Тень гигантской кошки

Пироман Джейсон Гордон после того случая вполне естественно стал пирофобом и лучшим другом Гарри Поттера. Спички с зажигалками он теперь и в руки брать боялся, а за Гарри повсюду следовал хвостиком. Огарка Гарри попробовал позвать, когда оказался дома в своей комнате, но игрушка осталась игрушкой — сидела недвижно и мерцала глазками. Подумав, Гарри пришел к логичному предположению, что пантера, наверное, оживает только в минуты опасности. Приняв это, он шепнул в мягкое ухо: — Хорошо, Огарок, будь по-твоему. Я никому не скажу и обещаю, что буду хранить твой секрет. Пантера только вздохнула на это, услышав слова маленького друга. Находясь в своей параллельной реальности, она могла покидать её пока очень ненадолго, всего на несколько минут. Вот если бы мир материальный был чуточку волшебным… Ну ничего, Огарок, потерпи — недолго осталось: скоро Гарри поедет туда, в волшебный мир, и ты сможешь быть с другом как угодно долго! Ведь в волшебном мире находится Хогвартс, куда Гарри рано или поздно отправится учиться волшебству. А пока он растет и удивляет мир обыкновенный. Удивлял Гарри всех отношением животного царства к себе — где бы он ни появился, всюду к нему стремились братья меньшие: мурчали у ног котята, ласкались собаки всех пород, большие и малые… Спешили к нему на руки белки и бурундуки в парках и скверах, с грохотом крыл слетывались птицы всех мастей и размеров: зарянки и малиновки, скворцы и дрозды, утки, лебеди и даже такие уникальные, которые редко появляются в черте города, — ястребы и луни. Лошадей Гарри видел пока только в Лондоне, запряженных в фиакры, а подойти ближе не удавалось. Дядя Вернон и тётя Петунья заезжали в столицу только по делам и только по заранее оговоренным маршрутам: магазины, кафе, офис и домой. Ну и редко-редко позволяли себе прогулку по скверу или парку. Парков, собственно, и в Литтл Уингинге хватало. Но однажды лошадь появилась и в пригороде. Шестилетний Гарри увидел её на улице Магнолий — большую, серую и печальную. Она была запряжена в телегу с углем. Гарри очень удивился, ведь уголь и дрова для каминов развозили на грузовиках, и ему не приходило в голову, что в наше время для этого где-то используют лошадей. Но это было фактом — на улице перед чьим-то домом понуро стояла большая лошадь чудесной масти, серая в яблоках. Светло-серая грива и белые фризы на ногах довершали картину. Она была, скорее всего, полукровной — какой-нибудь рысак с примесью шайрской крови. Гарри, впрочем, не разбирался в породах; для него лошадь была просто лошадью, прекрасной и удивительной, настоящей, огромной и такой близкой, увиденной не на экране телевизора и не из окна дядиного автомобиля… Совершенно завороженный, маленький первооткрыватель, впервые покинувший родную Тисовую в одиночку, замер перед лошадью, словно в полусне, высоко задрав головенку — морда животного была очень высоко. Плохо веря своему счастью, Гарри потрогал ногу и ощутил грубый конский волос. Запах лошади, само явление лошади — всё это казалось чудом. Выше лошадиного колена дотянуться не получилось — Гарри был слишком мал ростом… Ему оставалось только смотреть на недосягаемую морду в вышине. Но лошади ведь мудры. Она поняла желание малыша и любезно опустила голову к рукам и лицу ребёнка. Гарри казалось, что к нему спускается башенный кран — с такой же запредельной выси и гигантский! Теплое дыхание обдало щеки, пальцы коснулись нежнейшего бархата ноздрей и губ… Ни с чем не сравнимое чудо! — Здравствуй, маленький брат… — Дыхание лошади пахнет травой, и Гарри, счастливо зажмурившись, ответно выдохнул в ноздри: — Ну какой я брат? Я — человек. — Хороший брат, — очень серьезно ответила лошадь. Гарри вздохнул и забылся счастьем, наслаждаясь чудом: гладил живую, огромную лошадь и ласкался сам, прижимаясь щекой к бархатной морде и перебирая пальцами грубую светлую гриву. Он был ей очень благодарен, ведь лошадь доказала, что животные способны с ним общаться. Когда Гарри разговаривал с Бермудом, то думал, что просто фантазирует, тётя-то с дядей не понимали речи попугая. А Бермуд столько классных историй знал! И речь у него была прекрасно поставлена, несмотря на то, что прочие люди слышали лишь птичье щебетание. Словесная же азбука собак и кошек была слишком примитивной, причем настолько, что сам Гарри с трудом улавливал, о чем они толкуют. Вот и полагал, что это он придумывает, но так было до встречи с лошадью. Её глубокий голос и хорошо поставленная речь показали мальчику, что он действительно разговаривает с животными. — Как тебя зовут? — взволнованно спросил Поттер. — Земляника, — чуточку смущенно ответила кобыла. — Ух ты, красивое имя! — восхитился Гарри, поглаживая серую морду. Он до последнего оставался рядом с ней, пока из дома не вышел хозяин и не забрался в телегу, шуганув мальчишку беззлобным окриком «а ну, отойди!». Гарри проворно отскочил к тротуару и долго стоял там, провожая взглядом новую знакомую — серую кобылу с чудесным именем Земляника. «Мне это не кажется, я не сумасшедший. Животные взаправду умеют разговаривать», — с такими вот убеждениями Гарри вернулся домой и поспешил в оранжерею, где стояла клетка с попугаем. — Привет, Бермуд! Я только что убедился в том, что ты со мной по-настоящему говоришь, — доложил Гарри птице. Ара озорно сверкнул голубым глазом, встопорщил красные перышки на затылке и закивал-закланялся, тихо бормоча: — Что и следовало доказать. И я не спятил — пацан и впрямь со мной болтает… Гарри открыл рот и с изумлением уставился на попугая, но, к счастью, додумался, что птица иронизирует. В глазу Бермуда виднелось ехидство. — Прости, я думал — играю, — попытался объясниться Гарри. — Тётя Петунья так говорила. — Ага, — ещё пуще раскланялся ара. — То-то, гляжу, замолчал. — И подмигнул: — Перестал верить? — Перестал… — вздохнул Гарри. — Но когда с тобой заговаривает лошадь, это ж неспроста? — Аве Мария! — воздел глаза попугай. — Да святится пыль под её божественным копытом!.. Гарри засмеялся, отлично понимая попугая. Кроме Бермуда в доме жила ещё черепашка, подаренная Дадли на день рождения. Она была очень маленькой — с десертное блюдечко — и, похоже, немая — Гарри от неё ни единого звука пока не расслышал. Бермуд к ней обращался, когда та попадала ему на глаза, но разговор, как слышал Гарри, был односторонним: тарахтел попугай, черепашка отмалчивалась. Вскоре тем же летом в доме Дурслей появился ещё один четвероногий член семьи. Приехала тётушка Мардж и привезла с собой молодого бульдога по кличке Злыдень. Привезла и попросила Вернона подержать пса у себя, пока она отдыхает на Майорке. — Я бы его с собой взяла, да визу на вывоз-ввоз не дали! — обиженно гудела Мардж за обедом. — Карантин у них там какой-то на Майорке, вишь ты!.. А Злыденьчика мне оставить не с кем. Он очень ценный щенок, самый-самый элитный, от самой лучшей суки. Вернон повздыхал, поглазел подозрительно на пегую морду бульдога и скрепя сердце согласился взять его на присмотр. А когда Мардж уехала, бульдожка таинственным образом исчез из поля зрения. Обыскали весь дом и сад, сбегали даже на улицу, думая, что щенок выскользнул как-то в калитку. Нашелся он вечером и случайно — под кроватью Мардж в гостевой комнате. Лежал пластом и с тоски жевал хозяйкин тапок. Гарри услышал чавканье, лег на пол и заглянул под кровать. — Злыдень, вот ты где! Вылезай! Пёс скосил грустные глаза на мальчика. — Она уехала, — сообщил он очевидное, мусоля тапок. — Она вернется, — пообещал Гарри. — А я думал — меня в семью везут… — печально вздохнул щенок. — Правда? — сочувственно переспросил Гарри. Подумав, он заполз под кровать и примостился рядом со щенком. Погладил по спинке. — Ты хочешь семью? — Да, — щенок отпихнул тапок. — Она меня всё время тискает и приговаривает, что отдаст меня на племя, а я не знаю, что это такое, и очень не желаю туда, я хочу дом и семью, и чтобы были друзья, с которыми можно играть. Гарри тоже не понял, что значит «отдать на племя», и только ласкал щенка по спинке, попутно восхищаясь речью юного бульдога — пёс говорил очень хорошо. — Знаешь, она уехала на месяц, — попробовал мальчик утешить щенка. — У нас с тобой много времени будет. Давай станем друзьями? — А месяц — это долго? — дотошно спросил щенок. — Это долго — целых тридцать дней! — клятвенно проговорил Гарри. Цифра «тридцать» показалась достаточно внушительной, и щенок, приободрившись, вылез из-под кровати, осмотрелся, обнюхал всё и с восторгом влился в будни семьи, в которой оказалось аж три ребёнка, целых трое друзей, с которыми можно играть, носиться и беситься! За август толстый затисканный увалень превратился в ладного поджарого пёсика, юркой бело-рыжей молнией летающего за мальчишками, звонко и счастливо тявкая. Грозную кличку «Злыдень» ловко переделали в гордое благозвучное Злодеус и мило звали по-домашнему Злюшка, Злейка или Злейчик… Когда из отпуска на Майорке приехала Марджори, Злейка встретил её неприветливым рычанием, с чистой собачьей совестью охраняя дом и хозяев. Ох и скандал она устроила Дурслям… дошла даже до обвинений, что якобы они у неё собаку сманили! На что Вернон налился бешенством и рявкнул, что сама она дура, раз оставила несмышленого щенка в семье с тремя детьми. — Раньше думать надо было, Мардж, прежде чем оставлять собачьего младенца, ещё толком не привязав к себе! Был бы он постарше, с полным импринтингом на тебя, так и проблем не было б. И попробуй только забрать его — враз в полицию обращусь! Это теперь наша собака! Мардж посмотрела на бывшего Злыдня, тот, поймав её взгляд, упрямо вздернул подбородок и выдвинул вперед нижнюю челюсть, всем своим видом показывая, что своих не даст в обиду. Плюнула, развернулась и вышла, громко хлопнув дверью. Молодой бульдог стоял перед мальчиками и Петуньей в позе бойца, готовый драться до последней капли крови. Именно эту позу бойца вспоминала Мардж, садясь в машину с самодовольной улыбкой на лице — не знаешь ты ничего, Вернон, хе-хе, ничего-то ты не знаешь… Только так и можно подарить собаку мальчикам — через бой и неприятие! Предложи она щенка просто так — не взял бы, а так за месяц сам к собаченышу привык, хи-хи… Главное — не перестараться напоследок, но ругань как раз показала степень привязанности Вернона к щенку: если полицией грозит, значит, действительно пса своим считает. А ей только это и надо было. Теперь она спокойна — щенок пристроен и в отличные руки! Уж больно жалко его, такого хорошего, чужим людям отдавать или, что хуже, продавать… А Вернон действительно привязался к бульдогу, находя в нем забавное сходство с собой — такой же храбрый, самоотверженный и верный. И умный-то какой — с полуслова же всё понимает! Ну ещё бы, при наличии переводчика с человечьего на собачий юный бульдог в буквальном смысле обучался быстрее обычного. Хозяин скажет, Гарри объяснит, Злейка поймет и исполнит — и все счастливы! Вот так-то вот. А несколько раз к Гарри и Злейке приходила Огарок. В первый раз это случилось на Рождество, когда грани миров истончаются и становятся доступны существам из мира духов. Думаю, про этот пантерий визит в ночь волшебства стоит рассказать подробнее. Давно отгремели фейерверки, отстрелялись петардами мальчишки-шалуны на улицах, а небо посинело предрассветной дымкой… Гарри не спалось — его до сих пор не покидало ощущение чуда. Мальчику отчего-то казалось, что оно не закончилось. Волнение никак не хотело уходить, оно нервной дрожью пробегало по венам, заставляя ежиться от щекотки где-то внутри под кожей, ведь на Тисовую приехали бабушка с дедушкой — Роза и Гарри Эвансы — и привезли с собой так много подарков! Целая гора коробок и пакетов громоздилась вокруг елки в гостиной, и мальчики не знали, как дожить до утра, чтобы начать открывать их и радоваться. А тут ещё и ночь чудесить начала… Дадли и Джек устали от волнений и давно уже посапывали в своих постелях, а Гарри то же волнение не давало успокоиться. Сначала он долго ворочался в кровати, потом встал и приник к окну, потому что ночь же чудесить начала. Гарри даже не поверил тому, что увидел, ведь снег в Англии — такая редкость… Но на этот раз в рождественскую ночь восемьдесят седьмого года с неба посыпался именно он — легкий и ажурный. На глазах у Гарри выросли небольшие сугробы, присыпанные алмазной крошкой. Они сияли, как настоящие бриллианты! Ну разве можно спать в такую ночь?! Видимо, так же считал и Злейка: белый бульдог с рыжими пятнами снег вообще впервые в жизни увидел! Услышав странный шорох, как будто с неба падало много-много легких крылышек мотыльков, полугодовалый пёс не выдержал, толкнул собачью дверцу, проделанную для него в задней двери, и выскочил на заснеженный двор. За ним, наспех натянув пальтишко и сапожки, пулькой вылетел Гарри и замер, задохнувшись восторгом: мороз, наисвежайший воздух, кружевные снежинки, алмазный блеск. Вы же понимаете, сколько чудес на него свалилось?! А тут… О Господи! Вслед за Гарри на снег выскользнула пантера, разбуженная волшебной ночью. Мальчик тихо и счастливо засмеялся, видя красавицу при свете фонарей, луны и алмазного свечения — шкура Огарка сверкала леопардовым узором, черно-серебристое на буром… Желтые глаза пантеры, круглые и ошалевшие, с удивлением обозревали белеющий и сверкающий мир. Подскочил развеселый Злейка и припал грудью в снег в известном собачьем приглашении к игре. Огарок приглашение приняла — игриво шлепнула щенка лапой по носу и прянула вбок, за ней в завороженном молчании скакнул бульдог. И вот они бегают и скачут по двору под плетеньем легкого снегопада в волшебном безмолвии — прыжки, шлепки лапами, шорох и скрип снега; алмазное сияние и лунный свет вкупе с огнями фонарей играют бликами на атласных шкурах пантеры и бульдога. И смеялся радостно черноволосый маленький мальчик в распахнутом пальтишке, глядя на тихие снежные игры зверей. Именно этот момент застал Северус, решивший заглянуть в четвертый дом на Тисовой, чтобы подложить под елку подарки Гарри, Джеку и Дадли, в который уже год исполняя обязанности тайного Санта Клауса. Услышал смех ребёнка, посмотрел поверх забора, увидел собаку, играющую с пантерой, и замер, забыв про елку. Да и как иначе? Пантера же… И где? В маггловском городе, ночью, на заднем дворе стандартного современного дома среднестатистических граждан. Было от чего офигеть, и неважно, что ты сам при этом являешься волшебником. Магов тоже можно удивить. Почувствовав присутствие постороннего, Огарок запоздало спохватилась и на лету превратилась в игрушку, которую поймал и растерянно зажал в пасти бульдог, заозиравшись по сторонам: дескать, ой, а куда киса делась? Гарри оглянулся на забор, в свою очередь ощутив на себе чей-то взгляд, и увидел его, Северуса, маминого знакомого. Опустив игрушку в снег, басисто гавкнул Злейка, учуяв наконец незнакомца. Северус моргнул и легонько потряс головой, отгоняя видение гибкой и грациозной пантеры, после чего смущенно поздоровался с мальчиком через забор: — С Рождеством, Гарри. — С Рождеством, сэр! — пискнул Гарри в ответ, как зачарованный глядя на красный колпак Санты на голове Северуса. Белая пушистая оторочка мило облегала черные густые волосы молодого человека, придавая ему совершенно очаровательный вид. Зеленый толстый шарф вокруг шеи и серое пальто довершали образ ночного гостя. Черные глаза Северуса с мальчика перешли на игрушку, брошенную в снег, потом левая бровь вопросительно приподнялась, когда он снова посмотрел на Гарри. Мальчонка виновато колупнул сапожком снежный холмик. — Я не знаю как, но она действительно иногда оживает, сэр, — сообщил он холмику. Северус поднял вторую бровь. — Иногда? — настороженно переспросил он. Гарри отчаянно глянул на него и кивнул. — Да, сегодня она второй раз встала, — голос его зазвенел. — В первый раз она на огонь легла, чтобы спасти меня и Гордона. Джей год назад в школе пожар устроил, сэр… — Вот это да! — Северус ухватился за калитку. — Можно войти, Гарри? Я должен услышать эту историю! Гарри улыбнулся и разрешил гостю пройти во двор, хоть и подозревал, что тот мог и без разрешения зайти. По крайней мере, мальчик наконец понял, откуда взялись в прошлые рождества те неучтенные игрушки под елкой, которым так искренне удивлялись тётя Петунья и дядя Вернон, а Джек и Дадли в течение трех лет безоглядно верили в Санта Клауса. Может, и дольше верили, просто Гарри того уже не помнил. — Ты меня не забыл? — с легким удивлением заметил Северус, входя в гостиную вслед за мальчиком. Гарри лукаво улыбнулся, дожидаясь, когда гость сам увидит ответ. Он висел над камином — большой портрет в резной тяжелой раме. На картине маслом были изображены трое — две девушки и юноша: рыжеволосая веселая Лили, спокойная и милая Петунья стояли бок о бок с тонким худощавым Северусом. Тот стоял набычившись, но бережно обняв девушек за талии… Северус онемело моргал на картину и пытался осознать, как она трансформировалась из старой порыжевшей черно-белой фотокарточки?.. Его вопрос и состояние дежавю были так ярко выявлены на лице, что Гарри безо всякой подсказки пустился пояснять: — Это дедушка написал. На днях привезли, а вчера повесили картину здесь. Бабушка Роза говорит, что дедушка её несколько лет писал, копировал с фотографии. Она нецветная, но дедушка и так помнит, какого цвета волосы у дочек… — помолчав, Гарри вздохнул. — А мама была красивой. Северус молча кивнул: похоже, Гарри Эванс помнил не только цвет волос дочерей — на Лили было зеленое платье в желтый горошек, на Петунье — синее в белый цветочек, а на Северусе — атласная черная рубашка, блестючая такая, как мокрый асфальт… А он и не подозревал о таланте мистера Эванса. Вот ведь… настоящий художник! Картина была написана с душой, трое молодых людей были изображены перед живой изгородью, но светло-зеленое с солнечными брызгами платье Лили вовсе не терялось на темной зелени, как и синее Петуньи на фоне голубеньких звездочек-вьюнков. За спиной Северуса вздохнула Петунья, спустившаяся из своей комнаты, подошла и приобняла его сбоку, посмотрела на картину. — Мы тебя ждали, Северус. Нам тебя так не хватает… Останешься? И улыбнулась, заглядывая в глаза. Северус со вздохом обнял её, соседку, сестру любимой подруги, и прижал к себе. Конечно, он останется, раз его застукали и пригласили в гости. На этот раз он сам раздаст подарки детям, а не тайно, как до этого действовал много лет, играя в тайного Санту.