***
В баре все было точно так же, как несколько дней назад. Только бармен поменялся: вместо ИИ, как всегда принято в таких заведениях, сейчас за стойкой была низкорослая девушка с розовыми волосами, добродушно улыбающаяся посетителям и набиравшая в стаканы и бокалы алкоголь. Лола была занята, потому ее подчиненные просили некоторое время подождать в общем зале, в связи с этим друзья сели за стойку, сойдясь на том, что пинта пива — лучший вариант. И дешево, и привычно. Долго за стойкой сидеть не пришлось: как только в баре появились две высокие девушки, уверенно обошедшие всю очередь и без промедления принятые у фиксера, Эдгара позвали следом. На вопрос о Колетт охрана отделалась скупым и грубым «Ей тут не место». Девушка, вздохнув, лишь с сожалением улыбнулась другу уголками губ и кивнула в сторону дверей. Эдгар заходит внутрь: с его последнего появления в этой комнате не поменялось практически ничего. Помимо Лолы в комнате были еще два человека и пахло чем-то сладким. Одна из неизвестных дам сразу бросалась в глаза из-за своего стиля. Привыкший к чрезмерной открытости и раскрепощенности местных Эдгар впервые видел настолько скромный в своем фасоне наряд: обычное, хоть и обтягивающее, светло-голубое платье на широких бретелях, свисающих по плечам, покрывало тело чуть ли не до колен и цеплялось именно своей простотой и отсутствием лишних деталей — таких как, например, глиттер на платье или широкий пояс с бантом у Лолы. Светлые маленькие каблуки в тон платью прибавляли не без того высокой деве пару сантиметров, в связи с чем, чтобы рассмотреть ее лицо, Эду нужно было приподнять голову. Смотреть было на что: густые (наверняка мягкие!) волосы, небрежно забранные в пучок, голубые глаза, обрамленные светлыми длинными ресницами, внимательный острый взгляд, устремленный прямо на парня; полные персиковые губы, растянутые в вежливой улыбке, и ровный, красивый нос. Если бы Эдгар когда-нибудь встретил такую девушку на улице, он бы ни за что не прошел мимо, потому что, черт возьми, она была если не прелестна, то просто-напросто восхитительна. В руках у незнакомки был розовый зонт, и это, блять, странно, но сама девушка очаровывала именно своей небольшой странностью. Эд так бы и рассматривал красавицу дальше, если бы перед ним не возникло чье-то лицо; напротив стояла вторая незнакомка: она наверняка была из городской банды, подтверждение чему можно было найти, лишь взглянув на металлическую биту с черным шаром на конце и фиолетовую куртку с темной эмблемой. «Сукару». Какого чёрта они забыли не в своем районе? Девушка закидывает биту на плечо, хмурясь, и взглядом указывает на диван. — Ты бы, блять, поменьше пялился на людей, — голос грубый и резкий, но по-девичьи высокий. А еще из-за нее в воздухе витает химозный запах жвачки. Эдгар, про себя выругавшись, молча проходит вглубь помещения. Кивает Лоле и садится. — Ну же, Биби. Не переживай, все в порядке. — светловолосая одобрительно кивает, прошептав что-то фиксеру, и поворачивается к Эду, — Привет. Я — Пайпер. На самом деле, просто третье лицо здесь, — она садится рядом с кочевником, поправляя складки на платье, — А эта малышка — Биби. Твой дорогой нетраннер и помощница, — в ответ на это Биби фыркает, располагаясь на диване рядом с Пайпер, и поправляет выбившуюся прядь чёрных волос. — Будем считать, что Пайпер — моя протеже, — Лола кидает окурок в пепельницу на столе, — а нетраннер — ее ручная собачка. Эд заметил, что Биби не обращает на эти слова никакого внимания и продолжает размеренно жевать жвачку, разглядывая металлическую биту. Ее подруга тихо смеется и гладит темные волосы Би. Атмосфера в комнате кажется напряженной только новоприбывшему парню, остальные же, будто ничего не замечая, готовились к разговору. Лола дважды хлопает, привлекая к себе внимание, и вводит в курс дела: оказывается, две прибывшие дамы даже не знали, почему их пригласили, и, что более важно — понятия не имели, помощь с заданием какого рода нужна Эдгару. Конечно, почти все кочевник должен был сделать сам, но причастность к заказу с такой целью могла привести к… весьма плачевным последствиям. В течение часа обговариваются все детали. Куда доставить цель, где забрать, какие методы использовать, для чего вообще понадобился нетраннер и тому подобные мелочи. Все это время Пайпер то гладила Би по голове, то щекотала пальцами ее шею, то шептала что-то на ухо и тихо смеялась. Эдгару было не по себе, но, заметив, что и Биби, и Лоле такие действия со стороны третьей девушки не доставляли сильных неудобств, он терпеливо молчал. Заказ необходимо было выполнить через три дня. Эд, услышав это, вскинул брови, неприятно удивляясь, но оспорить желания заказчика не смог. На прощание пожав руку фиксеру и обменявшись контактами с нетраннером Эдгар пулей вылетает из комнатки, хлопая дверью. Быстрым шагом идет за барную стойку к мирно ожидавшей его возвращения Колетт. Та, хоть и криво, приветливо улыбается, рассеянно смотрит на друга и еле-еле встает. — Сука, они совсем уже, — парень прерывается, подхватывая подругу под мышки, и подставляет свое плечо, — Перепила? — Да-а, немного, ничего страшного. Знаешь, как всегда, первым делом тело не слушается, — девушка хлопает по карманам и вытаскивает ключи, — Поведи машину, пожалуйста. Эд помогает подруге сесть на заднее сидение, пристегивая ее ремнем (на что Летт, как всегда, недовольно бурчит под нос) и садится за руль. Он обеспокоен сроками выполнения задания, но еще больше волнуется из-за предстоящего расставания с кланом. Как только послезавтра он совершит контрольный звонок Биби, заказ перейдет в статус «активного». Вот тебе и точка невозврата. Как бы не хотелось отвлечься, рано или поздно Эд все равно возвращался к тому, что в голове прокручивал возможные сценарии, которые, в большинстве своем, заканчивались смертью или провалом. Летт сзади выругнулась под нос, снимая обувь, и поставила ноги на мягкую обивку. Потерла лоб рукой, щурясь, и глубоко вдохнула. — Я знаю, это вторая нотация за неделю, но, пожалуйста, послушай. Я вижу, к чему все идет, — Эдгар навострил уши, затаив дыхание, — Ты никогда не отличался особой, ну, знаешь, открытостью или типа того, — Колетт смотрит в зеркало заднего вида в надежде встретиться с взглядом Эдгара, но видит там лишь часть его густых темных волос, — Но, все-таки, я даже сейчас считаю тебя своим лучшим другом. Хотя, — девушка вытирает нос длинным рукавом, — не прошу от тебя того же. Ты, пожалуйста, запомни: что бы ни случилось, Эд, — имя произносит с особой нежностью, так же, как когда-то тетя, — для тебя у меня всегда найдется время. Не важно, что бы ты хотел рассказать. В сердце вонзается копье: медленно, болезненно и мучительно поворачивается там, выворачивает наизнанку, заставляет перестать дышать на мгновение и наполняет все тело липким, ненавистным и осязаемым отвращением к себе. Плохо, больно, обидно, страшно, одиноко, тускло и пусто. Он не готов прощаться. Отступать же поздно. Не готов Эдгар и отвечать. Заставляет ехать машину быстрее в попытке сбежать от самого себя. Старается запомнить слова подруги навсегда. Готов высечь эти звуки на сердце, лишь бы узнать, за что милой Летт достался такой друг. Лучше бы не доставался.***
Следующие два дня проходят быстро. Эдгар спал по тринадцать часов, вставая, чтобы поесть, и снова ложился на скрипучую койку. Он просил выйти Белль из, на секунду, их общей комнатки, отгороженной белой шторкой, просил не пускать к нему Нани и, ради всего святого, просил передать Колетт, что с ним все в порядке. Снились беспорядочные, запутанные кошмары. То Лола, наводящая на Эда дуло своего кислотно-зеленого пистолета, то Пайпер, лихо вонзающая острый конец зонта ему в грудь, то Летт, рыдающая в объятиях Шелли и шепчущая неразборчивые проклятия. Однажды к парню даже заглянул Кольт, весь перебинтованный и взлохмаченный, и спросил что-то о возможной болезни. Эдгар отмахнулся и грубее, чем следует, выставил незваного гостя из трейлера. Становилось все труднее не выдавать себя. Нужно было звонить Биби. Эдгар, пересилив себя в очередной раз, набрал на коммуникаторе десять цифр и затаил дыхание. Всего один короткий гудок — слышен щелчок и шелест, после — ветер, шум дорог, рокот двигателя и громкий голос девушки: — Слушай, подожди минуту, я в клуб еду. Повиси пока, — она отключает микрофон, заставляя Эда терять остатки уверенности в себе в молчаливом ожидании. Проходит больше минуты. Может, три, может, пять, но становится не по себе. А что, если спросить у нетраннера о возможности отказаться? Блять, конечно, она расскажет об этом кому-нибудь. Ну уж нет, начал дело — доводи до конца? Так говорит… Мортис, правая рука Байрона, каждый раз, когда приходишь к главе с невыполненным или заваленным поручением. Любит поругаться на всех в клане, сука, а ведь был когда-то корпоратом. Глаза бы его не видели. Никогда больше. Резко становится слышно невнятное бормотание, слова разобрать трудно. Какой-то щелчок и, наконец, голос Биби: — На месте. Задержалась. Если ты звонишь по поводу Фэнга, то все схвачено, — Эд перебирает в памяти имена, стараясь как можно быстрее вспомнить, о ком идет речь, — Я уже нашла данные с его микросхемы. Дальше какая-то бессмыслица из слов: путаные выражения о устройстве этих чипов, которые встроены в наружный мозговой имплант корпоратов, планы по его нейтрализации у цели, и, собственно, непосредственное участие Эдгара в процессе получения этого устройства. Уловив главную мысль, парень просто молчал все время, лишь напоследок утвердительно ответив на вопрос о времени и месте встречи послезавтра. Разговор продлился семь минут и сам по себе не был чем-то особенным. Но самое легкое позади, дальше — только мрак неизвестности.***
Он наконец-то вышел из трейлера: оглянувшись по сторонам, направился прямиком к тому человеку. Второй раз за день вспоминать его имя, как бы мелочно это не звучало, не хотелось. Его «апартаменты» находились в самом центре лагеря, напротив такой же машины Байрона, и представляли собой просторный черно-белый фургон, окрашенный по бокам кривыми фиолетовыми летучими мышами. Внутри было шумно: как обычно, старший состав клана выпивал по вечерам. Кочевник громко сглотнул подступивший к горлу ком. Он знал, что делает. Знал, на что идет и какие условия ему выставят ответ. Но это же в последний раз? Хуже не будет. Хуже уже наступило, а потом, через несколько дней, Эдгар переедет и постарается забыть всю свою жизнь как страшный сон. Черт его дернул брать машину так часто; Байрон уже косится при упоминании подобного. Эд постукивает пальцами по двери, не решаясь постучать в полную силу, и поправляет куртку с эмблемой клана. Только-только заносит руку для удара, но дверь распахивается и заставляет резко отшатнуться назад. — О-о, Эд, а мы уже расходимся, — Майк, ласково называемый в клане Дино, звонко смеется и спускается вниз под доносившийся сзади гогот и голоса старших. Дедок со смешной лысиной на голове прожил без малого лет семьдесят, всю жизнь протирая штаны за рулем машин и грузовиков. Ну, конечно же, за выпивкой и азартными играми в клане тоже. — Ничего страшного. Я с просьбой к заместителю. Дино по-приятельски хлопает Эдгара по спине и уходит. За ним — еще человек шесть, все подвыпившие и веселые. Как только поместились в таком тесном фургоне? В проходе появляется хозяин трейлера. Он скептически оглядывает гостя и облокачивается на дверной косяк, приподнимая уголки губ в подобии ухмылки. На вид Мортису было лет тридцать пять, хотя, учитывая его прошлое и возможность пользоваться дорогостоящими имплантатами, могли быть все сорок пять. Но верилось с трудом. Розовая рубашка, закатанные рукава, сильные руки, когда-то больно сжимающие не только запястья Эдгара, черные брюки, под ними — бледные сильные ноги. В ядовито-желтые глаза, прожигающие взглядом насквозь, смотрит парень с ответной злобой и пренебрежением и упорно молчит, ожидая чего-то от Мортиса. Эдгар стоит и собирается последний раз в своей жизни дать вытереть об себя ноги. Когда заместитель главы отходит от двери, Эд медленно заходит в трейлер. Разувается и по памяти сворачивает налево. Там кровать: застеленная, как всегда, черно-фиолетовым комплектом. И пахнет, наверняка, как всегда — пеплом и дымом сигарет. — В жизни не поверю, что ты скучал, но буду очень на это надеяться, — неестественно широкая улыбка заставляет нервы сжиматься в комок и одновременно натягиваться до предела, отзываясь внизу глухой режущей болью. По памяти. — Хочу попросить о подарке на День рождения. Он через две недели, надеюсь, ты в курсе, — голос не дрожит, как при их первой встрече, и, к счастью Эда, ему остается только упорно добиваться необходимых вещей. Пусть во вред себе. Мортис неопределенно хмыкает и наливает в бокал на высокой ножке бурбон. Садится на кровать, облокачиваясь на отставленную руку, и испытывающе смотрит в лицо гостю. — Удиви меня, Эдди. На лбу выступает холодный пот. Он помнил каждый раз, когда его называли так, словно лишали чувства собственного достоинства и пытались утопить в его же сожалениях и грёзах. И все подобные воспоминания были связаны с Мортисом. Эдгар — уже не тот маленький мальчик без возможности постоять за себя, но и бороться в полную силу не может. Чревато последствиями. — Хочу съездить в клуб в среду вечером, — вдох, будто бы пауза поможет преодолеть приступ злости, — Нужна машина. — Маленький мальчик-кочевник пытается пожить по-взрослому? Да еще в городе? — Если не знал, мне исполняется двадцать два. — Как скажешь. — Ну так? — Эд нетерпеливо мнет в руках край футболки с сильным желанием поскорее выйти из клетки, в которую добровольно загнал себя сам, а иначе ударит человека напротив. — Я не против. Пока, — он делает большой глоток, отставляя бокал на тумбу рядом, — И ты можешь приступать. В воздухе висит осязаемое напряжение, настолько тошнотворно давящее, что Эдгару хочется выбежать из трейлера и проблеваться где-нибудь за углом. Пока что он не может забыть все то время, проведенное с заместителем, но может не тревожить пропитанный яростью разум, отвлекаясь на другие, более приятные события в жизни. Может подавлять чувство стыда и отвращения, ориентируясь лишь на результат — выполненные просьбы. Мортис потягивается, исподлобья глядя вперед, и вопросительно поднимает бровь: — Ну же, Эдди. Будь добр, не заставляй меня ждать. И Эдгар слушается. Вроде, ходит по грани между слепым гневом и брезгливостью, но теперь почти без колебаний садится на колени перед Мортисом и быстро расстегивает его ремень. Он клянётся себе: это в последний раз. И эта клятва придает сил на финальный рывок.***
Утро началось со страшно болевшей шеи. А еще с новых синяков на бедрах, слабо перекрывающих старые. И с ключей на тумбе, осторожно прикрытых запиской на желтой бумажке со словами «Ты хорошо постарался» и маленьким кривым сердечком сбоку. Записка сразу была сожжена в стеклянном стакане, ключи — припрятаны до завтра. Эдгар уже смирился с накатывающим по утрам после таких вечеров омерзением и, подрагивая всем телом, садится на кровати, сжимая руки в кулаки и до крови кусая губы. Время значительно проясняет сознание и подталкивает к ряду волнующих вопросов. Рад ли Эдгар, что секс с Мортисом больше не будет традиционной практикой в его жизни? Рад ли, что ощущение ненависти к себе после может пропасть? Вообще, рад ли он? Наверное, рад. Но если вчерашний вечер — последнее, что произойдет с ним в клане, Эд предпочтет пулю в висок. Без вариантов. Выехать нужно будет рано утром. Вообще-то, восемь часов не так рано, как кажется, но и Эд просыпается ближе к одиннадцати, если нет никаких заданий. Нужно ли как-то попрощаться с людьми? Так, чтобы себя не выдать, наверное, не получится. Он постарается немного выпить с Белль вечером и… наконец-то поговорить с Колетт. Теперь она должна была узнать все. Время прошло слишком быстро и незаметно, настолько, что последние часы в клане были сродни кровавой пытке. Беспощадной и жестокой именно потому, что длилась она очень и очень мало. Критически ничтожные часы до отъезда, дальше — темная пустота неизвестности и строгое следование указаниям деловитого фиксера.***
Когда тетя наконец пришла, она не была пьяна. Редкое, но прекрасное обстоятельство. Эд достает из компактного холодильника две банки дешевого пива, убирая их на стол, и нетерпеливо поглядывает на женщину. Та снимает рабочую одежду, на свету ярко поблескивая позолоченным протезом, и садится за стол. — А ты умнеешь! Сразу знаешь, что нужно после долгого плодотворного дня, — она улыбается, открывая жестяную тару, — Сегодня какой-то пиздец был. Оказывается, нахуй, переезжать мы планируем почти на три недели раньше! Видишь ли, южное племя само не справляется и Байрону нужно там появиться. Ты представь только, какие поправки в маршруте сейчас нужно составить, а? Она долго обдумывает это обстоятельство, кусая губы и ногтем ковыряя остатки покрытия столика, жестом выводя силуэты дорог и рек. Ничего не лезет в голову. Белль в порыве гнева бьет кулаком по столу, едва ли не опрокидывая банку Эдгара, и смотрит в окно: — Еще этот пурпурный хуй опоздал. Не понимаю, почему Байрон так спокойно спускает ему все с рук. Гад. Эд выдавливает самую неправдоподобную улыбку в своей жизни, честно пытаясь сделать вид, что эта тема его не волнует. Нужно срочно перевести разговор в другое русло, иначе остаток дня будет проведен в попытках придушить Мортиса. Теоретически. — Как там твоя книга? — странный и сбивающий с толку вопрос все же заставляет Белль встрепенуться. — О-о. Вспомнил, конечно… Для начала, это оказалось вообще не романом. Для конца — мне не нравится, но я дочитаю, — она странно хмыкает, отпивая из жестянки, — Вообще, там у людей нет имен или типа того, только номера на бейджах… Час они просто болтают о книге. Обсуждают дела общины, новые машины и штат, в который клан Делаторра отправится дальше. Эдгар так и не решается сказать, что больше они с тетей не увидятся и вместо этого выдает совсем неожиданную для себя фразу: — Ты прекрасная тетя. Безответственная, конечно, но я тебя ценю, — так и замирает в оцепенении. Он явно хотел произнести нечто иное, но получилось именно о чувствах. Странные слова, кривые и необычные. Белль смеется. Слишком вычурно: в голосе ноты напряжения переплетаются с еще чем-то более несуразным. Племянник, пусть и пристыженно, смотрит ей в глаза, жмурясь от накатившего смущения. — Умеешь же удивить, шкет. Я таких слов после ухода сестры ни разу не слышала, — женщина встает, запуская пятерню в волосы, и смотрит на сухие забитые трещины в столе, — Случилось что? Ты скажи, Эд, а я уж помогу. Говорить он не будет. Не сейчас. Что-то подсказывает, что так правильно. Сложившуюся ситуацию, пусть и по-глупому необычную для их странной семейки, не было нужды омрачать. И хотя Белль только наутро поймет страшную вещь, сейчас она, сюдя по всему, была растрогана. В своей манере. — Нет, все хорошо. Просто мысли вслух. И его обнимают сбоку. Грубо стискивают между рук, прижимаясь всем телом и неуклюже облокачиваясь на спинку встроенного дивана. На затылок ложится чужая голова, белые пряди волос настырно лезут в лицо и щекочут нос. В объятиях тепло и уютно, словно в маленькой колыбельной; появляется сильнейшее желание остановить мгновение и замереть в такой позе навсегда: лишь Белль, растроганно прижимающая к себе племянника, Эдгар, удивленно устремивший свой взгляд в молчаливую пустоту, треск лагерного костра за окном. — Знаю, что мы почти никогда не общались так. Многое упустили, — Белль печально хмыкает, закрывая глаза, — Но, знаешь, надеюсь, что у нас впереди много времени.***
Тетя уходит спать, выпив еще пару банок отвратительного по вкусу пива, и просит Эда прибрать немного со стола. Тот, проводив Белль взглядом, опускается на пол и закрывает лицо руками в секундном порыве слабости. Что же он творит? А ведь нужно зайти и к Колетт. Он не перенесет похожей ситуации еще раз. Подруга сидит за столом, закинув ногу на ногу, и бурно спорит о чем-то со своей соседкой. Когда открывается входная дверь, девушки поначалу даже не обращают на это внимания, продолжая усиленно убеждать друг друга в своей правоте: — Нет, я же сказала, он просто отказывается идти со мной куда-то! Разве я могу еще раз просить? Нет, если надо — сам придет. — Шелли, скажи, ты же его с пяти лет знаешь, ну? — С семи. Он приехал из северного племени. — Да не важно! Разве Кольт, болван, когда-то делал что-то просто так? Эдгар дважды кашляет в кулак, переминаясь с ноги на ногу. Летт тут же прерывается, уставившись на дверной проем, в котором стоял кочевник, и вопросительно поднимает брови: — Ой. Это ты, Эд? А что такое? Срочно? — Нужно поговорить, — парень собирает всю оставшуюся уверенность в себе, чтобы посмотреть в глаза Шелли, но не может попросить выйти ее. Как-никак, они с Летт сейчас в чужом трейлере. — Ох, нет, может, завтра утром? — Колетт снова замолкает на полуслове, растерянно переводя взгляд то на подругу, угрюмо наблюдающую за происходящим, то на Эдгара, который от видимого напряжения со всей силой ухватился за дверной косяк, — Нет, все-таки, наверное, лучше сейчас? Эд слабо кивает, а Шелли, будто бы наконец прочитав его мысли, встает и бережно поправляет бандану на шее, кивая. — Тогда я, наверное, дойду до него. Может, поговорим нормально. — Извини, что прервал вас. Шелли отмахивается, Летт радостно кричит что-то вслед подруге, посмеиваясь. Наступает неловкая тишина. — Ну так? Вломился, балбес, почти в час ночи и молчишь? — Дай минуту. Собраться с мыслями. Колетт реагирует на серьезный тон в речи друга нервной улыбкой. Глядит исподлобья, заправляя волосы за уши, и растерянно вертит в руках крышку от газировки. Наконец, Эдгар тихо набирает в грудь воздух, и на одном духу выдает: — Завтра утром я покидаю клан. Два дня буду ошиваться в одном мотеле, после — хочу обратно в Уэст или куда-то в его районы. Больше не вернусь. У девушки мир уходит из-под ног. Воздух в трейлере сразу показался спертым и тяжелым, Эдгар, сидящий напротив, — загнанным в угол. — Ты же… Ты… Нет, Эдгар. — она едва ли в состоянии выдавить из себя эти слова, — Почему? Разве все так плохо? Мы же тут, ох, как одна се- — Нет, Летт. У меня есть весомые причины уйти отсюда, — Эд стучит ногой по полу, тем самым стараясь утихомирить грохочущее сердце, — Я устал. — И все? Нет, нет, не может же быть так просто? Что случилось? Тебя кто-то преследует? Хочет убить? — Колетт приподнимается из-за стола, облокачиваясь на него, и берет лицо Эдгара в свои руки, бережно поглаживая щеки, — Расскажи. Я же говорила, что выслушаю. Ты боишься? Или… — Летт замирает, встречаясь с Эдгаром взглядом, заставляет его затаить дыхание и молча выдерживать взгляд родных глаз, в которых сомнения вкупе с ужасом наталкивают на верную мысль, — И правда. Сам хотел? Вот, что за заказ это был. Колетт обреченно опускает руки и отходит на пару шагов назад, закрывая длинным рукавом кофты глаза. Кочевник продолжает сидеть за столом и не прерывает подругу: — А я, знаешь, сидела как-то вечером и думала, что же у тебя происходит. Верила в мысли о подготовке к твоему же Дню рождения и все такое, типа, зря тут не доверяла тебе и бубнила о недосказанности. Конечно, и о таком варианте думала. Но не верила. Вот оно как на самом деле, Эдгар. Надеюсь, ты доволен, — сдавленный всхлип заставляет Эдгара встать с места, но его резко осаждает сдавленный вскрик Колетт, — Не подходи! Дай подумать. Он так же медленно садится обратно. Сейчас перед ним сидит самый близкий человек и плачет лишь потому, что Эдгар — самый настоящий мудак. Он не сделал решительным счетом ничего сверхужасного для будущего своего клана, но для нее — этой хрупкой и гиперчувствительной девушки — сделал еще хуже. Оставил одну. На глазах сейчас рушилось многолетнее доверие, с таким трудом полученное именно благодаря Колетт. И Эдгар испортил все это. Потому, что захотел жить так, как хочет сам, но не пожелал этого же лучшей подруге. На слова не осталось сил. — Думаешь, я не устала? Нет, даже не в этом дело. Ты мог бы рассказать мне, Эд, мог бы поделиться переживаниями. Я ведь помню, что ты пару дней назад выдал. Про ненависть. Еще и себя, как дура, винила. Вместе, вместе мы бы придумали что-нибудь. Я не говорю, что поддержала бы эту инициативу, но я так сильно, ох, дорожу тобой, что, — Колетт ненадолго замолкает в приступе неконтролируемого плача, — Помогла бы с деньгами или, на худой конец, мы сбежали бы вместе. А ты просто… Просто ставишь перед фактом. Что же мне одной? Она окончательно прерывается. Сползает вниз по стене, рукавами вытирает новые слезы и рвано всхлипывает при каждом вдохе. Эдгар опускает голову на руки, закрывает глаза и в мыслях мечется из стороны в сторону, с каждым разом обнаруживая в себе все больше и больше ошибок. Он не должен был так поступать. Но сожалеть слишком поздно. Спустя какое-то время Эд все же встает из-за стола, растерянно смотрит на подругу и помогает ей встать с пола. Колетт уже не плачет. Она рассеянно смотрит в пол, шмыгая носом, и еле держится на ногах. Хрупкие объятия. Такие нежные, искренние и последние. Едва слышное: «Я надеюсь, что мы еще встретимся» и бережно переданный сверток — неудавшийся подарок.