под коротеньким наречием подразумевая тёмную кладовку. Оля ещё с первых дней их с Ромой встреч рассказывала и о сове, и о своём страхе темноты. Он понимает, что по сравнению с городом в их посёлке ночью хоть глаз выколи. Ни тебе ярких вывесок магазинов, ни горящих окон соседей напротив, а в лесу так даже дорожные фонари не встретишь. Вряд ли Бабурин знает об этом маленьком нюансе, ведь его целью являлась совсем не Оля. Остаётся только гадать, что он будет делать с этой фотографией. Шантажировать Рому он не сможет, ведь хулиган в любых вопросах не даёт усомниться в том, каким опытным бойцом является. Силой отберёт, чего уж там таить. Но вот, в чём проблема, сейчас на четвёртом этаже идёт концерт и подсечь этого паршивца возможности нет, а того, кто эту фотографию сделал, Рома не увидел. Его мысли прервал голос Антона. — Теперь нужно возвращаться. Парни переглянулись между собой, в итоге сосредоточив взгляды на Оле, не планирующей отходить от брата дальше, чем на десять метров, о чём свидетельствовала всё ещё крепко сжимающая ладонь Антона рука девочки. Она посмотрела на брата снизу-вверх, и тот уже знает, что Оля хочет что-то попросить. Такой щенячий взгляд она использует только, когда сильно чего-то не хочет. — А можно во двор? Хулиганы хоть и удивились, но согласно закивали друг другу, одобряя такую идею. А вот Антон не особо доволен. — Двор? — удивился Антон. — Тогда как быть с концертом? Тебя там уже, наверное, обыскались, — в голосе чувствуется упрёк. В этом лежит ещё одно весомое отличие Петровых друг от друга. Антон хоть и способен на нарушение правил, всегда старается свести их к минимуму и позже сильно переживает из-за их несоблюдения. Оля же, как прирождённая сорвиголова, особо не волнуется по этому поводу. Не редкими были случаи, когда она срывала тихие часы или в тайне от воспитателей воровала со столов одногруппников мармеладные, засахаренные лимонные дольки. Конечно же, о своих успехах она всегда рассказывала только брату, а он хоть и ругал, родителям не пробалтывался. Можно сказать, что это были первые секреты, которые Антон успешно хранит и до сих пор. Ни одна пропавшая лимонная долька спустя столько времени не пала на совесть «послушной» Оленьки. — Но я уже не буду выступать, — попыталась уговаривать она. — Нам сказали, что нужно будет выйти только в конце… — Оля, нельзя так внезапно пропадать, — настаивает Антон. Петрова, вполне ожидавшая подобный ответ, недовольно нахмурилась и обиженно выпятила нижнюю губу. И чего это вдруг она так не хочет возвращаться туда? Неужели её так отторгает выступление? Антон был уверен, что овации публики доставляли ей искреннее удовольствие. Она неожиданно обратилась за помощью к своему другу. — Рома! — тот аж встрепенулся от неожиданности. — Скажи ему! Пятифанов посмотрел на Антона, ловя на себе такой же удивлённый взгляд, какой он послал самому Петрову. Изо рта не вырвалось ничего, кроме тягучего «э-э-э», стараясь подобрать слова, а ладонь уже обосновалась на собственном затылке, почёсывая его в надежде, что это привлечёт к его голове правильные слова. Если бы дело касалось его самого, он без задней мысли сбежал бы, предпочтя ещё долгому высиживанию пятой точки посидеть на свежем воздухе. Но ведь это Оля, а Антон в вопросах собственной сестры имеет влияние, в отличие от него самого, поэтому решать что-то вместо Петрова он считает просто неправильным. Это, можно сказать, не в его компетенции, ведь Оля не те ребята, которые в широких кругах называют Ромку своим главарём; у неё есть человек, полностью отвечающий за неё, поэтому парень чувствует, что его слово здесь будет лишним. — Да ладно тебе, Антох, на, — внезапно вступил в беседу Бяша, приковывая к себе внимание, всех троих. — Потом отчитаешься. — Это неправильно, — стоит на своём Антон. — Нужно сказать, что Оля нашлась. — Никто и не заметил, что её нет, на, — убеждает его бурят, заставляя Олю так посмотреть на Антона, что тот уже начинает потихоньку сомневаться. — Давай, братан, мелкой развеяться после кладовки надо. Слово «кладовка» сработало как решающий аргумент. Петров хотел было что-то сказать, но запнулся и, посмотрев на лицо Оли, буквально умоляющее согласиться, всё же дал добро. Петрова радостно запрыгала на месте и наконец-то отцепилась от брата, сдерживаясь, чтобы не выкрикнуть победоносное «ура!». Сам Антон немного не доволен тем, что сестра, хоть и не без чужой помощи, но уломала его. Бяша-то дело сказал, как после этого отказать? Но стоило увидеть, как засветилась от счастья Оля, почувствовал, что решение было правильным. Спустя какое-то время их квартет, как это обычно бывает, разделился на пары, причём очень удивительным способом. Оля нашла себе идеального собеседника — такого же болтуна, как и она сама. Антон с Ромой, идя позади, иногда шикали на них с Бяшей, потому что оба с таким запалом рассказывали, переспрашивали и вставляли детали, что со временем стали перекрикивать друг друга, сами того не замечая. Когда они с Пятифановым в унисон сказали: «Давайте потише», — Оля с Бяшей на пару секунд замолчали, обернулись, коротко переглянулись и после уже тихонько, гаденько захихикали, заставив обоих парней пропустить по телу мурашек оттого, насколько схожей у этих двоих оказалась интонация. В итоге им всё же удалось проскользнуть во двор, хоть это и не составило особого труда, ведь красная железная дверь с парочкой вмятин всегда открывается после большой перемены. Время позволило выйти почти по правилам. Но если Антон думал, что Оля решит сменить компанию, то у неё самой абсолютно другие планы. Петров так и застыл у выхода на задний двор, когда сестра, совсем позабыв о нём, полностью погрузилась в постройку мини-снеговика с Бяшей. Глядя на их занимательное катание маленьких шариков для снежного человека, Антон неожиданно для себя почувствовал… укол ревности. Нет, конечно, он не против того, что у Оли появляется всё больше новых друзей, и сам парень прекрасно знает, что их с сестрой дружба намного прочнее, проверена годами совместного детства и разными ситуациями, но банально не ожидал, что его сестра настолько отходчива и легка на подъём. Её десять минут назад вытащили из запертой кладовой, а ей хоть бы хны! Заслуживает уважения. — Чего стоишь? — донеслось откуда-то со стороны. Обернувшись на звук, Антон увидел сидящего на качеле Рому. На этом же месте он сидел и вчера, когда они обменялись краткими приветствиями, находясь по разные стороны окна кабинета географии. — Могу лечь, — спокойно ответил Антон, не сдвинувшись с места. — Вон сугроб большой, должен быть удобный, — сказал Рома, указывая большим пальцем на снежную горку справа от качели, на которой сидит сам. В его глазах играет смех и какое-то скрытое озорство. — Ха-ха, — с сарказмом, по слогам выговорил Петров, коряво ухмыльнувшись, — молодец, спетросянил. — Сказал мне Петров, — выгнув бровь, фыркнул Пятифанов. — Тогда ты мне скажи: таким шуткам где-то учатся или это хроническое? — А ты, небось, научиться хочешь? — Между прочим, — деловито заметил Петров, с трудом скрывая прущуюся наружу улыбку, чтобы не сломать комичность момента, одновременно с этим приближаясь к свободному сидению качели, — отвечать вопросом на вопрос неприлично. — Это ты мне решил затирать про приличия? — приподнял брови хулиган, вступая в игру «кто первый не засмеётся». — Сударь, Вы когда с лестницы летели, башкой об косяк нигде не стукнулись? — Глупо было с Вашей стороны, милейший, предполагать, что именно меня подведёт физическая форма, — сказал Петров, показательно задрав подбородок, и сел на качелю рядом с Ромой. Тот в свою очередь смекнул, почему Бяшино лицо показалось ему перекошенным, отчего уголок губ непроизвольно дёрнулся вверх. — А я-то думал, почему у Бяши рожа корявее обычного стала. Это ты у нас носишься, как ошпаренный, а у этого так не получается. — По его поведению и не скажешь, — заметил Антон. — Он всегда кажется таким… резким, что ли. — Это тебе так кажется, — заверил его Пятифанов. — Он-то резкий, а на поворотах заносит. — Конечно-конечно, — ответил Антон интонацией, заставившей Рому непонятливо выгнуть бровь. — Только вот налетел на меня в коридоре тогда ты. Рома не сдержал смешок и слегка помотал головой вправо-влево. — А ты, значит, злопамятный, — и ухмылка его стала столько же провокационной, сколько и заинтересованной. Какой Петров, оказывается, непростой. — А с чего бы мне что-то забывать? — в ответ ему ехидно улыбнулся Антон. Он хотел было продолжить в такой же манере, но вдруг осёкся. Продолжение сопровождается потянувшейся к лицу руке. — Хотя, — вдруг смягчился он, — очки-то вы мне склеили, — и покрутил снятые окуляры в качестве доказательства. Одна дужка, ожидаемо, не сгибается из-за хорошо застывшего когда-то клея. Профиль Антона без очков выглядит слегка иначе. Ранее прикрытая часть носа теперь выделяется двумя красноватыми пятнышками из-за носоупоров, и Петров, наверное, по привычке потирает это место пальцами, после чего поправляет ими же торчащую из-под шапки чёлку, лезущую в глаза. Теперь намного отчётливее видно его светлые ресницы и почти незаметный горбик на носу, доселе считавшийся Ромой идеально ровным. Он словил себя на том, что засматривается уже после того, как Антон вновь натянул на себя очки. И всё же в них он кажется более привычным, что ли. Пятифанов совсем по-детски отвернулся, зарывшись в капюшон куртки так, словно смог бы упрятать свои порозовевшие щёки. — Делов-то, — сказал Рома такой интонацией, что сразу стало понятно: склеить очки — плёвое дело. За этим оказалось так легко спрятать накатившее смущение. На некоторое время меж ними пробралась неловкая тишина, но спустя какой-то десяток секунд Рома вновь обратился в слух. — Эм… мне вот интересно… — нерешительно начал Петров, заставив Рому обернуться на звук его явно заинтересованного голоса. — Валяй, — призывно сказал Пятифанов, но вопреки немного грубой формулировке очень даже не против ответить на какой бы то ни было вопрос. — Откуда у тебя был ключ? — Какой ключ? — недоуменно нахмурился Рома. — Какой-какой? — кривляется Антон, желая скорее узнать ответ. — От кладовки. Пятифанов выгнул бровь, намекая, что никакого ключа и в помине не видел. До собеседника это дошло сразу, но это не помешало ему вслух стоить догадки. — Сначала я думал, что тебе его дала тётя Таня, — рассказывает он, — но по дороге понял, что уборщиц на этажах нигде нет. — Ещё варианты? — Рома облокотился локтями о колени и вновь сгорбился, сложив пальцы в замок. Антон как-то подозрительно прищурился, осматривая чересчур самоуверенное лицо одноклассника. — Ежу понятно, что вскрыл. Но лома или отмычки я у тебя не наблюдаю. Рома на это со смешком фыркнул. — Почему это лома нет? Я его каждый день в кармане ношу, не видно, что ли? — Хорошо, это глупый вариант. — А то. — Отмычка? — Отмычки для слабаков. Антон обхватил железные цепочки, на которых держится сидушка качели, и со скепсисом глянул на друга. — Ла-а-дно, — растягивая гласную, ответил он, находя такой ответ странным. Отмычка себе, как отмычка, думает Антон, не понимая такого отношения к инструменту. Несмотря на это, он до сих пор стремится узнать подробности вскрытия дверей. — Тогда… — призадумался он, — может, ножницы? Я слышал, что ими тоже можно открыть. — Вообще, можно, — призадумался Рома, — но я тебе хер где найду ножницы, если все кабинеты тоже закрыты — это раз, — он расцепил замок из пальцев и показал указательный, начиная перечислять, — а конкретно замок ими открывать вообще неудобно — это два, — теперь из его кулака поднялось уже два пальца, вполне понятно иллюстрируя ранее высказанные причины — Я такой хернёй не маюсь. — Не знаю тогда, — признался Петров, водя большими пальцами по холодному металлу цепей. — И чем? Рома хмыкнул и без лишних слов потянулся к правому карману. Рукоятка ножа-бабочки сверкнула на свету, а Антон и вовсе упустил момент, когда одним резким движением хулиган обнажил его лезвие. Он во все глаза уставился на острый наконечник и непроизвольно сглотнул. Стыдно признать, но он до сих пор пропускает ряд мурашек, когда видит его в Ромкиных руках. Пятифанов, заметив это, сам замялся, стараясь избежать не особо приятных воспоминаний, из-за которых ему иногда даже стыдно поглядывать на собственное отражение на металле ножа. Хоть они, вроде как, и наладили контакт, такие вещи, как старые опасения, делают в их ещё не окрепшей дружбе дыры. Именно это подтолкнуло его к тому, чтобы коротким, но резким движением руки схлопнуть две половинки рукоятки и… протянуть нож Антону. Тот, естественно, подвис на пару секунд, а потом посмотрел на Рому с ярко выраженным вопросом в глазах. «Зачем?» — говорит его лицо, совершенно искренне не понимая причину этого «дара». Рука, предлагающая ему инструмент, даже не дрогнула. Антон, медля, всё же берёт нож в руки, чувствуя его тяжесть после того, как Рома бережно отпускает другую сторону рукояти, полностью доверяя бывшему врагу своё смертельное оружие. — Ножом, значит, — озвучил свои мысли Антон, не прекращая думать насчёт того, как была открыта дверь кладовой. Рома не сводит с него пристального взгляда. Ему нравится приглядываться к новым эмоциям одноклассника, интересно наблюдать за неуверенными действиями парня, его робостью во время изучения чужой вещи и смесью чувств, вызванной тем, что мало верится в то, что предмет, ранее приносивший ему боль, был добровольно отдан ему же для осмотра, причём… просто так? — Что, коленки задрожали? — спросил Рома, когда Антон подозрительно прищурился, глядя на Пятифанова слегка искоса. — Тебе не кажется опасным давать его мне? — с акцентом на последнее слово спросил Антон. — Вопросом на вопрос отвечать неприлично, — ухмыльнулся Пятифанов, вынудя Петрова беззлобно закатить глаза. — Нет, ну правда, — не желает отступать от темы Антон. — А вдруг я прямо сейчас возьму и пырну тебя? — он попытался сделать максимально серьезное лицо, придать ему устрашение неизвестностью его намерений. Конечно, протыкать никого ножом он не станет, но вопрос от этого интереснее не стал. Рома посмотрел на него, как на малое дитя, уверяющее, что луна сделана из сыра. — Ты-то? — с ноткой издёвки в голосе спросил хулиган. — Сначала открывать его научись, не порубив себе пальцы, а потом уже запугивай. — Ха, — самоуверенно глянул на него Антон. Драки, может быть, когда-то и заставляли его опасаться хулигана, но после их передряг он уже не кажется кем-то злым и непобедимым. Оказывается, с ним можно и шутить, — можно подумать, — сказал Антон, рассматривая инструмент в своих руках. — А вот сейчас возьму и открою. — Давай-давай, — хохотнул Пятифанов, — мне медсестру сразу звать или подождать? — Для себя позовёшь, — незлобно бросил ему Антон, так же, как и хулиган, находя их мелкую перебранку забавной. Рома хоть и смеялся до этого, чувствует, как напряглось его тело, стоило Петрову резко дёрнуть рукоятку и обнажить лезвие. И нет, он не боится, что шутливая угроза исполнится, ведь тогда оружие и не попало бы в руки Петрову, но волнение окатило его ледяной водой, когда парень рядом перехватил открывшуюся рукоять и уже планировал сделать повторный рывок кистью, чтобы провернуть некое подобие тех трюков, которые выполняет Рома, стоит ножу оказаться в руках. И всё бы ничего, да вот Антон прямо сейчас намеревается оттяпать себе большой палец. — Стоять! — резко предупредил его Рома, хватая друга за руку, держащую оружие, скорее рефлекторно желая предотвратить чужую травму, чем осознанно не дать парню порезаться. Руки у Петрова ледяные, что на контрасте с его, порядком привыкшими к занятиям на перекладине зимой, чувствуются не менее колюще, чем снег, из которого Бяша и Оля сейчас лепят снеговику огромные ноги-шарики. Костяшки у него острые, несмотря на недавно приобретённый борцовский опыт, а кожа, как и волосы, светлая, нетронутая ни одной родинкой, ни одним пигментным пятном. Сквозь неё слишком отчётливо просвечиваются голубые нити вен, отчего сочетание с ней чего-то острого вызывает далеко не положительные эмоции. Антон от неожиданности послушно замер, не сводя взгляд с ладони Пятифанова, крепко схватившей его собственную. Неприятное ощущение сдавливаемой конечности заставило поднять голову с ярко выраженным вопросом в глазах. Как же он удивился, словив на себе злой взгляд! — Он целый, — поспешил заверить его Петров, с опасением косясь на чужую руку, стискивающую его пальцы в непосредственной близости к острию. — Вижу! — каким-то грубоватым тоном отвечает ему Рома, ещё сильнее стискивая ладонь Антона. — Ты ж сначала думай, прежде чем ножом вертеть! — Слушай, — испорченной интонацией говорит Петров, — если так боялся за свой нож, зачем тогда давал? Пятифанов тупо посмотрел на него, чтобы в итоге сказать ровным голосом: — А палец свой тебе не жалко? Теперь тупо смотрит уже Антон. — Ой, — понял он и, опустив глаза на его заточённую в стальную хватку Пятифанова ладонь, в полной мере понял, из-за чего поднялся шум. — Ой! — передразнил его Пятифанов. В воздухе даже ветра не стало, прямо как и слов, подходящих к этой ситуации. Неловко вышло, думает Антон и ловит себя на мысли, что чужая рука слегка задержалась на его собственной. — Так… Кхм… — неловко намекает он. Рома, кажется, даже не замечает, что продолжает держать друга за руку. И если бы просто держал, так он ещё и смотрит на него так, словно Антон сейчас нарочно возьмёт и отрубит себе палец. — Ты меня держишь, — не выдержав, сказал напрямую Петров. Пятифанов-то об этом попросту забыл, поэтому, когда действительно в поле зрения оказалась собственная ладонь, накрывающая чужую, он отдёрнул руку, словно кожа Антона внезапно стала раскалённым металлом, и это движение выглядело даже немного испугано. С вытаращенными на парня глазами он сидел всего какие-то пару секунд, прежде чем поднялся с качели с ровным «покурить надо», и Антон, наверное, впервые за время их недолгой дружбы не слышит приглашения присоединиться. Странный он какой-то, думает Антон, на этот раз аккуратно складывая нож и потирая его тёмную рукоятку большим пальцем, вернуть надо бы, и через плечо глянул на угол здания, за которым скрылся парень.