***
— Они будут в опорном пункте на южной границе центра. — Ева взмахивает рукой и что-то приближает на голограмме посередине стола. — Нам туда путь открыт — это полунейтральная территория. — Суки захотели забрать себе нашу территорию, а потому просто-напросто обозвали ее «нейтральной», — недовольно цедит Ворон. — И не говори, — смеется глава «Триады», после чего снова принимает серьезный вид. — Сейчас не об этом. Мы должны понять, какой состав выгоднее всего взять и какой тактикой руководствоваться. И когда Ева склоняется над столом, Эдгар на секунду замирает от до боли знакомого ощущения. Воспоминания душат его; тетя точно так же разбиралась с завалами маршрутов — прерываясь на шутки и комментарии, — а потом старалась сделать все безупречно. Безупречно у нее не получилось.***
Два плана на случай отступления. Эдгар вызубрил их и прокрутил в своей голове столько раз, что уже становилось плохо, потому что звучало слишком хорошо; а еще Фэнга не должно было быть рядом с ним весь завтрашний день. «Так пусть хотя бы сейчас придет, блять», — то ли ругается, то ли надеется про себя кочевник, когда пыльная кровать проминается под его весом и руки путают непослушные волосы. Чем больше он думает о том, что завтра ему предстоит работать с малознакомыми людьми и доверять им жизнь, тем больше убеждается, что меньшая из проблем — выстрелить в голову Байрона. Но, кажется, Эдгару понадобится помощь. Фэнг привычным жестом открывает дверь, заходит внутрь, неизвестно зачем разуваясь у порога, и мягко улыбается склонившемуся над своими коленями Эдгару. — Спишь? — Нет, — замедленно бормочет Эдгар. — Думаю, что, наверное, завтра сам сдохну. — Эй! — Фэнг садится на край кровати и тянет руки к дорогому ему человеку. Он приподнимает голову Эдгара, мягко касаясь щек и подбородка, а потом улыбается шире. — Давай пари: кого первого пристрелят — тот и объясняется перед Вороном после. — Да это же какая-то бессмыслица, — вздыхает Эдгар, но, к своему удивлению, накрывает одну из ладней Фэнга своей. — Ты идиот. — Что-то ты мягок в этот раз. — Нет сил тебя ругать. — Эдгар мельком замечает, как счастливо улыбается корпорат после его ответного жеста, а потому не убирает руки. — Послушаешь меня? — Конечно! — Фэнг с ногами забирается на постель и садится, упираясь в ее спинку напротив Эда. — Если хочешь, я тоже что-нибудь расскажу. — О детстве? — Могу. Но сначала ты.***
Белль была смыслом всей его жизни. Врет; всего его детства. Потом появилась Колетт. Тогда как у каждого кочевника была семья в тридцать, а то и в пятьдесят человек, у Эдгара была одна-единственная тетя. Ни родственников матери, ни родственников отца в клане Делаторра больше попросту не было. И это оставило отпечаток: куда Белль — туда и маленький непоседливый Эдгар; какое задание выполняет кочевница — то же самое пытается сделать Эд где-то в сторонке. И, конечно же, он невольно первым узнал о том, что к ней начинают относиться пренебрежительно. «— Вот знаешь, — рассказывает Эдгар Фэнгу, — тогда я уже три года как знал Колетт. Поэтому было легче, когда я рассказал ей об этом. По крайней мере… ну, узнал, что не я один на стороне тети.» Вынесение приговора. Лишение статуса картографа Западного племени, снятие полномочий, изгнание из клана и — хорошая работа на пользу клана была как смягчающее обстоятельство — лишение конечности вместо казни. Зверски и по-варварски; но только так кочевники в его клане и могли. «Золотые руки». Ха! У Белль это выражение обрело прямое значение. На самом деле то, что ее не решились убить, Эдгар узнал после. После того, как сопроводил до главы и выслушал неправдоподобную историю о «защите и покровительстве» над его матерью. И после того, как Белль чуть ли не изгнали из клана, а Эд пошел просить помощи у старших. У Мортиса. Ошибка за ошибкой. Белль была… Была великолепной. Сильной и целеустремленной — главные качества прекрасного кочевника в их время. Та внутренняя уверенность, которая придавала ей стойкости, всегда манила Эдгара. Но от своей тети, как ему кажется, он научился только грубым словам и ориентации на местности. — Помню, как она впервые разрешила напиться вместе с ней. Мне пятнадцать было, — Эдгар смеется и прикрывает рот ребром ладони, — а потом было пиздец плохо. — Пятнадцать? Серьезно? Мне до последнего запрещали, — раздосадованно вздыхает Фэнг. — Наш менталитет, конечно, строг ко всему подобному дерьму. — Да ладно тебе. Зато сейчас пей, сколько хочешь, и принимай как не в себя. — Давай-ка без наркотиков. — Вот же я ебанутый. — Эд вздыхает, вспоминая неприятнейшую ситуацию, и взъерошивает темные волосы на голове. — Наделал херни. — Все нормально. — Я очень скучаю по ней, — честно признаётся, меняя тему. — Очень. Когда просто съебался с клана, все же, был шанс, что мы встретимся. А сейчас… я даже не знаю… — Эдгар ненадолго замолкает и пытается что-то уложить в своей голове. На лице на секунду мелькает выражение гнева, которое тотчас же застывает в глазах кочевника. — Ненавижу его. Блять, Фэнг, он убил ее потому, что проебался сам! Разве он мог позволить себе всю эту хуйню? — Эдгар распаляется, всплескивает руками и напряженно цедит все следующие слова. — Больше всего на свете хочу всадить ему пулю. Не отступлю. Ох, блять, каким же слабаком я был! А в то же время я не знаю… разве это не опрометчиво? Фэнг просит его не скрывать свои эмоции, потому что это все, на что Эд сейчас способен в полной мере. А потом, уже выработав привычку, корпорат двигается ближе к собеседнику, разворачивается и соприкасается с ним плечами. Подпирает слева, и, кое-как освободив руку, приобнимает Эдгара; тот не противится: молча прижимается ближе, про себя недовольно выругавшись. И все эти действия — в спокойной и размеренной тишине ночи, когда даже частые прохожие на улице не ругаются друг на друга и не устраивают перестрелок. Эдгар тихо, стараясь не нарушить атмосферы мнимого покоя, вздыхает, и, едва ли решаясь на такой шаг, кладет голову Фэнгу на плечо. Корпорат довольно усмехается и зарывается носом в черные волосы кочевника. — Неудобно? — Отлично. Думаю, тебе не хватает исключительно словесной поддержки. — Фэнг тепло и искренне улыбается, понимая, что никто и никогда не видел Эдгара таким. Открывшимся и просящем о поддержке, признавшимся, что не вывозит все жизненное дерьмо. Стойко выдерживающим все плевки в лицо от судьбы и, тем не менее, не опускающего руки окончательно. Корпорат оставляет ему легкий поцелуй и трепетно замирает. — Расскажи еще что-нибудь о себе. — О себе? — Фэнг неловко усмехается. — Почти нечего. В детстве у меня отобрали велосипед. Правительство, типа. — Серьёзно? У вас же есть какой-то закон, да? — Эдгар неловко ерзает, размещаясь на плече корпората удобнее, и закрывает глаза. — Да. У нас тогда запретили любой личный транспорт, которым управляют не искины. — Фэнг качает головой. — Мама решила, что менее трудно будет просто отдать мой велосипед, чем ждать, пока на него сделают устройство слежения. — Расстроился? — А как же. Мне всегда нравилось кататься у нас. Чище, чем в Америке, а в парках иногда живые деревья, которым лет под тридцать. — Фэнг пожимает печами, от чего второй парень неприязненно морщится, и спешно извиняется. Корпорат говорит еще: про то, как устроено управление их страны, про крупнейшие Мегакорпорации, про любимый вид спорта и женское имя — думал, что Юань и Лин — любимые. Вспомнил сестер и, пожелав рассказать еще одну историю про них, позвал Эда по имени. Тот не отозвался: заснул, все так же неудобно оперевшись на чужое плечо и в руках сжимая кусок ткани чёрно-белого шарфа.***
Юань и Лин. Никого и никогда Фэнг не любил так сильно, как своих сестер. Не потому, что его мать была плоха, а отец… был, а потому, что с первого дня появления на свет каждой из девочек он понял — их необходимо защищать. От мира, жестокого и слишком опасного, от условий мегакорпораций, которые использовали твой жизненный ресурс, как могли, и, конечно же, от повторения судьбы брата. Хотя, если бы Фэнг признался честно, ему нравится, что происходит в его ранее неинтересной жизни сейчас. Зачем же он согласился на предложение Зи работать вместе? Ответ очевиден: потому что любил ее так сильно, что, казалось, напрочь лишился рассудка. Но это было кратковременно; безрассудность прошла с первой же ошибкой на работе и криками их негласного наставника — Мортиса — на молодых людей. И, черт бы побрал эту жизнь, когда сестрам перестало хватать денег на обучение, Фэнг решился идти ва-банк. Их трио, погрязшее в конфликтах и раздорах, все-таки наладило все связи. И именно вся опасность их положения давала корпорату насладиться ощущением жизни. Не ей самой; лишь скромной аллюзией на что-то большее. Эдгар, Эдгар и, конечно же, еще раз Эдгар. Вот и все. Помог? Точно. Фэнг мог сколько угодно обманывать себя, но он сразу же понял, что с таким человеком не соскучишься. И что будь они «нужными людьми» в «нужное время» — не было бы ни напрасных смертей, ни насилия, ни судорожных попыток понять, как им быть дальше. Потому что настоящее словно бьет тебя по голове чем-то невероятно тяжелым, и ты понимаешь, что завтра — та самая, не придуманная кем-то другим, контрольная точка. Заручившись поддержкой такой банды, Фэнг и Эдгар не могут проиграть. Но могут погибнуть; и для их зарождающихся чувств и доверия гибель — фатальная ошибка. Финал истории, которой не дали развиться. Думая об этом, корпорат непроизвольно вбирает в легкие воздух и надолго задерживает дыхание. Он никогда не дает себе думать о чем-то столь ужасном; верит, что, в случае Эдгара, судьба, в которую никто никогда не верил, смилостивится. А пока они оба, взволнованные и в глубине души переживающие за совместное будущее, засыпают; Эдгар — на плече у Фэнга, зарывшись носом в полосатый шарф, а Фэнг — облокотившись на стену и прижимаясь щекой к чужой макушке. Вместе, на самом деле, не должно быть так страшно.***
— Все собрались? — суетится Ворон, пока в очередной раз проверяет перекрытые двери другого клуба, раза в три больше того, где две недели пережидали Эдгар и Фэнг. — У нас времени в обрез. Пенни обещала подогнать пару людей со своего отдела, но, блять, я не понимаю, кто есть кто. — Там какой-то незнакомый, — кивает какой-то парень из банды на другой конец помещения, где, доходчиво объясняя что-то остальным, стоял Вольт. Эдгара словно прошибло током. — Фэнг, — тихо шепчет тот и старается как можно глубже зарыться в собственный шарф.— Смотри. — Это ведь твой сосед? — Да, — еще тише говорит кочевник. — Блять, что за подстава? — А чего ты боишься? — Вдруг он ищет нас? — Эд недовольно кривится, но это заметно только по бровям и злобно сверкнувшему взгляду. — Разве он отсюда? Но Фэнг уже машет рукой в сторону борга, чтобы тот, повернувшись, наконец-то обратил на него с Эдгаром внимание. Вольт изумленно извиняется перед коллегами и быстро подходит к парням. — Эдгар? Какого хуя случилось? — грубый металлический голос слишком резко нарушает заполненное приглушенным ропотом пространство. — Блять, Фэнг, — шипит тот на напарника и рассерженно поднимает глаза. — Ты о чем? — У тебя в комнате пиздец. Туда какие-то мужики приходили, не нашли — спросили у Макс. Та под дурью оказалась, — вздыхает Вольт, прошептав «как обычно», — и наплела что-то про то, что вы уехали за границу. — Спасибо за информацию, да? — с долей грубости спрашивает Эд, на самом деле давно рассмотрев такой вариант событий со стороны его клана. — Так что происходит? Вы скрываетесь от них? — борг оглядывается назад и ищет свою компанию. — Да. — Фэнг скрещивает на груди руки. — Надеюсь, ты не крыса. — Нет конечно! — высокий голос режет слух. — Если бы к нам в итоге пришли, то тоже бы все разъебали. Эдгар заказывает глаза и с укором смотрит в глаза напарника, когда его бывший сосед, наконец, извиняется и отходит к своим. Лишь бы у того киберпсихоза не возникло. Все группируются по отдельным компаниям и Эд, наконец, поднимает глаза на измученного Фэнга. — Пойду к своим тогда. Не теряй. — Эд. — В глазах корпората предательски видно смятение. — Там мы обязательно пересечемся? — Конечно. Во второй фазе в правом… — Нет. Не так. — Собеседник поправляет сам себя, медленно вдыхая и собираясь с силами. — Не помри, идиот. Я хочу, вообще-то, и дальше страдать хуйней с тобой. — Будто я не хочу, — тепло и искренне смеется Эдгар, переваривая сказанные Фэнгом слова, а потом в шутку продолжает. — Что? Не безразличен тебе? — Эдгар, я буквально признавался тебе. — О? Вообще-то, это взаимно. Надеюсь, что мы сможем быть вместе. Выпалив это Эдгар прежде, чем почувствует смятение, скрывается в большой толпе и ловко обходит всех незнакомых ему людей. «Взаимно». Взаимно, блять. Мог бы и сказать что-то существеннее. Он поворачивается, сделав шаг назад, и ищет неприметную фигуру напарника. «Как ребенок» — тут же цедит он и слабо улыбается карим глазам. Фэнг до последнего провожает его взглядом. Ева встает перед большой толпой разношерстных и грубых людей, облаченных в красные куртки с руническим символом — три триады, переплетенные вместе. А одна из них, снизу и слева, закрашена черным цветом. Женщина, на узких собраниях приветливая и участливая, сейчас как никогда собрана. Она смиряет взглядом нескольких юных членов банды, не удосужившихся замолчать при ее появлении, и сцепляет пальцы в кулак у себя за спиной. — Ну что? Покончим с «Гоэтией», а? — легко хохотнув, Ева старается снова собраться, но ее послушники взрываются одобрительными возгласами. Женщина нетерпеливо прокашливается в кулак. — Ладно. Сегодня — как никогда ответственный день. У некоторых групп есть задание по сопровождению — и чтобы, блять, — Ева осекается, на секунду усомнившись в том, что ее детей рядом нет, — чтобы выполнили его безупречно. Мы отправляемся разными дорогами. Я очень надеюсь, что никто по дороге не вставит себе палки в колеса. В буквальном смысле. Ева вкратце повторяет то, что Эдгар и так слышал сотни раз, а потом разворачивается в сторону выхода. Вольт подходит ближе к кочевнику и скупо улыбается, будто бы поняв, наконец, кем в этой истории представляется Эд. Фэнг же выходит с первой группой и отправляется к месту назначения. Быть может, это последний шанс увидеть его мягкие волосы, которые тот по обыкновению забирал в низкий хвост, широкие и острые плечи (ужасная подушка, кстати), руки в красных перчатках, похожих на те, что были в первый день их необычного знакомства… А если шанс не последний? Просто сейчас Фэнг с пульсацией в груди и бегающим, но решительным взглядом, а потом — с навсегда закрытыми веками. Но Эдгар надеется; нет, он верит, что это не последний раз. Потому что влюбленность затмевает все перед его глазами, а возможность потери… тотчас же отрезвляет.