Love is

      Нил вставляет ключ в замочную скважину и дважды прокручивает. Несколько брелоков звенят, ударяясь друг о друга. Он забирает ключ и открывает дверь, чуть ли не вваливаясь в квартиру. Ставит на пол пакеты с продуктами, следя, чтобы ничего не вывалилось. Снимает пальто, кидая в сторону. Оно чудом цепляется за крючок и не падает на пол. Затем сбрасывает обувь, берет пакеты и проходит вглубь квартиры. Нил идёт мимо гостиной, проходит коридор, увешанный несколькими портретами, и оказывается на кухне. Поставив пакеты на стол, начинает их разбирать, расставляя в холодильнике и на полках шкафчиков.       В квартире ничего, кроме звуков шуршащей бумаги и открытия дверей кухонного гарнитура, не слышно. Нил молчит. Методично перебирает продукты, ставит их на свои места. За эти два года он привык к тишине, привык быть в одиночестве. Привык, что его никто не встречает, когда он приходит домой. Привык, что приходится готовить самому. Привык засыпать и просыпаться один.       В его квартире всегда темно. Жалюзи закрыты зимой и летом, днём и ночью. Везде идеальная чистота, все вещи стоят на своих местах, там, где им и положено. Интерьер выдержан тёмных тонах, и Нил его одновременно любит и ненавидит. Не он делал ремонт, иначе тут был бы какой-то хаос из красок, но ему уже осточертел этот чёрно-белый мир       Стены пустые, на них нет никаких картин, фотографий, других элементов декора. Рамок вообще не видно. Полки пустые, если не считать целый стеллаж с книгами. Но Нил не читал почти ни одной из них. Они не его.       Джостен убирает молоко в холодильник и складывает бумажные пакеты, убирая их в ящик с другими такими же. Он выходит с кухни и направляется в гостиную. Падает на диван, опираясь на спинку и запрокидывая голову. Расставляет руки в стороны и прикрывает глаза, чувствуя как усталость за весь день, наконец, настигает его. Нил расслабляет мышцы, испытывая легкую, покалывающую боль. Голова немного гудит, и он плавает по этим волнам усталости, которые заставляют его сознание дрейфовать. Он сидит так минут пять, пока его тело окончательно не расслабляется.       Нил тянется к карману джинсов, доставая свой телефон. Обычная раскладушка, которой уже лет пять, но он ни за что в жизни не променяет ее на что-то другое. Он сжимает телефон в руках, смотря на него так, словно видит в первый раз. И так каждый раз. Каждый раз, когда он видит этот телефон, сердце замирает, и он точно не может сказать, от чего. От того, что за годы в бегах телефон был самой опасной вещью или от осознания того, кто ему это дал? Нил не знает ответа.       Он проводит кончиками пальцев по уже стёртой поверхности, вспоминая моменты. Нил даже не может понять, больно ему, грустно, или тепло и спокойно? Этот телефон был якорем, тем, что удерживало его в этом мире, дарило надежду. Нил открывает гаджет, откидывая одним движением крышку, и набирает цифру быстрого набора. Сначала он слушает гудки. Их сто одиннадцать, затем слышит сигнал и голос:       «Не знаю, зачем вы мне позвонили. Я не собираюсь слушать все эти тупые голосовые. Поэтому идите нахуй»       Сигнал повторяется. Гудки исчезают, голос тоже. Слышно только дыхание самого Нила. Каждый раз, когда он слышит этот тон, эти интонации, его словно холодной водой окатывают. Он не чувствует биения сердца, лишь тишину, как и молчание разума. Все вокруг замирает, все вокруг исчезает, есть только он и этот голос на автоответчике. Нил может прокрутить эти слова в любой час дня и ночи, в любую минуту. Они, как пластинка, заели в голове.       Нил молчит целую минуту. Снова и снова проигрывает слова в голове, чувствуя каждую букву, каждый звук. На протяжении двух лет это единственное, что Нил себе позволяет. Это его слабость, и это же его сила, то, что удерживает на плаву, заставляет продолжать двигаться вперёд. Потому что в конце будет он, он будет ждать. И если Нил будет страдать или убиваться, он точно отправит его нахуй.       — Эндрю, — выдыхает Джостен и чувствует, как замки на его сердце рассыпаются в пыль, как цепи, окутывающие его, падают на землю, с грохотом ударяясь. Нил — это оголенный нерв, голый, обнаженный. Но ему не стоит рассыпаться прямо сейчас. Сперва нужно выполнить ежедневный ритуал.       — Привет, Эндрю, — Нил старается говорить бодро. — Это был сносный день. Утром я позавтракал омлетом, который наконец-то не подгорел. Ты можешь гордиться мной. Я не умру от голода. Перед тренировкой встретил миссис Грейс. Милая старушка, мы с ней поболтали о погоде и бродячих псах. Оказывается, один из них недавно ее чуть не укусил, но она угостила его хлебом, и все обошлось. Миссис Грейс не переставала говорить о собаках, и как она их любит. Ей так жалко бродяжек в нашем дворе, — Джостен выдыхает, чувствуя, что его постепенно отпускает. — Я попрощался с ней, потому что опаздывал. Скоро у нас игра с Дикими Кошками, и тренер Тейт решил оторваться на нас, оправдываясь усиленными тренировками. На самом деле он садист и любит издеваться над нами, — усмехается Нил, говоря это в шутку. — Но я ведь наркоман, я наслаждаюсь этим, — он буквально слышит, как на том конце фыркают, хотя самом деле это не так. — Мы бегали тридцать кругов вокруг стадиона. Все выдохлись уже на двадцатом. Им нужно больше бегать, — назидательным тоном говорит Нил.       — Ещё мне звонил Кевин. Пиздел о игре, статистике, что-то там о Джереми и Жане, моем питании и бла-бла-бла. Ну ты его знаешь. Ему лишь бы поворчать. Я не дослушал и сбросил. Он мне потом ещё названивал, но я кинул его в чёрный список. Спасибо Элисон, которая научила меня этому. Но надо будет потом не забыть его оттуда убрать. Хотя пофиг, отдохну от него. Он каждый день названивает, его не останавливают даже сотни миль, — закатывает глаза Нил.       — По дороге домой я зашёл в магазин. И почему все самое вкусное люди кладут на верхние полки? — возмущается Джостен. — Я как идиот там прыгал, пока мне не помог какой-то высокий мужик. Я забрал нужное и свалил. Мне не понравился его взгляд, — Нил выдыхает.       Он наклоняется вперёд, опираясь локтями на колени. Его взгляд снова становится потерянным. Он чувствует, как цепи возвращаются на свои места.       — Я скучаю, — шепчет Нил. — Я так скучаю, Эндрю. Вернись ко мне, будь со мной. Я не выдерживаю без тебя. Каждый день я думаю, что это последний раз, когда я звоню тебе. Но я все ещё оставляю эти сообщения на автоответчике, — он горько усмехается. — Надеюсь, однажды ты их прослушаешь. Я люблю тебя, Эндрю. Ты ведь знаешь об этом? Если нет, то я скажу снова. Я люблю тебя. И всегда буду. Я так хочу тебя поцеловать, — он переходит на бормотание, мысли начинают путаться. Цепи сжимает сильнее, на них появляются колючие шипы, которые вонзаются в самое сердце без капли жалости. — Эндрю. Возвращайся домой, я тебя жду. Я тут для тебя, — Нил чувствует, как его глаза становятся мокрыми, и он с силой их зажмуривает. Эндрю не простил бы слез из-за него. — Я люблю тебя, — говорит он в последний раз и отрывает телефон от уха, поднося к губам. Он звучно касается маленького экрана, оставляя поцелуй на автоответчике, и завершает звонок.       Нил отстраняется и смотрит на свои дрожащие руки. Убирает телефон и ложится на диван, сворачиваясь в клубок. Сейчас он немного пострадает, пропустит всю боль по венам, распробует ту на вкус и снова возьмёт себя в руки. Ему нужны эти десять минут, чтобы не сломаться окончательно. Нил запрет своё сердце на замки чуть позже, а пока ему нужно окунуться в море боли и отчаяния.       Потому что больше ничего не остаётся.       На протяжении двух лет он оставляет поцелуи на автоответчике Эндрю, потому что любит, до кровоточащего сердца, до скрипа зубов, до сломанных костей и сжимающихся легких. Любит так сильно, что все ещё держится. Голосовые сообщения — единственное, что Нил может себе позволить. Иначе он не выдержит.       Его утешает, что Эндрю в коме. Он все ещё жив и дышит. Но прошло уже два года, а блондин так и не очнулся. Нил думает, что хотел быть с ним в тот день в машине. Что хотел быть рядом. Лежать на соседней койке или даже умереть вместе.       Нил не хотел оставаться один, не после того, как Эндрю показал, что такое настоящая жизнь и семья. Но он здесь, лежит на их диване. А Эндрю там. Поцелуи на автоответчике теперь единственное, что их связывает.

«Любовь — это оставить поцелуй на его автоответчике»