Без ума и без денег, как молекулы в воздухе,
Остановить можно их, но толку-то нет,
Сквозь мутные стёкла не видно ведь Солнце,
Лишь ребёнка, что натирает отцовский кастет.
/STARSET — Monster/
Каблуки мужских ботинок неряшливо отбивают ритм шагов. Длинные полоски оранжевого света, горящего из горизонтальных промежутков в стенах, ребят на чуть смуглой коже и стелятся тигриной шкурой вдоль тёмно-серых плит керамогранитного пола. Уён выдыхает тёплый воздух и поправляет волосы ладонью, ускоряясь. В этом коридоре всегда неестественно холодно. Чон понятия не имеет, зачем его отец поддерживает здесь такую не совсем комфортную для обычных людей температуру. Он как-то пытался узнать, но был одарен лишь вздернутой бровью и с детства ставшей обыденной фразой: «Так надо». Большего добиться не удалось. Уён доходит до конца коридора под едва уловимое жужжание сканера. — С возвращением, господин Чон, — в наушнике слышится приятный роботический голос, и дверь, больше похожая на люк, с тихим свистом открывается. И тут же захлопывается, как только Уён оказывается в кабинете. Он останавливается в паре шагов от фигуры, сцепившей руки за спиной. Синий свет от искусственного окна во всю стену играет водяными бликами на напряжённом лице. — Привет, пап, что нового? Мужчина молчит, продолжая следить за плавными движениями апельсиново-золотистых медуз на экране. Уён не торопит с ответом. Он знает, что, возможно, его и не последует. Лишь разделяет это сдержанное удовольствие, дрейфует взглядом от одного хрупкого существа к другому. Но, в отличие от отца, Уён хотел бы восхищаться ими, стоя по пояс в воде, или хотя бы прижавшись к холодному стеклу настоящего аквариума. Совсем как люди когда-то давно. Чон Ёнхван же сделал всё, чтобы ни одно живое существо, кроме человека, не могло находиться здесь в радиусе километра. Да, Уён понимает отца в исключительно редких случаях. Но это не значит, что осуждает. — Господин Пак закончил анализ, — Чон старший наконец поворачивается к сыну и скользит по нему незаинтересованным взглядом, — мы нашли подходящую резервацию. — И далеко от нашей? — Нет. Руки бесшумно ныряют в карманы куртки, а между рёбер словно вспыхивает искровой разряд. Уён делает шаг навстречу. — Тогда, я могу полететь с вами? — Нет, — мужчина еле заметно ведёт носом и хмыкает, скривив губы. Даже слабый аромат одеколона вызывает раздражение. — Там расположен наш завод по производству Портентума. Тебя это не касается. Завтра со мной полетит господин Пак и госпожа Чэнь. Кулаки на пару мгновений сжимаются в карманах. Уён фыркает и поворачивается лицом к экрану, зачёсывая волосы назад. — Думаешь, если я ничего не смыслю в производстве и аналитике, то на мне можно сразу крест поставить? Молчание в ответ говорит лучше всех заумных слов, которые с лёгкостью срываются с языка Ёнхвана во время работы. Но Уён так просто не сдаётся. Если он чего-то хочет, значит — получит. Оранжевые блики мёдом переливаются на поджатых губах. — Ясно. Я пойду поищу Ёсана, — отец считает его недалёким, но Уён уже давно понял, что нет смысла его переубеждать. Этим нужно пользоваться. — Удачного полёта. В этот раз он не собирается ждать у моря погоды. Последнее, что он слышит перед тем, как дверь закрывается за спиной, это щелчки открывающихся дополнительных клапанов системы вентелирования. Уён вновь оказывается в холоде коридора, но не обращает на него ни малейшего внимания, как и на синтезированный голос в наушнике. Керамогранит терпит частые удары каблуков по поверхности, пока Уён не скрывается в стеклянной капсуле лифта./Halsey — Gasoline/
В лаборатории, как будто состоящей из одних лишь экранов и хитросплетений труб с неопределённым содержимым, среди тихо жужжащего оборудования сидит человек. Роза под стеклянным колпаком. Руки в белых перчатках до самых локтей с хирургической точностью постукивают пальцами по панели по только им одним известному алгоритму. Стоит Уёну шагнуть внутрь, как все экраны в ту же секунду затухают, стирая медный отблеск с сосредоточенного лица. Холод голубых глаз пробирает до самых внутренностей, когда мужчина бросает взгляд из-под очков с тонкой металлической оправой. Но тут же смягчается, стоит лишь увидеть, кто именно вошёл. — Здравствуйте, господин Пак, Ёсан не у вас? — и так знает, что нет. Он пришёл не за ним. — Здравствуй, нет, я его сегодня не видел, — Сонхва вскидывает наполовину белую бровь, отлично понимая, что Чона младшего волнует вовсе не местоположение друга. — Жаль. Кстати, я сейчас был у отца, он сказал, что вы нашли нужную резервацию, — в прозрачных трубах булькает жидкость, искажая отражение приближающегося к столу Уёна. — И наверняка ещё то, что завтра я полечу вместе с ним, да? — Пак хмыкает и качает головой, единственная чёрная прядь волос идеально уложена и упруго раскачивается от плавных движений, — Пусть думает, что хочет, я выполнил свою задачу и на этом всё. Он не знает и трети того, что знаю я. Не хочу тратить время на бесполезные аудиты, будто я там чего-то не видел. — А не могу я… полететь вместо вас? — совершенно обезоруживающая улыбка расцветает вкупе с хитрым прищуром. — Так рвёшься увидеть эту зловонную ошибку архитектуры? — Сонхва усмехается и задумывается на какое-то время, — Хорошо, это будет несложно. Только отцу не говори, а то он придёт меня упрашивать. Изначально, план Уёна состоял в том, чтобы напроситься полететь вместе с куда более сговорчивым господином Паком. Но такой ответ его тоже устраивает. — Ну что вы, я же не дурак. Расскажете что-нибудь про эту резервацию, если время есть? — из открывшегося люка в выложенном шестиугольными панелями полу поднимается стул. Уён с нетерпеливой улыбкой садится и откидывается на спинку. — Мог бы и сам про эту помойку всё посмотреть, сомневаюсь, что тебя заинтересуют результаты анализа… — Чон строит весьма комичное выражение лица, и Пак закатывает глаза, приподняв уголки рта, — Ладно-ладно, только не делай такое лицо. Рядом вспыхивает несколько экранов, и перед их глазами предстаёт оранжевая голограмма Резервации №173659. — Отличное местоположение, достаточный уровень автоматизированности производства. На днях мы отправили туда первую партию роботов с бета версией алгоритма. Они почти полностью самообучаемые, но я ещё работаю над этим, — внимание Чона спектром рассеивается по небольшой статичной модели. Сонхва мягко улыбается, он знает, что должно заинтересовать парня куда больше. — И именно здесь, за много лет до твоего рождения, построили первый фармацевтический завод. Потом вокруг него начали селиться люди, — мужчина задумчиво поворачивает голову и морщится, — и появилась свалка. Тогда только начинали бороться с Эпидемией, и никого не волновало, как лучше утилизировать отходы. Весь брак свозили за пределы резервации и оставляли там. Не знаю даже, хорошо ли, что мы так близко… — из переходящих в бормотание размышлений его вырывает звонкий голос Уёна. — Вы ведь знаете, из чего делают Портентум, — образовавшееся за пару секунд тишины напряжение сковывает тело под элегантным форменным халатом, но остаётся скрытым от тёмных глаз, — и отец знает. Почему это скрывают от меня? — Уён, у меня нет права разглашать такую информацию… — Но почему? Вы узнали это от своего отца, так чем я хуже? — следует тяжёлый вздох и шелест ткани. Пак плавно встаёт со стула и подходит ближе, вынуждая поднять голову. — Ты ничем не хуже, Уён. Но я подписал соглашение. Пока тебя не решат полностью посвятить в дела компании, я не в праве говорить об этом. Прошу, не обижайся на меня, рано или поздно ты обо всём узнаешь. Нужно просто подождать. Чем-чем, а терпением Чон младший никогда не отличался. К тому же, он более чем уверен, отец скорее заведёт ещё одного ребёнка, чем подпустит Уёна к его драгоценному проекту. Но обижаться на господина Пака он не планирует. Уж точно не на него. Парень поднимается и кладёт руку на гладкую спинку стула. — Спасибо, — смешок срывается с губ при виде слегка озадаченого лица Сонхва — слишком редкого явления в этих стенах. — Не стоит. Я отправлю тебе место и время. Смотри не опоздай, — Чон на это лишь хихикает. — Я благодарен не только за это, но и за это тоже, — в груди зудит желание обнять Пака, но тот явно будет не в восторге, поэтому Уён лишь коротко кивает, — я пойду, а то уже поздно. За окнами каплевидного трамвая уже глубокая ночь, он несётся совершенно бесшумно по светящейся синим трубе, достаточно высоко, чтобы можно было разглядеть несколько десятков, если не сотен таких труб, окольцовывающих небоскрёбы. Наконец-то Уён чувствует, что в воздухе чем-то пахнет.