Коль судьба тебе позволит, ошибку ты не совершишь.

«Однажды год сто лет назад, Чуть больше, но не меньше, Судьбой был выбран наугад Для жизни той ценнейшей. А жизнь та вручена тебе, Прикручена цепями, Сметая, руша все в борьбе: Все корни бытия, созданий, Что держат крепко, не дают Пуститься в пляс во времени. Законных перемен дебют Заставит лишь в преддверии Понять свою семью. Одно ты помни до тех пор: Судьба всегда несправедлива. Но шанс один на жизнь одну Наполнит душу кропотливо. Наступит час, когда лишь ты Способна будешь сделать выбор. И тихий странник темноты В историю проводит мирно. 20.07.2012». Алевра снова потянулась за волшебной палочкой, которую уже несколько раз откладывала на журнальный столик. - Апарекиум! – белый луч сорвался с кончика палочки и растворился, только коснувшись письма. Опять ничего. Казалось, должны же были проявиться хотя бы невидимые чернила. Но всё не так просто. Алевра упрямо поджала губы. Час жизни был потрачен на то, чтобы обнаружить хоть какую-нибудь зацепку, подсказку, намёк. Неужели, всё в пустую? Конверт уже был разорван на части при попытке найти что-нибудь изнутри. Были применены все возможные и невозможные, пока слишком сложные для Буваль, чары. Для одного заклинания даже пришлось покопаться в книге «Карманное пособие ликвидатора заклятий». Но и оно ничего не дало, если, конечно, взять в расчёт, что Алевра выполнила всё правильно. Кроме защитных заклятий на конверте и письме найти ничего не получилось. Почерк, которым было написано послание, также не показался знакомым. Крупные, но ровные, почти без наклона, буквы, каллиграфически выведенные пером, явно принадлежали взрослому человеку. Буваль с некоторой завистью разглядывала эти идеальные ряды слов. Сколько бы она не старалась улучшить почерк, при быстром письме буквы всё равно то взлетали над строкой, то проваливались и менялись в размерах. Идея, что это письмо было просто кем-то хорошо спланированной шуткой, пока всё же оставалась наиболее реалистичной. Но кто это сделал? Алевра сомневалась, способны ли были на подобное её однокурсники. Да и зачем им подвергать себя опасности исключения? Школа обо всём узнает, а репутацию, как примерного и серьёзного ученика, потерять никто не хотел бы. К тому же настоящего гоблина заставить сделать нечто подобное было бы весьма проблематично. Алевра вдруг подумала, возможно ли превратиться в гоблина с помощью оборотного зелья. Однако это же абсурд. Буваль мотнула головой и раздражённо фыркнула. Мысли то и дело норовили утечь в другом направлении. Она хотела было снова отбросить палочку на столик, но вовремя опомнилась и положила её на колени, перечитала письмо. Такого замороченного текста она, готова была поклясться, нигде не встречала. «Законных перемен дебют Заставит лишь в преддверии Понять свою семью». Семью… Даже если представить, что это письмо – не изощрённого вида издевательство, человек, который знал, когда Алевра должна родиться и где будет жить впоследствии, наверняка должен был знать и то, что семьи никакой и нет. Только если Глафира, тётка родная. Но это же не то, в понимании Алевры, обширное, сильное и уютное слово «семья». Только двое, куда уж? «Тихий странник темноты». Недавно, уже поздно вечером, Алевра решила зайти в домашнюю библиотеку, взять что-нибудь почитать перед сном и чуть ли не пришибла старого эльфа, который протирал подоконник. Буваль его просто не заметила, а ближе к ночи свет в поместье тускнеет, что только вредит внимательности. Конечно, палочки под рукой тоже не было. Вот бедный домовик с отдавленной ногой и стал себя ругать за то, что сам не заметил в темноте такую совсем незаметную Алевру. Та же попыталась переубедить эльфа старой закалки и заставить принять надбавку к зарплате за причинение вреда. На что он ответил, что и так живёт на деньги хозяев, ещё раз извинился и похромал к следующему подоконнику. Вполне себе тихий, да и увидеть его можно только по ночам. Но в какую историю старый домовик её проводит? Алевра измученно вздохнула и сползла в кресле. Увидела бы сейчас Глафира её осанку - ходить целый день с книжками на голове показалось бы детским лепетом. Но Глафиры дома нет, а её предположительное появление весьма сомнительно. Что бы она сказала насчёт письма? Наверняка, посчитала бы угрозой в сторону наследницы. Нет, Алевра ни за что не расскажет ей про письмо, разберётся сама. Ещё эта дата. Судя по ней, можно было бы предположить, что событие, о котором рассказывается в письме, должно произойти уже через несколько дней. Или она имеет совершенно другое значение, о котором можно только догадываться. Попытавшись вспомнить какие-либо праздники, магические и магловские, которые могут выпадать на 20 июля, Алевра бросила эту затею. Значит, остаётся первый вариант. В груди что-то неприятно зашевелилось. Буваль подскочила с кресла и начала расхаживать перед камином. Она понимала, что глупо разводить панику на пустом месте: ещё не факт, что это всё-таки не шутка. Но все способы докопаться до истины были уже испробованы. И спросить некого, даже гоблин ничего не рассказал. В этом всё «невероятное» везение Алевры. Чёрная полоса будто тянется за ней по пятам с самого рождения. Буваль яростно смяла письмо в кулаке, желая обвинить его во всех невзгодах, но тут же расправила и к своему разочарованию обнаружила, что на бумаге не осталось даже заломов. Пергамент будто выгладили, а всё благодаря чарам, не разрушимым и подозрительно долговечным. Алевра положила письмо на журнальный столик и отвернулась к огню, выпрямившись. - Госпожа, велите подать обед? - эльфийка появилась чуть поодаль. Она знала: Алевра не любила неожиданных звуков. Но даже сейчас та еле заметно вздрогнула. - Винни не хотела отвлекать, хотела лишь сказать, что уже два часа дня, а госпожа не завтракала. - А, Винни, - Буваль нахмурилась. Есть не хотелось, ком напряжения в горле не давал даже глубоко вздохнуть, не то что попробовать протолкнуть пищу. – Я… я пока не хочу, спасибо. Однако Винни такой ответ не устроил, она упала на колени и умоляюще пискнула: - Госпожа же знает, хозяйка хочет, чтобы госпожа хорошо питалась! Хозяйка попросила Винни следить за тем, чтобы госпожа больше не голодала! - Ладно-ладно, - смиренно согласилась Алевра. Она сама видела, как сильно похудела за последние месяцы. Насколько это было связано с ростом, насколько со стрессом. Но Глафира забила тревогу, когда увидела племянницу-скелета впервые за полгода. Ворчала, как Алевру ещё не выгнали из школы. Как-никак в Дурмстранге ценили физическую силу и здоровье. А Буваль, потеряв некоторый объём мышечной массы, теперь не могла даже километр пробежать, чтобы потом не свалиться с головокружением и тошнотой. Больше не было выигрышей в дуэлях, она утратила былую ловкость и выносливость, просела общая успеваемость, потому что сконцентрироваться не получалось, да и болеть Алевра стала намного чаще. Заметили это все, вплоть до директора. Школьный колдомедик обращался к ней с призывом к благоразумию и предлагал помощь. Лучшим решением этой проблемы было бы прохождение реабилитации в больнице. Однако Глафира чётко выразила намерения обойтись без этого, возможно, потому что тогда поместье осталось бы без присмотра, или вину чувствовала. Теперь же каждый день Алевре приходилось слушать уговоры настырной и правильной эльфийки и пытаться через силу запихнуть в себя еду. Но почти за две недели пребывания дома, казалось, ничего не изменилось. Пустота поместья нагоняла тоску. Буваль могла перемещаться по каминной сети к друзьям, но дом нельзя было надолго оставить теперь, когда Алевра фактически отвечала за него. А одиночество переносить нелегко. Мысли казались умственной жвачкой, от которой почти невозможно избавиться. Тревога заставляла просыпаться посреди ночи в холодном поту и смотреть в тёмный потолок, ощущая, как всё быстрее колотится сердце, а попытки привести в порядок дыхание приводят к ещё большему удушью. Алевра ковыряла вилкой рис до тех пор, пока в тарелке не начала вырисовываться улыбчивая рожица. Буваль склонила голову набок, передвинула крупицы гарнира. Теперь человечек уже не казался таким весёлым. Рядом вновь возникла Винни, держа на подносе графин с клюквенным морсом и прозрачный стакан. - Госпоже нужно что-нибудь ещё? Винни может принести, – она критически оглядела всё ещё полную тарелку. Алевре стало неловко. Ведь она знала, что эльфийка очень старается ей угодить и сделать всё возможное для её выздоровления. - Нет, спасибо, - Буваль демонстративно наполнила рот рисом и, прожевав, с трудом проглотила. Пересохшее горло сжималось, не пропуская комок пищи. Алевра схватила стакан с морсом и залпом осушила его почти до конца. Холодный напиток немного пощипывал язык. Винни с подозрением наблюдала за этими манипуляциями и совсем не собиралась оставлять Алевру одну. Через несколько минут еды на тарелке стало меньше разве что на треть. Салат, который так любезно подложила эльфийка, так и остался нетронутым, а одинокая половина котлеты лежала, наколотая на вилку. Алевра откинулась на спинку стула, ощущая, как распирает желудок. Однако на смену беспокойству и смятению пришла расслабленность. Резко начало клонить в сон. Буваль даже пришло в голову, не подлила ли Винни ей в морс успокоительного зелья. Хотя этого рода зелья всегда имеют очень яркий мятный вкус. Неужели на неё так подействовал перекус? - Госпожа? – Винни тронула Алевру за плечо, - Госпожа хорошо себя чувствует? Может, Госпожа хочет прилечь? - Да… - ответила она и резко поднялась. К горлу подкатила тошнота, и перед глазами поплыло. Буваль опёрлась ладонями о столешницу и прикрыла глаза. – Да, я пойду, наверное. Когда голова перестала так кружиться, Алевра глубоко вздохнула и побрела к себе в комнату. Лестницу на второй этаж она преодолела, хватаясь за перила. Ввалившись наконец к себе, она, не раздеваясь, плюхнулась на кровать и уткнулась лицом в подушку. Комната находилась в северном крыле дома, поэтому в помещении стоял полумрак. Окно было распахнуто настежь, полупрозрачная тюль колыхалась под шум деревьев. Рядом с заливом почти всегда было очень ветрено, но бывали и такие дни, как этот, когда тихий ветер с воды ласково обдавал запахом соли и трепал волосы. Трава шелестела, перебиваемая журчанием редких волн, а над головой раздавались отдалённые крики чаек. Алевра хорошо помнила, как в детстве Глафира водила её на берег, садилась на плед с книгой в руках, закрываясь от яркого солнца шляпой с широкими полями. Маленькая Буваль с озорством щурилась и, сняв босоножки, принималась бегать по воде. Брызги летели во все стороны, а она восторженно взвизгивала и забегала чуть глубже каждый раз, когда тётя ворчала про неподобающее поведение и старалась унять девчонку. Однако тогда Глафира не скрывала улыбку, ей было в радость воспитывать дочку сестры, ведь своих детей она иметь не могла. Знала ли она уже тогда, что её ждёт? Алевра дёрнулась во сне и открыла глаза. Ей казалось, что прошло не больше двадцати минут. - Темпус, - Буваль подняла волшебную палочку. По полупрозрачному циферблату, появившемуся в воздухе, она поняла, что уже почти семь часов вечера. Удивительно. После сна в голове был приятный туман. Алевра откинулась на спину и повертела палочку, подняв её на вытянутых руках. Все ученики Дурмстранга имели возможность использовать магию вне школы, чем всегда вызывали зависть остальных. Конечно, были ограничения: никаких дуэлей, чёрной магии, ритуалов и экспериментов вне стен учебного заведения. Однако, и без этого всего Алевра чувствовала себя комфортно, палочка стала продолжением её руки. Древко, изготовленное из лиственницы, закручивалось с середины и к концу образовывало довольно тонкий кончик. Сердечная жила дракона служила наполнением. Это сочетание древесины и сердцевины делало волшебную палочку опорой для Алевры, физической и эмоциональной. Даже сейчас Буваль чувствовала исходящее из неё тепло, оно проникало под кожу. А с улицы уже тянуло вечерней прохладой, периодически слышались крики лесных птиц и стрекотание насекомых. Нужно было вставать, иначе ночь будет невыносимой. Алевра неторопливо села на край кровати и потянулась, зевнула. Она провела пальцами по волосам, пока они не запутались. После сна ей всегда приходилось вычёсывать колтуны из своей шевелюры. Буваль давно задумывалась о том, чтобы сделать причёску покороче, однако к действиям так и не перешла. Вдруг раздался писк, и растрёпанное серое нечто влетело в окно и тут же запуталось в тюли. Животное было сбито с толку внезапно возникшим препятствием, и чтобы не упасть, схватилось за ткань когтями, оставляя затяжки. - Да чтоб тебя! – Алевра бросилась на помощь птице, которую уже почти победила занавеска, подхватила её на руки и посадила на стол. Неясыть выглядела растерянной, хлопала крыльями и тихо ухала, переминаясь с ноги на ногу. Буваль глубоко вздохнула, глядя на это чудо, и достала из тумбочки совиное печенье, как раз припасённое на такой случай. Птица сразу вытянула голову и наконец обратила внимание на свою спасительницу. Пока неясыть отколупывала кусочки от печенья, Алевра отвязала письмо от её лапы и с неудовольствием обнаружила в нём цветастую открытку, приглашение на день рождения от её однокурсника. Это не было неожиданностью, однако до самого конца в груди теплилась надежда на то, что письмо всё же не придёт. Именинника звали Николай Валери. Он был чистокровным волшебником, жил в Болгарии и также учился в Дурмстранге. Алевра даже могла назвать его другом до некоторого времени, несмотря на его чрезмерную педантичность и высокомерность. День рождения Николай собирался отмечать у себя в особняке. Всё как всегда: много гостей, развлечений и еды. Для детей аристократов это обычное дело. Небо уже начало розоветь, хотя до заката было ещё далеко. Алевра придержала тюль, чтобы неясыть смогла вылететь из комнаты без происшествий, и закрыла окно. Отправлять ответ не было смысла, в таких случаях изначально предполагается, что ты придёшь на празднество, а если иначе – тогда уже изволь объясниться. Буваль долго смотрела вслед птице, а потом села на подоконник и изо всех сил зажмурила глаза. Открыла. По комнате поплыли разноцветные пятна. Самое последнее, чего она хотела – это присутствовать на данном мероприятии, а тем более – видеть Николая. Если бы только Глафира не заболела, если бы на Алевру не свалились все эти проблемы, если бы Алевра знала, каким будет её будущее… А сейчас невозможно предвидеть даже того, что будет завтра. Весь мир может рухнуть в один миг. Когда Глафира умрёт. Это началось ещё два года назад. Глафиру начал мучать кашель и слабость, но долгое время она списывала недомогание на простуду и запасалась лечебными зельями. Первое время это помогало, но симптомы возвращались всё чаще и с каждым разом усиливались. Алевра заметила, что тётя сильно похудела и осунулась, её кожа приобрела серый оттенок. Даже Винни запаниковала и стала уговаривать вызвать колдомедика. Глафира, уже сама заподозрив неладное, последовала её совету. Доктор же после осмотра отправил её в госпиталь, где с помощью магловских врачей поставили диагноз – рак лёгких. Казалось бы, болезнь, встречающаяся в основном у маглов, должна легко поддаваться лечению у волшебников. Но тогда удача окончательно отвернулась от Григорьевых. Организм Глафиры стал разрушать сам себя, её магия не стала бороться с раковыми клетками, поскольку не посчитала их чужеродными, но компоненты химиотерапии она отвергла, таким образом раковые клетки смогли получить иммунитет к магловскому способу лечения. Колдомедицина же была в основном направлена на магические болезни, поэтому её могли использовать только для подавления собственной магии Глафиры, что вызвало только нарушение её иммунитета и распространение метастаз в другие части тела. Это был полный провал современной медицины. По этому поводу было созвано несколько конференций, ведь случай был уникальным. Рак у чистокровных волшебников встречался чрезвычайно редко. А магия полукровок и маглорождённых обычно не так препятствовала выздоровлению. Конференции не дали результатов, специалисты несколько раз назначали Глафире пробные курсы лечения, но они только истощили её. В итоге, она подписала отказ от экспериментов, оставила только поддерживающую терапию, чтобы хоть немного отложить смерть. Сколько тётя не надеялась дожить хотя бы до шестнадцатилетия Алевры, всё было в пустую. В последние пару месяцев её состояние резко ухудшилось. Нужно было срочно решать вопрос с Алеврой и наследством. Несовершеннолетний ребёнок по закону не мог распоряжаться собственностью и жить без опеки. Таким образом Алевру забрали бы в детский дом, а имущество временно передали на хранение государству, поскольку других родственников не было. Тогда к разбирательству подключился Дурмстранг. Как очень влиятельная консервативная школа, он имел возможность повлиять на решение. В связи с резким сокращением числа чистокровных волшебников, Дурмстранг не мог позволить Алевре отправиться в магловский приют и потерять, пусть и на время, собственность, ведь тогда Министерству Магии пришлось бы разогнать всех обитателей поместья, а без волшебников старинный дом потерял бы всё его волшебство. Такое культурное наследие просто бы исчезло. У Дурмстранга получилось найти лазейку, которая, однако, привела Глафиру, а тем более Алевру, в ужас. Единственным решением мог быть магический брак. Его не могло расторгнуть государство, а значит, как-то повлиять на Алевру. Дурмстранг предположил, что пока Буваль не достигла совершеннолетия, она будет находится под опекой родителей жениха, а поместье Григорьевых перейдёт им во временное владение. Через несколько лет, по плану школы, Алевра и её жених по обоюдному согласию смогли бы расторгнуть брак. Министерство Магии согласилось, но потребовало, чтобы союз был заключён на упрощённых условиях и под строгим контролем семьи жениха, поскольку Алевра была ещё ребёнком. Но это её ничуть не успокоило. Она не понимала, почему нельзя поступить проще. Директор же Дурмстранга снисходительно качал головой, будто говоря: «Маленькая ты слишком. Не разбираешься в делах чистокровных. А мы ведь - вымирающий вид». За всё это Алевра ненавидела свою чистокровность, а потом и себя за эту ненависть. Ей было страшно. Она не хотела терять тётю, единственного родного человека, который был на её стороне. Но под давлением и осознанием безвыходности ситуация, Глафира приняла условия. У Алевры тогда случился нервный срыв. Сбежав из больницы тёти, она всю ночь бродила по улицам Санкт-Петербурга. Госпиталь находился неподалёку, но большой город – не самое подходящее место для ночных прогулок подростка. Под утро её выловили полицейские и привели обратно. Тогда Глафира и сказала, что родители Николая Валери её хорошие друзья, и поэтому Буваль заключит брак с ним. После этого дня Алевра не навещала тётю в больнице, хотя каждый день и просыпалась в паническом состоянии: сегодня или не сегодня? Каждые два дня Алевре приходили письма из больницы. Некоторые она читала, а некоторые просто откладывала в ящик, где уже накопилось достаточно бумаги. Глафира заранее знала, что Николай пригласит Алевру на день рождения, и поэтому всё просила племянницу унять свою гордость и не отказываться. Она желала, чтобы семья Валери и Алевра узнали друг друга получше. Буваль понимала тётю, хотя внутри неё кипели противоречия и обида. Через некоторое время Алевра спустилась в столовую, где на стол уже был накрыт ужин. В воздухе витал аромат яблочной шарлотки. Винни, коленями забравшись на стул, равняла столовые приборы параллельно друг другу с таким усердием, что её уши подрагивали от напряжения. Домовиха не отличалась особой приверженностью эльфийским правилам, но зато была очень внимательной и преданной. Алевра улыбнулась. Даже если она останется совсем одна, всегда будет существо, которому она небезразлична. Ночь принесла с собой чёрные облака. На лес опустился густой туман, в котором оживали тени и растворялись в мягком свечении луны. Языки пламени в камине отбрасывали тёплый узор на стены, заставляли его танцевать под аккомпанемент треска поленьев. А потом всё затихло. Поместье погрузилось в живительный сон. И все верили, что утро избавит от проблем минувшего вечера.