Токио-3 - Геофронт

Мы проходили переулок за переулком. Прошли улицу Джека Лондона, завернули на Пушкинский бульвар, перешли аллею Ремарка. Нам встетился вонючий переулок имени Айн Рэнд: там несколько атлантов держали ванны с моющимися бомжами. Также были участки с прекрасными Вишневыми садами и многочислинными домами на Чеховской улице. Проходя все улицы, мы оказались у каменных городских стен, в которых был один пропускной пункт. — Здесь работает один пограничник. Строгий малый. Правда были слухи, что он нелегально пропустил одну девушку. Даже имя её говорят — Элиза. Но я в это не верю. — говорил Веня, доставая из чемодана необходимые вещи, — Кстати, возьми это ружьё и вторую таблетку. — Ружьё? — удивился я. — Потом объясню, ты сначала возьми и храни всю дорогу. Я взял у него ружье и положил в сумку, а таблетку положил в карман своих брюк. На вид обычная двустволка. Мы, простоявши в очереди, наконец прошли инспектора. Он распрашивал куда мы направляемся, как долго будем в том районе. Венечка показал разрешение на ружьё и мы вместе вышли из пункта досмотра. — Наконец-то, а то я думал попадемся. — вздохнул с облегчением Венедикт. — Зачем мы здесь? — нервничал с каждой минутой я. — Это философский район. Тут каждый дом — дом философа. Они все живут здесь. Перед нами были одноэтажные особняки с приличными лужайками. — Каждый микрорайон это направление в философии, а каждая улица — направление мысли философа. Сейчас тебе покажу карту. Веня достал карту города и пальцем очертил район. Он показал микрорайон Античной философии, улицу Античного идеализма и дом Платона. — Нам нужен микрорайон поздней философии, улица Исторического материализма, совместный дом Маркса и Энгельса. Там еще через дорогу живет Ульянов-Ленин. Можно было бы потом к Шопенгауру заглянуть, но это в противоположном районе. Ладно, пошли. Мы двинулись по тротурару, который переходил из разного материла в зависимости от микрорайона. Проходя по Античной философии, была белая плитка с морской галькой, потом постепенно проходя район за районом плитка переходила из простого камня в черную гранитную брусчатку. Через несколько минут мы стояли у дома Маркса-Энгельса. Это были соединенные коридором особняки в два этажа. Участок был единым, забор между ними разобран. Мы позвонили в один звонок, вышли два бородатых человека: Маркс был чуточку полнее, а Энгельс чуть менее. Фридрих открыл нам дверь и радостью впустил на участок. Уже дома нам предложили выпить чай. — Да, мы не откажемся, — ответил Веня. Энгельс разогревал чайник на плите, а Карл в кресле читал Достоевского «Бесы» в немецком издании. На столе лежали рукописи. Как позже Фридрих объяснил, это были материалы к незаконченному изданию «Диалектика природы». Мы все сели за стол. — Ну, товарищи, мы конечно рады, что вы к нам зашли. Но, наверно, зашли не просто чай попить, — басовито начал Карл, — вы чего-то хотите попросить? — Видите ли, — начал Венедикт, — со мной тут человек. Представься, пожалуйста. — Икари Синдзи, еще раз здравствуйте! — торжественно представился я. — У него имеется проблема, — продолжал Веня, — у него фактически экзистенциальный кризис. То есть не может найти себя и того, чего бы хотел. Фридрих и Карл переглянулись. Маркс начал: — А зачем ты его к нам привел, когда районом ранее был дом Кьеркегора? — А дело в том, что товарищу Синдзи нужна именно ваша помощь. Ему надо донести о важности борьбы. Лица обоих повеселели. — Мы знаем, кто лучше нас в этом разбирается, — наливая чай в кружки, сказал Фридрих, — Карл, mein Freunde, надо позвать Ленина. — Абсолютно верно. Маркс позвонил по телефону Владимиру Ильичу и они вместе разговаривали около тридцати минут. — Он очень разговорчивый, сейчас придет и все пояснит. — сказал Маркс. Мы все сели у камина и ждали прихода гостя. Спустя десять минут в дверь позвонил Ульянов и через три минуты он уже сидел возле камина держась за голову. Просидев в этой позе некоторое время, ему объяснили в чем дело и он начал со мной разговор. — Жизнь, дгхужочек, штука сложная. Многие моменты тегхзают нашу душу, многие дают сил. Важность богхьбы высока. — глядел он меня дружественными глазами и продолжал, — Тебе, Батенька, нужно понять и осознать важность твоей работы. Лишь только поняв, почему и зачем важна твоя работа, ты сможешь понять и важность себя. Изучая дгхугих, ты изучаешь себя. Изучая важность своего дела — познаешь важность своего вклада. Только благодагхя этому ты способен будешь идти и богхоться. Я сидел и внимал все слова этого человека. Казалось, что он может объяснить всё на свете. — А еще совет тебе: читай. Много читай. И читай только хорошее. — здесь он попытался проговорить букву «р». Меня воодушевили его слова. Очень простые истины, которые человек осознал спустя некоторый период жизни. Мы сидели долго. Тут будто вообще не ощущается время. Ко мне стали приходить наводящие вопросы. Почему тут дома философов с людьми, а там дома с персонажами? Почему этот район населяют умершие философы, а там никогда не существовавшие персонажи? Я сидел думал об этом перед камином и решил спросить их у Маркса. — Этот мир есть проекция нас от того мира. Например, мы с ним уже давно умерли, — он показал на Фридриха, — но здесь мы живы, коли жива память о нас на Земле. Каждый дом философа жив, коли есть почитатели и читатели этого философа. Также и там. Коли читают каждый рассказ писателя — живут и множатся его герои. — он в радости стал почесывать свою бороду, — Поистине "Идеальный" мир! Они все в троем вместе засмеялись. Но Венедикт почему-то сидел в печали. Мне это показалось странным. Я расспросил их о многом: как развивался мир на Земле, какие законы движут материю, что есть движение. Но вдруг в дверь постучались. Фридрих открыл дверь и его повалил вошедший воин спецназа.