Твой Джорджи».
🌙🌙🌙
Я обхватила себя руками, когда наручники на моих запястьях обожгли кожу, словно электрическим разрядом. По щекам текли слёзы, я не потрудилась ни вытереть их, ни скрыть тот факт, что я плакала, но я попыталась как-то спрятаться в углу комнаты, села на пыльный матрас и съёжилась, обхватив руками колени. Флюк, стоявший передо мной, фыркнул. Я не знала сколько дней провела здесь, так как он не позволял мне выходить из этой тёмной комнаты, кроме как для того, чтобы сходить в ванную, и всякий раз, когда это случалось, он предварительно накачивал меня Мерлин знает какими препаратами, чтобы убедиться, что я дезориентирована. Он не солгал, когда сказал, что не собирался ни убивать меня, ни насиловать, — по крайней мере, он не сделал этого до сих пор. Но он всё же сдержал своё слово сделать мне больно, как физически, так и морально. Поскольку меня накачивали всякий раз, когда я хотела сходить в ванную, я едва могла двигаться, поэтому он решил, что будет сам меня мыть. Он не домогался до меня, но то, что он наблюдал за моим обнажённым телом, когда помогал мне принять душ, чувствовалось как надругательство. Пока он намыливал мне спину, я обычно думала о том, насколько его грубые и неделикатные прикосновения отличались от прикосновений Джорджа, потому что в течение этого времени — я не знаю точно как долго, — мысли о моём Джорджи были единственным, что удерживало меня от потери рассудка. Прежде чем вы спросите — да, он также начал мучить меня. За это время Флюк по меньшей мере раз десять пытался расспросить меня о том, где находится мой отец, и хотя я примерно тысячу раз говорила ему, что не знаю — потому что я действительно не знала — он не сдавался и был абсолютно убеждён, что я лгу ему. В первый раз, когда он спросил меня, и я сказала ему, что понятия не имею, он лишь глубоко вздохнул и спросил снова. Во второй раз, когда мой ответ не изменился, он дал мне пощёчину. Он даже пытался проникнуть в мой разум, чтобы найти воспоминание о письме или о самом отце, рассказывающем мне, где он прячется, но ему это не удалось, потому что я воздвигала ментальную стену изо всех сил. Я отказывалась допустить, чтобы этот человек смотрел на мою личную жизнь. Он снова ударил меня и попытался придушить моими собственными верёвками, а остановился только тогда, когда я почти потеряла сознание, и, по ощущениям, через полчаса он вернулся с этими кандалами. Очевидно, они были заколдованы, чтобы тоже причинять мне боль. Всякий раз, когда я не делала то, что он мне говорил, они обжигали меня, как будто это был удар током. Сейчас он снова задавал мне вопросы, на которые у меня не было ответа. — Я же сказала, я не знаю! — всхлипнула я, обнимая себя. Вопросы были простыми: где находится штаб-квартира твоего отца? Где он планирует всю свою работу? Я подозревала, что это был дом моих бабушки и дедушки, но поскольку я не была уверена и не хотела, чтобы этот человек убил отца, я не сказала ни слова. Судя по тому, насколько чокнутым был Флюк, неправильный ответ, даже если неохотный, мог привести к катастрофе. Он играл с кусочком сахара в руке. Он давал мне еду — очень мало и с низким содержанием калорий в неземные часы, просто чтобы убедиться, что я всё ещё дезориентирована. Я даже не могла видеть звёзды, чтобы помочь себе понять, когда день, а когда ночь, и это медленно давило мне на голову. Единственный проблеск солнечного света, который видели мои глаза, был только тогда, когда меня нужно было отвести в ванную или убедиться, что мои глаза не повреждены. Флюк действительно имел в виду свои слова, когда сказал, что не хочет моей смерти: из единственных двух мест, где мне позволено было находиться, были устранены все возможные угрозы моей жизни. Верёвки исчезли, как только он развязал их с моих запястий, и не было ни одного ножа или лезвия, которыми я могла бы воспользоваться в ванной. Я вовсе не думала о самоубийстве — на самом деле, я всё время пыталась убедить себя, что Джордж и мои друзья ищут меня, чтобы у меня была причина остаться в живых и не позволить этому безумцу сломать меня, но меня удивило, что он так сильно заботился о том, чтобы сохранить мне жизнь, чтобы не оставить ни одной угрожающей вещи в доме. — Хватит плакать, Уиллоу. Не будь такой плаксивой сукой, — спокойно выплюнул он, глядя на меня. Я старалась избегать его взгляда, вытирая слёзы. Кандалы не были соединены друг с другом, поэтому я могла двигать руками, но вокруг лодыжки была тяжёлая цепь, которая была прикреплена к углу пола, и без волшебной палочки разорвать её было невозможно. Флюк подошёл ко мне с кусочком сахара в одной руке и ножом в другой. — Давай посмотрим, решишь ли ты завтра открыть свой рот, проведя всю ночь с истекающими кровью запястьями. Прежде чем я успела запротестовать, Флюк схватил меня за руки и провёл по запястьям ножом. Я зашипела от боли и зарыдала сильнее, когда меня пронзил другой вид боли. Глядя на кожу рук, полностью покрытую моей собственной кровью, я почувствовала, как захлёбываюсь слезами. Флюк посмотрел на меня в последний раз и оставил меня там, когда я услышала, как он недовольно цокнул языком. Я снова обняла себя, плача и опьянённая болью. Почему это должно было случиться со мной? У меня кружилась голова из-за того, что вся моя одежда и кожа были испачканы кровью, а в горле першило оттого, как сильно я плакала. — Используй простыни, чтобы прижать их к ранам. Это остановит кровь, — я услышала знакомый голос и, подняв голову, увидела его, сидящего на полу, безразличного и с совершенно потерянным видом. Я сглотнула, мои глаза были так широко открыты, что я чувствовала, будто они могут попросту выпасть из глазниц. — Дж-Джордж? — удалось мне пробормотать между всхлипами. Он встал с пола и сел на матрас, переводя взгляд с меня на простыни и приподнимая одну бровь, чтобы дать мне понять, что он хочет, чтобы я прижала их к своим ранам. — К-как ты нашёл меня? Джордж покачал головой, серьёзный, но с печалью в глазах. — Ещё не нашёл, Уиллоу. На самом деле меня здесь нет, и я не Джордж, — ответил он, наблюдая, как я прижимаю белую простыню к одному из своих запястий, а затем к другому. — Я — творение твоего разума, созданное для того, чтобы не дать тебе сойти с ума. — То есть? — прошептала я, всё ещё ощущая действие препарата получасовой давности. — То есть я — последняя попытка твоего разума сохранить тебя в здравом уме, и поскольку твоя единственная мысль — Джордж, я принял его облик, чтобы принести тебе, по крайней мере, немного покоя. Я нахмурилась, не полностью доверяя ему. Он не был настоящим Джорджем, это было очевидно. Возможно, я всё ещё находилась под действием препарата, но я знала, что его здесь не было, когда был Флюк, и он не мог просто появиться из ниоткуда. Я могла чувствовать против-трансгрессирующие чары во всём доме. Но что, если это была одна из уловок Флюка, чтобы заставить меня говорить, используя человека, которого я люблю больше всего на свете? Если у него не получится, кого он создаст следующим? Тео? Маму? Лену? Вдруг Лену тоже похитили? Её отец был союзником моего, но Флюк не сказал ни слова ни о ней, ни о мистере Ди Луке. Была ли она в безопасности или он просто дурачил меня? — Как я могу доверять тебе? — пробормотала я, прижимая простыню к другому запястью. Она была вся в крови, и это был единственный более или менее чистый кусок ткани в комнате, поэтому осознание того, что теперь она тоже грязная, добавило мне отчаяния. Ненастоящий Джордж фыркнул, закатывая глаза. — Я знаю твои самые сокровенные секреты, те, о которых ты никому не рассказывала, и я знаю, ты можешь подумать: «О, но что, если Флюку удалось сломать моё заклинание Окклюменции и увидеть мои самые сокровенные секреты и создать эту сексуальную и лучшую форму Джорджа, который разговаривает со мной прямо сейчас и пытается остановить моё кровотечение?». Что ж, любовь моя, мне совершенно наплевать, где твой отец, я знаю, что ты этого не знаешь, и мне всё равно, что с ним случится. Всё, чего я хочу — это чтобы ты была цела и невредима, потому что ты должна быть готова, когда моё настоящее «я» придёт, чтобы спасти тебя. Я выдохнула, задыхаясь от эмоций и уставившись на эту надежду, на это творение, которое создала моя голова, чтобы уберечь меня. Поскольку я по какой-то причине верила его словам, я знала, что он говорит правду, и я чувствовала, как мой разум работает, чтобы удержать его передо мной. Он заставил себя перестать смотреть на мои раны и вместо этого посмотрел в мои глаза. — Это противоположно тому, чего он хочет, ты же понимаешь? Я имею в виду Флюка. Он не хочет убивать тебя, но надеется, что, когда он порежет твои запястья, ты будешь молить его о пощаде, и он придёт послушать, как ты доносишь. Но ты этого не сделала, и я так горжусь тобой. Моя милая — храбрая женщина, какой я всегда её знал, — он ухмыльнулся, заставив меня выдавить что-то более близкое к улыбке за всё это время. Это всё ещё не было улыбкой, но было где-то рядом. — Если ты плод моего воображения, это значит, что я не могу прикоснуться к тебе, верно? — спросила я тихим голосом, умоляя Мерлин знает кого, чтобы я ошибалась. Чтобы я могла прикоснуться к нему, даже если это будет просто ощущение холода. Было неправильно так усердно пытаться привязаться к отчаянному творению моего собственного мозга, но после того, как я провела бог знает сколько времени в одиночестве, когда мне нечего было делать и не с кем было поговорить, кроме Флюка, присутствие этого ненастоящего Джорджа прямо передо мной казалось своего рода спасением. Он медленно покачал головой, одарив меня выражением грусти и тоски на лице. — Попробуй положить свою руку на мою щёку, сама увидишь, — прошептал он, имитируя действие, которое он сказал мне сделать. Наши глаза пронзительно смотрели друг на друга, он сидел передо мной, и моя рука почти коснулась его лица, в то время как его рука почти коснулась моей щеки. И хотя я уже убедилась, что он был прав, в тот момент, когда его рука вот-вот коснулась бы моей щеки, я не почувствовала ни тепла, ни холода, вообще ничего, исходящего от него, я всё равно попыталась погладить его по щеке. Моя рука коснулась его кожи, заставив его опустить взгляд, немного разочарованно и постыдно, показывая, как его это расстроило и опечалило, когда по моим щекам снова потекли слёзы. Чёрт побери. Конечно же, это было слишком хорошо, чтобы быть реальностью. Ненастоящий Джордж лёг рядом со мной, уставившись в потолок и используя свои руки в качестве подушки. — Ляг рядом со мной, Уиллоу. Отдохни немного, ты не спала тридцать часов. Тридцать часов. Ради всего святого, как долго я здесь нахожусь? — Пять дней, — прошептал он приглушённым голосом, глядя в потолок, будто вспоминал что-то травмирующее. Конечно, он может слышать твои мысли, Уиллоу. Он и есть мысль. — Ну вот, уже лучше, — он кивнул, ещё раз доказывая, что может слышать, о чём я думаю. Взглянув на раны и увидев, что они перестали кровоточить благодаря его совету, я решила, медленно и всё ещё немного недоверчиво, лечь рядом с ним. Слушая его ненастоящее глубокое дыхание и пытаясь сохранить свежим в памяти воспоминание о сущности Джорджа, я не смогла удержаться и прошептала, всё ещё немного заикаясь: — Джордж? Казалось, он секунду колебался с ответом, как будто не хотел вселять в меня слишком много надежд на то, что он Джордж, или как будто хотел напомнить мне, что он был ненастоящим. — Да, Уиллоу? — Скажи мне, что любишь меня, пожалуйста. Даже если это не по-настоящему, мне всё равно. Мне просто нужно… мне просто нужно ещё раз это услышать, — удалось мне ответить, всё ещё шепча и не смея оглянуться на него, уставившись в грязный потолок. — Пожалуйста, скажи мне, что ты любишь меня. Ненастоящий Джордж глубоко вздохнул и посмотрел на меня, не отрывая глаз, заставляя меня посмотреть на него в ответ. Его глаза были точь-в-точь как у Джорджа, его лицо было точь-в-точь как у Джорджа, его голос звучал один в один как голос Джорджа. Всё в нём было абсолютно таким же, как у Джорджа, но тот факт, что я не могла приласкать его, что я не могла почувствовать его, напомнил мне, что он всё же не был им. Моим Джорджи. — Я люблю тебя, Уиллоу, — пробормотал он. — Я люблю тебя, и моё настоящее «я» тоже. Он ищет тебя, и он не остановится, пока не найдёт. Ты вернёшься к нему, и он скажет тебе, как сильно он тебя любит. — Я так сильно его люблю, — прошептала я, чувствуя огромный ком в горле, когда на глаза снова навернулись слёзы. — Я так чертовски сильно его люблю. — Он найдёт тебя, любовь моя. Твой Джорджи любит тебя и никогда не перестанет искать тебя, пока ты снова не окажешься в его объятиях, и он не сможет тысячу раз сказать тебе, как сильно он тебя обожает. Я буду заботиться о тебе, пока ты здесь, но он спасёт тебя, моя милая. Пожалуйста, не теряй своей надежды на нас. Не теряй надежды на себя. Мы любим тебя. Я снова разрыдалась, обнимая себя, потому что не могла обнять ненастоящего Джорджа, смотрящего на меня с грустными и слезящимися глазами. Он попытался погладить мои волосы, но в очередной раз ничего не получилось. Он закрыл глаза и крепко зажмурился, пытаясь сдержать собственные слёзы. — Чёрт, Уиллоу, ты не представляешь, как сильно он скучает по тебе. О, мой Джорджи, как же сильно ты мне нужен.