***
– Ты уверен, Федь, что идти в лес – удачный план? – Николай нервно теребил косичку в руках. Сегодня, после завтрака, Фёдор потянул его в сторону и объяснил, что им нужно сбежать. Николай поначалу и не понял, в чём причина побега. Но, как оказалось, побег должен был быть ложным. Мори с Фукудзавой уже три дня как не приходили, лишь периодически звонили. А сегодня, даже не удосужились позвонить! Такими темпами, эти двое вообще забудут о существовании детей. – Когда мои планы были не удачными? – Гоголь поднял одну бровь, – мол, ты сейчас серьёзно? Разве не из-за великолепного плана Достоевского они сейчас детсадовцы? Фёдор отвёл взгляд. – В большинстве случаев, мои планы удачные. Фёдор был чётко уверен в собственном плане. Если они исчезнут из дома, Нацумэ-сан непременно забеспокоится и позвонит Мори и Фукудзаве, а те, в свою очередь, приедут. Может, даже ситуация сложится лучше, и их вообще заберут.***
– Ну, мы случайно, – протянул Гоголь и наконец-таки взглянул на учителя, улыбаясь. – Ах, случайно? – спросил Сосэки обманчиво ласковым тоном. Что-то подсказывало, что это ничего хорошего не сулит. Но Фёдор с Николаем кивнули, на всякий случай. – Из дома сбежали, в лес пошли, и, конечно же, всё случайно. Вы меня за идиота держите? На последних словах Сосэки повысил голос. Фёдор с Николаем поняли, насколько влипли. Гоголь слегка тронул Достоевского за ладонь, намекая, чтобы тот уже начал как-то оправдываться. Прочистив горло, Достоевский начал тихо, но уверенно говорить. – Нацумэ-сан, мы поняли, насколько глупым и опрометчивым был наш поступок, и мы приносим глубоч… глубоча…, – запнулся Фёдор, слово никак не поддавалось. Это сильно подпортило настрой мальчика, даже кончики ушей покраснели. – Глубочайшие, – поправил Сосэки, слушая ребёнка со всей внимательностью. – Извинения, – Фёдор выдохся. Сосэки на секунду захотелось похлопать. Это точно сын Мори, с его «любовью» к выразительным извинениям. – Оратор растёт, но это никак не оправдывает вас, – пробормотал Сосэки. Конечно, он был впечатлён, но спускать всё с рук не собирался. – А теперь, идите-ка сюда. – Зачем? – спросил Фёдор с широко раскрытыми глазами, прекрасно понимая, к чему ведёт учитель, лишь сильнее отводя взгляд в сторону и виновато склонив при этом голову. – Будем вправлять вам мозги. Так, с кого начнём? – Нацумэ похлопал по коленям с какой-то досадой. Всё же, он надеялся, что до такого дело не дойдёт. Ребята обречённо переглянулись, хоть и предполагали такой исход. Гоголь шагнул вперёд смотря на учителя со всей храбростью, на которую был способен. Сосэки аккуратно переложил того на колени. – То, что вы сделали, – Нацумэ крепко опустил ладонь на зад мальчика, – было невероятно глупо. – Извините, – пролепетал Гоголь, сжимая ладони, и сразу дёрнулся от нового шлепка. – Нужно думать перед тем, как что-либо делать. – Нацумэ ещё три раза увесисто шлёпнул, заставляя Гоголя шипеть от боли. Учитель шлёпал сильно, совсем не жалея, да ещё и отчитывал при этом. – Простите, – вскрикнул Николай, кусая нижнюю губу. Мальчик еле держался, чтобы не завыть во весь голос, но лишь один взгляд в сторону Фёдора заставлял его покрепче сжать зубы и замолчать. Тот смотрел с широко раскрытыми глазами, периодически вжимая голову в плечи. – И думать своей головой. – На этот раз удар упал на левое бедро Гоголя. – А не вестись на чьи-то устойчивые уговоры. – За что я тебя наказываю? – спросил Нацумэ, передвигая Гоголя вперёд, и хлопнул по бёдрам, не понимая, для чего ему на старости лет такая ноша. – За то, что пошёл в лес... ой! – заскулил Гоголь, ёрзая на месте, и получил ещё один шлепок, но уже послабее. – И не думал. – А что ты будешь делать в следующий раз, чтобы такого не повторилось? – Нацумэ продолжил методично шлёпать уже изрядно болящий зад ученика. Гоголь уже вовсю мотал ногами и сдерживался из последних сил – если учитель продолжит так, то слёз не миновать, чего Николай уж очень не хотел. Нельзя же было расплакаться прям перед Фёдором – тот ведь итак испуганно смотрел на него. – Я… Я буду думать! Ай-ай! – взвизгнул Гоголь, сильно вцепился в штанину учителя и всхлипнул, про себя уже размышляя, чем они с Федей займутся завтра. Сосэки облегчённо вздохнул и поднял Николая с колен. Лицо Гоголя было покрасневшим, волосы растрёпаны, а гетерохромные глаза опасливо блестели. – Вот и хорошо, – Сосэки прижал Николая к груди, поглаживая по спине и пытаясь то ли успокоить, то ли сделать вид, что он тут ни при чём, – это всё кара за проступки. Николай сделал глубокий вздох, прислоняясь лбом к груди учителя. Гоголь, пытаясь отдышаться, мысленно дал себе слово, что сделает всё, что угодно, лишь бы больше не попадаться учителю. Ни один из тех трёх раз, когда Фукудзава наказывал его, не был таким сильным. Сосэки явно не жалел ученика. – Ты там живой? – спросил Нацумэ, трепля Гоголя по волосам. – Да, – тихо пробормотал Николай, отстраняясь от груди учителя. Сосэки похлопал ученика по щеке и поставил на ноги. Теперь, всё внимание Нацумэ было направлено на бледного Достоевского. На мальчика было жалко смотреть, наказание друга произвело сильное впечатление. – Иди-ка ко мне. – Фёдор продолжил стоять столбом, борясь с желанием сбежать отсюда и спрятаться в каком-нибудь укромном местечке. – Что ты так смотришь? Это ведь не смертельно. – Было не ясно, кого Сосэки хотел успокоить: скулящего в стороне Николая, напуганного Фёдора, или себя, на грани сердечного приступа. Тяжело вздохнув и смирившись, Достоевский отчуждённо подошёл к учителю. Нацумэ снял и отложил ушанку, подхватил мальца на руки и уложил на колени. – Ты сообразительный малый, – Нацумэ нанёс два крепких шлепка, заставляя Достоевского вскрикнуть и пожалеть, что так быстро согласился на наказание. – Так зачем такое сделал? – Учитель нанёс ещё шлепок, отчего Фёдор жалобно всхлипнул. – Фёдор, – мягко окликнул Нацумэ, но это никак не помешало ему продолжить крепко шлёпать Достоевского. – Просто... ой! – отозвался Достоевский болезненным тоном. Мало было наказания, так учитель решил ещё и допрос устраивать. – Ничего просто так не делается, мой мальчик, – Нацумэ потянул Достоевского вперёд и опустил ладонь на бёдра. Фёдор тихо заплакал, шмыгая носом. – Так зачем? – Ещё один шлепок. – Просто так, – зашипел Фёдор подрагивающим тоном, пытаясь вытереть лицо рукавом красной кофты, пока рука учителя прогуливалась по его несчастной заднице. Достоевский вздрагивал и хныкал при каждом ударе. Сейчас хотелось оказаться где угодно, но только не на коленях учителя. Достоевский даже был согласен, чтобы Мори сейчас наказывал его. – Фёдор, – Нацумэ слабо шлёпнул мальчишку по бедру. Гоголь смотрел, не отводя взгляд, что так и остался прикован к другу. – Да просто! – Нацумэ сжал зубы. Да что за упрямый ребёнок: плачет навзрыд, да ещё и… – Так мы нескоро закончим, – учитель устало вздохнул и начал сильнее шлёпать Достоевского по бёдрам. Громкий визг наполнил комнату. Гоголь настороженно взглянул на них: было страшно слышать пронзительные визги Достоевского, а ещё хуже видеть, как тот дёргался и мотал ногами, будто бы мучаясь в судорогах. Рука Сосэки переместилась на спину Фёдора и начала гладить её, подрагивающую от рыданий. Нацумэ перевёл взгляд на Гоголя – казалось, что тот собрался разорвать учителя на части. Хотя, почему казалось? Николай уже дёрнулся с места и шёл к ним. – Я просто хочу к Мори! – разрыдался Фёдор и уткнулся в сгиб локтя. Сосэки осторожно поднял обмякшего Фёдора с колен и прижал к себе. Вот в чём проблема – мальчик просто хочет увидеться с отцом. Ну конечно. Нацумэ мысленно отвесил по крепкому подзатыльнику каждому из бывших учеников. Молодцы! Ничего не объяснив бедным, перепуганным детям, оставили их с ещё малознакомым учителем, а сами бегают и в войнушку играют. Болваны. Выросли, а ума не прибавилось! Отдалённо, Сосэки чувствовал свою вину: ведь сам запретил им приезжать, не особо заботясь о ранимой детской психике, и, разумеется, это вылилось в такую глупость, как прогулки по лесу… Да что же это такое? А кому разгребать?! Ему, Сосэки Нацумэ! Николай уже пытался вырвать плачущего друга из рук учителя. – Пустите Дос-куна! – потребовал Гоголь, дёргая учителя за пальто. Николай никак не собирался оставлять Фёдора с учителем. – Всё закончилось, – пробормотал Сосэки, поглаживая по спине Фёдора. Если и есть ад на земле, то Нацумэ сейчас стоит в эпицентре. Один плачет навзрыд, второй дубасит по ноге и, вроде как, обзывает на русском. Если у Нацумэ и была хоть капля сожаления о том, что посвятил всю жизнь спасению и защите города, не заводя семью, то сейчас легендарный эспер благодарил всех богов, что не сделал этого. – Не плачь ты так. Я позвоню Мори, и Фукудзаве тоже, – выдал Нацумэ, прекрасно зная, что эти двое по горло увязли в работе и фиг приедут. Но ничего, пусть хотя бы поговорят и угомонят детей, а то Сосэки прикончит обоих горе-папаш. – Просто позвоните? – тихо спросил Фёдор, поднимая на учителя фиалковые глаза, блестящие от слёз. По щекам мальчика всё ещё текли слёзы. Достоевский ведь рассчитывал не просто на звонок. Николай же остановился и выжидающе уставился на учителя. Злость всё ещё присутствовала во взгляде обладателя разноцветных глаз. – Да, – рассеянно ответил Сосэки, обнимая Фёдора одной рукой, а другой гладил толкающегося Николая по волосам. Нужно было успокоить этих двоих, пойти на кухню, выпить успокоительного, написать Мори с Фукудзавой о случившемся, и ещё раз выпить успокоительного – чисто на всякий случай.***
– Нет, ну серьёзно, – лес? – Мори махнул рукой в сторону, устало садясь в кресло в кабинете директора Агентства. – Спасибо, что хоть не в город решили вернуться. – Мори, они в безопасности и сполна получили, – холодно отозвался Фукудзава, не отрывая взгляда от бумаг. Сегодня был решающий день. Рампо вычислил местонахождение всех баз, Мори с Дазаем проработали план захвата. Ночью Агентство с Мафией собирались штурмовать все четыре базы, даже главы организаций должны были участвовать в операции. В первую и, как предполагалось, основную отправлялись Мори с Фукудзавой. Во вторую Чуя с Дазаем – хотелось верить, что эти двое не поубивают друг друга. В третью Акутагава и Ацуши. При мысли об этих двоих, Фукудзава сделал глубокий вдох. Если в благоразумие их наставников ещё можно было верить, то в то, что у этих двоих всё пройдёт гладко, директор Агентства не особо верил. Однако, после ссоры, очередной на их счету, Мори завёл обоих в комнату для разговора, где пытался долго и упорно поставить на место им мозги. Спустя полчаса, оба вышли из кабинета бледными и до конца встречи молчали. Никто так и не узнал, что там босс Мафии сказал, но внушение оказалось эффективным. – Не говори так, будто бы ты этому рад, – фыркнул Огай. – Нам хотя бы не придётся с ними разбираться. Фукудзава всей душой ненавидел наказывать сына, и каждый раз не мог уснуть до раннего утра, сидя у кровати Николая. Одно радовало – мальчик не плакал, – хотя, задумываясь сейчас, Юкичи сомневался, что это хорошо. Может, мальчик попросту стыдится плакать перед ним. Но сейчас, Николай наказан, а Юкичи даже не знает, как тот себя чувствует, – плохо ли ему, хочется ли чего-нибудь, утешил ли учитель его. Наставник Нацумэ был немногословен; лишь сказал, что дети живы-здоровы. – В этом ты прав, – согласился Огай, криво усмехаясь. Ещё перед первой тренировкой, учитель предупредил их с Фукудзавой, что не будет сюсюкаться с детьми и будет придерживаться дисциплины. Мори раз пять повторил, что они дети, и с ними нельзя быть строгими. Фукудзава с беспокойством оглядывался на детей. – Думаешь, учитель не перестарался? – Мори выглядел взвинченным. – Учитель бы не навредил им, – голос Фукудзавы был хриплым. Мори же прикрыл глаза. Когда учитель позвонил, первой мыслью Огая было приехать в дом Нацумэ и разобраться с сыном. Но после того, как Юкичи сказал, что учитель сам со всем разобрался, Огай ещё раз намеревался подорваться с места и идти к сыну. Фукудзаве стоило нечеловеческих усилий остановить Мори, приводя всевозможные аргументы и призывая к здравому смыслу. На памяти Юкичи, бывший напарник никогда не был человеком эмоций. Холодная голова – вот, чем руководствовался босс Мафии. Однако, как только речь шла о сыне, Огай терял всё самообладание. – С потенциалом наших детей, они могли как-то насолить учителю, – хмыкнул Фукудзава. В комнате раздался звонок. Телефон лежал вблизи Мори. Он взглянул на экран и, увидев, что это учитель, без зазрений совести взял трубку под ошарашенный взгляд директора Агентства – и, по совместительству, владельца телефона. – Здравствуйте, Нацумэ-сан, – Мори разлёгся в кресле. – Мори? – удивлённо пробормотал Нацумэ и взглянул на экран телефона, убеждаясь, что звонил Фукудзаве. – Какого чёрта у тебя телефон Фукудзавы? – Нет, серьёзно, он тут с их детьми страдает, а эти двое там развлекаются и шутят над ним. – Фукудзава, к сожалению, по уши занят работой, – ухмыльнулся Мори, вставая с места и передвигаясь по кабинету. Фукудзава уже отмер и вовсю пытался отобрать телефон, но, увы, Огай всегда был куда более ловким. – Скажите всё, что нужно, и я передам ему. – Прекрати ребячество, – тихо прошипел директор Агентства, пытаясь загнать Мори в угол. – Я и тебе собирался позвонить, – хмыкнул Сосэки, стуча тростью по коридору. – Это ваши дети, в конце-то концов, поговорите с ними! Объясните, что не всё бывает просто в этой жизни. Давайте по очереди. Первый – Мори. Огай на секунду замер, затем широко улыбнулся. Фукудзава готов был перехватить телефон, как тут Мори толкнул того в грудь. – Подожди, я с сыном поговорю. Нацумэ вошёл в спальню Гоголя. Оба мальчика были уже там – тем легче. При виде учителя, Николай прищурил глаза и придвинулся ближе к лежащему на животе Фёдору. – Фёдор, это Огай, – Сосэки сел на край кровати, передавая телефон Достоевскому. Тот на секунду взглянул на экран, затем на учителя и… отвернулся. – Я не собираюсь с ним разговаривать, – хмыкнул Фёдор, вставая с кровати. – Фёдор, он хочет поговорить с тобой, – вздохнул Сосэки, прекрасно понимая, что Огай слышит всё происходящее. – Так пусть приезжает, – невозмутимо ответил Достоевский так, чтобы было слышно Мори. Лицо Огая мигом помрачнело, губы вытянулись в прямую линию и были слегка прикушены. Всучив телефон директору Агентства, босс Мафии фыркнул и сел обратно на место. – Здравствуйте, Нацумэ-сан, – вздохнул Фукудзава, уже смирившись с тем, что его сын, скорее всего, настроен также. – Ты-то хоть разговаривать будешь? – возмутился Нацумэ на долгую фразу, что выждал директор Агентства, чтобы начать диалог. – Привет, сынок… – Ты вспомнил, что у тебя есть сын? Какая радость, Юкичи. – Николай… – Я уже двадцать шесть лет как Николай, – хмыкнул Гоголь, отключил вызов телефона, передав его Нацумэ, и вышел из спальни, хлопнув дверью. Фукудзава хмуро взглянул на телефон, издающий гудки. – Николай тоже не стал разговаривать, – пробормотал Фукудзава, присаживаясь напротив Мори. Юкичи, уже успевший привыкнуть к нраву сына, совсем не удивился такой реакции. Да даже наоборот – ждал. Но Огай походу принимал всё близко к сердцу, хотя и пытался не подавать внешних признаков. – Он хотя бы трубку взял, – буркнул Мори, прожигая телефон ненавистным взглядом. – Чтобы съязвить. – Мы ведь для их безопасности стараемся, – хмыкнул Мори, вставая из-за стола. – За нами могла быть слежка. Он что, думает, я буду потакать всему, что он хочет? Да этот мальчишка просто забывается. Наглец. Мори мерил кабинет шагами, периодически смотря на Фукудзаву, а тот кивал в нужный момент. – Знаешь, хорошо, что они пожили с учителем. Может, хоть он научит их вести себя должным образом. «Как и нас когда-то», – подумал про себя Мори. – Сегодня же разберёмся с этими отбросами и идём к ним, – Мори подхватил бумаги со стола и вышел, не попрощавшись.***
– Думаешь, придут сегодня? – Гоголь лежал на кровати, закинув ноги выше головы и время от времени разводя их в стороны. – Пусть попробуют не прийти. Нацумэ-сан вытерпит максимум до завтра, – уголки губ Фёдора слегка приподнялись. – Федь, – позвал Николай, теребя растрёпанную косичку двумя руками. Фёдор обернулся, всё ещё слегка горбясь. – Ты тогда, ну, по-настоящему плакал? – Гоголя до сих пор мучал этот вопрос, при виде того, как Достоевский навзрыд рыдал, лёжа на коленях учителя. Сам Николай был обладателем высокого болевого порока; да к тому же выносливым, что довольно часто помогало ему, – да и не только ему, и Федору, которого тот мог защитить. – Не смог ничего лучше спросить? – Фёдор так строго оглядел Николая, что тот, не выдержав взгляда, даже нормально сел, чем очень удивил товарища. – Я просто…, – Николай начал было оправдываться, как вдруг, Фёдор сильно закашлялся. – Ты как? – Нормально, – хмыкнул Достоевский и потёр першащее изнутри горло. Гоголь хотел ещё что-то добавить, но учитель их прервал, войдя в спальню. – Всё ещё обижены? – Нацумэ присел на кровать. Достоевский чуть отполз назад, к Гоголю. А тот передвинул руку вперёд, загораживая его. Оба мальчика всё ещё выглядели обиженными. Николай, в придачу, был злым. За себя ему никак не было обидно, но вот за Фёдора... Поэтому, только из-за этого, тот и продолжал делать недовольный вид. Нацумэ надо было примириться: вроде дело простое, но для Сосэки практически неподъёмное. До сегодняшнего дня Нацумэ не приходилось иметь дело со столь маленькими учениками – а тем более, сидеть, успокаивать их после наказаний. Хотя, никого же он так не наказывал – обычно запирал в зале, отчитать мог пару раз, ударить тростью, или как-то по-другому морально надавить на учеников. Но Мори строго-настрого запретил как-либо так воздействовать на сына. В памяти Нацумэ это был первый раз, когда кто-то из учеников плакал из-за него перед ним же. Ещё раз оглядев детей, Сосэки притянул обоих к себе. – Ну, не дуйтесь вы так. Я же за вас беспокоился, – Нацумэ похлопал Гоголя по плечу, на что тот фыркнул и попытался оттолкнуть учителя. – Что бы я вашим отцам сказал, если бы вы в лесу потерялись? – пробормотал Нацумэ, надеясь так смягчить детей. – Уж больно мы им нужны, – ядовито хмыкнул Достоевский, а Гоголь угукнул. – Чего же вы так с ними? – вздохнул Сосэки. – Скучают же по вам. – Так пусть приезжают, – чихнул Фёдор, уткнувшись в бок Сосэки. Достоевский прекрасно понимал, что Мори занят и, возможно, даже хочет приехать, но не мог взять себя в руки. В груди сидело ужасное чувство тревоги. – Завтра же приедут, – уверенно заявил Сосэки. – Обещаете? – Николай перестал вырываться и взглянул на учителя гетерохромными глазами, смотря чуть ли не в душу. – А если не приедут? – Фёдор укусил большой палец. – Я их обоих придушу.***
Фукудзава откинулся в кресле водителя и прикрыл глаза. Наконец-таки всё закончились: с этой шайкой отбросов было покончено, и можно будет спокойно забирать детей. – Ты как? – Фукудзава повернул голову в сторону Мори, который принялся чистить скальпели от крови. – Великолепно, – пробормотал Мори, крутя скальпель под лампой машины. – Я, честно говоря, думал, что ты уже потерял хватку, но ты был неплох. Фукудзава покачал головой и не стал напоминать, как отбивал пули, летящие в Мори. В этот момент, телефон Огая завибрировал. Он лениво достал телефон, но, глядя в экран, помрачнел. – Езжай к учителю, – хмыкнул Мори, и, отбросив скальпели, стал торопливо натягивать ремень безопасности, игнорируя ноющее плечо. Фукудзава поднял брови. – Мори, сейчас четыре утра – все спят, да и мы не в лучшем состоянии. – Фёдору плохо.