Второй шанс

      – Дос-кун, живо вставай! – Николай в попыхах потянул Фёдора за руку, чуть ли не вытаскивая из кровати.       – Не трогай, – вскрикнул Фёдор, толкая Николая и сжимаясь в клубок. Как же всё болело. Зарывшись головой в одеяло, Достоевский тихо заскулил. У учителя вообще отсутствует совесть. – Мне больно.       – Ой, прости, – пролепетал Гоголь, сел на кровать и более аккуратными движениями погладил Достоевского по плечу. – Сильно болит?       – Я больше не пойду на эти тренировки, – пробурчал Фёдор. Сейчас как никогда хотелось, чтобы Огай был рядом и не только поддержал, но и разобрался со всей несправедливостью.       – Значит, сильно, – рассудил Николай и прилёг на кровать рядом, утыкаясь в шею Фёдора.       – А ты зачем приходил? – Достоевский осторожно развернулся на кровати и столкнулся с Гоголем носами. Покраснев, Фёдор отстранился.       – Там кошка котят принесла! – Гоголь шустро сел на кровать и взял ладонь Достоевского в свои. – Пойдём, покажу.       Достоевский обречённо вздохнул, после чего предпринял попытки встать. Раз уж его разбудили ради этих котят, то стоит хотя бы поглядеть на них.        По дороге, Николай всё время держал Фёдора за руку и увлечённо рассказывал, какие котята милые и просто прелесть, что немного действовало на нервы. Дойдя до двери, Гоголь поспешно вспомнил о наказе учителя.       – Нацумэ-сан! Нацумэ-сан! – громко позвал Николай, отчего Фёдор зажмурился и прикрыл уши.       – Что? – обречённо вздохнул Сосэки, выходя из кухни и слегка опуская свой взгляд на ребёнка, что так настойчиво его звал.       – Мы котят хотим посмотреть, – Гоголь подбежал к учителю и поволок за рукав пальто.       – Ты же уже смотрел их, – снова вздохнул Нацумэ. Пока Достоевский спал, учитель не нашёл ничего лучше, как занять Гоголя котятами. Всё же, гонять мальчика часами по залу было не лучшим выходом, – даже не считая того, что ребёнок был уж слишком активным.       – Но Дос-кун ведь не видел! – хмыкнул Николай, кивая на смотрящего в сторону Фёдора. Конечно, его дорогой Дос-кун ведь не видел, поэтому им срочно нужно было туда.       – Оденьтесь, и пойдём. – Николай радостно взвизгнул и начал надевать куртку, попутно подгоняя Фёдора. Благо, хоть к учителю не лез – какие-то манеры всё же есть. Впопыхах одевшись, дети уже собрались было выскочить за дверь, но Сосэки вовремя поймал обоих за шкирку.       – Далеко собрались? Даже куртки не застегнули, – хмыкнул Сосэки, подтягивая обоих детей к себе. Застегнуть Фёдора было не сложно, – тот послушно стоял и не вырывался, давая себе помочь, – а вот Николай – уже другое дело.       – Мне жарко, – заныл Гоголь, пока Нацумэ застёгивал куртку. Хотя, это ещё ладно, – настоящий кошмар начался, когда учитель достал ненавистную шапку из шкафа. – Я её не надену! – хмыкнул Гоголь, скрестив руки на груди.       – Николай, надень или не выйдешь! – строго сказал Сосэки, пытаясь нацепить шапку на человека, который только и делал, что вертелся из стороны в сторону.       – Я не надену, – Николай выбрался из хватки учителя и отошёл назад. Он победно ухмыльнулся, думая, что на этом всё и закончится. Но тут, Фёдор крепко схватил его за руку и развернул к себе. Одного строгого взгляда Достоевского было достаточно, чтобы Гоголь сглотнул. У главы Крыс Мёртвого Дома была фантастическая способность – пугать и убеждать людей без слов. Молча взяв шапку из рук учителя, Николай нацепил её на голову.       – Наконец-то, – хмыкнул Сосэки и открыл входную дверь. Николай взял Фёдора за руку и выскочил на улицу. Странные отношения между этими двумя, – но, что самое главное, они идут на уступки друг другу. У этого дуэта будет большое будущее.       – Пойдём быстрее, пока они не ушли, – Николай радостно тянул Фёдора на задний двор. Там их встретила большая трёхцветная кошка, а рядом с ней крутились котята. Николай сразу сел рядом с кошкой и начал чесать по животу. Фёдор же оглядел всё вокруг и остановил взгляд на самом маленьком, чёрном котёнке, стоявшем в стороне. Как только Достоевский подошёл ближе, тот мяукнул и отстранился назад. Фёдор сел на землю и осторожно протянул руку к котёнку, чтобы погладить, но тот громко зашипел, показывая всем видом, что не настроен на контакт. Но Достоевский не собирался отступать и продолжил пытаться погладить котёнка. Когда Фёдор в который раз попытался прикоснуться к нему, тот слегка прикусил его руку и сразу отстранился, будто извиняясь.       – Ой, – пробормотал Фёдор, смотря на царапину на руке. Та не была глубокой, но капли крови выступили. Уставившись на рану, Достоевский и не заметил, как котёнок подошёл к нему и тоже начал внимательно изучать руку Фёдора. Котёнок мяукнул и начал тереться о ногу Достоевского, будто бы извиняясь.       – Дос-кун, рука! – протараторил Гоголь, подбегая к Достоевскому, чем чуть не спугнул котёнка, но бывший глава Крыс Мёртвого Дома вовремя погладил того по голове, успокаивая.       – Не кричи, а то спугнёшь, – хмыкнул Фёдор, аккуратно садя котёнка на скрещенные ноги. В ту же секунду, к ним подошёл учитель и присел рядом.       – Стоит обработать, – задумчиво произнёс Нацумэ, крутя руку Достоевского в своей. Фёдор недовольно отдёрнул руку и продолжил гладить котёнка.       – Не нужно, – хмыкнул Фёдор, почёсывая мурлыкающего котёнка, который вёл себя также, как и тот, кто его гладил, – будто руку никто и не трогал.       – Идём, – Сосэки похлопал учеников по спине и встал. Фёдор нахмурил брови, а Николай уже готов был возражать, но Нацумэ окинул детей строгим взглядом и произнёс не терпевшим споров тоном:       – Без возражений.       Достоевский, вздохнув, переложил котёнка на землю и, при помощи протянутой руки Гоголя, встал с земли.

***

      Нацумэ прошёлся ватой со спиртом по промытой царапине. Достоевский скривился и то и дело пытался одёрнуть руку, но учитель держал крепко.       – Ну всё, остался только пластырь, – Сосэки начал шарить по аптечке в поисках пластыря.       – Дайте я наклею! – Николай энергично подпрыгнул рядом с учителем, теребя того за рукав. Вздохнув, Сосэки передал ему пластырь. Оторвав обратную часть пластыря, Гоголь прислонил клейкую сторону к руке Достоевского и мягко разгладил, приминая края у концов. Затем, и вовсе поцеловал тыльную сторону ладони, отчего Нацумэ изогнул бровь, но комментировать не стал. Обычный, невинный и детский жест. Достоевский же густо покраснел и отдёрнул руку.       – Я не неженка, чтобы меня целовать в ранку, – фыркнул Достоевский и, спустившись со стула, ушёл из кухни, гордо вздёрнув подбородок. Гоголь же похлопал глазами, затем ринулся за Достоевским. Нацумэ покачал головой, подумав про себя, какие же всё-таки странные отношения были между этими двумя. Хотя, ему не привыкать, если вспомнить его предыдущих учеников.       – Дос-кун, постой! – Николай догнал Фёдора на лестнице. Тот хмыкнул и начал подниматься на второй этаж.       Гоголь уже давно привык к тому, что Достоевский всячески отталкивает и избегает любого близкого контакта. Стоило Николаю оказать хоть крупицу внимания, так Фёдор сразу пресекал всё на корню, что поначалу обижало Николая, но тот не отступал. Со временем, глава Крыс Мёртвого Дома привык к постоянным ухаживаниям фокусника. Не сказать, что Достоевский был безразличен к Гоголю, но работа требовала полной концентрации, и чувства могли поставить всю работу под угрозу.       – Что тебе нужно? – хмыкнул Фёдор, поднимаясь по лестнице и избегая зрительного контакта. Жест Николая смутил его, хоть и был приятным.       – Куда идёшь?       – Читать, – отрезал Достоевский, идя в комнату, и добавил, развернувшись у двери: – И прошу не беспокоить меня.       – Но, – не успел Гоголь закончить, как дверь перед ним захлопнулась. Грустно вздохнув, Николай поплёлся к себе в спальню.

***

      Достоевский пытался сосредоточиться на тексте книги, но слова никак не хотели сливаться в осмысленные предложения, а виной всему был разлёгшийся на его кровати Гоголь. Тот забирал подушку, одеяло, и уже собирался отобрать второю подушку из-за спины Достоевского.       – Что ты делаешь? – проворчал Фёдор, пытаясь отвоевать подушку, но бесславно пал в бою. Победно улыбнувшись, Николай прижал подушку к себе и побежал в свою спальню, не забыв захватить одеяло и другую подушку. Достоевский облегчённо вздохнул – наконец-то он сможет спокойно почитать без внешних раздражителей. Гоголя он, конечно, безмерно ценил, но иногда нужно было отдохнуть от него. Откинувшись на спинку кровати, Фёдор попытался вернуться к чтению, но никак не смог сконцентрироваться. Любопытство прожигало изнутри; в голове было много вариантов того, что мог придумать Николай. Прикусив губу, Достоевский закрыл книгу и пошёл в соседнюю комнату. Заглянув за дверь Гоголя, он увидел внушительное количество подушек на кровати и на полу. Что же он затеял?       – Что ты творишь? – хмыкнул Достоевский, осматривая подушки. Гоголь постарался на славу: обчистил все спальни, кроме учительской.       – Дом строю, – серьёзно ответил Николай, ставя новую добычу на кровать. Фёдор скептически выгнул бровь. Дом?       – Пошли, – Николай поймал Фёдора за руку и, прежде, чем он смог как-либо возразить, потащил в другую спальню. Взяв оттуда одеяло и нагрузив Фёдора подушками, Николай вышел из спальни. В комнате, ребята скинули всё на кровать.       – Начинаем. Сперва сделаем пол. – Гоголь довольно похлопал в ладоши и начал скидывать подушки на пол, впритык кровати. Достоевский же начал поправлять их по длине кровати.       – Что дальше? – Фёдор снял ушанку и взглянул на радостного Николая. Всё равно больше нечего делать, потакая всем его просьбам на данный момент.       – А дальше – стены. Ты строй с той стороны, а – я с этой, – Гоголь указал на противоположную от себя часть и начал ставить подушки. Закончив со стенами, Достоевский собрался было накрыть их одеялом, но Гоголь его одёрнул.       – Погоди! Дом будет двухэтажным, – Николай залез на кровать и скинул всё на пол, не задевая уже подготовленный каркас. Фёдор вздохнул, но возражать не стал, – всё же, никто его не тянул в это дело. Гоголь начал строить стену на одной стороне кровати; Достоевский последовал его примеру, залез на кровать и начал строить другую стену. Закончив, ребята схватили большой белый плед с двух сторон и накинули подушки.       – Нужно облагородить дом внутри, – сказал Фёдор и, взяв другой серый плед поменьше и подушку, залез внутрь, осматривая их будущее убежище.       – Я сделаю дверь, – произнёс Николай с весельем и, взяв ещё один плед, постелил его на другую подушку, тем самым расширяя территорию.       Окончательно закончив с работой, Николай радостно потряс Фёдора за плечи:       – Смотри, как классно, – завизжал Гоголь, успевший залезть в форт, где Достоевский закончил расставлять подушки по краям.       – Вполне приемлемо, – равнодушно пожал плечами Фёдор и приступил к чтению книги. Николай сел рядом, скрестив ноги, и аккуратно притронулся к волосам сгорбившегося Фёдора. Не встретив сопротивления, Гоголь подхватил верхнюю прядь волос, что довольно сильно выбилась из хвостиков и мирно свисала вниз, обрамляя округлое детское лицо.       Достоевский немного вздрогнул, но не убрал руку, что уже вовсю хозяйничала на голове, создавая реальный беспорядок там, где и так всё еле как держалось.

***

      – Вы разве не должны работой заниматься? – хмыкнул Нацумэ, стуча тростью по полу, смотря на главу Мафии с наглой усмешкой на губах и на директора Вооружённого Детективного Агентства со спокойным, но немного виноватым видом. Приехать сюда было исключительно идеей Мори, – не сказать, что Фукудзава был против, но лишний раз тревожить учителя не хотелось. Да к тому же, в любой момент за ними могли устроить слежку. Но Огай продолжил стоять на своём и всё-таки смог уговорить бывшего напарника, – с условием, что ближайшие дни в дом учителя соваться не будет.       – Так мы занимаемся, – ответил Мори с самым безобидным видом. – Я просто забыл положить некоторые лекарства.       Сосэки вздохнул, никак не поверив в сказанное Огаем, и потому перевёл взгляд на другого ученика, в надежде на более разумный ответ, который он всё ещё ожидал, несмотря на все события.       – Меня заставили, – притворился Фукудзава, отводя взгляд от учителя, что смотрел на него так, будто тот ему может поведать какую-то тайну.       – В этом я не сомневаюсь, – проворчал Сосэки. То, что Огай и мёртвого убедить может, было очевидно. Да и то, что директор Агентства был благосклонен к боссу Мафии по сей день, было ясным. Но с этим учитель разберётся позже.       – А где дети? – Мори закончил с обувью и прошёл вперед, оглядываясь по сторонам.       – Заперлись наверху, – Нацумэ кивнул в сторону лестницы. Дети уже часа два как сидели в комнате, периодически там раздавались звуки смеха и перешёптывания. Сосэки порывался взглянуть, проверить, чем там занимаются дети, – после опыта с Огаем и Юкичи он был настороже, – но учитель одёргивал себя и не лез в комнату. Дети ведь маленькие, ни за каким таким делом Нацумэ их застукать не мог. – Заняты чем-то. – Нацумэ сжал верхушку трости слегка вспотевшей рукой и невольно усмехнулся при виде выражения лица Мори и Фукудзавы.       – Чем заняты? – пробормотал Мори, зарываясь рукой в волосы, и взглянул на Фукудзаву с беспокойством, – будто только сейчас заметил пару седых волос, которые создавали довольно сильный контраст, что невольно вывело его на мысли об их прошлом.       – Наверное, играют, – предположил Фукудзава, идя в сторону лестницы. Зная фантазию Николая, в комнате можно было ожидать чего угодно, – лишь бы дом не разнесли.       – Да, да, а мы только работаем, – хмыкнул Мори. То, что Гоголь испытывал симпатию к его сыну, было ясно как день. Любой другой родитель может и умилился бы этому, но не Мори, – ведь всего несколько месяцев назад эти дети были вполне зрелыми взрослыми. Может, Гоголь ничего из ряда вон выходящего не сделал бы с Достоевским, но вполне мог довести до слёз или ещё чего лишнего наговорить.       – Николаю всего пять, ничего такого он с твоим сыном не сделает, – Фукудзава с осуждением взглянул на Мори. Гоголь, конечно, не был подарком, но он ребёнок с добрым сердцем. В воспоминаниях Фукудзавы ещё были свежи моменты, как он периодически заставал Николая, скрутившегося посереди ночи в кровати и бормочущего, что не хотел никого убивать. Первый такой «приступ» Юкичи застал в ту ночь, когда наказал сына за то, что тот не хотел ложиться. После этого Фукудзава никак не наказывал и не упрекал Николая за сон. Да и взял за привычку хотя бы раз проверять сына ночью.       – Не сделает, но может ещё чего лишнего рассказать. – Мори положил руки в карманы и взглянул на Фукудзаву через плечо.       – Это было всего один раз, – хмыкнул Фукудзава, сузив глаза.       – Не понимаю, зачем ты ему вообще рассказал? – Мори переступил через последнюю ступеньку, что вела наверх, где дети должны были предположительно играть.       – Он долго упрашивал, – вздохнул Фукудзава, поправляя меч на поясе, а Мори невольно улыбнулся. Великий Серебряный Волк, который не раскрывал рта под пытками, не выдержал уговоры ребёнка.       Подойдя к двери, Мори дёрнул ручку, но та не поддалась.       – Зачем им запираться? – пробормотал Мори, хмуро смотря на ручку двери. Фукудзава потянулся, чтобы постучать, но Мори схватил того за руку. – Постой. Поймаем с поличным. – Огай залез в карман и достал металлическую проволоку, затем присел перед замком и начал возиться с ним, немного отвлекаясь на уже порядком затёкшую спину. Юкичи недовольно покачал головой, но мешать не стал. Если уж так хочет устроить детям облаву, так пусть. Замок щёлкнул, Огай же широко улыбнулся и рывком зашёл в спальню.       – Это что? – пробормотал Мори, подняв брови.       – Дом, – невозмутимо ответил Фукудзава. Николай уже несколько раз строил их у них дома. Мори же продолжил озадаченно смотреть. Огай не припоминал, что в своём детстве делал что-то вроде такого. Хотя, чего удивляться: единственным доступным и разрешённым развлечением в его детстве была фарфоровая кукла – всё, что удалось сохранить после смерти матери. Огай долго и упорно прятал куклу от глаз отца, втихаря играясь, пока тот на работе. Но и этот лучик счастья долго не продержался. В скором времени кукла была найдена отцом и сломана, а маленький Ринтаро наказан.       – Ясно, – Мори осторожно шагнул к так называемому дому и присел перед пледом, предположительно выполняющим функцию двери. Фукудзава последовал его примеру. Прочистив горло, Мори спросил: – Тут кто-то есть? – В «доме» прошёл шепот, и Огай, не выдержав, поднял плед.       – С новосельем, – Огай улыбнулся детям. Особенно порадовали хвостики сына, что, хоть и были растрёпаны, но всё равно помогали волосам не так сильно лезть в глаза, – к тому же, с ними он выглядел довольно мило.       – Привет, – Фёдор отложил книгу и переключил всё внимание на отца.       – Войдёшь к нам? – воодушевлённо спросил Николай, всматриваясь в глаза, что не могли ему соврать и даже отказать.       – Почему бы и нет, – ухмыльнулся Мори и мигом снял плащ. Затем, скинул на стул, и аккуратно пролез в форт. Удобно сев за спиной Фёдора, Огай переключился к Фукудзаве: – А ты не зайдёшь? – Мори помахал, приглашая войти.       – Не зайдёт, – хмыкнул Достоевский и нахмурился. Огай легонько ткнул его в бок, отчего Фёдор недовольно взглянул на него, буквально показывая всем своим видом, что не хочет его видеть тут, и вообще нигде, – особенно около своего отца.       – Эй! – запротестовал Николай и пополз к Юкичи, хватая его за руку. – Он тоже зайдёт, – Гоголь потянул отца. Пригнувшись, Фукудзава зашёл за сыном, что уже сильно тянул его внутрь. Гоголь потащил отца вглубь форта, где уже удобно расположился Мори, полулёжа.       – Каким ты у меня милым стал, – Огай начал тискать Фёдора за щёки, тот же сразу начал отталкивать его руки.       – Я же говорил, что тебе подойдёт, –ухмыльнулся Николай, любуясь проделанной работой. Фёдор на это лишь фыркнул. Огай же начал прикидывать в голове, что ещё можно будет сделать с волосами сына.       – Вы теперь тут будете? – Фукудзава потёр за шеей, смотря на макушку Николая, уже расположившегося на его коленях.       – Да, – радостно ответил Николай, смотря на отца и запрокинув голову. Фёдор же хмуро поглядел на него. Потом, Николай перевёл внимание на Фёдора и обиженно поджал губы. – Ты что, не хочешь жить со мной?       Теперь всё внимание присутствующих было направлено на Достоевского, что хоть и был рад своему родителю, но оставил свой невозмутимый взгляд.       – Посмотрим, – выдавил Фёдор и уткнулся в живот Огая. Он был предельно смущён, – вроде ничего серьёзного, просто согласился, чтобы Николай отстал. Но Мори смотрел так, будто бы Фёдор сейчас же собрался переезжать из дома.       – А меня спросить? – возмутился Мори не на шутку и прижал Достоевского ещё крепче. Будто бы Гоголь может вырвать сына из его рук.       – Что вы тут устроили? – прозвучал недовольный, хриплый голос учителя. Мори невольно прижал Достоевского к себе, Фукудзава же положил руки на голову Николая.       – Ой, – пробормотал Николай, хлопая глазами и переглядываясь с Фёдором, который обречённо вздохнул. Одно обнадёживало: Огай с Юкичи здесь, и это им на руку. Учитель уже приподнял плед и окинул всех четверых недовольным взглядом.       – Что это? – хмыкнул Сосэки, уставившись взглядом на непонятную груду вещей.       – Дом, – ответил Мори будничным тоном, Нацумэ же озадаченно взглянул на него. Огай состроил самый серьёзный вид и продолжил: – Дети решили переехать. Так скажем, начать самостоятельную жизнь.       – У меня дома? – хмыкнул Сосэки, смотря на ничуть не смутившихся детей. Николай сразу ткнул Фёдора в плечо, чтобы тот выдал ответ.       – Мы лишь используем ваш участок, – Фёдор слез с колен Огая и сел ближе к Николаю.       – А арендную плату вы как платить будете? – спокойно спросил Фукудзава, гладя сына по голове. Достоевский недовольно скрестил руки на груди, придумывая эдакий ответ. Фукудзава бесил его лишь одним присутствием.       – А вы нам на что? – ответил Николай, будто бы это само собой разумеется, что родители должны помогать детям, хотя бы в начале их пути.       – Я это спонсировать не буду, – хмыкнул Мори, отчего Гоголь разочарованно взглянул на него и, по привычке, потянулся к руке Достоевского, что не осталось незамеченным Огаем.       – Что с рукой? – Мори отряхнул руку Гоголя с руки сына и взял в свою. Огай провёл по пластырю большим пальцем.       – Просто царапина, – равнодушно ответил Фёдор, не желая вдаваться в подробности. Сосэки помотал головой.       – Вы и из моей комнаты забрали подушку? – Нацумэ оглядел детей, которые продолжали невозмутимо глядеть на него.       – Нет, туда мы не лезли, – Николай прислонился к боку Юкичи. В подтверждение, Фёдор кивнул и точно также прижался к Огаю, будто откапывая в нём капельку защиты в свою сторону.       – Мне вот что интересно: а кто за вами убирать будет? – хмыкнул Нацумэ, пристально смотря на Мори с Фукудзавой. Вопрос учителя никак не порадовал детей. Достоевский хмыкнул и взглянул на Гоголя, который сразу прекратил улыбаться и начал защищаться.       – Не трогайте наш дом, – Гоголь выпучил нижнюю губу и нахмурил светлые брови.       – Мы же его так долго строили, – протянул Николай, а Фёдор лишь хмыкнул.       – Наставник Нацумэ, и не жалко вам их? – Мори согнул ещё сильнее спину и потрепал сына за щёки. Сосэки кинул строгий взгляд на Огая, заставляя замолчать. Ничего, с ним Нацумэ ещё поквитается.       – А что с твоей шеей? – Николай встал с колен отца и ткнул в фиолетово-синее пятно на шее Огая.       – Издержки профессии, – Мори мигом поправил воротник, ловя на себе настороженный взгляд Фукудзавы.       – Тебя ударили? – Достоевский обеспокоенно уставился на отца, при этом дёргая за воротник. Гоголь же хихикал, смотря на отца.       – Ничего такого, – пробормотал Мори, одёргивая руку Фёдора и гладя по спине. Фукудзава же просто прижал Николая головой к груди, пытаясь не привлекать внимание учителя и Достоевского. Хотя, всё-таки больше Фёдора, – гнев Нацумэ-сана казался не самым худшим исходом в сравнении с мальчишкой Мори. Глаз Нацумэ нервно дёрнулся, смотря на эту картину в его доме, что всё больше выводила его из себя, – но сделать он ничего не мог.       – Чёрт с вами, – Нацумэ махнул рукой и ушёл, опираясь на трость. Раз уж и эти двое впали в детство за компанию.       Сосэки слишком устал, чтобы иметь дела с ними.

***

      – Это абсолютно никуда не годится.       Мори, очевидно, опешил не меньше Фукудзавы, потому что замерли в дверях гостиной они одновременно и резко. Учитель, опираясь на трость, смотрел на них с недовольством.       Юкичи отмер, кашлянул, и аккуратно начал:       – Я прошу нас извинить, но они ведь де…       – Дети они, – оборвал его Нацумэ, взмахнув рукой. Брови его были сведены к переносице. – А ведёте себя как дети здесь только вы двое! И ладно те – одному три, другому пять, – но вы!       – Что? – в один голос переспросили Мори с Фукудзавой.       Повисла неловкая пауза. Нацумэ всё также сверлил их обоих сердитым взглядом. Фукудзава медленно хлопал глазами в тихом удивлении, Огай же выгнул левую бровь. Не мог же Нацумэ-сан догадаться.       – А то, – продолжил наконец наставник, кажется, наслаждаясь общим положением и растерянностью бывших учеников, – что вы, мало того, что играете в мамочек, как курицы-наседки носясь за детьми и дуя на каждый синяк, хотя я вам уже триста раз говорил спокойно заниматься делами и отложить переживания на потом. Вы хоть осознаете, насколько опасны ваши визиты сюда? – Нацумэ яростно ударил тростью по полу, а Фукудзава зыркнул на Мори. Тот же пожал плечами, будто бы и ни при чём.       – Мы вас поняли, – Мори зарылся рукой в волосы. Было бы бесполезно спорить с учителем, когда тот так разошёлся. К тому же, в какой-то степени он был прав, хоть и высказался так категорично.       – Раз вы смогли понять все мои слова, – а я на это надеюсь, – перейдём к другой проблеме. Вы мне вздумали запоздалый пубертат здесь устроить? Обоим уже четвёртый десяток, и что это такое? Мне хватило ваших прыжков друг вокруг друга, когда вы были мальчишками, а теперь избавьте меня от этого зрелища!       – Наставник Нацумэ, вы не так поняли. Это совсем не то, о чём вы подумали. Между нами ничего…, – попытался было Фукудзава, но Сосэки только отмахнулся, снова перебивая его.       – Да знаю я все ваши «ничего нету», «не было», – фыркнул Сосэки. – Развели здесь мелодрамы: ссоритесь, как супруги в разводе, детей делите, а я вам здесь за безопасного дедулю? – Мори открыл рот, чтобы прокомментировать хоть что-то, но слова застряли в горле, стоило взгляду Сосэки пройтись по его лицу. Да уж, сколько бы лет им ни было, выволочки от учителя, кажется, были бессмертны… – Значит, так. Хотите оставлять здесь детей? Оставляйте. Я сам сказал, что готов помочь. Но! – Трость с тихим стуком ударилась о пол под всё ещё сильной рукой. – Хотите, хоть трахайтесь, – моё вам благословение, – но я не желаю быть этому свидетелем. Решайте свои проблемы без меня, – в конце концов, уже взрослые мальчики, – и, желательно, без детей: им тоже на это смотреть нету резона. А вообще, нечего тут толкаться! Работать езжайте. У вас много дел! Я всё сказал.       Мори и Фукудзава остались стоять как вкопанные, а наставник, хлопнув дверью, удалился в одну из комнат, игнорируя ошарашенных учеников, только и проводивших его взглядами.       – Может, его дети вывели из себя чем-то? Ничего не понимаю, – пробормотал Мори, потирая переносицу.       Фукудзава согласно промычал что-то невразумительное, прикрывая глаза.