***
Нацумэ поставил на стол две тарелки с яичницами. Ребята оглядели еду и облегчённо вздохнули, радуясь, что та не подгоревшая. Сосэки слегка покашлял, чтобы привлечь внимание детей. – Я хотел вам сообщить, что, раз уж вы пока живёте здесь, будут некоторые правила. – Ребята внимательно слушали, жуя завтрак. – Если захотите во двор, то сообщите мне – без спросу на улицу ни ногой. – Кивнув, дети продолжали молча есть. – И никаких драк и перепалок я не потерплю. – Доедайте всё, вам сегодня понадобится много сил, – Сосэки потрепал детей по волосам. Фёдор хмуро обернулся на учителя. – Позволите узнать, зачем? – спросил Фёдор, глотая. – Как зачем? Тренировка. Вам же нужно каким-то образом становиться сильными и пробиваться в этом жестоком мире. – Она же была вчера, – возмутился Достоевский, как будто не слышал слова наставника. – Будет и сегодня. Я вас хорошенько натаскаю, пока вы тут. – Фёдор продолжил безрадостно доедать яичницу, мысленно проклиная учителя. Нет, ну должен же у человека быть хоть грамм сострадания по отношению к детям. – А теперь, шагом марш в зал, – приказал Нацумэ, как только дети доели. По правде говоря, Сосэки просто не знал, как занять детей. А оставлять их без присмотра было себе дороже. Эти наглецы уже в первые пятнадцать минут вломились в его спальню и разворошили комод, который он вообще не считал нужным запирать, когда долгое время жил один, и не ожидал, что на его голову свалятся двое детей. – Да он издевается, – прошипел Достоевский, щуря глаза. – Тренировки два дня подряд? Это что за зверство такое? – Ну, хорошо же, – Николай шёл задом наперёд, смотря на хмурого Фёдора. – Всё равно нам больше нечем заняться. – Мне есть, чем заняться, – Фёдор поджал губы в попытках толкнуть дверь зала. – Заползти в свою каморку и читать до ночи? – ухмыльнулся Гоголь, толкая дверь ногой и делая жест рукой, будто пропускает товарища вперёд. Достоевский на это только фыркнул и вошёл в зал. Опять эти глупости Николая, что бесили, но одновременно и разбавляли атмосферу. – Ладно, ребят, идите-ка сюда, – Сосэки бесшумно появился за детьми, заставляя их дёрнуться. Николай удивлённо уставился на учителя; Фёдор же – с подозрением: они ведь до сих пор не знали, какая способность у учителя. Достоевский слышал слухи и предположения про способность великого эспера. Некоторые думали о том, что он может останавливать время, кто-то думал про телепортацию, но точно не было известно. – С сегодняшнего дня наши тренировки станут более серьёзными. – Сосэки оглядел детей. – Как вы сами видите, в городе неспокойно. Враг может напасть в любой момент. Ваши отцы не смогут вечно вас защищать. Вам придётся выучиться так, чтобы могли сами постоять за себя, иначе вы умрёте. Смерть неизбежно ожидает тех, кто не умеет постоять хотя бы за себя. Вы научитесь бороться за эту жизнь, ведь хотите продолжать получать хорошие моменты, которых на данный момент в вашей жизни много, и научитесь ценить то, что уже имеете. Дети слушали молча, периодически кивая. Гоголь предвкушал, насколько всё станет интереснее в скором времени, а Достоевскому так и хотелось кричать, насколько он недоволен, и вообще не соглашался на такое. – А драться? – не выдержал Гоголь, а Достоевский окинул его самым суровым взглядом. Удумал тут драться. – В первую очередь, нужно научиться защищаться, – терпеливо объяснил Сосэки, садясь на корточки, чтобы видеть детей. – Вставайте друг напротив друга и расставьте ноги на ширину плеч. – Нацумэ по очереди поправил детей. Достоевский нервничал: Гоголь был как минимум на голову выше него и сильнее. – Первое, что вы должны освоить, – это уважение к противнику, – проговорил учитель таким голосом, что ослушаться было грехом. – А если враг не достоин уважения? – прошептал Гоголь, вставая на носочки. – Каждый достоин уважения. – Даже бесчеловечные ублюдки? – выплюнул Достоевский, толком не вынырнув из мыслей. – Не выражайся, – хмыкнул Нацумэ, шлёпнув мальчика. – Извините, – засопел Фёдор, жмурясь. Сосэки, смягчившись, растрепал волосы ученика. – В каждом человеке найдётся что-либо, за что его можно уважать. – Не в каждом, – буркнул Достоевский, а Гоголь угукнул, будто понял, что пытался донести ему собеседник, но лишь подчеркнул этим свою неуверенность. – Нельзя делить мир на чёрное и белое. Даже если человек поступил плохо по отношению к вам, это не значит, что он поступает также со всеми. – Он и сам не был уверен в своих словах, но говорил так, как считал нужным, – ведь именно так, он считал, будет поступать настоящий боец в этой жизни. – А если он поступает также плохо и по отношению к другим? – пробормотал Фёдор и настойчиво уставился на учителя. – Может, он не был таким всегда, или же после стал лучше, – продолжал Сосэки гнуть свою, – по его мнению до сих пор, правильную – линию. – Люди не меняются, – Николай вздохнул, когда произнёс эти слова, чем вызвал немного опечаленный взгляд собеседника. – Каждый имеет шанс искупиться. Поразмышляйте об этом, а пока, вернёмся к тренировке. Поначалу, всё проходило спокойно: Нацумэ учил их как выбираться из захвата, когда руки плотно прижаты к спине, а ноги не могут дотянуться до противника. Гоголь впитывал всё как губка, чего нельзя было сказать о Достоевском. Тот часто путал движения, отчего Нацумэ без конца поправлял его и периодически ругал. – Ещё раз, – вздохнул Сосэки, снимая шляпу. Фёдор никак не мог перекинуть Николая, – хоть мальчик и понял технику, тому элементарно не хватало сил. Да и, к тому же, Гоголь твёрдо держался на месте. Нацумэ начал подозревать, что Фукудзава тоже занимается с ним. – Я не могу, – пробормотал Достоевский, вытирая пот со лба. Ещё немного, и он свалится в обморок: ноги дрожали, руки не могли толком ухватиться за Гоголя. Да к тому же, Николай столько раз перекинул его, что просто выбил из него все силы. – Можешь, мой мальчик, – Сосэки сжал плечи Фёдора. – Ещё раз. – У меня не хватает сил, – пробормотал Фёдор и просто сел на пол, сжимая ладони в кулаки. Было стыдно признаваться в собственной слабости, но Сосэки просто не отставал. Нацумэ мысленно посчитал до пяти и поставил Достоевского на ноги. – Это простой приём, и ты вполне способен его выполнить. – Нацумэ говорил спокойно, но при этом смотрел строго. Достоевский злобно фыркнул. – Приступай, а то мы так и останемся тут, – сказал Нацумэ стальным тоном. Ребята заняли уже вызубренную позицию: Фёдор слабо схватил Николая за руку, чтобы свернуть. Быстро развернувшись и поставив свою ногу за ногу Гоголя, Достоевский без особой надежды попытался скинуть оппонента, и… получилось. Николай упал на татами, и Фёдор рухнул за ним на пол. Сосэки прекрасно видел, как Николай сам поддался на захват. Стоило бы, конечно, отчитать Гоголя, но Достоевский выглядел настолько уставшим, что на один раз можно простить. – Хорошо. Пробегите ещё кружок, и закончим. – Нацумэ легонько похлопал тростью всё ещё лежащего на полу Достоевского. Тот поднял на учителя уставшие глаза. Больше вынести он не сможет. Сосэки присел перед мальчиками и взял Фёдора на руки – тот тихо проскулил от боли в суставах. – Тебе ещё тренироваться и тренироваться. – Ты пока подожди здесь. Я скоро вернусь, и мы продолжим, – Нацумэ обратился к Гоголю. – А Фёдор? – недоумевал Николай. – Я его уложу спать. – Фёдор недовольно хмыкнул, но возражать не стал. Ему однозначно нужен перерыв. Оставив Николая в зале, Сосэки прямиком направился в ванную. – Ты сам справишься, или нужна помощь? – Нацумэ включил воду и достал полотенца из шкафа. – Сам, – пробормотал Фёдор, пытаясь снять прилипшую от пота футболку, но дрожащие пальцы никак не облегчали дело. – Хорошо. – Сосэки потянул вверх застрявшую на голове Фёдора футболку.***
Выключив воду, Достоевский потянулся к полотенцу, лежащему на краю раковины. Укутавшись в полотенце, Фёдор прикусил палец. Если залезть в ванну не составляло особого труда, то вот вылезти казалось непосильной задачей. Весь пол был мокрым, а край ванны скользким. Если попробовать вылезти, можно свернуть шею. Потому, Достоевский принял самое верное и разумное решение. – Нацумэ-сан! – Что такое? – Нацумэ взволнованно вошёл в ванную. – Я не могу вылезти, – пробормотал Фёдор, покрепче укутываясь в полотенца. Вздохнув, Сосэки подхватил мальчика на руки и повёл в спальню. – Ну всё, переодевайся, и спать. – Нацумэ усадил ученика на кровать, но тот никак не двигался. Неужели ждёт, чтобы его одели? – Отвернитесь, пожалуйста, – попросил Достоевский, пытаясь придать голосу уверенности. – О, конечно, – пробормотал Нацумэ и отвернулся. Всё же, в отличие от Мори, этот ребёнок имел чувство стыда, что не могло не радовать. – Ты там закончил? – Да, – Сосэки присел рядом и взял полотенце, отброшенное на край кровати. Он аккуратно накинул его на волосы Достоевского, который лишь недовольно хмыкнул. Нацумэ начал тереть по волосам. Фёдор всячески морщился и пытался прекратить столь варварское отношение к волосам. – Прошу, прекратите! – Вот и всё, – довольная улыбка расплылась по губам Сосэки. Фёдор вяло поблагодарил его и залез под одеяло.***
Нацумэ толкнул дверь тростью и вошёл в тренировочный зал. Николай всё также был там и сидел на татами, скрестив ноги по-турецки. При виде учителя, Николай подскочил с места и побежал к нему. – Наконец-то! – Николай обвил ногу Нацумэ руками. – С чего такая радость? – Сосэки осторожно наклонился и развёл руки. Николай сразу обнял учителя за шею. Нацумэ не без труда встал, опираясь на трость. Всё же, Николай был тяжелее и больше по сравнению с крохотным Федором. – Я голодный, – Николай устроил голову на плече учителя. – Хорошо. Помоешься, и поедим.***
Николай вышел из ванной, завёрнутый в полотенце, оставляя за собой мокрые следы. – Давай в спальню, а то простудишься, – сказал Нацумэ, подгоняя ученика в спальню. Уже в комнате, Сосэки помог Николаю переодеться и стал вытирать серебристые волосы. – И зачем вам длинные волосы, я не пойму? – проворчал Сосэки, вытирая пушистые волосы ученика. Любовь к длинным волосам Николай приобрёл ещё давно, когда это даже немного мешалось, но сейчас они просто ему нравились и почти никому не доставляли неудобства. – Так красиво, – ответил Николай, ёрзая на коленях Сосэки и встревоженно добавил: – Разве нет? – Красиво-красиво, мой мальчик, – заверил Нацумэ, продолжая сушить волосы Гоголя. Как только Сосэки закончил, Николай протянул ему красную резинку с просьбой собрать волосы. – Не хвост, – запротестовал Николай, чувствуя, как учитель собирает волосы вверх. – А косичку. – Думаешь, я косы плести умею? – фыркнул Нацумэ, неумело перекидывая одну прядь на другую. – Я – боец. Да кто угодно, но не парикмахер. – А папа – мечник, но собирает мне волосы! – Это ничего не меняет...***
Уже за столом, Нацумэ поставил тарелку и сел напротив Гоголя. – Я не хочу, чтобы ты и дальше поддавался Фёдору, – Нацумэ облокотился на открытую ладонь. – Почему? – пробормотал Николай с набитым ртом. – Ему нужно научиться защищать себя. – Не нужно, у него есть я! – Но ты ведь не можешь всегда быть рядом с ним. Или что-то может пойти не так. – Тогда Мори защитит. Или Дос-кун отвертится, он ведь умный, – ответил Николай, ковыряя в тарелке, и совсем тихо добавил: – Не то, что я. – Почему ты считаешь его умнее себя? – Нацумэ с интересом уставился на ребёнка перед собой. Без спору, мальчишка Мори был умный, – пугающе умён, – но и сын Фукудзавы был не промах. – У нас всегда было так, – пожал плечами Николай. – Дос-кун – ум, а я отвечаю за силу. Планы Дос-куна почти всегда были безупречными, он мог буквально заставить планету вращаться вокруг себя. – А я был лишь чуток ищущий свободы, но в конце концов заковавший себя в клетку. – Тихо прошептал Николай, отчуждённо смотря в стену.