***
Крупнейшее отделение магической больницы Санкт-Петербурга располагалось в историческом здании Александровской больницы на набережной реки Фонтанки. С виду старое, давно не подлежащее реставрации место – изнутри оно было оснащено передовым оборудованием и хорошо отремонтировано. Часть, которая виднелась с улицы, была только крошечной долей от основного госпиталя, что уходил глубоко под землю и простирался на тысячи квадратных метров. Многие маглы, благодаря СМИ, считали, что в этом здании с жёлтыми облупленными стенами устроилась психиатрическая лечебница. Однако большинство жителей этого района были посвящены в тайны волшебного мира, а некоторые даже работали в Александровской больнице, помогая колдомедикам совмещать магловские и магические науки. К сожалению, немаги не могли пока пользоваться услугами медицинского учреждения, их просвещение ещё не достигло таких охватов, чтобы убрать разделение. Алевра шла по нескончаемому белому коридору. Свет был приглушён – время отбоя. Двери в палаты закрыты, через прозрачные вставки в бледном блеске ночников виднелись тёмные фигуры, укутанные в одеяла, изредка – подключённые к аппаратам. Из-за стойки показалась дежурная медсестра: - Вы это к кому? – она была недовольна тем, что кто-то шатается ночью по больнице и отвлекает её от просмотра сериала. - К Глафире Григорьевой, - Алевра вздохнула. Медсестра полезла в компьютер, бурча себе под нос что-то невразумительное. И как они умудрились совместить электронику с магией в одном месте? - Так-так, - проговорила женщина и почесала родинку над верхней губой. – У нас вообще-то посещение больных до полседьмого. Алевра чуть было не закатила глаза. Любой сотрудник больницы, попадавшийся ей на пути, считал своим долгом спросить, что она здесь забыла. И каждый раз на Буваль накатывало такое мерзкое, непреодолимое желание просто сказать «и правда», развернуться и переместиться обратно в поместье. Она злилась на себя за одну только предательскую мысль и, конечно, ей было легче обвинить во всём медработников. - Анна, она ко мне, - раздался тихий голос справа. Медсестра тут же выпрямилась и переменилась в лице. К ним подошёл Фёдор Базилев, лечащий врач Глафиры. - О, правда? – Анна миленько улыбнулась и похлопала ресницами. - Тогда проходи, девочка. - Алевра, - Базилев сочувственно кивнул. Это был невысокий, но статный мужчина за пятьдесят. Глаза его были тёплыми и излучающими уверенность, а русые волосы с проседью на висках говорили о том, что пережил он не мало, несмотря на такой незначительный для волшебников возраст. - Здрасте, - Алевра попыталась поддержать зрительный контакт, однако её взгляд съехал на именную карточку доктора, приколотую булавкой к халату. – Вы прислали… - Да, верно, - Базилев тяжело вздохнул и по-дружески похлопал Буваль по плечу, - Пойдём, твоя тётя тебя очень ждёт. Она сказала, что писала тебе много. - Мхм, - неопределённо отозвалась Алевра и стыдливо опустила глаза в пол. Она просто игнорировала все письма Глафиры, хотя понимала, что для тёти это общение сейчас может быть очень важным. Нужная палата располагалась недалеко от стойки дежурных. Только в этой комнате горел свет. Чары, наложенные на стену, создавали иллюзию окна, за которым виднелась ночная набережная и город, хотя палата находилась на подземном этаже. Алевра осторожно прошла за доктором и остановилась, перестав дышать. Из-под полуприкрытых век на неё устремились тёмные, пронзительные глаза. Женщина лежала на кровати, обложенная со всех сторон проводами. Буваль потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что перед ней Глафира. Она казалась уже неживой: неестественно тонкие конечности, вытянутые вдоль тела, лежали без движения; через серую, тонкую кожу виднелась кровеносная система, а губы были лишены краски и сухи. Её глаза впали, а волосы на голове торчали редкими пучками. - Всё-таки решила навестить меня? – то ли прошептала, то ли прохрипела она и закашлялась. Алевра вздрогнула. Её охватил ужас, слёзы непроизвольно подступили к горлу, не давая произнести ни слова. Она помнила Глафиру высокой, стройной женщиной, идеалом, по её тогда ещё детским меркам. Тётя была воплощением элегантности и авторитета. Её чёрные густые волосы были всегда красиво уложены, а она сама, независимо от ситуации, могла подать себя самым наилучшим образом. - Сядь к ней, ей трудно громко говорить, - доктор Базилев аккуратно подтолкнул Алевру к койке, наверняка, заметив, как ту трясло. Буваль на негнущихся ногах подошла ближе. Она с трудом выровняла дыхание, стараясь сдержать рыдания. - Ты получала письма? – спросила Глафира с трудом размыкая губы и поморщилась. Было видно, что боль ей причиняли даже самые простые движения. - Да… - ответила Алевра тихо-тихо. Совесть вспыхнула огнём вины. Как она могла так поступать с родным человеком? Так эгоистично жалеть себя, не обращая внимания ни на что больше? Она воскликнула: – Прости! Пожалуйста, прости меня! Алевра шмыгнула носом и упала на колени рядом с кроватью. Она взяла руку Глафиры, холодную как лёд и тонкую, и поднесла к губам. По щекам покатились слёзы, а она продолжала горячо шептать извинения. Строгий, как она думала, укоряющий взгляд прожигал насквозь. - Я вас оставлю, - где-то отдалённо прозвучал голос Базилева, потом шаги. Через несколько минут Алевра всё же осмелилась поднять голову. Её глаза и нос покраснели, а тело било мелкой дрожью. Однако, вопреки её ощущениям, Глафира улыбалась. Еле заметно приподнимая уголки губ, но улыбалась. - Глупая девочка, - она с усилием приподняла руку и погладила щёку Алевры. – Всё хорошо. Буваль издала странный звук, будто хотела сказать: «Как?!» Но язык не поддавался. - Я хочу тебе сказать… - голос Глафиры сорвался, каждое слово начиналось с хриплого вздоха. – Это очень важно. Не кури никогда. - Что ты такое говоришь? – неверяще спросила Алевра и подалась вперёд. Не это она ожидала услышать от умирающей. Глафира усмехнулась. Она любила удивлять свою племянницу. И даже в такую минуту не смогла удержаться от того, чтобы полушутя не открыть совсем не соответствующий случаю секрет. Возможно, она хотела хоть как-то облегчить душу или же удержать подопечную от подобного. - Пообещай, что и пробовать не будешь. - Это смешно! — Алевра вскочила на ноги. – Ты не курила, но всё равно заболела. - Курила, и магловские сигареты, и всякую магическую дрянь тоже. Ты не представляешь, сколько я всего перепробовала. После смерти твоей матери... - Глафира закашлялась снова, кровь скопилась в уголках её губ и каплей скатилась по подбородку. Она не была идеальной, вовсе не была. - Почему ты говоришь мне это сейчас?! – голос Буваль прозвучал слишком высоко. Она готова была то ли расхохотаться, то ли снова разрыдаться, ведь доходило до абсурда. - Не замечала за мной? Я не хотела, чтобы ты знала об этой моей слабости. Просто не повторяй моих ошибок. Скоро на тебе останется всё… - Ты опять! – Алевра начала расхаживать взад-вперёд. – Я не хочу слушать про это дурацкое наследство! Я не за этим сюда пришла! - Но ты должна, - Глафира переменилась в лице. Её брови переместились к центру лба, а взгляд стал колючим. Она хотела, чтобы девочка стала самостоятельной, чтобы наконец выросла. – Твоя безответственность тебя загубит. На тебе останется всё, что принадлежало роду Григорьевых и не только. Наследство твоего отца тоже упадёт на твои плечи. Алевра заставила себя остановиться, однако нога всё равно продолжала отбивать нервный ритм. - Как ты не понимаешь?! Ты умрёшь! – она пыталась достучаться до тёти, заставить её сухую душонку хоть раз излить свои истинные чувства. Хотелось вдруг обнаружить, что женщина испытывает к Алевре что-то большее, чем доверие, как к преемнице. Но Глафира ответила просто, будто ей не составляло труда принять эту мысль: - Я знаю. В палате повисло молчание, прерываемое только тихим пиканьем медицинского монитора. Алевра сжимала и разжимала кулаки, ярость и бессилие выжигали изнутри её сердце. Она дышала часто и прерывисто, уставившись в пол. На другом конце коридора отдалённо зазвучали голоса. Наверное, доктор беседовал с медсестрой. - Но я люблю тебя… - Алевра чувствовала, как сердце бешено колотиться о рёбра. Слёзы безостановочно текли из глаз, а она будто этого и не замечала, попеременно стирая их то одной рукой, то другой. Хриплый вздох Глафиры прорезал тишину. Буваль беспокойно подняла глаза. Тётя открыла рот, хотела что-то сказать, однако не смогла. Она вдруг дёрнулась и захрипела. Монитор запищал, звоном отдаваясь в голове, показатели сатурации и пульса стали стремительно падать. Глафира выгнулась в кровати и беспомощно схватилась за одеяло. Её тело забилось в судорогах, а лицо приобрело синий оттенок. Алевра взвизгнула и машинально отскочила назад, почти ударившись затылком о стену. - Помогите, - Буваль бросилась из палаты, - Помогите! Пожалуйста! Мимо неё в палату промчались Базилев и дежурная медсестра с набором для реанимация. У Алевры подкосились ноги и она рухнула на пол, зажав уши ладонями, но звуки заглушить было нельзя. - Интубируем! – кричал доктор. - Не получается! - Тогда режь! Буваль несколько метров проползла на коленях, а потом заставила себя подняться. Только не с ней! Только не сейчас! Нужно было убраться отсюда. Она бросилась со всех ног по коридорам и через мгновение оказалась в комнате для перемещения по каминной сети. Алевра потянулась за баночкой с порохом, но руки не слушались, и банка выскользнула и разбилась. Всё содержимое оказалось под ногами. Буваль судорожно сгребла порох с пола, прихватив вместе с ним ещё пару осколков, и встала в камин. - Поместье Григорьевых, - бросила она на выдохе. Зелёное пламя поглотило её.***
Кромешная тьма. Мёртвая тишина. Её дом казался чужим. Забившись в угол между стеной и комодом, Алевра прислушивалась. Каждый шорох казался ей хлопаньем крыльев совы, готовой в любую минуту принести жуткие новости. От каждого скрипа половиц в голове рисовались образы министерских сотрудников, которые пришли, чтобы отправить Буваль в новую семью. Дыхание было еле слышно, зато сердцебиение эхом отдавалось по комнате. Алевра боялась пошевелиться, всё её тело было напряжено до предела, а пальцы до онемения сжимали волшебную палочку. Чем бы она могла помочь? Ничем, но всё же лучше, когда она рядом. Вдруг дверь скрипнула и приоткрылась. Алевра задержала дыхание и направила палочку на незваного гостя. - Госпожа? Буваль выдохнула через рот. - Винни, - её голос дрогнул. - Госпожа уже вернулась? Винни не заметила, - эльфийка ступала аккуратно, - Почему Госпожа сидит на полу? - Мне… - Алевра рассеянно оглянулась, она говорила шёпотом, всё ещё боясь нарушить тишину. – Мне страшно. - Ох, Госпожа, - прошептала домовиха и присела рядом с ней, сжав её руки в своих. - Винни рядом. Алевра снова заплакала, хотя минуту назад казалось, что больше в своей жизни плакать она не сможет. От нервного возбуждения её одолел приступ икоты. - Винни обещает, что всё наладится. - С чего… ты взяла? – лицо горело, а голова раскалывалась. Наладится? Сейчас это звучало как злая шутка. - Госпожа просто должна верить. Алевра скептически усмехнулась и икнула. Винни подала ей стакан воды. Буваль уснула меньше, чем через полчаса. Её тело ломило, навалилась слабость. Винни побеспокоилась и дала своей Госпоже успокоительное. В этом доме расход подобных зелий явно был намного больше, чем в любом другом. Алевра проспала почти до самого вечера следующего дня. А проснувшись, обнаружила, что письма никакого не пришло и никакие министерские не заходили. Умерла ли всё-таки тётя? Этот вопрос вертелся в голове, не переставая. Однако Буваль больше не плакала, видимо, весь запас слёз, и правда, иссяк. Или не понимала зачем, если покойника так и нет. Винни упорно настаивала на своём: на вопросы, не пришло ли что, отрицательно качала головой и заверяла в том, что всё придёт в норму. Это порядком надоедало. Нормально не может быть уже ничего. В любом случае, даже если Глафира не умерла сейчас, она умрёт завтра или послезавтра, или через неделю. Алевра погрузилась в себя, иногда так задумавшись, что не замечала, как прольёт на себя чай. Ничего не хотелось делать, да и что бы было сейчас к месту? Оставалось только ждать своей участи. Если раньше она хотела бороться за независимость, придумывала, как бы обернуть всё лучшим образом, то теперь Буваль хотела, чтобы все от неё отстали: никто не трогал, никто ничего не говорил. И снова ночь. Как обыденно сменялись сутки, как привычно тикали настенные часы и шелестели деревья за окном. Это раздражало. Казалось, если меняется вся жизнь, зачем остаются такие знакомые вещи? Они только напоминают о прошлом, о счастливых моментах, вызывая назойливый зуд в груди. Алевра задёрнула полог кровати и поставила заглушающие чары. Тихо. Настолько тихо, что хочется отрезать себе уши. - Блять, - громко выругалась Буваль и откинулась на подушку. Она никогда раньше не позволяла себе материться. То ли сыграло роль воспитание, то ли некая высокомерность заставляла её испытывать отвращение к подобным вещам. Алевра ещё несколько раз с особой интонацией повторила это слово и ухмыльнулась. Она подумала, что было бы неплохо удивить семейство Валери своими новоприобретёнными манерами. Может быть, тогда они станут её сторониться? Алевра закрыла глаза и представила, как с порога посылает Арину Ивановну, и эта мысль её почему-то удовлетворила. Она провалилась в сон.***
Утро началось с привычной уже тревоги. Быстрее Буваль постаралась удостовериться, что письма всё так и нет. Не было. Ну и к чёрту всё. Погода была на удивление хорошая. Прокрутив в голове несколько раз, что солнце слепит, жара гнетёт, а птицы сегодня щебечут как-то по-особенному мерзко, Алевра всё-таки выползла на улицу. Разумеется, всё это от нечего делать. Но с другой стороны, она и так несколько недель безвылазно сидела в поместье, как крот в норе. Ели прели под испепеляющими лучами и источали яркий хвойный аромат. Ветки хрустели под ногами, а трава щекотала кожу. Алевра вышла за ворота и окинула взглядом пространство. Луг колыхался от ветра. Кое-где мелькали жёлтые одуванчики и лютики. Стебли цикория, усыпанные голубыми цветами, возвышались над другими растениями. Финский залив чуть волновался, вдалеке виднелись две грузовые баржи, плыли к границе. Алевра села на камень и разулась. Прохладная вода мягко пощекотала стопы. Буваль грустно улыбнулась. Приятно. Скоро и этого у неё не будет: ни берега, ни леса, ни дома. Тепло от нагретого камня и палящее солнце заставляли периодически покрываться мурашками. Пока возможно, нужно наслаждаться. Этот маленький мирок будто находился в вакууме, отделявшем его от всего зла и несправедливости мира снаружи. Такой хороший день. День. Какой же день? Алевра попыталась вспомнить, но расплавленный теплом мозг не хотел соображать. Буваль вернулась на территорию поместья, только когда перед глазами начали плясать разноцветные пятнышки. От солнца она скрылась в беседке. Розы, красные розы. Алевра уселась на мраморную скамью и, лёжа грудью на перилах, погладила алые лепестки. На ощупь они были, как бархат, и всё вокруг было пропитано их запахом. А внимание рассеивалось, незаметно ускользало, превращалось в ни на что не способный дым. Но что-то не дало в полной мере отдохнуть в этом состоянии. В определённый момент все кусочки бдительности, до этого разметавшиеся по сознанию, устремились резко в одну точку и собрались в прозрачный шар. Алевра встрепенулась и посмотрела по сторонам. По спине прошёл холодок. Неприятное, давящее чувство поднялось изнутри. Буваль встала и прошлась от края до края беседки. Ничего подозрительного. Однако же это чувство могло быть связано только с одним. - Винни! – поспешно позвала она. - Госпожа? – очутившаяся перед ней эльфийка удивлённо склонила голову на бок. - Пришло письмо? - нетерпеливо. - Нет, Госпожа, почему вы так решили? – обеспокоенно пискнула Винни. - Значит придёт, - неожиданно холодно добавила Алевра и обняла себя руками. Она была уверена, что тревога неспроста. Такие вспышки сами собой не случаются. - Винни… Винни так не думает, Госпожа! - Не отрицай, это должно было случится, - она поджала губы и кивнула, решая для себя, что вот, видимо, и всё. – Собери мои вещи, пожалуйста. - Винни всё сделает, Госпожа, - согласилась эльфийка, с подозрением отступила на пару шагов и пропала. Алевра облокотилась спиной о деревянный столб беседки и провела ладонью по его шероховатой поверхности. Она не чувствовала ни страха, ни боли. На удивление, ничего вообще. Наверное, это пока, позже обязательно придёт. Буваль в последний раз вдохнула запах роз и, оттолкнувшись, направилась к поместью. Вдруг сзади послышался шелест травы. Шаги. Алевра почувствовала на себе взгляд, от которого сбилось дыхание. Она выхватила палочку из кармана и, стремительно развернувшись, направила на врага. Но он среагировал быстрее, сделав выпад вперёд. Атаковать однако же не стал. - Ты ещё, чёрт побери, кто?! – возмущённо воскликнула Алевра. Её рука дрогнула, когда их взгляды встретились. Юноша прищурился, но отвечать не стал. Его волосы были чистого белого цвета, редкого даже для волшебников. Они блестели на солнце, словно снег. - Как ты сюда попал? – смущённая таким полным игнорированием, Буваль продолжила уже не так бойко. Не мог же посторонний человек пробраться на территорию поместья? Ворота запирались самостоятельно, а против трансгрессии и любых других способов перемещения стояли магические щиты. - Прошу прощения, мадемуазель, я имел неосторожность напугать Вас, - он говорил на английском с каким-то еле уловимым акцентом. Однако голос был мягким и хорошо поставленным. Юноша скользнул взглядом по Алевре, от чего та поёжилась, и неожиданно опустил палочку, а после отправил её в своеобразную кобуру на поясе. При всём нежелании, Буваль тоже отвела палочку в сторону, но убирать её совсем не стала. Этикет этикетом, а безопасность - превыше всего. - Я повторяю свой вопрос: откуда ты взялся? – Алевра тоже перешла на английский, стараясь быть сдержаннее. Вопросов становилось всё больше, а нервы и так ни к чёрту. - Мы уже перешли на «ты»? – парень увернулся от вопроса. На его лице просияла по-детски восторженная улыбка. С нескрываемым любопытством оглядывая Алевру с головы до ног, он чуть приблизился. - Стой, где стоишь! – Буваль снова направила на него палочку. Сердце затрепетало. Что за больной на голову тип! Неужели такое происходит у неё в собственном доме? - Ах, - он театрально положил руку на грудь и покачал головой. Алевра нахмурилась. – Извиняюсь, я даже не представился. Юноша поклонился и лёгким движением заправил за ухо выбившуюся из причёски белую прядь. Тень, замершая на его лице, дала возможность наконец рассмотреть его получше. Алевра неосознанно сделала шаг вперёд. Насмешливый, но тяжёлый взгляд пробрал её до глубины души. Но кое-что цепляло ещё больше. Радужка одного его глаза полностью поглощала свет, создавая иллюзию чёрной дыры, второго же была серовато-голубого цвета. Эта особенность натолкнула было Алевру на мысль. Однако прежде, чем она успела понять в чём дело, юноша усмехнулся: - Прошу любить и жаловать. Геллерт Гриндевальд.