***
Комнату наполнили глухие звуки кашля. Неимоверно хотелось пить. Достоевский уже несколько минут вертелся в кровати, не решаясь покинуть безопасное место. Было довольно некомфортно даже от одной мысли о том, что это незнакомый дом, так ещё и один во всей округе. Собрав всю волю в кулак, Фёдор выскочил из кровати и побежал в комнату учителя. Дойдя до двери, мальчик постучался: всё же злить Нацумэ не хотелось. – Что стряслось? – пробормотал Сосэки, мутным ото сна взглядом смотря на Фёдора. – Я пить хочу, – пролепетал Достоевский, смотря в пол и стыдясь собственной трусости. Мало того, что не давал учителю днём передышку, так и сейчас портит человеку сон. Можно же было потерпеть до утра. – Простите. – Ничего, пойдём, – вздохнул Нацумэ и направился к лестнице. Идя по коридору, Сосэки то и дело оглядывался на отстающего Достоевского. Тот шёл медленно, иногда сонно спотыкаясь на месте. Нацумэ не мог его винить – время-то позднее. Но, в какой-то момент, ему надоела столь медленная ходьба, и Сосэки подхватил Фёдора на руки. Достоевский и не сопротивлялся, а, наоборот, довольно промурчал, устраиваясь поудобнее. Лёжа на плече учителя, Фёдор вдыхал слабый аромат одеколона, столь напоминающего о Мори. От этого становилось спокойнее и клонило в сон. Будто бы Огай рядом. Как же хотелось домой. – Ты там уснул что ли? – хмыкнул Сосэки, слегка тормоша Фёдора за плечо и беря стакан с полки. – Нет, – сонно пробормотал Достоевский, недовольно отрывая голову от плеча наставника и потирая глаза. – Пей, – Сосэки протянул стакан Фёдору. Быстро справившись с водой, Достоевский вновь улёгся на учителе. – Спасибо, – пробормотал Фёдор, пока тот нёс его обратно в спальню. – Больше никуда не хочешь? – уточнил Нацумэ. Мало ли, мальчишке захочется в уборную. Лучше сейчас всё решить, а не снова просыпаться посреди ночи. Мальчик же отрицательно потряс головой и провалился в сон. Тихо зайдя в спальню, Нацумэ уложил Достоевского в постель и, укрыв, вышел из спальни.***
– Дос-кун, Дос-кун, вставай! – тормошил Гоголь спящего Достоевского. Николай всегда был ранней пташкой – что Фёдор ненавидел всей душой. Особенно в периоды, когда глава Крыс Мёртвого Дома засиживался за работой до утра. А этот белобрысый обязательно врывался к нему с утра с помощью способности и орал как резанный. В такие моменты Достоевскому хотелось наплевать на дружбу, планы, и задушить фокусника к чёртовой матери. Но Гоголь всегда вовремя исчезал, во избежание гнева Демона Фёдора. – Уйди, Гоголь, – прорычал Достоевский на русском, закрывая голову подушкой. Нет, ну что за придурок, а? Всё равно весь день не даст спокойно посидеть. Хоть бы совесть имел, и во сне не трогал. – Нет, вставай! Мне скучно, – Николай стянул одеяло. Лишившись тепла, Фёдор съёжился на месте и обречённо вжался в подушку. Может, если притвориться мёртвым, он отстанет? Медведь же пожалел мальчика, увидев его мёртвым. Хотя, вряд ли у Гоголя было столько же сострадания, как у медведя. Сидит и орёт, что скучно. – Николай, я же просил тебя не будить его, – вздохнул вошедший учитель. Гоголь ещё часа два назад ворвался и разбудил его. Нацумэ кое-как удавалось удерживать мальчика, чтоб тот не лез будить Фёдора. Подойдя к кровати, Сосэки взял Николая на руки и перевёл взгляд на лежащего. – Ты ещё поспишь, или встаёшь? – Да как можно спать с этим под одной крышей? – буркнул Достоевский, сев на кровати и смерив Гоголя тяжёлым взглядом. Сейчас глаза сверкали винным оттенком, как у отца, – то ли из-за пробуждения, то ли со злости на друга. – Тогда переодевайся, умывайся и на кухню. – Нацумэ поставил Гоголя на ноги и вышел из спальни. – Пойдём! Пойдём! – сразу начал Гоголь, вытаскивая его вещи. И откуда тот только знает, где они лежали? Он мельтешил перед глазами, не выдавая никаких признаков смущения. Он, в конце концов, в чужих вещах копается. – Куда пойдём? Я в ванную направляюсь, вообще-то, – поднял одну бровь Фёдор, отбирая свою одежду. Ещё чего удумал. Гоголь посмотрел на него искренне непонимающим взглядом. Будто бы эта ситуация была очевидна, как ясный день. – Как это куда? Я с тобой иду, – пробурчал Николай, подталкивая Достоевского к выходу. – Ну, быстрее же ты! Я ещё не завтракал. – Тебя ничего не волнует? Ты что там делать будешь? – уже возле входа в ванную комнату растерянно спросил Фёдор, пытаясь оттолкнуть навязчивого мальчика. – Коля! Достоевский уже хотел высказать всё, что думает о поведении Гоголя, как и раньше делал, но наткнулся на обиженный взгляд постоянно сияющих глаз. Николай слегка опустил голову, так, что белые волосы спадали ему прямо на ресницы, путаясь. – Эй, ты чего? – Фёдор протянул руку и поправил многослойную чёлку. Никакой реакции. – Ну, можешь и со мной побыть... Сразу после этого, на лице Николая зацвела улыбка. Он быстрым движением схватил Фёдора за ворот кофты, начиная тянуть его к умывальнику. Вспомнив вчерашний опыт, Фёдор поморщился, но решил промолчать о безответственном Нацумэ, который даже не удосужился поставить стул. – Давай помогу, – живо отозвался Гоголь. Его голос, как всегда, излучал непонятную бодрость. Губы слегка подрагивали от постоянной улыбки, а пальцы постоянно заламывались и теребили края одежды, выдавая вечное нетерпение. Один глаз отдавал лимонным оттенком, сверкая из-за тусклого освещения. Другой не разделял ясности первого, был мутным и почти не зависел от хозяина. Николай казался немного нервным и резким, но только на первый взгляд. В его движениях была некоторая плавность, заставляющая почувствовать противные мурашки. Неизменная шинель слегка помялась, и на ткани виднелись неровные складки. Николай слегка развёл руки в стороны, приглашая Достоевского. – Иди сюда, я тебя подниму. Фёдор недоверчиво посмотрел на счастливого Гоголя. Вроде бы, не такая уж и плохая идея – подержать его, пока он будет умываться. Да и Николай не слабый, уронить не должен. Но всё же, небольшой дискомфорт чувствовался. От хмурого взгляда Достоевского Гоголь чуть поёжился, но решил виду не подавать. У того до сих пор были проблемы с доверием. Даже зная, что Николай ничего ему не сделает, – да и сделать не сможет, – всё равно сомневается. Всё же, видя непоколебимость решения Николая, Фёдор выдохнул: – Ладно. Гоголь подтянул Достоевского к себе за плечи, слегка сжимая их в руках, на что Фёдор шикнул. Николай, поняв, что так делать лучше не стоит, обвил нижнюю часть торса руками, пытаясь касаться как можно аккуратнее. Достоевский и так выглядел как слегка подлежавший труп – да и зная, какой он на самом деле нежный, было несложно оставить Фёдору пару-тройку синяков. Слегка пыхтя, Николай приподнял своего товарища, поудобней расположив руки. Достоевский сразу наклонился вперёд, опираясь грудью на край умывальника, чтобы облегчить работу Гоголю. Николай слегка встряхнул его, чтобы поднять выше, когда руки начали немного соскальзывать. – Давай. Я так долго не продержу, – протянул Гоголь, крепче обнимая Фёдора. Достоевский кивнул, больше предназначая этот жест себе, чем Николаю, и потянулся к крану. Ушла пара секунд на то, чтобы отрегулировать нормальную температуру воды. Она была даже горячей, но Фёдора все устраивало. Он сложил ладошки вместе, протянув их к крану, набирая в импровизированное «корытце» немного воды, после чего начал умывать лицо редкими движениями. От небольшого перепада температуры в глазах потемнело. Достоевский, привыкший к таким выходкам своего организма, запрокинул голову и проморгался. – Эй, всё хорошо? – спросил Николай, увидев небольшое замешательство Фёдора. – Мне тебя опустить обратно? – Нет, всё нормально, – покачал головой Достоевский, снова набирая воды. – Я скоро закончу. Мальчишки не заметили, как скрипнула дверь. Журчание воды и общество друг друга слегка притупило их обычное недоверие к разным звукам, и они, не обращая внимания на произошедшее, так и продолжили стоять на месте. – Николай, ты где там пропадаешь? – послышался слегка грубый голос Сосэки. – О..., – протянул он, увидев, как Гоголь помогает Фёдору. Мальчики сразу обернулись, заметив на себе пристальный взгляд учителя, и стали ждать его последующих слов. – Вам помощь не нужна? – Нет, – отмахнулся Николай, продолжая придерживать Фёдора и ярко улыбаясь. – Мы и сами можем справиться. Нацумэ просто кивнул и улыбнулся, после чего вышел из комнаты. Фёдор уже заканчивал чистить зубы, поэтому терпеть Гоголю оставалось не так уж много. Руки соскальзывали и почти не удерживали Достоевского. Фёдор, почувствовав, что хватка ослабевает, быстро закончил и сполоснул щётку. – Всё, можешь опускать, – вымолвил он, отодвигаясь подальше от раковины, чтобы потом не стукнуться об неё. – Хорошо, – подал голос Николай, медленно и аккуратно опуская Фёдора на пол. Достоевский сразу же обернулся, смотря на лицо Гоголя и слегка подымая голову вверх. Он держался руками за плечи Николая, заставляя того немного нагнуться вниз. Прошло пару секунд, прежде чем Фёдор отпустил Николя и как ни в чём не бывало бросил: – Выйди, мне одеться нужно. Гоголь недоумённо посмотрел на Достоевского, но из комнаты вышел. На то, чтобы одеться, ушло немного времени, поэтому буквально через минуту-две он вышел в коридор, где его ожидал Николай. От того, как он неожиданно появился перед глазами, Фёдор чуть не выронил одежду. С недовольным фырком, он забежал в комнату и положил вещи, предварительно натянув ушанку на голову. – Ну Федь, ну сними её! – заныл Гоголь, как только увидел привычную шапку на тёмных волосах. – Будто бы тут мороз! Ну сними, – он уже потянулся к Фёдору, но тот быстро рванул на кухню, слегка сбавляя скорость перед нужной комнатой. Не хватало ещё, чтобы из-за этого влетело. – Ты уже тут? – обернулся Нацумэ, ставя тарелки на стол. – А Николай где? – Сразу же, в комнату влетел Гоголь, попутно ударяясь об косяк двери. – Понятно, садитесь. Николай без промедления запрыгнул на ближайший стул, мотая ногами в воздухе. Фёдор же медленно поднялся на свой, ведь тот не был предназначен для маленького ребёнка, и немного покрутился, устраиваясь поудобнее. Перед ним стояла обычная каша, немного переваренная, что выдавали небольшие комочки. Никаких столовых приборов, – даже палочек, – рядом не наблюдалось. – Держите, – Сосэки положил на стол две вилки. Они были маленькими и выглядели очень новыми, хоть в некоторых местах и были небольшие потёртости. Видимо, они пролежали где-то не один год. – Мне пришлось постараться, чтобы их найти. – Спасибо, – пробурчал под нос Достоевский, беря вилку в руку. Гоголь быстро повторил его движения. Конечно, он чуть не выронил эту бедную вилку, но, всё же, та была ещё у него в руках, что очень радовало. Достоевскому казалось, что, даже если такие столовые приборы в доме и есть, то их очень мало, поэтому относиться ко всему нужно максимально аккуратно. – Приятного вам аппетита, – кивнул Нацумэ, поглаживая по волосам Николая. – А мне отойти надо. Ничего, если сами тут побудете? И, Фёдор, про лекарство не забудь. Гоголь замотал головой и сразу приступил к еде. Фёдор же решил не отвечать, смотря в тарелку. Подцепив немного каши, он поднёс её ко рту. На вкус было слегка сладковато и липко. Видимо, с мёдом – и его было чересчур много. Нехотя прожевав это месиво, Достоевский еле проглотил его. Придётся потерпеть, и съесть это всё. По лицу Гоголя можно было понять, что принять это в пищу для него тоже было непростой задачей. И так, с кислыми минами, они всё же закончили завтракать. Сосэки так и не вернулся к этому моменту, поэтому Фёдор забрал посуду Николая и подставил стул к раковине, собираясь вымыть тарелки с вилками. – Ты серьёзно собрался мыть это? Скучно, – протянул Гоголь, поддерживая на всякий случай стул. – Не упадёшь? – Не упаду, – кивнул Достоевский, намыливая одну из тарелок, а другую предварительно замочив. – Я долго не буду, не переживай. Он и правда сделал всё быстро. После того, как Фёдор слез обратно на пол, Николай задвинул стул на место. Тот слегка противно заскрипел по полу, но никто на это не обратил внимания. Фёдор мигом выпил лекарство и обернулся к другу. Николай улыбался – значит, у него появились какие-то новые непонятные мысли. Иногда даже хотелось понять принципы его мышления. – Пойдём, прогуляемся хотя бы, – весело произнёс Николай, хватая Достоевского за рукав рубашки. Он довольно сильно потянул Фёдора на себя, из-за чего тот чуть не споткнулся. Кое-как удержав равновесие, он пошёл за почти бегущим Гоголем. Резко, Николай остановился возле одного из окон, посмотрев туда. На улице было слегка пасмурно, а верхушки елей слегка покачивались из-за ветра. – Смотри! – Гоголь указал на левый верхний угол, куда и посмотрел Фёдор. Там можно было заметить небольшую бабочку, которая без толку билась в окно. Скорее всего, это был алкиной, судя по необычному окрасу крыльев. Они были серыми, но казалось, будто бы они сделаны из дорогого бархата. По всему крылу вырисовывались тёмно-серые узоры, чем-то напоминающие обычных мух. На нижних крылышках виднелись розовые вкрапления, как и на туловище насекомого. Было довольно странно, что осенью можно было встретить бабочку, – да и они долго не живут, – но, видимо, ей очень повезло. – Давай поймаем? – воодушевлённо спросил Николай, разглядывая насекомое. А ведь оно даже не подозревало, что скоро станет жертвой погони. – Зачем? – удивлённо спросил Фёдор, мысленно хороня алкиною. – Просто, – пожал плечами Гоголь. Достоевский даже не успел толком понять действия Николая, как тот уже держал в руках бабочку. Она трепыхалась в его руках и пыталась вырваться, но Гоголь держал её довольно крепко. – Красивая, правда? – Способность использовал? Вот зачем ты бедненькую трогаешь? – выдохнул Достоевский, хватая Гоголя за запястье, отчего тот резко отпустил бабочку. Она взлетела обратно к окну, уже более настойчиво ударяясь о стекло. – За вами не уследишь, – послышался голос Нацумэ. Он вздохнул и подошёл к детям, которые не обращали на него вообще никакого внимания. Сосэки удивился такому раскладу и посмотрел туда, куда были направлены их взгляды. Заметив насекомое, он слегка ухмыльнулся. Быстрым шагом приблизившись, под удивлённый возглас Николая, он открыл окно, бережно схватил бабочку за крылья и выпустил её. – Зачем? Там же холодно, – вполголоса спросил Гоголь, глядя на Сосэки полностью раскрытыми глазами. – В доме ей бы было намного хуже, – коротко ответил он, отходя от окна. – Сегодня на улицу пойдём. Оденьтесь теплее. Фёдор апатично посмотрел на спину Сосэки, вздыхая. Если быть честным, то по нему сразу было видно, что тот скрывает половину своих чувств к детям. Если не больше. Тот пытался быть строгим учителем, тренером, но никак не родителем, коим на самом деле был. Его выдавал чуть мечущийся мягкий взгляд, небольшие задержки перед тем, как отругать, и более плавные движения при детях. Конечно, в некоторых моментах он был вспыльчив и нетерпелив, но годы брали своё, поэтому сдерживать себя ему не составляло труда. Послышался радостный визг Гоголя. Видимо, тот был несказанно рад возможности побыть на улице. Хотя, Фёдор был уверен, что замёрзнуть там, на холоде, – раз плюнуть. В привычной манере, Николай схватил Достоевского за рукав, не стараясь изменить или заменить свою привычку. Гоголь пошёл вслед за Нацумэ, – то есть, в прихожую, – где он помог детям накинуть верхнюю одежду. Как только Фёдор вышел на улицу, в его лицо подул свежий, холодный ветер. Он был довольно сильным, но терпимым. Довольно странная погода для Японии: чем-то напоминало его родину. Но, конечно же, ощущалось всё совсем не так, как там. Только Достоевский успел вдохнуть свежий воздух, как Николай уже вовсю бегал по двору. Нормальному обзору Фёдора мешали волосы, их ветер вообще не щадил. Они спутывались, лезли в лицо и в рот, заставляя Достоевского поморщиться. Он попытался убрать их хотя бы от лица, заправив пряди за ухо, но те всё равно выбирались обратно. Но, прищуренным взглядом смотря на весёлого Николая, он невольно улыбнулся. Вот с кем, с кем, – а с ним точно не заскучаешь.***
– Пойдём-ка, – Нацумэ подхватил Достоевского на руки и понёс в дом, перед этим приказав Гоголю никуда не уходить. Он аккуратно снял верхнюю одежду Фёдора. Тот же непонимающе уставился на учителя. Куда это он его несёт? И почему Колю не взял? – Зачем? – поинтересовался Фёдор, пока учитель нёс его на второй этаж. – Поспишь немного, – кратко ответил Сосэки, идя в спальню. Мори раз двадцать сказал, чтобы Фёдор ложился днём спать, – в противном случае, будет капризным и уставшим. А Фукудзава, наоборот, советовал не укладывать Николая, а то тот не уснёт до глубокой ночи. – А Гоголь? – Достоевский поднял упрекающий взгляд на наставника. – Ему не нужно, – вздохнул Нацумэ, предвкушая возмущения Достоевского. Нет, ну что это такое – если один не делает, то и второй не хочет. Конечно, их дружба – тоже хорошо, но не до такой же степени. – И мне не нужно, – уверенно заявил Фёдор, пока Сосэки усаживал его на кровать. Почему это его кладут спать, как маленького, а этот фокусник ходит по дому? Да ещё и обязательно будет подкалывать его. – Мой мальчик, Николай гиперактивный – у него намного больше энергии, чем у тебя, да и у меня тоже. Если он ещё и днём будет спать, то не даст нам покоя. А тебе нужно восстанавливать силы, а то как ты будешь тренироваться? – Нацумэ снял ушанку с головы Достоевского. – Я вполне бодр, мне не нужно спать днём, – настаивал Фёдор. – Тебе нужно, – сказал Сосэки строгим тоном и начал расстилать постель. – Прекрати ребячество. То, что Николаю не нужно спать, – не значит, что и ты не должен. У вас разные родители, и у них разные мысли насчёт вашего режима. – Первым порывом Фёдора было топнуть ногой и начать протестовать, но это было бы проигрышным вариантом. Нужно было действовать спокойно и, по возможности, не навлекать на себя гнев Нацумэ. Закусив губу, Фёдор забрался на кровать и устроился рядом с уже севшим учителем. – Наставник Нацумэ, мне правда не нужно спать, – начал Фёдор, подняв на учителя большие и уже винного оттенка глаза. Сосэки изогнул бровь. Огай что, давал ему какой-то сборник правил? Тот же взгляд, та же мимика, улыбается он будто бы по-кошачьи, и тот же невинный тон. Ей богу, просто копия. – Я, когда попал в больницу, много спал, вот Мори и подумал, что я нуждаюсь в дневном сне, но сейчас мне лучше. – Достоевский прижался к боку учителя, глядя на того, слегка улыбаясь и моргая. Нацумэ сделал глубокий вдох и зарылся рукой в волосы мальчика. Произошло бы такое когда-то давно, Сосэки может и поддался бы, но он уже натренирован с Огаем. – Фёдор, спать, – Сосэки переложил мальчика на кровать, но тот сразу же приблизился. Сдаваться так быстро мальчик не собирался. – Я ведь всё равно не усну, так зачем мне ложиться? – не унимался Достоевский. Нацумэ же закатил глаза. Нужно было заканчивать с этим, а то Фёдор не уймётся. – Мальчик мой, я уже предупреждал ваших отцов, что без колебаний накажу тебя или Николая, если посчитаю нужным. И ты, как я надеюсь, не хочешь быть перекинутым через мои колени. – Конечно, Нацумэ не собирался наказывать мальчика. По крайней мере, не сейчас. Достоевский моментально отстранился и обиженно поджал губы, хмуря брови. Фёдор уже начал жалеть, что не устроил небольшую истерику в самом начале. – Не хочу, – буркнул Фёдор и лёг на расстеленную кровать, укрылся одеялом и отвернулся к стене. И почему же он считал Нацумэ добрым? Вся эта ситуация была одной большой несправедливостью: если уж учителя так волнует усталость Фёдора, мог бы меньше гонять на тренировках. Сосэки же оглядел обиженного мальчика. Ему всегда было сложно с детьми, потому и своих не было. А сейчас, нужно нянчиться с двумя детсадовцами. – Обидчивый, прямо как отец, – проворчал Нацумэ. Ну что за ужасная черта? Чуть что – и сразу дуться. А Достоевский так и молчал, обняв себя руками и обижаясь на всю несправедливость к его персоне.***
– А Дос-кун когда проснётся? – Гоголь потянул учителя за пальто. Нацумэ обречённо посмотрел на часы. С тех пор, как Фёдор был уложен, Николай задал этот вопрос раз тридцать, и ещё раз десять порывался разбудить. – Да как бедный Фукудзава с тобой выживает...? – проворчал Нацумэ, слабо стукнув тростью Гоголя по ногам, на что тот обиженно надул губы, нахмурил светлые брови и уставился на учителя. – Ладно уж, буди и веди в зал, – вздохнул Сосэки. Николай же мигом подорвался с места и побежал на второй этаж. Забегая в комнату, он не забыл пару раз споткнуться на пороге. – Дос-кун! – Гоголь прыгнул на кровать, заставляя Достоевского подпрыгнуть на месте. Резкий подъём изрядно напугал Фёдора. Закутавшись в одеяло и смотря на фокусника сощуренными глазами, он выпятил нижнюю губу. Не придя ещё в себя после сна, Фёдор заскулил, потирая глаза. – Ты хоть когда-нибудь оставишь меня в покое? – по-русски зашипел Фёдор. Сейчас, из-за сонливости, он выглядел как только прозревший котёнок. – Не-а, – ухмыльнулся Гоголь, подтягивая Достоевского к себе. – Пора на тренировку! – А не слишком уж они участились? Обещали же только пару раз на неделю, а не почти каждый день, – фыркнул Фёдор, нехотя вылезая из постели. – Ну, ему, наверное, нравится нас гонять, – ухмыльнулся Николай, наблюдая, как Фёдор поправляет подушку. – Гоняют только меня, а тебе вполне хорошо – даже полезно, – проворчал Достоевский, хватаясь за край одеяла. – В остальном-то он гоняет меня, – хмыкнул Гоголь, потягивая за другой край одеяло. – Наверное, пытается поддерживать равновесие. – Наверное, чтобы мы не забывались, – буркнул Фёдор, поправляя одеяло. – Или чтобы жизнь мёдом не казалась! – хмыкнул Николай и прыснул со смеху.***
– А ну вставай, Фёдор, – Сосэки подошёл к чуть ли не лежащему на полу мальчику. Достоевский пытался отдышаться, упираясь на руки. Да за что учитель так издевается над ним? За Мори что-ли отыгрывается?! Достоевский подавился воздухом, силясь вдохнуть побольше, но лёгкие будто не расправлялись. В голове шумело, перед глазами в общем тёмно-мутном фоне плясали белые мушки. Как же он устал... – Не могу..., – выдохнул Фёдор. – Дос-кун! – подбежал Гоголь и сел рядом с другом. – Ты как? – Николай придержал Фёдора за плечи и взглянул в уставшее лицо. Устали оба, но почему-то Николай ещё вполне себе прекрасно держался на ногах – даже бегать был в состоянии. Да что не так с Фёдором? – Вроде, живой..., – пробормотал Фёдор, опираясь о плечи Николая и кое-как пытаясь подняться с пола. Закончилось всё тем, что он только повалил рядом с собой и Гоголя. Сосэки окинул обоих детей оценивающим взглядом. Мальчишка Мори и вправду выглядел неважно. Едва шевелился и что-то тихо лепетал Гоголю на русском, – кажется, чтобы тот отстал и дал встать самому, – а вот сын Фукудзавы выглядел довольно бодро, насколько можно было после всего таким быть. Нацумэ устало прикрыл глаза. Дуэт этих детей был слишком похож на дуэт их отцов, и Сосэки мысленно уже предполагал, насколько у него прибавится седых волос... И доживёт ли он вообще. Другая мысль вселяла ужас: а что, если уже эти вырастут, и притащат к нему внуков Юкичи и Огая? Нет, ну этого старое сердце точно не выдержит! – На сегодня, думаю, достаточно с вас, – Сосэки подхватил Фёдора на руки.