Утро

— Осторожно, ступенька! Но, Россия, конечно же, спотыкается. Сзади Союз тихо и виновато матерится — опять забыл его предупредить. Россия успокаивающе цепляется за его руку — все в порядке. Просто Союз опять забыл, что Россия слеп. — Ушибся? — тихо шепчет Союз ему на ухо. Они на улице, поэтому Союз старался не привлекать лишнего внимания. Ему достаточно было того раза, когда над Россией начали издеваться из-за того, что он наткнулся на какого-то человека случайно. Люди порой ужасно глупы и жестоки. — Все нормально, — тихо отвечает Россия, и Союз ловит его взгляд — невидящий, слепой, все время скользящий мимо него самого. И больно было понимать, что это нельзя никак и ничем исправить. — Знаешь, — говорил иногда Россия. — Я порой забываю, как ты выглядишь, КПРФ. А порой забываю и то, что ты был Союзом когда-то — совсем не похож. Ведешь себя не так. Что с тобой случилось? Союз молчал, а Россия просил, умолял его ответить — он говорил немного хрипло, устало и до боли жалостливо, что боится забыть еще и голос Союза. Боится забыть, что он не один в пустой кромешной темноте, боится ужасного и отвратительного одиночества. И Союз отвечал. Он не переставал бояться того, как Россия от него зависим. И как сам Союз — зависим от него. — Идем? — Россия держится за его руку, как за спасательную соломинку. Они стоят перед подъездом. Солнце светит, но Россия не видит этого. Как и не может знать того, что сейчас только раннее утро, и на улице никого нет. — Идем, — соглашается Союз, покрепче перехватив чужую руку. Он повел Россию к ближайшей скамеечке. В их тихом дворике было тихо и стояла утренняя прохлада. Начиналась ранняя весна, и дворик потихоньку зеленел — проглядывала травка, кое-где даже начала цвести ярко-желтым мать-и-мачеха. Правда, сейчас было слишком рано, чтобы ее бутоны распустились. — Какого небо цвета сейчас? — тихо спрашивает Россия, поднимая голову ввысь и устремляя свой невидящий взгляд куда-то туда, в голубизну, плавно переходящую в синь — солнце еще не до конца встало. Облака были легкие и перистые, и даже не плыли совсем, замерли, не двигались. Время будто застыло в этом тревожном и радостном моменте, и Союз мог насладиться им сполна. — Голубого, как и всегда, — отвечает Союз так же тихо, боясь нарушить волшебство этого чудесного утра. — Хочешь спросить еще что-то? — Да. Да, пожалуй, — Россия немного медлит. — Скажи, а звезды еще видно?.. — Немного. Они сидят так до тех пор, пока солнце окончательно не встает, и на улице не начинают появляться первые люди. — Пора домой, — замечает Союз. — Мой дом всегда со мной, — говорит Россия шепотом, но Союз все равно слышит. Слышит и улыбается. — Мой тоже.