***
Фукудзава заглядывал в комнаты второго этажа в поисках сына. Тот незаметно улизнул, пока Юкичи увлечённо готовил завтрак. Он остановился перед дверью, где Мори был с сыном. Будить и тревожить их категорически не хотелось, но Николай вполне мог находиться там. Вздохнув, Фукудзава тихо постучал и, подождав пару секунд, вошёл. Как и ожидалось, Николай был там, но вот чего Юкичи не ожидал, так это увидеть сына, спящего в компании Огая. Если бы директор Агентства не знал его, ничего удивительного бы не заметил. Но увидеть спящего босса Мафии с двумя детьми под боком – это было не то, что можно встретить каждый день. – Мори, – тихо позвал Фукудзава, подходя к кровати. – Что ещё? – Мори обречённо поднял голову, ожидая увидеть вновь разбушевавшегося Гоголя. Но увидел что-то получше. – Это ты, – облегчённо вздохнул Огай и начал аккуратно вылезать из-под детей. – Тебя дети не смущают? – Фукудзава изогнул одну бровь, смотря на Мори. У того кровь стекала с плеча и до начала ноги, затем перехода в другую, ещё более глубокую рану. – Ничего нового они не увидят, – хмыкнул Мори, садясь на край кровати. Фукудзава взял аптечку, достал ватные диски, спирт и бинт с мазью. Присев поближе к бывшему, – во всех смыслах этого слова, – Юкичи, по привычке, начал обрабатывать плечо Огая: тот хоть и был великолепным врачом, но только пока дело не доходило до самого себя. Мори всегда пренебрежительно относился к себе. – Забыл, что тут врач – я? – Мори скривился, пока Фукудзава обрабатывал плечо. Мечник вообще не церемонился и нажимал на рану, будто бы пытаясь её выжечь. – Безалаберный ты врач, – хмыкнул Фукудзава, уже перевязывая плечо Мори. – Даже не удосужился обработать это всё. – Я прекрасный врач, – хмыкнул Мори, внимательно следя за тем, как Фукудзава приподнимал его бедро и обтирал спиртом. Мори видел, что тот делает это не идеально, но старательно, будто от этого зависела жизнь второго. – А это всё не стоит большого внимания, – пробормотал Мори, сглатывая и прикрывая глаза. Было сложно сохранять спокойствие, когда Фукудзава находился настолько близко. Да и вся ситуация была будто бы какой-то шуткой. Мори сидел на кровати чуть ли не голым, а Фукудзава сидел рядом, склонившись над его коленями. Видел бы их кто-то со стороны – подумал бы: чего плохого? Приподняв ногу Огая ещё выше, Юкичи начал наматывать бинт. – Не сжимай так сильно, – поморщился Огай от тугой перевязки. – Ай! – вскрикнул Мори. Как только что-то полетело в голову, аналогичный звук раздался и от Фукудзавы. Развернувшись, бывшие напарники увидели ошарашенных детей, прижимающихся друг к другу. – Не при нас же! – крикнул Гоголь, пока Достоевский переводил взгляд с одного на другого. Поняв, что дети себе навыдумывали, Мори с Фукудзавой покраснели. – Вы не так поняли, – начал Фукудзава, но остановился под взглядом Достоевского: тот смотрел так, будто бы мечник у него на глазах надругался над Мори. – Поверь, мы прекрасно поняли, – ответил Гоголь, усмехаясь, пока красный Достоевский смущённо смотрел в пол. – Это не то… Фёдор! – вскрикнул Огай, как только Фёдор швырнул в лицо Юкичи подушку. Вид у мальчика был рассерженным: да что этот директор Агентства себе позволял? Что это за извращение такое – заниматься своими личными делами при них? Фёдор метнулся к Огаю и вцепился, будто бы ограждая от Юкичи. – Это что такое? – пробормотал Мори, гладя сына по волосам. – Эй, – Николай точно также схватил подушку, и, перед тем как кто-то смог вмешаться, та полетела в голову Огая. – Не трогай его, – хмыкнул Гоголь и прижался к Фукудзаве. – Пусть тогда не лезет, куда не нужно, – Достоевский презрительно оглядел Фукудзаву с ног до головы. Николай уже собрался съязвить, но Юкичи вовремя прикрыл тому рот, во избежание беды. – Ладно, ребят, вы совсем всё напутали: Фукудзава просто перевязывал мне ногу, – Мори демонстративно поднял ногу и указал на бедро. – Видите? Ребята окинули их оценивающим взглядом. – Хорошо, поверим на этот раз, – Николай по-кошачьи сощурил глаза и ещё раз оглядел Огая, зацепившись взглядом за спину. – У тебя татуировка красивее. – Благодарю. – А завтрак готов? – Готов, – вздохнул Фукудзава, смотря вслед выскочившему за дверь сыну. – Завтрак – это хорошо, – Мори потёр ладони и собрался было встать, но Достоевский одёрнул его за руку. – Может, оденешься? – сказанное совсем не походило на вопрос, а тем более – на просьбу. Фёдор отдавал чёткий приказ. – Да, точно, – пробормотал Мори и стал натягивать штаны. – Думаю, не стоит оставлять Николая одного, – Фёдор говорил спокойно, но нотки злости проскальзывали в голосе, да и взгляд мальчика говорил Фукудзаве поскорее убраться. – Я буду внизу, – сказал Фукудзава уже на выходе. – Мы уже поняли, – хмыкнул Достоевский вслед директору Агентства и сильно закашлялся. Мори подхватил его на руки. – Открой рот, – попросил Мори, подходя ближе к свету окна. Поймав Фёдора за подбородок, Огай начал вглядываться. Горло всё ещё было покрасневшим. Дома нужно будет дать лекарства. – Фёдор, – позвал Мори уже на лестнице. Случившееся толком не отпускало его, да и Фёдор смотрел как родитель, застукавший сына-подростка за курением. – Нельзя кидаться в людей подушками. – А то, что вы делали, – это, конечно, верх приличия, – ответил Фёдор, наматывая галстук Огая на руку. – Я же сказал, что он просто перевязывал мне ногу. – Мори чувствовал себя как тогда, когда учитель застукал их с Фукудзавой, – но в этот раз ведь реально ничего не было. – А ты сам не мог? – зло процедил Достоевский. Встретить такое у себя под боком было худшим из его кошмаров. – Я не успел ночью, и он любезно помог мне, – Мори никак не мог придумать, как объяснить человеку, которому вроде и было недавно двадцать шесть, но сейчас он точно ребёнок, что не всегда всё сводится к отношениям, хотя это и было близко. А тем более, то, что ревновать его – глупо. – Пусть держит руки при себе, – Фёдор обхватил шею Огая руками и прижался к груди, так крепко, словно отпускать тот не собирался никогда, а если и отпустит, то оставит следы своими коротко подстриженными ногтями. На кухне их встретил приятный запах выпечки. Мори радостно сел за стол в ожидании завтрака. Последнюю неделю босс Мафии из-за сильной занятости питался лишь кофе, и сытный, вкусный завтрак был как никогда кстати. Фукудзава поставил перед всеми тарелки с блинчиками.***
– Ну, Фёдор, поешь хоть немного, – Мори пытался сунуть в рот сына хоть кусочек блина, но Достоевский вовсю вертел головой, отказываясь есть что-либо, сделанное руками директора Агентства. Да и горло болело. – Я не голоден, – прохрипел Фёдор, закрывая рот рукой. Вздохнув, Огай отложил вилку и сделал глоток кофе: он уже успел позабыть, насколько сын может быть капризным, не соглашаясь ни на одну из его просьб, упрямо гнув свою линию. Фукудзава тактично помалкивал, следя исподтишка за этими двумя: в открытую смотреть директор Агентства не рисковал. Мальчишка Мори смотрел на него совсем не добрым взглядом. Фёдор и так недолюбливал его, а после утренних событий так вообще, – Фукудзава возглавлял рейтинги ненавистных людей, стоя на ступеньку ниже дяди Михаила. Николаю же, сидевшему рядом с Фукудзавой, изрядно надоела вся эта сцена, да и за отца было обидно: тот ведь встал рано, готовил завтрак, а Фёдор тут сидит и ребячится, лишь бы насолить Юкичи. Решительно встав из-за стола, Гоголь незаметно подошёл к Мори с Достоевским на коленях и дал слабый подзатыльник Фёдору. Все в комнате разом замерли. Бывший глава Крыс Мёртвого Дома хмуро взглянул на Гоголя. – Ешь и не выёбывайся, – хмыкнул Николай на русском, смотря не менее угрожающе. Фыркнув, Достоевский взял вилку и сунул в рот. Огай, ошарашенный, смотрел то на сына, то на отпрыска Фукудзавы: хоть и не был знатоком русского, ругательство он отчётливо разобрал. Дело пахло керосином. Мори злобно уставился на совсем обнаглевшего Гоголя. Всего две причины отделяли от кровавого убийства: первое – то, что Николай являлся ребёнком; второе – Юкичи уже взял сына на руки и объяснял, что так делать нельзя. – Мори, извини, – Фукудзава с опаской взглянул на босса Мафии. – Фёдор, ты тоже. – Ничего, – сказал Огай сквозь сжатые зубы. А Фёдору будто бы было безразлично на всё случившееся. Достоевский молча проглатывал еду. Мори даже стало интересно, первый ли это такой случай, или Гоголь регулярно так дрессирует его сына? – Но попрошу больше так не делать, – Мори говорил спокойно, смотря на Гоголя испепеляющим взглядом. – Посмотрим, – Николай широко улыбнулся, ничуть не пугаясь Огая. – Николай, – вздохнул Фукудзава, кладя руку на голову сына. Злиться на ребёнка совсем не хотелось, да и не получалось. Николай ведь пытался решить проблему, хоть и по-своему. Да и что врать: Фукудзава, к своему стыду, считал, что Достоевский получил по заслугам. – Что? Он же ест, – хмыкнул Николай, смотря на отца будто на идиота, и вернулся к еде. С ночи, Гоголь сильно волновался за Достоевского: тот ведь толком и не выздоровел, а уже вовсю показывает дурную натуру. – Проблема решена. – Ни один из взрослых не стал возражать.***
– А где наставник Нацумэ? – Мори взглянул на Фукудзаву, облокотившись на руку. С утра Огай не смог встретить учителя. – Ушёл по делам. – Он ничего не сказал? – Сказал, чтобы мы выметались из дома до его прихода, вместе с детьми. – И почему я не удивлён? – ухмыльнулся Мори, слегка качая головой. – Ты ещё раз извини за Николая, он иногда бывает своенравным. – В кого он, интересно? – Не понимаю, о чём ты. – И правда, – едко фыркнул Мори. – Огай, послушай. – Что вы, Фукудзава-доно. Не утруждайтесь объяснениями. А твой сын и правда похож на тебя. – А твой на тебя – ни капли, Мори. Ты был куда активнее, – Юкичи позволил себе кривоватую полуусмешку. – Только характер другой. В этом он пошёл в мать? – Понятия не имею, – легко пожал плечами Огай, откидываясь на спинку стула. – Даже не помню, как она выглядела, не то что характер. – Кстати говоря, о детях – а где они? – Мори огляделся по сторонам в поисках детей. По близости их не виднелось, да и не было слышно. – Николай! – Фукудзава встал из-за стола и громко позвал сына. Было тихо: вряд ли дети в доме. Мори, походу, думал точно также, ведь уже шёл в прихожую. – Они могли вновь пойти в лес? – Если это так, то оба скоро очень пожалеют, – хмыкнул Мори, зашнуровывая ботинок. Хотелось надеяться, что Фёдор не настолько глуп, чтобы вновь идти туда, – да и смысла-то в этом никакого нет. Да и болен же он. Закончив с обувью, Мори выскочил за дверь. Фукудзава шёл за ним, оглядываясь по сторонам. – Постой, – Фукудзава выставил руку перед Мори, заставляя того остановиться. Огай недоумённо взглянул на него. – Они там, – Юкичи кивнул на заднюю часть дома и мигом зашагал туда. – А он милый, – ухмыльнулся Гоголь, смотря на Достоевского в обнимку с чёрным котёнком. Последние дни Фёдор только и делал, что игрался с ним, особо не обращая внимания на других кошек. – Прям как мой. – У тебя есть кот? – Фёдор с завистью уставился на Николая. У самого Достоевского за всю жизнь ни разу не было домашнего питомца: на это имелась одна большая причина в виде отчима. Ещё в глубоком детстве, когда Фёдор не до конца понимал всю опасность дяди Михаила, мальчик притащил домой котёнка и попросил оставить. Но дядя Михаил швырнул котёнка с лестничной площадки, проволок шокированного Фёдора за ухо в дом и чётко, при помощи ремня, объяснил пасынку, что лишний рот кормить не намерен. В ту ночь Фёдор проплакал до утра и дал себе слово, что, когда вырастет, заведёт кота и будет лучшим хозяином. Но увы, даже спустя годы, когда Достоевский уже не жил с родителями, руки так и не дошли. Но сейчас ведь была прекрасная возможность. – Да, – Николай гордо улыбнулся. – Я вас познакомлю. – И кого ты собрался знакомить? – Фукудзава подкрался сзади и присел рядом. Гоголь ойкнул, затем оттолкнулся, привычно улыбаясь. – Чем вы тут заняты? – Мори с беспокойством смотрел на сидящего на земле сына. Нужно будет ещё раз померить температуру, и, вообще, по приходе домой уложить в постель и не выпускать. – Котят смотрим, – ответил Николай, а Фёдор всё также не обращал внимания, гладя котёнка по голове. – А предупреждать не нужно? – Огай поставил сына на ноги и начал отряхивать от пыли. – Мы хотели, но вы были заняты, – вмешался Гоголь. – Думаю, уже стоит ехать по домам, – Мори обратился к Фукудзаве. Тот кивнул. – Сынок, положи кота, – Огай похлопал Фёдора по плечу. – Я хочу его, – Фёдор уставился на Огая фиалковыми глазами. Достоевскому хотелось проверить, как себя поведёт Мори в аналогичной ситуации; хотелось убедиться, что он не как дядя Михаил. Огай же на такое заявление лишь удивлённо похлопал глазами. – Прошу прощения, – хотелось думать, что Огаю послышалось, или это всё слуховые галлюцинации, и никакого кота Фёдор не хочет. – Я хочу его, – тихо сказал Достоевский. Тон его был больше просящим, нежели требующим. – Фёдор, нет, – Мори говорил мягко, стараясь не обидеть сына. – Почему?! – возмутился Гоголь, подходя к Достоевскому. Мори поднял одну бровь, смотря на Гоголя: вроде Огай не ему отказывал, да и возмущений он ждал от Фёдора, – но тот молчал, обняв котёнка и опустив голову вниз. Огай, игнорируя Николая, взял Фёдора за плечи. – Фёдор, извини, но кота в дом я не пущу, – объяснил Мори, проводя круговыми движениями по спине Достоевского, всё также смотрящего в землю. Мори мягко взял подбородок сына и приподнял. Глаза Достоевского блестели от слёз, так и грозящихся пролиться. – Ты же в тот раз обещал, что сделаешь то, что попрошу, – Фёдор говорил тихо и твёрдо, да и котёнок мяукнул, будто бы в подтверждение того, что про обещание Огая он помнит. Конечно, хотелось оставить это до худших времён, но уж очень хотелось этого кота. – Сынок, попроси всё, что угодно, но только не кота, – Мори продолжил гладить сына. – Давай я куплю тебе собаку или мышь – да хоть змею. – Не нужно, – всхлипнул Фёдор и закашлялся, будто бы нарочно давя на жалость. Огай погладил Фёдора по щеке; тот же продолжил – так злобно смотрел, что было сложно удержаться: бывшему врачу уже хотелось отступить. Да, в любой другой ситуации Мори бы отступил и выполнил бы все прихоти сына, но кот – тут уж увольте, ничего не сможет переубедить его. Наверное. – Не смотри ты так, – Огай поцеловал сына в лоб – да и обнял бы, если бы не этот кот. Фёдор вытер глаза свободной рукой и совсем грустно взглянул на кота, затем и вовсе укусил большой палец. Огай уже по традиции вытащил палец. Вот и славно, мальчик уже начал нервничать. – И не жалко тебе ребёнка... – начал Гоголь, но Фукудзава зажал тому рот рукой и шикнул, чтобы не вмешивался. Мори закатил глаза: с этим ребёнком он ещё натерпится. – Фёдор, – вздохнул Мори. – Я понял, сейчас отпущу, – промямлил Достоевский, – только разреши ещё пару минут подержать. – То ли Достоевский действительно так сильно привязался к коту, то ли закончил школу актёрского мастерства с отличием. Кот, будто бы почуяв неладное, начал карабкаться на плечо Фёдора, жалобно мяукая. Как будто бы всего этого было недостаточно, и Николай кидал едкие комментарии в адрес Огая: тот, конечно, не оставался в долгу и злобно зыркал на мальчика. Фёдор ещё раз всхлипнул, отчего Мори уже чувствовал себя самым ужасным человеком на свете, наравне с Гитлером. Огай вздохнул, обдумывая, что делать дальше, и понимая, что непременно пожалеет о сделанном. – Чёрт с вами, оставляй кота, – проворчал Мори. – Но я за ним следить не буду! – Фёдор мигом просиял: значит, Огай всё же пошёл ему на уступки, даже несмотря на всю неприязнь к котам. – А как назовёшь? – Николай с Юкичи уже подошли к ним. Второй до сих пор не верил, что бывший напарник согласился на кота. – Не знаю, – пробормотал Фёдор. Он вообще не думал об имени – сказать честно, он даже не думал, что на Огая подействует давление на жалость. – Дьяволёнком, – хмыкнул Огай, недовольно смотря на котёнка. – Чернилой! – Николай появился за спиной Огая, заставляя того дёрнуться с места. – Фантазией, как я вижу, не блещешь, – фыркнул Мори. – А у вас какие варианты, Фукудзава-доно? – Директор Агентства сперва осуждающе взглянул на босса Мафии за комментарий в адрес сына, затем призадумался, внимательно смотря на чёрного кота. – Ринтаро, – предложил Фукудзава, присев рядом с Гоголем. Мори моментально побелел, затем и вовсе позеленел. Юкичи перемены на его лице отметил, а вот дети, кажется, пропустили – всё их внимание было приковано к... уже Ринтаро, очевидно. – Ринтаро, – повторил Фёдор, и кот замурлыкал. Имя звучало красиво, да и коту, походу, понравилось. – Да что вы за люди такие...? – проворчал Мори и пошёл к машине. Достоевский вопросительно глянул на Фукудзаву в поисках ответов, на что тот лишь пожал плечами и пошёл за Мори. Весь путь дети перешёптывались между собой, играя с котёнком. А Огай недовольно глядел то в сторону Юкичи, то на кота, без слов показывая своё недовольство, но ничем не препятствовал. По дороге Фукудзава остановился перед зоомагазином, со словами, что коту нужна еда и лоток. Уговорить Мори выйти из машины не удалось, так что пришлось самому выходить вместе с детьми.