Паучий сын

Питер знал, что люди иногда болеют. Когда паук укусил его, прежде чем он получил свои силы, ему стало очень, очень плохо. Так плохо, что его мама плакала. Она сидела у его кровати и гладила его по спине, держа за руку, говоря, что все будет хорошо. И до этого Питер болел, но… Не так. У него закладывался нос или болел живот. Мама готовила ему суп, позволяла лежать на диване и смотреть мультфильмы. И тогда, через день, два или неделю, он чувствовал себя лучше. Питер знал, что взрослые тоже болеют. У его мамы тоже бывали боли в животе и заложенность носа, хотя она и так почти всегда ходила на работу. Она сказала ему, что ее работа очень важна и что она отвечает за помощь людям. Иногда она ложилась на диван и смотрела телевизор, а он приносил ей стакан воды. Затем она взъерошивала ему волосы, целовала в щеку и говорила, что он у нее лучший мальчик. Однако, когда Питер болел, он не ходил в школу, а оставался с няней или подругой своей мамы Мэй. Так что ему не следовало слишком волноваться, когда его отец заболел. Он знал это. Он знал, что плакать незачем, что ему уже семь и что он слишком большой, чтобы так бояться чего-то настолько глупого. Но он боялся. Даже больше, чем тогда, когда тот человек с торгового центра заставил его пойти с ним… Человек, который хотел навредить его отцу. По крайней мере, тогда он смог дать отпор, а затем спрятаться. Но сейчас он не мог ничего сделать, кроме как стоять в дверях и слушать, как его отец кашляет, и смотреть, как Пеппер ходит туда-сюда между его комнатой и офисом, не спуская с него глаз. Питер прятался от нее всякий раз, когда она проходила мимо, ныряя в свою спальню, а иногда заползал под кровать. Что, если его отцу не станет лучше? Что, если бы его мама вернулась? Он очень скучал по маме, но она бросила его. А что, если она вернется и заберет его куда-нибудь еще, и он больше никогда не увидит своего отца? Он старался не думать о своей маме слишком много. Его отец начал чувствовать себя плохо накануне. Питер смог услышать разницу в его голосе и то, как он продолжал прочищать горло. Обычно он готовил ему перекус после школы, а затем приводил Питера в лабораторию, чтобы он делал домашнее задание, пока сам работал. В некоторые дни он даже позволял Питеру наблюдать за тем, как он проводит эксперименты, а в самые особенные дни Пит немного помогал. Но вчера он все время потирал рукой лоб, не желая заниматься работой, а закуской Питера было яблоко. Даже не нарезанное яблоко. Просто яблоко. Той ночью его отец рано лег спать. А его уложила Пеппер. Он отвернулся от нее, когда она подошла, чтобы поцеловать его в лоб, не желая выглядеть злым… Просто испугавшись. Ему нужен был его папа. Он всегда был тем, кто укладывал его. Поначалу у него ничего не получалось, он просто держался позади и цеплял руки вместе после того, как натягивал на Питера одеяло. Следующей ночью он нерешительно спросил, хочет ли Питер, чтобы он прочитал ему сказку на ночь, но, слишком боясь сказать «да», он просто покачал головой. На следующую ночь его отец прочитал одну, не спрашивая. Теперь это был их распорядок. Но потом его отец заболел, хоть Пеппер и уверяла, что с ним все в порядке, что ему просто нужно немного отдохнуть. Но Питер все еще боялся. Пеппер не была его мамой. Иногда больные умирали и он знал это. Мама сказала. А иногда они заражали других людей, и они оба умирали. Иногда действительно больные люди засыпали и больше не просыпались. А если с его папой будет также? Питер дождался, пока Пеппер вернется в свой кабинет, чтобы выбраться из-под кровати. Он на цыпочках вышел из своей спальни, затем в коридор, прислушиваясь к Пеппер. Что, если она заставит его уйти? Что, если его отец умер, и он больше никому не нужен? Питер вспомнил, как мама назвала его уродом. Не ему в лицо. Она никогда не говорила этого ему в лицо. Но он слышал, что она говорила из другой комнаты. — …А теперь мой сын лазает по стенам… Урод! Он не знал, сказала ли она это случайно, потому что расстроилась, или она действительно так думала. Он не думал, что хочет знать. Она всегда расстраивалась, когда он случайно использовал свои способности, например, когда он обнимал ее, когда ему было грустно, а потом не мог отпустить. Вскоре после того первого раза она начала вздрагивать каждый раз, когда он подходил к ней, чтобы обнять, независимо от того, был ли он счастлив или печален. Отец по-прежнему обнимал его. Он не возражал, когда Питер прижимался к нему. Питер не мог потерять отца. Он пробрался в спальню, прижимаясь к стенам и заползая в угол. Питер просто хотел присмотреть за ним. Он просто хотел послушать, как он дышит. Его отец все равно спал, так что он не стал бы возражать. Свернувшись калачиком в углу комнаты, спиной к потолку, Питер закрыл глаза и долго слушал, как бьется сердце отца. Крик разбудил его, и Питер подпрыгнул, чуть не оторвавшись от стены. Его отец сказал плохое слово… И он сидел в постели, уставившись на него. — Питер? — спросил он, протирая глаза. — Что ты делаешь, малыш? — голос его отца был хриплым и звучал так, будто ему было больно, но он не спал и был жив. Питер пожал плечами в ответ на его вопрос, не желая говорить об этом. Не желая озвучивать свой страх. Однако его отец выглядел очень взволнованным, и он подумал, что, как и его мама, его отец не любит, когда он лазает по стенам. — Мне обязательно спускаться? — спросил он дрожащим шепотом, опустив глаза, и Тони сел немного выше, прислонившись к изголовью кровати. — Нет… Нет, если ты не хочешь. Ты в порядке? Губа Питера дрогнула, даже когда он кивнул, и он попытался сглотнуть слезы. Когда он расстраивался, ему было труднее контролировать свои силы, а когда было труднее контролировать свои силы, его мама расстраивалась. — Скажешь мне, что случилось? Он снова покачал головой, отворачивая лицо от отца на случай, если всё-таки заплачет. Отец подумал бы, что он ребенок. Он бы сказал, что он глупый.Он бы подумал, что он урод, как и его мама. Но когда по его щекам потекли слезы, его руки прилипли еще крепче, и он не мог заставить их отпустить. Тогда у него вырвался всхлип, когда он дернул себя за руки, зажмурив глаза, чтобы не видеть отца. — Ух… Эй, приятель, что случилось? Питер? И тут его отец поднялся с постели, схватил стул и подтащил его к стене, взобрался на него и сдержал кашель. Питер хотел сказать ему, что он должен оставаться в постели… Что он болен и может умереть, и тогда Питер останется один. Опять. Как тогда, когда мама посадила его в машину со своим помощником, который высадил его на крыльце отцовского дома и уехал. Один. Его отец стоял на стуле, не схватив его, как думал Питер, а протянув руку и коснувшись его щеки. — Что случилось, малыш? Что так расстроило тебя? — Ты… Ты болен, — прошептал Питер, не встречаясь с ним взглядом. Это было глупо. Как это по-детски — плакать. Но отец лишь прикоснулся ладонью к его щеке. — Я просто немного простыл, Пит. Я буду в порядке через день или два, — он потрогал подбородок Питера, пытаясь повернуть его лицо, но тот отказался. — Мама сказала… Она сказала, что больные люди могут умереть. — Ну… Могут, приятель, но не от простуды. Люди умирают только тогда, когда они действительно больны. Я просто неважно себя чувствую. Питер открыл глаза и встретился взглядом с глазами отца. — Точно? — Точно, Пит. Вот. Хочешь посидеть со мной? Отец едва успел произнести эти слова, как руки Питера разжались, и он влетел в объятия мужчины, уткнувшись лицом в его плечо, а руками в спину. Отец осторожно спустился вниз, и Питер напрягся, надеясь, что мужчина не попросит его отпустить. Он этого не сделал, просто погладил Питера по спине и отнес его на кровать, усаживая и натягивая одеяло на них обоих. — Извини, что забрался на стену, — прошептал он, слезы все еще капали и пропитывали отцовскую рубашку. — Дорогой, тебе не о чем извиняться. Я думаю, это действительно круто, что ты можешь лазить по стенам, — от этого Питер заплакал ещё сильнее, и Тони сжал руки, его тело стало слишком теплым. — Мама сердилась, когда я показывал свои способности. Его отец напрягся. — Сердилась? — Питер кивнул. — Ну, я не буду злиться. Обещаю. Ты можешь лазить сколько хочешь… И ты можешь прижиматься ко мне, когда захочешь. Я не возражаю. Питер почувствовал, как отец поцеловал его в волосы, и напряжение, казалось, растаяло, оставив его. Тони снова откинулся на подушку. — Почему бы нам не вздремнуть, маленький паучок? Потом мы пообедаем. Хихикая над прозвищем, Питер закрыл глаза и заснул под стук отцовского сердца.