Твой Джорджи».
🌙🌙🌙
Я прижимала полотенце к телу, как будто оно было самой драгоценной вещью во всём мире, дрожа от холода и чувствуя, как оно пропитывает влагу с моей мокрой кожи до самых костей. Флюк прохаживался передо мной со своей характерной ухмылкой, которая казалась невинной и благонамеренной. Я даже не могла смотреть на него, от одной мысли о том, что я снова увижу его жёлтые глаза, меня тошнило. Сегодня был день принятия ванны, что означало, что меня накачали наркотиками только для того, чтобы раздеть и подставить под струю воды, пока он мыл меня и наблюдал за моим обнажённым телом. Он действительно сдержал свои слова о том, что не будет насиловать меня, и он никогда не прикасался ни к одному из моих интимных мест; он заставлял меня брать губку и делать это самой в таких ситуациях, но всё же, когда его глаза рассматривали мою обнажённую кожу, я чувствовала себя отвратительно, словно меня осквернили. В такие моменты я лишь хотела, чтобы ненастоящий Джордж появился и утешил меня, оказывая мне небольшое спасение — даже если оно было фальшивым — от моей ужасной реальности, и всё же он никогда не появлялся, когда Флюк был рядом. Может быть, потому что мой разум не мог сосредоточиться ни на чём другом, кроме моего похитителя, когда его персона была рядом со мной. Может быть, потому, что нечто такое чистое и драгоценное, как мой Джордж, никогда не смогло бы дышать одним воздухом с чем-то таким гнилым и отвратительным, как Флюк. Кто знает? Единственное, в чём я была уверена, так это в том, что в тот момент я хотела только одного: чтобы наказание было быстрым, чтобы я могла вернуться в свою комнату и грезить с моим ненастоящим Джорджем. Когда я сидела на коленях, всё ещё обёрнутая в полотенце — он укутал меня в него сразу после выхода из душа, прежде чем дёрнуть меня встать перед ним на колени в гостиной хижины, где мы находились, — действие препарата, которое он мне дал, всё ещё сказывалось на мне, и даже несмотря на то, что я боролась с привыканием к нему и, в то же время, с его эффектом, я всё равно не могла ничего поделать с тем, что мой мозг функционировал не так исправно, как обычно. Что, если ненастоящий Джордж — просто результат действия этих препаратов, и если Флюк перестанет давать их мне, я перестану видеть Джорджа? От одной этой мысли у меня по спине побежали мурашки — я нуждалась в Джордже. Даже если он был ненастоящим. — Так, так, так, дорогая Уиллоу, — звучно распел Флюк с фальшивой улыбкой на лице, яростно схватив меня за лицо, чтобы заставить посмотреть на него. — Мы сотни раз пытались получить информацию о твоём дражайшем отце, которую ты знаешь, а ты всё ещё не хочешь взаимодействовать со мной. Я уставилась на него, ни разу не открыв рта и наблюдая за его кривой и дьявольской ухмылкой. — Хочешь поиграть жестоко, а, Уиллоу? — раздражённо бросил он. — Я, блядь, ненавижу тебя, — просто сказала я, глядя на стену позади него, видя своё отражение в пыльном и разбитом зеркале. Я немного похудела, хотя он по-прежнему кормил меня каждый день, у меня были огромные тёмные круги под глазами, и, несмотря на то, что я была здесь, мне казалось, что я всего лишь оболочка того человека, которым я была раньше. — Нет уж, — фыркнул Флюк. — Сколько раз я должен напоминать тебе, что я здесь не виноват? Я не ответила. — Давай вернёмся к настоящему вопросу: ты не хочешь говорить мне, где твой отец, но Пожиратели Смерти всё ещё в опасности, так что же он планирует? Просто убивать нас? — Я не знаю, — пробормотала я, и он ударил меня, заставив прикусить губу, когда я почувствовала, что она кровоточит. Чёрт, этот хрен оставил целую коллекцию синяков на моём теле. — Ты же знаешь, что мы победим, верно? — усмехнулся он. — Не имеет значения, как сильно ты стараешься, и даже твой отец. Он всего лишь небольшая проблемка на нашем пути, которая будет решена, но в конце концов мы победим. Мы — правильный ответ, Тёмный Лорд — правильный ответ. И поверь мне, Уиллоу, он выживет, воскреснет и убьёт этих двух ублюдков в их дорогом Хогвартсе раньше, чем ты ожидаешь. Продолжай вешать себе эту лапшу на уши, сукин ты сын. — Всё это даже не имеет значения, моя дорогая Уиллоу, — продолжил Флюк. — Но из-за моей собственной гордости и жажды мести я советую тебе дать то, о чём я прошу. Тишина. Даже если бы мне было что ему сказать, я бы не стала. Флюк продолжал избивать меня до тех пор, пока я не почувствовала, что всё моё тело онемело. Боль начала становиться для меня чем-то настолько привычным, что, с одной стороны, она казалась ужасно типичной, но с другой — в этом не было ничего нового. Ничего, что могло бы причинить ещё большую боль. К тому времени, когда Флюк, наконец, остановился, он отнёс моё израненное тело обратно в комнату, убедившись, что полотенце всё ещё прикрывает меня, и, ни капли не заботясь, уронил меня на матрас. Эффекта от наркотика больше не было, или, по крайней мере, мне так не казалось, но теперь мой разум полностью притупила боль. Опять же, это начало становиться обычным делом. Уставившись в потолок, так как даже одно единственное движение век во время моргания причиняло мне боль, я почувствовала, как по моей щеке скатилась одинокая слеза. Было трудно сохранять надежду выбраться из этой дыры живой, и ещё труднее было заставить себя оставаться в здравом уме, когда мысль о том, чтобы просто освободить свой разум, казалась такой лёгкой, особенно в такие моменты, как этот. — Любимая? Вот и он, смотрит на меня своими ореховыми милыми глазами, полными беспокойства и боли. Учитывая, что он был всего лишь мыслью, его эмоции выглядели вполне реальными. Мерлин, ненастоящий Джордж, почему ты не можешь быть настоящим? Я знала, что он может читать мои мысли, но мне было всё равно. Когда боль охватывала всё моё тело, единственным желанием в тот момент было, чтобы Джордж обнял меня, защищая и говоря мне, как сильно он меня любит, и осознание того, что это невозможно, потому что он не мог обнять меня и даже не был Джорджем, причиняло боль больше, чем любой синяк на моём теле. Он цокнул языком, с грустными глазами, когда увидел меня совершенно разбитой. — Попытайся одеться, милая. Ноябрь — такой холодный месяц, я не хочу, чтобы ты простудилась ночью, — прошептал ненастоящий Джордж, пытаясь ободряюще улыбнуться мне, когда я попыталась вернуть ему улыбку. Я собрала остатки сил и энергии в своём теле и развязала полотенце, оставаясь обнажённой, пока делала всё возможное, чтобы одеться. Ненастоящий Джордж ходил вокруг меня, разглядывая моё тело, но вместо желания в ореховых радужках его глаз отражались печаль и беспокойство. Он встал передо мной, когда я надела чёрный пуловер с длинными рукавами и серые спортивные штаны, установив зрительный контакт, поскольку его лицо было ближе к моему, почти касаясь, хотя я знала, что это невозможно. — Знаешь, что бы я сделал, если бы мог прикоснуться к тебе? — начал он мягким бормотанием, которое звучало почти невинно в его глубоком голосе, в то время как его глаза продолжали пронзать мои. В них были написаны все его чувства. — Я бы обнял тебя, позволил тебе плакать у меня на плече, целовал и ласкал тебя, пока твоя грусть не исчезнет. Затем я бы целовал каждый синяк на твоём теле, пока ты не забыла бы, что такое боль. Я бы занялся с тобой любовью и сразу после того, как показал бы тебе, как сильно я тебя люблю, я бы укутал тебя в одеяло, прижимая к себе до тех пор, пока ты не забыла бы, как эти синяки оказались на твоей коже. Я издала лёгкий смешок. — Как ты всё ещё можешь находить меня привлекательной или желанной? — я не могла не спросить. — Я покрыта синяками, ранами и шрамами, и я провожу большую часть своего времени, потея, подвергаясь пыткам, разговаривая с тобой и плача. — Уиллоу, для меня… для нас, твоих Джорджи, — он поправил себя, слегка улыбнувшись, — ты самая красивая звезда во всей Вселенной, и держу пари, мы оба думаем, что даже тысячи жизней не хватит, чтобы показать тебе, как сильно мы тебя любим. Моя нижняя губа задрожала, когда я улыбнулась, больше не чувствуя боли от ран в своём теле, но ту, что исходила от осознания того, что на самом деле его не было здесь. Со мной. — Ты сказал, что сейчас ноябрь, верно? — спросила я его, лёжа на матрасе, пытаясь согреться одеялами и используя руку в качестве подушки. Он кивнул. — Первая неделя. А что? — Двадцать первого числа у Тео день рождения, — ответила я, понимая, что мой собственный голос звучит немного сонно. — Как ты думаешь, я смогу быть с ним? Я никогда не пропускала его дни рождения. Ненастоящий Джордж улыбнулся, немного осветив этот мрачный день. — Обязательно, любовь моя. Просто продолжай верить в нас.🌙🌙🌙
— Тебе следует быть немного добрее с этой девочкой. Джордж иронично улыбнулся этим словам, продолжая писать своё письмо. — Я знал, что ты это скажешь, — тихо пробормотал он, поворачиваясь в кресле и наблюдая на ненастоящей Уиллоу из его воображения, сидящей на окне и болтающей ногами в воздухе. Она одарила его одной из тех добродушных улыбок, которые он просто обожал. — Всегда такая добрая и невинная, милая. Ненастоящая Уиллоу пожала плечами, встала и подошла к нему, чтобы прочитать письмо через его плечо. — Для кого эти письма? — Для тебя, — улыбнулся Джордж, глядя на свои собственные слова на бумаге. — Ну, точнее для тебя настоящей. Эта версия Уиллоу явилась ему неделю назад в его комнате — комнате Уиллоу, — когда он был так измотан слезами и так сильно скучал по своей девушке, что решил просто освободить свой разум с помощью одной из самокруток Тео. Она появилась здесь, села на подоконник точно так же, как сидела тридцать секунд назад. Она сказала ему, что ей нужно, чтобы он позаботился о себе, и напомнила ему, что её настоящее «я» любит его и ждёт с надеждой, что в её глазах он был героем, а не мальчиком, который не смог защитить свою девушку, как он привык думать, только для того, чтобы наказать себя. У Джорджа чуть не случился сердечный приступ, и ненастоящей Уиллоу пришлось показать ему, что он не может прикоснуться к ней, чтобы объяснить ему, что она всего лишь плод его воображения из-за того, как сильно он любил Уиллоу и скучал по ней. Ненастоящая Уиллоу была точь-в-точь как она сама, что заставляло Джорджа тосковать по ней ещё больше. И всякий раз, когда он не мог прикоснуться к ней, даже чтобы просто погладить её по руке, это чувство было похоже на тысячу иголок в его сердце, удар за ударом, напоминающих ему, что это не реально, и её всё ещё нет рядом с ним. Эта версия Уиллоу, даже если она была ненастоящей и всего лишь результатом того, что он стал сумасшедшим, как он думал, принесла Джорджу какое-то порочное и мимолётное утешение и покой. Он всё ещё скучал по своей Уиллоу, но невозможность увидеть хотя бы её тень, даже только для того, чтобы убедиться, что он не забыл ни малейшей детали в её лице, стоила того, чтобы она была рядом. Однако она появлялась только тогда, когда он был один, что заставляло Джорджа замыкаться в своей раковине в комнате и скучать по ней ещё больше, когда он был рядом с другими. Уиллоу была нужна ему, чтобы жить, и эта сумасшедшая и эгоцентричная реакция его мозга была всего лишь напоминанием об этом. — Я храню их для того, чтобы ты прочитала их, как только я найду тебя, — продолжил Джордж, загипнотизированно улыбаясь ненастоящей версии своей девушки. Даже если она была ненастоящей, даже если она была плодом отчаяния, он всё равно чувствовал необходимость привязать себя к ней, чтобы она не бросила его. — Просто чтобы напомнить тебе, как сильно я люблю тебя, моя милая. Уиллоу улыбнулась и присела на корточки рядом с Джорджем, бросив быстрый взгляд на слова, написанные рыжеволосым, и прочитав его мысли о том, как сильно он хотел поцеловать её и желал, чтобы она была настоящей. — Я знаю, что она будет в восторге, это заставит её влюбиться в тебя ещё сильнее, — прошептала ненастоящая Уиллоу, а затем одарила Джорджа утешительной улыбкой, от которой он почти растаял. Джордж поднял брови и издал ироничный смешок с оттенком боли. Он настолько привык к такого рода боли, что горький привкус, который она оставляла, был обыденным и оцепеняющим. — Это если она до сих пор не разлюбила меня. Учитывая, сколько ей приходится ждать, я бы не удивился, — пробормотал он, положив карандаш на стол. — Она не разлюбила тебя, этого не произошло, когда ты вёл себя с ней как идиот, и она не собирается допускать этого сейчас. Я знаю, она ждёт, когда ты придёшь и спасёшь её, напомнишь ей, как сильно ты её любишь, и отведёшь её ещё раз посмотреть на звёзды. Я знаю, что она думает о тебе как о самом прекрасном подарке, который преподнесла ей жизнь, и поверь мне, Джордж, если у кого-то и есть вера в тебя и надежда, так это у моей ненастоящей «я». У твоей Уиллоу. Она всегда верила в тебя, — практически сразу ответила ненастоящая девушка, сохраняя свой мягкий тон. — Мы обе любим тебя, Джорджи, и даже тысяча прожитых жизней не заставят нас перестать любить тебя. Ты — наш Джорджи. И всегда будешь. Джордж почувствовал, как у него слезятся глаза, а в горле образуется огромный ком. — Я очень сильно люблю тебя, Уиллоу, — тихо выдохнул он, когда маленькая слезинка скатилась по его щеке. Боль наполняла каждое его слово. Ему нужно было это услышать, даже если это говорил ему лишь он сам. Ему это было нужно, потому что он так сильно любил Уиллоу, что единственная мысль о том, что её у него не будет, причиняет ему такую сильную боль, как будто его сердце медленно и мучительно вырывали из груди. — Я тоже тебя люблю, Джорджи, — ответила она, и Джордж молча проклял Вселенную за то, что она не позволяла им прикоснуться друг к другу, они не могли даже легонько потереться носами друг о друга, никакой невинной и сладкой ласки. Ничего. И это причиняло боль. — Хотел бы я прикоснуться к тебе, — выдохнул он, глядя в её прекрасные голубые глаза, смешанные с серым, наблюдая, как золотистый приглушённый свет в комнате отражается на её смуглой коже, делая её неземной, и переплетая свои руки, чтобы сдержать порыв прикоснуться к одному из её локонов, зная, что это лишь расстроило бы и опечалило его ещё больше. — Я бы целовал тебя до изнеможения, я бы обнимал тебя, ласкал тебя, смотрел с тобой на звёзды, гладил твои волосы и позволял тебе поглаживать моё лицо, как ты всегда любила делать, когда я клал голову тебе на колени. Блядь, Уиллоу, я бы сделал всё, что угодно, только чтобы вновь почувствовать твоё присутствие рядом со мной. Ненастоящая Уиллоу посмотрела на него влажными глазами, полными нежности, и успокаивающе улыбнулась. — Я знаю, Джорджи, и ты скоро сможешь это сделать, любовь моя, я обещаю тебе, — прошептала она, принося знакомое тепло в сердце Джорджа, которое, как он чувствовал, настоящая Уиллоу забрала с собой в тот момент, когда пропала. Он не чувствовал этого с тех пор, как видел её в последний раз, и сейчас, когда он почувствовал самую крупицу этого тепла, его словно затопила надежда. Надежда на то, что его Уиллоу снова окажется в его объятиях, и он больше никогда её не отпустит. — Но чтобы добраться до этого момента, нам нужно, чтобы Алия сотрудничала, и даже если она уже согласилась, ты должен извиниться, любовь моя. Она всего лишь 16-летняя девочка, которой слишком долго лгали и не давали открыть глаза. Джордж фыркнул. Он знал, что ненастоящая Уиллоу была права, и он не удивился бы, если бы настоящая Уиллоу тоже сказала эти слова. Рыжий встал, убедившись, что его письмо для своей девушки теперь хранится в том же ящике, что и остальные письма, которые он написал для неё, и направился к двери, готовый сделать её счастливой, потому что Джордж был способен достать луну, если бы это заставило Уиллоу улыбнуться. — Просто к сведению, — сказал он, открывая дверь и оборачиваясь в последний раз с лёгкой улыбкой на лице, когда увидел, что ненастоящая Уиллоу сидит на стуле, который он занимал несколько секунд назад, и ухмыляется ему. — Я делаю это только ради тебя. Уиллоу усмехнулась, наполняя его тем теплом, которое ощущалось почти как счастье, когда он почувствовал, что зачарован ею. — Я знаю, мой милый, — сказала она с гордостью. — Это именно то, за что я тебя так сильно люблю. Он послал ей воздушный поцелуй и закрыл за собой дверь — готовый найти Алию, извиниться перед ней за то, каким грубым и невнимательным он был во время разговора с ней, и сотворить заклинание, — делая всё возможное, чтобы убедить себя, что настоящая Уиллоу ждала его и всё ещё любила. Потому что, даже если бы он был счастлив только от того, что снова увидит Уиллоу и спасёт её, убедившись, что с ней всё в порядке, он всё равно жаждал, чтобы она любила его так же сильно, как он любил её. Уиллоу была тем воздухом, в котором Джордж нуждался, чтобы жить, и без неё он чувствовал, что постоянно тонет в собственной печали. Спускаясь вниз, Джордж не мог не спросить себя, как вообще возможно любить кого-то так сильно.