Однажды в поезде

До самого полудня не стихал храп во в меру тесном купе, чьи обитые деревянными накладками стенки размыто отражали исходящие от притворённой ячейки оконной рамы блики света. Размеренное раскачивание вагона соблазняло подступившего к крайней стадии сновидения Хао продлить сеанс покоя. Юноша с невнятным бормотанием повернулся на бок, да после глубокого вдоха протяжно засопел, чему в подражании поступил и Зереф, где-то в глубине сознания всё ещё обеспокоенный тем, что ненароком свалится с верхнего яруса. Мадара же в строгом положении лицезрел мелькающие картинки последней схватки с альянсом сопротивления. Наложенные поверх живота ладони моментами сжимались в напряжении, когда во сне кем-то произносились названия смертоносных техник. Громкий гудок предупредил о намеревающейся остановке, на что попутчики никак не отреагировали. Только первая буква алфавита вырвалась из уст почивающего мага, что от внезапной встряски рефлекторно застраховал себя от падения на пол. Топот снаружи, однако внаглую прервал процесс следующего расслабления шамана, что положил надежды на повтор грёз с участием Анны. - П-ф-ф… бл… блин. – лениво выдавил он. – Что там происходит? - Похоже, остановка. – отозвался Учиха не размыкая глаз. - Понятно… может выйдем на свежий воздух? – трель храпа в ответ дала понять, что в сим никто не заинтересован. С каждым километром троих оставляло всё больше вопросов, всё мягчели объятия беспокойства и ощущение суеты вокруг. Для Хао залогом спокойствия было уединение, для Зерефа вера в то, что впереди его ждёт что-то непознанное, ну а для Мадары всего-навсего ощущение того, что долг перед самим собой и тем, во что он верил — выполнен. И все трое сходились в одном: их пересечение в этом купе дополняло смысл отъезда из родных краёв, выводя из этого едва ли ни отдельную идею, на основании которой они смогут построить особенную философию. Ту, что сгодится только «для своих». Ведь часто бывает так с теми, кто одержим глобальной идеей нисколько повлиять на окружающий мир, а привнести в него что-то своё, что-то для тех и особенно для тех, кто не разделяет их взглядов, а порой, и вовсе препятствует их воплощению. Они разбросаны по разным уголкам Вселенной и повязаны друг с другом невидимой, духовной нитью того самого понятного только им предназначения. Навидавшись смолоду терзаний и страданий, каждый пришёл к выводу, что эта жизнь стоит только того, чтобы стереть эти тёмные пятна из грядущих жизней, тех, кто ещё не ступил на пропитанную их кровью землю. Мадара был уверен в том, что новое поколение не знает, что такое по-настоящему «убивать» и какой смысл в себе носит слово «жертва». Ведь это непросто столкнуться лоб в лоб со своим некогда другом, всякий раз нарочно останавливая или меняя траекторию движения разрушительного сгустка чакры. Всякий удар в сторону Хаширамы он ощущал собственно, словно бил по самому себе и в определённый промежуток времени желал таким образом освободиться от преследующих в подобии теней слабостей, вес которых не позволит ему дойти до конца. Это и называется жертвой в его понимании. Самая крупная и единственно возможная. Хао же устал от пустых разглагольствований, смысл которых переворачивали под свою угоду выступающие против него группировки. Тогда он и усвоил «принцип железной руки», что исключал всякое помилование и довольство малой кровью. В глазах Учиха, он, разумеется произнеся подобное вслух выглядел бы незрелым юнцом, который не умеет и не хочет действовать избирательно. В таком формате и прошла бы их первая встреча, если бы шаман не умел передавать внутреннюю боль собеседнику через интонацию и взгляд. Тогда Мадара понял, что парень настолько устал, что просто хотел сжечь всё до тла. Он из тех людей, чьи взгляды и характер формируют окружающие. Если такой человек обладает потенциалом, то ненависть и невежество людей в делах да словах быстро взращивают его, подкармливая тёмными сгустками ярости. И в конечном итоге, он подрастёт, обучится и раскроет сей потенциал только не в подобии прекрасного цветка с каплями свежей росы. Это будет «ящик Пандоры» в ломтиках содержания которого каждый виновный узрит собственное лицо. Зереф имел влечение к смерти, обусловленное его проклятием. Так он скажет всякому, кто его точно не поймёт. Его внутренний перфекционист, достигнув известного миру предела требовал обыкновенного завершения, толкая на самый очевидный для живого существа шаг — к бездне. Его внутренняя борьба с этим, его непротивление внешней диктовке — теперь это для него. Брат его сам обрёл истинный смысл своей жизни, что для Зерефа и оказалось завершением. В его понимании, достижение внутренней гармонии человеком, которого любишь скажет о том, что твой путь, как старшего брата пройден достойно. Пора бы ему оставить Нацу в покое и бросить самому себе новый вызов. И сделать это так, как он привык — смело и соблюдая исследовательский подход. Пока пассажиры делились впечатлениями от увиденного за порогом железного транспорта, последний уже тронулся с места. И только одно купе так и осталось прежним, в нем сейчас никто не нуждался в удовлетворении простого любопытства.