Танец злобного гения

Небо только подернулось предрассветной дымкой, постепенно набирая цвет и из бледно-серого наливаясь нежно-лазурным. Сквозь туманную пелену уже совсем явно пробивались первые золотистые лучи, озаряя зеркальную гладь пруда, окрашивая его в едва уловимый розовый оттенок. Под раскинутыми то там, то тут гроздьями ряски еще темнели холодные ночные воды, но и они с каждой минутой все уступали напору солнца, прорывавшегося сквозь острые пики камышей и ощетинившиеся во все стороны травяные кочки. Из леса раздавались прощальные трели соловья. Однако же, достигнув того пастельно-розового оттенка, что еще не до конца розовый, но уже и не кремовый, солнце словно бы замерло, передумав подниматься еще выше и превращать едва наступивший рассвет в очевидное утро, а затем и день. И соловьи не спешили погружаться в дневной сон, и утренняя прохлада вместе с озерным туманом и росой тоже словно бы решили задержаться, наблюдая за молчаливой парой, сидевшей на пологом берегу пруда, опустив обнаженные до колен ноги в пока еще ледяную с ночи стоячую воду пруда. Это были два молодых парня – обоим по восемнадцать или около того. Один - взъерошенный кареглазый – низко опустил голову, теребил пальцами край футболки и изо всех сил старался не смотреть на светловолосого друга, что-то черкавшего в блокноте – то ли рисунок, то ли стихотворение. - Чего рисуешь? – наконец, не выдержал кареглазый, осторожно косясь в блокнот. – Опять шута? - Опять тебя, - усмехнулся светловолосый и смело посмотрел на друга, который по-прежнему отводил глаза – то ли от страха, то ли от смущения. – Мих, посмотри на меня. Так лучше получится, - добавил он спустя мгновение и хитро улыбнулся. - И сколько мне здесь еще быть? Ну… одному то есть, – бросил Горшок, так и не подняв глаз. - Надеюсь, что долго, - рассмеялся Андрей. – Прости, Мих, я планирую еще покоптить это небо. - Без меня, ага, - нахмурился тот и дернул плечом, принимаясь болтать ногами во все еще холодной воде. - Часть меня неизбежно останется здесь. - Сказочник… - протянул Горшок, махнув рукой. – Теперь мне будет с ним скучно: он так и останется всего лишь твоим отражением, а вот я – это уже я в полной мере и до конца. Боюсь, с ним у меня дружбы не выйдет. - У тебя остался Алонс, Ольга, Рене. Могу Анфи для тебя воскресить, если хочешь. У тебя есть твой театр, наконец. Дел невпроворот. Не заметишь, как время пролетит, и я вернусь. - Я буду музыку сочинять, - решительно заявил Горшок. – Теперь я это могу, я больше не безмозглое отражение. И передавать ее тебе через эту нахальную бабу. Она ведь никуда не уйдет? – с надеждой в голосе уточнил он. - Не знаю, Мих. Ей нет смысла тут торчать. Но, может, пару раз еще заглянет. Ты там накопи материала побольше. Ну чтобы мне сразу на альбом хватило, - и радостно рассмеялся, протягивая тому блокнот с готовым рисунком. Там был изображен не привычный уже для обоих шут и даже не Миха своего самого отвязного беззубого и неопрятного периода. На рисунке Горшок стоял на некоем подобии сцены, облаченный в какое-то чудное средневековое одеяние, держал в руках череп и выглядел весьма благообразно. - Я его уже играл, - вздохнул он, напряженно всматриваясь в рисунок. – Правда, это было совсем не то, не то… - Ничего не поделаешь, Мих. Нам придется существовать так, как есть. Как получится. Ты здесь, я там, - моментально перевел разговор в другое русло Андрей. – Но… напоследок я хотел бы прояснить кое-что. - Нет, - оборвал его Горшок, словно бы поняв, о чем тот собирался говорить. – Не надо, пожалуйста… - Мих, если не сейчас, то когда? После моей смерти через много лет? Ты собираешься облечь меня на многолетнее неведение что ли? - А чо сразу неведение-то? – ощетинился Горшок и снова опустил голову, втягивая ее в плечи. – Все и так же понятно, чего тут обсуждать. - Понятно, - безропотно согласился Андрей. – Но я хотел бы это проговорить. Чтобы не было больше недомолвок, додумок, косых взглядов и смущения. Тогда в библиотеке… - Андро! – в отчаянии воскликнул Горшок и закрыл ладонями лицо, но даже сквозь пальцы видно было, как заалели его щеки. - Мих, прекрати, - и Андрей подвинулся ближе и осторожно взял его за пальцы, убирая их от лица. – Мы взрослые люди. Смущаться нечего. - Это был не я, а мое отражение, - замотал головой Горшок, а щеки его зарделись еще ярче. – Я не пидор! – вдруг взвыл он и закусил губу, казалось, и сам не веря, что все-таки смог это произнести. - Да хорош лепить ярлыки, тебе же не тринадцать лет. Ты перед кем сейчас хорохоришься? Мих, я все помню. И могу повторить, если потребуется, - и силой притянул Горшка к себе, утыкаясь лбом в его лоб. Того забило мелкой дрожью, но Андрей не отпускал, ласково поглаживая теплой сильной ладонью его шею. - Миха, - шептал он, не отводя глаз, и гладил, гладил… Наконец, тот решился, поднял взгляд и уткнулся им прямо в губы Князя. Затем громко сглотнул застрявший в горле комок и чуть подался вперед. - Мне Оля все рассказала, - выдохнул Андрей в губы Михи, которые были теперь буквально в сантиметре от его собственных. – Накануне вашей свадьбы. Ты больше не отвертишься, не сбежишь, не переведешь разговор на другую тему, - и в следующее мгновение накрыл губы Михи своими. Тот ответил в ту же секунду, словно бы все время этого странного разговора только того и ждал. И библиотека повторилась на новом витке, только вместо дивана здесь был берег пруда, поросший влажной от росы травой, и можно уже было не прятаться за отражениями, лишенными памяти и самосознания. Прятаться вообще было больше некуда да и незачем. Смерть списала все. Увлеченные друг другом, они так и не заметили, что рассвет словно бы замер на переходной точке от влажного и прохладного раннего утра к утру уже вполне очевидному и свершившемуся. Что соловьи продолжали наполнять воздух своими рассветными трелями, что солнце так и застыло на границе пруда, а туман и не думал рассеиваться. А потом, веселые и разгоряченные, они нырнули в стоячую, но еще холодную с ночи, воду пруда, принялись возбужденно плескаться, наскакивая друг на друга и счастливо хохоча. И обоим стало понятно, что неизбежного и трудного разговора удалось-таки избежать. Да и ни к чему эти выяснения, когда и так все понятно без лишних слов, а заставлять Горшка мучиться, произнося столь несвойственные ему признания, Андрей не хотел. И смущать его собственными признаниями тоже не собирался. О любви не говорят, ее демонстрируют. Спустя несколько часов веселья, нежностей и попыток написать вместе очередную песню, Князь понял, что пора уходить. Он старался задержаться здесь максимально долго, но лимит Книги Гудвина был исчерпан, она требовательно звала его назад, и он нехотя принялся одеваться, стараясь не смотреть на Мишку. Тот моментально все понял и тут же поник, поджимая колени к подбородку. - Может, еще придешь, а? Ну если эта книга так работает, наверняка можно будет использовать ее хотя бы иногда, а? Андрей натянул футболку и крепко обнял Горшка. - Конечно же, я буду пробовать еще. Но если у меня не получится… - Выходит, я вижу тебя в последний раз? - В предпоследний, - хитро усмехнулся Князь. – В последний будет, когда я приду сюда уже окончательно и навсегда. - Скажи, ты специально назвал их так? Ну… Анфи там, Ольга, Рене… Это шутка такая? - Спроси об этом у Сказочника, - Андрей поцеловал его в лоб, затем в нос и резко поднялся. – Еще увидимся! – и собрался уже было брести по полю, не зная куда, но в следующее мгновение вновь очутился в собственной постели с жутким сердцебиением и потными ладонями. За окнами властвовало утро, на кухне что-то аппетитно булькало, а Агата мурлыкала себе под нос мелодию первого концерта Чайковского. Андрей протер глаза и осмотрелся. Затем, вдруг вспомнив о чем-то, достал из-под подушки исписанную книгу Гудвина и медленно перечитал косые с трудом различимые строчки. Что это было, черт побери? Шубина оказалась права, или ему приснился до ужаса реалистичный сон? Сон, где объяснялось абсолютно все случившееся, где больше не нужно было заниматься самобичеванием. Где они с Михой были вместе и приняли самих себя и их отношения без лишних ненужных слов. Разве такое в принципе вообще возможно? Разве что в фантазиях сказочника стихоплета Андрея Князева. Он усмехнулся, взъерошил волосы и пошлепал на кухню прямо босиком. Агата уже разливала по кружкам кофе и дожаривала последний оладушек. - А я как раз собиралась тебя будить, - улыбнулась она, подставляя заспанному мужу щеку под поцелуй. - Ты не поверишь, какая дивная чушь мне сегодня приснилась! – рассмеялся Андрей и радостно чмокнул жену, вслед за тем плюхаясь за стол. - Напиши об этом песню, - Агата села рядом, обмакнула оладушек в розетку со сгущенкой и отхлебнула кофе. - Знаешь, как ни странно, я написал об этом сне уже много песен. Мне начинает казаться, что все мои песни написаны именно и только о нем, - и он задумчиво посмотрел в сторону окна. Жена не стала задавать лишних вопросов, лишь потрепала его по волосам и уткнулась в телефон. Она всегда различала момент, когда стоит приставать к мужу с расспросами, а когда стоит отойти и оставить его наедине с собственными мыслями. После завтрака Андрей набрал Шубину и сказал, что готов обсудить все условия. А уже к вечеру садился в поезд до Москвы, намереваясь по дороге подобрать материал для публикации. На этот раз вездесущий редактор милостиво позволила ему навестить ее непосредственно в издательстве в ее собственном богато обставленном кабинете. Сама она – скромного вида дама – несколько терялась на общем фоне антикварной мебели, дорогого гобелена и абстракционизма на стенах. Увидев Андрея, она махнула рукой, словно бы позволяя ему сесть, и тот опустился в кресло прямо напротив ее массивного стола красного дерева, стоявшего рядом с самым настоящим камином, в котором бодро потрескивали дрова. - Я могу переслать вам файл с отобранными стихами на почту. Так будет удобнее, - моментально перешел он к делу. - Да, пожалуйста, - и полминуты спустя она подвинула к нему листок бумаги с написанным на нем адресом электронной почты. Он достал планшет и переслал заранее подготовленный вордовский файл. В текст письма добавил ссылку на архив рисунков, которыми можно было проиллюстрировать сборник, а затем молча воззрился на не поднимавшую на него глаз Шубину. - Ну как книга? – словно бы невзначай уточнила она. – Сработало? Андрей пожал плечами, не желая отвечать на этот вопрос. Если все сработало, то Шубина должна была знать об этом не хуже его самого, а если нет и все это было только сном, то и тем более говорить об этом не следовало. Она словно бы поняла его настроение и настаивать не стала, нацепив на нос очки на цепочке и погрузившись в просмотр высланного файла. - Более конкретные предложения по оформлению я смогу сделать вам чуть позже, когда полностью ознакомлюсь с содержанием, - наконец, отозвалась Шубина, опуская очки на кончик носа и окидывая Князева заинтересованным взглядом. - Не стоит, - усмехнулся тот. – Если позволите, за оформление я буду отвечать сам. Вплоть до обложки, форзаца и каждой страницы. Готов сделать всю верстку. Ваше дело – только корректура ну и, собственно, печать. - Хозяин – барин, Андрей Сергеевич, - развела руками Шубина. – Вот только для чего вам было приезжать в таком случае? Вы ведь могли просто прислать мне все по почте. Ну или вообще сразу готовую верстку. Надеюсь, тиража в 5000 экземпляров для начала будет достаточно? - Вполне, - кивнул Князь. Она была права, как всегда: примчался он сюда из северной столицы отнюдь не за тем, чтобы обсуждать будущую книгу, а чтобы обсудить книгу, уже выпущенную ранее, но вот только все никак не решался этого сделать: Шубина своим язвительным циничным видом умудренного и прожженного редактора отбивала всякое желание в очередной раз с ней советоваться. В конце концов, уж слишком стыдно было рассказывать о таких странных снах и о том, что его вообще побудило броситься в магазин за книгой Гудвина. - Вы говорили, - после минутной паузы все же взялся за дело Андрей, - что приобрели ту книгу Гудвина. И что, пробовали в нее что-нибудь вписывать? - Так не сработало, Андрей Сергеевич? – нахмурилась она. - Я еще даже не пытался, - моментально выкрутился тот. – Хочу вот узнать, стоит ли это делать вообще. - Ну, это не бог весть что, Андрей Сергеевич. Подумаешь – вписать пару предложений, невелик труд. Даже если и не сбудется, - с важным видом изрекла Шубина. – Но я таки пробовала, да. И некоторые мои коллеги тоже. Правда, мы вписывали не сказать чтобы уж совсем то, что требовало бы откровенных чудес. Я, например, пожелала заполучить в свою копилку хорошего поэта, интересного современной молодежи – а то перевелись такие нынче. Все больше пенсионеров нытиков о тяжкой судьбе империи или собственных чресл. И тут вдруг вы нарисовались в моем окружении. Так как считаете? Сработала книга Гудвина? Или это просто совпадение? Я эту запись сделала буквально за несколько часов до того вашего памятного звонка. И вуаля. Коллега моя из соседнего отдела попросила, правда, кое-что посерьезнее – у нее сын заболел. Предварительный диагноз был самый неприятный, но после записи в книге Гудвина он не подтвердился, и ребенок быстро пошел на поправку. Совпадение? Или просто врачебная ошибка? Все это вопрос трактовки, Андрей Сергеевич, вы же сами понимаете. Другое дело, если туда вписать что-нибудь откровенно вызывающее, что никак невозможно в реальной жизни. Вот это бы и могло стать настоящей проверкой вашей книги, - и она загадочно улыбнулась. - Что, например? – уточнил Андрей, стараясь голосом не выдать охватившее его волнение. - Ну, например, отрастить отрубленную конечность. Получить безумного размера состояние в наследство при условии отсутствия богатых родственников. Слетать в соседнюю галактику. Воскресить умершего, наконец. - И что, среди вашего окружения никто не мечтал так лихо и дерзко? – Андрей сжал кулаки, пряча дрожавшие от возбуждения пальцы. - Вы всегда можете стать первым, Андрей Сергеевич, - очередная загадочная улыбка растянула губы Шубиной, замерла в глубине ее бесцветных глаз. На мгновение Князю показалось, что их цвет, а точнее – его отсутствие – что-то ему напоминает. В памяти всплыла рассветная туманная дымка над темным прудом, и он тряхнул головой прогоняя морок. - Давайте рискнем прямо сейчас, чего тянуть, - сделал ход конем Андрей. – У вас наверняка где-нибудь на складах завалялся лишний экземпляр, тем более, по вашим же словам, вы недавно допечатывали тираж. Воскрешение мертвых мне как раз подойдет, это мой случай, как вы понимаете. - Только будьте аккуратны, Андрей Сергеевич, - без тени изумления на лице протянула Шубина и, словно бы заранее подготовившись к предстоящей встрече, достала из ящика стола книгу Гудвина. – Если мы просим у вселенной чуть больше дозволенного, вряд ли она будет в восторге. - Вы верите в высший разум? – Андрей раскрыл книгу на первой странице и уже занес было ручку, собираясь описать процесс воскрешения Горшка, но рука его тут же замерла. - А для того, чтобы помешать чуду произойти, высший разум и не нужен. Вы, как я понимаю, хотели бы воскресить Михаила Юрьевича, так ведь? Книга Гудвина – это не волшебная палочка и не джинн. Здесь важно подробно описать процесс воскрешения. А сколько месяцев уже прошло со дня его кремации? Чтобы придумать реализуемый вариант воскрешения его при таких входных данных, нужно очень постараться. Лично мне ничего подходящего в голову не приходит. - Ну отчего же, не думаю, что нужно идти именно этим путем, - и Князь принялся быстро заполнять пустые строки. Шубина терпеливо выждала, когда он закончил и протянул ей написанное. Она снова водрузила на нос очки, пробежала глазами текст и уважительно покачала головой: - Да, вы правы, конкретно такое решение не пришло мне в голову. Научную фантастику предпочитают все больше мужчины. Машина времени! Вот только на настоящий момент ее не существует, поэтому, боюсь, Гудвин вам в этом вряд ли поможет. - Если бы она существовала, я бы обошелся и без этой книги… - Ну что ж, я охотно верю, что как раз в этот самый момент какому-нибудь ученому физику пришла в голову гениальная идея, как преодолеть второй закон термодинамики. Но мне не верится, что книге Гудвина такое под силу. Нарушать законы физики – это вам не сказочные миры творить, - и она усмехнулась. - Хорошо, у меня есть другой вариант, - Андрей забрал книгу назад, вырвал пару первых страниц и заново начал заполнять строки текстом. - Вот это уже лучше, - изрекла Шубина, прочтя вторую попытку воскрешения Горшка. – Все события, произошедшие, начиная с лета 2011 года – это на самом деле не реальность, а ваш кошмар. В реальности же вы просыпаетесь, не уходите из группы, и друг ваш остается жить. Вот только что делать с нами? Со мной и с вами то есть. Откуда мы взялись? Из вашего же сна? Ведь, получается, по этой логике и книга Гудвина не настоящая, а всего лишь элемент вашего сна, ведь она никогда не была издана. И как же она тогда сработает? Андрей нахмурился, осознавая, что Шубина вновь сумела спустить его с небес на землю. - Да ладно вам расстраиваться, Андрей Сергеевич, - ободряюще продолжила она. – Я охотно верю, что вам удастся вписать туда что-нибудь, что вы сумеете обосновать так, что Гудвину будет не отвертеться. Но, боюсь, пятиминутным размышлением тут не обойтись. Андрей сник, понимая, что вся эта история с волшебной страной, Михой и рассветным прудом – всего лишь сон. А ошибки в книгах – всего лишь досадные опечатки. Глупо было надеяться на что-то иное. Он поблагодарил Шубину за мудрый взгляд на проблему, пообещал не затягивать с подготовкой верстки и уже стоял у выхода, ухватившись за дверную ручку, как вдруг за спиной его раздался чуть насмешливый голос Елены Данииловны: - Не отчаивайтесь, мсье Сказочник. Один раз ведь у вас уже получилось. Кто знает, может, получится и еще. Андрей вздрогнул и резко обернулся, а затем вернулся к столу. - Одно я точно смогу, - он подвинул к себе книгу и быстро черкнул в нее несколько строк. – Мой мир – мои правила, - добавил он и захлопнул ее, точно зная, что в этот самый миг злобный гений перестал существовать. - Для верности я бы еще сделала вот так, - Шубина протянула руку, взяла книгу и швырнула ее в камин, даже не удосужившись заглянуть внутрь. – И да, рекомендую что-нибудь соврать Леонтьеву по поводу той записи с видеокамеры. Можете все валить на меня, - усмехнулась она, не поднимая взгляда на Князя. - На вас? Вряд ли он поверит, что ведущему редактору страны для каких-то целей понадобилось так странно развлекаться. - Просто направьте его ко мне, я все сама ему объясню. Услуга за услугу, если угодно. Побывать в вашем сказочном мире – честь для меня, мсье Сказочник. - Позвольте полюбопытствовать… - невольно и сам перешел на лексикон Шубиной Андрей. - Не беспокойтесь, я умею быть убедительной. - О да, - не дослушал Андрей. - Думаю, мои родственные связи с семьей Ришко в немалой степени этому поспособствуют. А на пленке, Андерс… на пленке никого не было. Вы ведь, как профессионал, сможете это подтвердить? Андрей напрягся, соображая, как стереть с записи фигуру в черном плаще, как заслать Агату в гости к лучшей подруге все с той же целью… - Но… - Он поверит, мсье Сказочник, и будет молчать. Ведь та книга Шопенгауэра по-прежнему при нем, и вы собственными глазами видели компрометирующий его текст. Да и ром в тот вечер был на редкость суров, я права? – она спустила очки на кончик носа и лукаво улыбнулась. - Благодарю, мсье Гордон, - и при этих словах взгляд Шубиной отчего-то потеплел, а глаза окрасились в такой знакомый бархатный синий оттенок.

* * *

- Андрей, скажите, а вы скучаете по нему? – расслабленная поза журналиста в кресле напротив, а также его скучающий вид говорили о его полном равнодушии и к поднятой теме, и ко всему интервью в принципе: просто редакция дала парню задание расспросить звезду панк-рока о недавно вышедшей книге его стихов, а тот, как назло, слишком уж разговорился. Князь не замялся ни на секунду, ни один мускул не дрогнул на его невозмутимом лице. - Нет. Не скучаю и не страдаю. Потому что мое взаимодействие с Горшком никуда не ушло. Мы продолжаем общаться, и я все ему уже рассказал. Я выхожу с ним на сцену. И не удивлюсь, если он мне еще и музло оттуда подкинет, - ткнул пальцем вверх и хитро ухмыльнулся, созерцая внезапно вытянувшееся от изумления лицо журналиста. А в сумке лежал и ждал своего часа и новых витков безграничной Князевой фантазии очередной экземпляр Книги Гудвина.