Шестипенсовая песня

Улица Romul Ladea. Половина пятого где-то, точно сказать трудно, потому что солнце в весеннем разгаре позднего мая и целыми днями торчит довольно высоко над горизонтом, рано начиная лупить по зашторенным окнам и вечером, часам к десяти, полностью закатываясь за синий хребет далеко за городом. Район тихий, с узкими улицами, мотками проводов на ровном ряде бетонных фонарей, с сеткой на прозрачных номинальных заборчиках, сквозь которую видно весь участок: каждую пихту, липу, каждую легковую Dacia и все два этажа пригородного дома, в котором обязательно есть рефрижератор в подвале и нервная незатыкающаяся собака. Людей на тротуарах нет, поэтому Итан Уинтерс тащится по нему с коляской один, даже не оглядываясь на нагоняющие сзади редкие машины. Вывернув за поворот, он надевает тёмные очки и раскрывает шире капюшон коляски, чтобы солнце не лупило сухими пылью и жаром в лицо. В конце улицы абрисом высокого плотного забора и тёмной крыши холмится дом местного анахорета, который, по соседской болтовне, выслужился громким говнюком с ублюдским акцентом и вечными гостями. А ещё он урод и, наверное, чем-то болен, но Итан предпочитает не слушать эту хрень: ему как-то в целом больше нравится гулять по тихому району с дочерью и выглядывать с участков сирень и ржавые диски. О, он просто уверен, что это точно много лучше сраной запущенной документации в участке с едва выполняемыми планами по регулировке оборота наркотиков в пригороде. На пути, наполовину загородив тротуар, стоит указатель на домашнюю распродажу во дворе соседнего с особняком дома, и Итан видит у открытого гаража разваленный по столам хлам, венчаемый привязанной к грифу бас-гитары футболкой-флагом с надписью: «Totul la 17 lei». Итану надо. Он заруливает во двор, почти не тряся коляской на тротуаре и видавшей жизнь каменной плитке. Итан (склоняясь над одним из столов, нашаривая взглядом пожёванные футболки, банданы, разной масти украшения, но все серебряно-тяжёлые, и убитые барабанные палочки с логотипом Accept). Господи, это что, Кауфманн? Роза, только взгляни. Кажется, какой-то румынский психопат ограбил старушку и рокерскую лавку. Румынский психопат (выходит из гаража в тёмных круглых очках, грубых штанах хаки и рубашке с глубоко расстёгнутым над майкой воротом, держа в руках полную проводов коробку). Это твои грузовики неделю назад перегородили проезд? Я два грёбаных часа не мог выехать, пока эти румынские крысы таскали твои коврики и розовые полотенца. Итан. Эм, да, прошу прощения. Мы с семьёй переезжали и… предупредили ближайших соседей, что, ну, затрудним движение. Здесь непривычно узкие улицы. Румынский психопат. Да… Странно видеть здесь молодую семью из… откуда ты, кстати? Акцент американский вроде. Скажи-ка: «Привет всем, сегодня вторник». Итан (весь в старании не заглядывать в коробку на уровне чужой гостеприимной груди). Мы из Техаса. Жену перевели сюда по работе. А вы… Румынский психопат. Хорошо знаю языки. Попутешествовал за жизнь. (Упирается руками в бока и паточно вымазывает Итана взглядом, указывает на инструмент в руках Уинтерса.) Палочки, кстати, оригинальные. Спиздил их в девяносто третьем в Касл-Донингтоне, пока Хоффман и Балтес запивали кокс пивом, а Кауфманн трахал фанатку на Людвиге Если бы он нашёл трейлер, я бы спиздил и установку. Итан (проглотив паузой, казалось, все три сотни километров Миссисипи). Так ты не фанат Accept? Иначе бы… не продавал такие вещи. Румынский психопат. Иначе бы трахался с Кауфманном вместо той мелированной шлюхи. Но, да, в то время меня больше заботили инструменты. Полапать-то их я тогда успел, пока меня не выволокли за шкирку. Барабаны были шикарные. Зато, считай, был в святая святых. А продаю… не знаю, для меня эти вещи потеряли ценность. Давно уже… Так что я посчитал, что кому-то здесь или на eBay они пригодятся больше. Главное, чтоб хватило пороха сюда притащиться. Хоть на новые лица посмотреть. Рад встрече, кстати. Карл. Итан (подумав, пожимает протянутую руку. Та жёсткая и мозолистая, но очень по-хорошему не задерживается в ладони дольше нативного предела.). Итан. Карл. А ты? Не фанат, м? Итан. Нет. Пока учился, слушал. Что-то даже поигрывал. А потом как-то не до металла стало. Работа сначала, а потом дочь. Итан опускает глаза на коляску, в которой раскоряченным от жары свёртком сонно дёргается среднее арифметическое картофелины и старого гнома-гея. Итан смотрит с любовью. Карл. Ну, заходи тогда послушать что-нибудь, когда время будет. Палочки можешь так взять. Только их, видимо, нужно будет продезинфицировать. А то у тебя, дружок, растёт потенциальный глотатель продолговатых предметов, судя по розовым лентам и бантам. (Уинтерс думает закрыть коляску полностью и развернуть её по направлению к дороге, но понимает, что Карл живёт такой манерой общения, тоже захлёбываясь акцентом. Ещё цена эта: «Бери за так, или, может быть, потом тебе придётся отдать своего первенца Румпельштильцхену» удивляет. Итан поднимает брови. Карл жмёт плечами и широко раскидывает в сторону руки.) Этому хламу цена: билет на автобус из Бухареста и банка пива. А ты и без того на переезд потратился. Да ещё и ценитель. Почти не жалко. Итан. Спасибо. (Складывает палочки в сетку под коробом коляски, от неловкой паузы пытаясь совладать с разговором, потому что какая-то снихуяшная необходимость свербит под черепом и просит сказать хоть что-нибудь. Хоть бы батин плохой анекдот про распиздяя-петуха.) Так… Ты один здесь живёшь? В смысле никто не против, что ты раздаёшь пиратские сокровища проходимцам, и никто не ввалится ко мне потом домой, чтоб придушить подушкой и забрать палочки назад? Карл. Как же охуенно точно ты угадал, Итан. Знаешь, тут, пожалуй, найдётся пара-тройка человек, которые сделают это даже не ради сраных палочек. Но в целом район тихий. Да и здесь я один. (Скалясь, Карл указывает на открытый гараж позади себя.) Моя холостяцкая крепость. Хочешь глянуть? Итан. После твоих рассказов-то? Карл (ухмыляясь на шпильку ещё паскуднее). Да ты вроде крепкий. Справишься. Итан. Нет. Спасибо. Не стоит. Карл. Ладно, понял. Про изнасилования не шутить. Но, эй, конфеток и весёлых игрушек там нет. Только самогон, железо, припои, болгарки и прочая инженерная хрень для гаражных дрочеров. Мастерю по четвергам. Мастер-классы… Интересует? Итан. Я подумаю. Карл (улыбаясь тише и мирнее). Ну, уже лучше. Тогда проваливай. А то, чую, неслабый у тебя передоз фамильярного домогательства. Приятно было познакомиться, папашка. Моё скромное приглашение в силе, но, знаешь, дело не в тебе — дело во мне, а мне здесь пиздец как скучно. Младенца не бери только, а то тут шумновато бывает. Итан. Да. Хорошо. Спасибо. Выкатывая обратный путь через дорожку, ворота и улицу, Уинтерс косит взгляд на дочку. Та жмёт кораллово-розовые кулачки, цокает сжатым ртом от непроходящего желания сосать грудь Мии и всё продолжает спать. Совсем не чует опасности, не вздрагивает от вальяжного и громкого голоса Карла, который тот и не думал понижать, даже не хмурится — и Итану от этого заразно спокойно. Карл странный: от манеры текуче-рвано мерцать в пространстве до абсолютно самоуверенной развязности, плетущейся рядом с херовой, но всё же тактичностью. Фантомно на подкорке со стола и из гаража отблёскивают серебряным солнцем кольца-черепа и ножовки, тиски, дрели и вся слесарная мелочёвка. Что Карл делает по четвергам? Итан вот сидит до половины седьмого за дверью офиса, с которой ещё не счистили фамилию предыдущего инспектора, и перекладывает, жамкая старую печать, бюрократическое дерьмо из одной кучи в другую. Чёрт. Ну, теперь Итан будет думать о закрывающемся пластике гаражной двери. И похрен на оскал и «конфетки».