Тяни наугад

— Значит, пиши: «Мягкий свет лился из окон…» Они валялись в постели голые — Чонгук прикрылся скомканным одеялом, как римлянин Февроний тогой — и тут же лежал открытый ноутбук. Тэхён считал, что весь выходной надо трахаться, а Чонгук — что выполнять домашние задания, и чтобы никому не было обидно, они решили совместить. — Написал. — «Я ощутил спиной чей-то взгляд…» — Всё было не так! Я боком к тебе сидел. — Боком ничего не ощущают. — Тэхён в доказательство погладил бок Чонгука. Судя по мурашкам, бок всё ощутил. — В боку нет того, что есть в спине. — Лопаток? — Радара. — У меня в спине нет радара! Радар в спине лучше всего искать губами. Они с трудом оторвались от поисков радаров друг у друга. — Дай я сам, — предложил Тэхён. — Так быстрее будет. — А вдруг они магическим образом проверяют все эссе, — возразил Чонгук. — Откуда скопировано, кто набирал. Вот я филомант, а вдруг есть ещё более редкая специальность — рефератомант. — О! Тогда ты можешь вообще ничего не писать. Постучи кулаками по клавиатуре и сдай абракадабру. Рефератомант наложит на лист свои руки и сразу поймёт, как тебе помогла любовь. — Тэхён указал кивком вокруг себя. — В смысле увидит всё вот это. — Я не хочу, чтобы рефератомант видел всё вот это, — смутился Чонгук. Ну конечно, Тэхён валялся рядом без всякой одеяльной тоги, и у самого Чонгука она тоже сбилась. — Ну тогда продолжаем. Пиши: «Я обернулся, встретился взглядом с бездонными глазами, и моё сердце пропустило удар». — Ты где этого набрался? — Это матчасть. Я несколько дней готовился к твоему эссе! — Матчасть? — Любовные романы. А какая тут ещё может быть подготовка? Вот послушай: «В его взгляде сквозил лукавый намёк». Это для описания меня. Хорошо же? — Когда мы встретились, у тебя во взгляде лукавый намёк ещё не сквозил! — Да ну? — спросил Тэхён и посмотрел с лукавым намёком. — Ну ладно, — сдался Чонгук. — Сквозил. Всё у тебя сквозило. — Вот! — Тэхён был доволен. — Давай ближе к теме. Тэхён охотно придвинулся ближе, чтобы прижаться к Чонгуку всей своей темой. — Про то, как мне помогла любовь, — напомнил Чонгук. Тэхён в ответ полез рукой к голому телу: вот так она тебе и помогла. — На фармако-любовном считают, что любовь не должна служить этому, — понял его мысль Чонгук. — Наоборот, это должно служить любви. — «Этому»? «Это»? Ты не можешь прямо назвать, чем только что занимался? — Я же не со словарём этим занимался, — покраснел Чонгук. Тэхён тут же почувствовал себя словарём и стал повторять Чонгуку: «Секс. Секса. Сексу. Сексом», — каждый раз целуя для лучшего запоминания. Чонгук секс усвоил: принялся кусаться в ответ. Пришлось прервать эссе для закрепления материала. После прошлого раза они ходили в ванную, и Чонгук ароматно пах гелем для душа даже там, где он недавно по примеру Тэхёна гладко побрился, и теперь было очень приятно лизать его там и захватывать губами… и мучить… подольше, потому что уже не первый раз… и доводить… и пальцами тоже… чтобы вот так громко… Слышать его стоны и чувствовать дрожь его тела под руками заводило даже без эмпатии, но она по-прежнему работала безотказно, и Тэхён, как всегда, испытал два оргазма подряд. И как всегда, обессилел. Чонгук помог вытереться, а потом снова лёг к ноутбуку, а Тэхён к Чонгуку, и всё вернулось в исходную точку: — Мы остановились на лукавом намёке. И на том, что нельзя писать, что любовь помогла мне в сексе! — Ну, любовь помогла тебе оказаться здесь. — «Я понял лукавый намёк и в результате оказался голым в чужой комнате»? — Не в чужой, а в моей. Ну например: «Любовь помогла мне так, что раньше я спал в пижаме, а теперь без трусов». — Я не буду писать в эссе, что я без трусов! — Да ведь всё равно рефератомант увидит! — Тут Тэхён ощутил, что Чонгук по-настоящему испугался, и быстро сказал: — Шутка. На фармако-любовном нет никакого рефератоманта. Если и был, то они его опоили своим зельем, он ослеп от любви и разучился видеть голых парней. Точно тебе говорю! Вот, я придумал. Напиши, что она помогла тебе так, что я тебе диктую. — «Вот это эссе, которое вы сейчас читаете, пишу не я»? — Да они там все повёрнуты на любви. Если узнают, что тебе любовник диктовал, то сразу поставят высший балл и освободят от экзаменов. — Скорее «неуд». Тэхён утомился придумывать: — Ты здесь. Мы трахаемся. Я помогаю тебе с эссе. Всё это писать нельзя! А что можно-то? — Вот если бы любовь исцелила меня от какой-нибудь болезни. Или тебя. Если бы один из нас был инвалидом и потом встал на ноги… — Ты! Ты себя не любил. Это как инвалидность. Пиши: «Я себя не любил». Чонгук стал набирать, а Тэхён, лёжа рядом, смотрел в экран: «До встречи со своей любовью я жил при своём даре, как смотритель маяка при маяке. Мой любимый показал мне, что я имею значение сам по себе и он любит меня не за то, что я поддерживаю горение этой лампы. Для кораблей маяк важнее смотрителя, но для моего любимого смотритель важнее маяка». — Ого! — позавидовал Тэхён. — В романах такого сравнения не было. Ты лучше всех во всём, за что берёшься! Напиши это тоже. Но лукавый намёк всё равно надо оставить. «В его взгляде сквозил лукавый намёк: давай, слезай с маяка ко мне под одеяло».