Завтра в семь двадцать две...

Вы идете в театр, но это не просто театр. Он старый, возможно, самый старый в Париже. Маленькая сцена, зал побольше. Тут даже нет отдельного места для царской ложи, где обычно принято сажать высокопоставленных персон. Эммануэль предлагает тебе посмотреть выступление из-за кулис, но вы должны вести себя очень тихо. Маню осторожно придерживает занавес, чтобы вы могли видеть происходящее, никому не мешая. Но вы не можете удержаться от ребяческого смеха, когда замечаете карлика в суфлерской будке. Скоро на сцене начинает твориться что-то совершенно волшебное: романтическая сцена, где пара поет дуэтом. Маню переводит тебе все слова на английский — язык, который вы оба понимаете, ведь твой французский очень плох — так же плох, как его русский. Свет тускнеет, момент становится интимнее параллельно на сцене и между вами. Вы вместе наблюдаете за актерами, когда ты понимаешь, что ваши головы так близко, что вы едва не касаетесь щеками. Это вызывает легкую улыбку на твоих губах, и в груди становится теплее. Бархатистый голос Маню шепчет прямо возле уха, и иногда ты слишком концентрируешься на тембре его голоса, и значение слов ускользает от тебя, а выступление отходит на второй план. Но ты берешь себя в руки, потому что знаешь, что твоему дорогому президенту важен этот спектакль, и смотришь внимательнее. Это романтическая опера. Пара на сцене тянется руками друг к другу, касаясь щек. Не прерывая зрительного контакта, они опускается на колени, всё еще держа лица друг друга в руках. Они любуются друг другом, будто околдованные. Их голоса певучие, тоскующие, нежные — такие, что не будь перед твоими глазами сейчас этой сцены, услышав эту музыку, ты бы представила её именно такой. Ты спрашиваешь себя, посещала ли такая мысль Маню, и только сейчас замечаешь, что он замолк, и тихонько поворачиваешь голову, чтобы увидеть его. Он поглощён каждым действием. Ты смотришь на него снизу вверх в этой темноте, на его профиль — и каким-то удивительным образом это даже интересней самой фееричной постановки из всех, что ты видела. Это его глаза, ставшие ясно голубыми в свете софитов. Это его эмоции. То, как он чувствует себя, пропуская через себя картину. То, как он отвлёкся от перевода или постеснялся перевести что-то очень интимное. И сейчас ты понимаешь, что он замолчал на определенных словах — словах, которые пара повторяет беспрестанно, снова и снова. Он замечает твой любопытствующий взгляд. И ты спрашиваешь, что это значит. Он произносит с тенью смущения на лице: «Tu es la meilleure chose qui me soit arrivée» — it means… it means, «you're the best thing that's ever happened to me». Ты замечаешь, как его трепетный взгляд скользит по твоему лицу: глазам, губам. Любуешься его полным надежды лицом и не можешь не протянуть руки ему навстречу. Одна твоя ладонь скользит ему за голову, а вторая ложится ему на щеку. Твои губы касаются его собственных. Эммануэль закрывает глаза, пораженный тяжестью эмоций и осознанием, обрушившимся на него сейчас. Он с силой сжимает занавес.