***
Стоит признать, Джордж и вправду держал своё слово. Пэну он ничего не говорил, но ведь Феликс — не Питер, верно? Ему не хотелось обманывать девушку, но Пэн — его король, и он должен был служить ему. Когда-то он спас мальчика от детского дома. Он был почти взрослым, когда его родители погибли. Он всегда боялся остаться один, он не успел найти целей в своей жизни и был готов даже её закончить, а потому смог поверить в сказку, лишь бы не прозябать дни в одиночестве. И теперь, когда он стал служить Доре, он был благодарен королю как никогда. Она стала ему добрым другом, и обращалась с ним как с равным, хотя его жизнь была полностью в её руках. Он уважал её, и старался помочь. Он никогда не признается, что начал воспринимать девушку почти как младшую сестру, которую хочется оберегать. Именно это, как он считал, он и делал, рассказывая об услышанном случайно разговоре. — Значит, мы были близки, — нахмурился Пэн, когда выслушал доклад Феликса, — Духа леса нам не обмануть, мы его просто не найдём. Раз он хранит её секрет, значит, можно выведать у него правду. Честный путь порой тоже согласуется с хитростью и изворотливостью, так ведь? — Согласен. Кстати, у неё скоро особенная дата, ты не в курсе? — В курсе чего? — Через три дня будет тот самый день, когда её притянули в реальный мир. И ещё день, когда она впервые обрела плоть, если можно так сказать. Даты совпали. — Отлично. Идеальный день для праздника. У меня для тебя задание. Найди стеклянный сосуд, налей в него воды, и поставь туда, где очень солнечно, и никто его не потревожит, — распорядился Пэн и задумался — Платон пил эту воду, но нужно ли и ему повторять это? Решил, что хуже не будет, но его личная тень не позволила, отобрав сосуд. Магии острова не так уж и понравился план мальчишки…***
Второго числа я позвала всех своих друзей в гости. Я напекла много вкусностей, притащила ящик выпивки, даже раздобыла ром для Киллиана. Женщинам красное и белое вино, шампанское. Детям — компот, как любила говорить милая бабушка, у которой я жила чуть больше года, когда училась в школе. В России дело было, мне тогда всего лет пять стукнуло, в человеческой жизни. Первой пришла бабушка, и помогла накрыть большой и сытный стол. Спросила, почему я никогда не устраиваю праздник в верную дату, но я сказала, что это только мой день. Мой и Платона… точнее, его памяти. Не буду описывать подробно весь вечер, были танцы, алкоголь, разговоры по душам, поздравления и подарки. Генри подарил мне огромную книгу по истории. Пират подарил компас, причём… мой же! Это же мой компас, тот самый… я же его искала везде, где только возможно! Я обиженно посмотрела на предателя и воришку, но он лишь пожал плечами, мол, чего ты от меня ожидала. Румпи вот удивил — подарил набор зачарованных рожков! Они не издают звуков для людских ушей, его слышит лишь тот, кто держит такой же рожок. На любом расстоянии, даже на другом континенте. Ну и я слышу, так как звук передаётся в воздухе. Причём на любом расстоянии. Я решила, что это может пригодиться в будущем. Особенно меня порадовал общий подарок от всех гостей — моих сказочных друзей — фотоальбом, где они собрали все фотографии, где мы вместе празднуем победы и праздники, где мы путешествуем. Они даже нашли фотографию меня и маленького Румпеля, а также его вместе с Белль и сыном. Это была инициатива Белль, поэтому она и держала слово: — Дорогая наша Дора, ты всегда говоришь, что мы один род. Нам всегда казалось это странным и непривычным, непонятным… Но недавно я осознала, что это значит на самом деле. Это значит, что мы семья. Все здесь присутствующие, так или иначе, связаны. Пусть и не кровными узами, но душой, о которой ты не забываешь нам напоминать, даже когда мы сами сомневаемся в её существовании. Все здесь, мы один механизм, всегда поддерживаем друг друга. И ты неотъемлемая часть всего этого. Никогда не думала, что у меня будет такая удивительная… почти свекровь. Я стояла и слушала девушку, а в уголках глаз собирались слёзы. Меня приняли частью этой большой семьи, и мне было безумно приятно. Моя душа трепетала от восхищения, она была переполнена любви и счастья. Вот только сердце предательски закололо. Здесь не весь мой род, здесь нет моего сердца. Я знаю, что он злодей, и никто не хочет его видеть, но для полного покоя мне не хватало именно Пэна. Такого, который смог бы стать частью этой огромной семьи. — Спасибо вам, — сквозь слёзы сказала я, — Я очень горжусь тем, что мы единая семья. Для духа его род — самое главное в жизни. Я очень люблю вас всех! Каждого по-своему, но неизменно искренне. — А где же торт? — требовательно спросил Генри, — А кто сейчас будет задувать свечи? А кому надо затушить двадцать шесть свечей разом? — Вот спасибо, дружочек, — усмехнулась я, — намекать девушке на её возраст неприлично. — Это ещё повезло, что не считаем её полный возраст, — пробормотал пират, за что получил оплеуху от Эммы, — Что? Восемьдесят свечей торт бы не выдержал! — Восемьдесят три… примерно, — добавил Румпи. Передо мной поставили огромный шоколадный торт, и я довольно облизнулась. Румпи зажёг свечи магией. — Загадывай желание! — крикнул Генри. Я зажмурилась и пожелала у высших духов: «Хочу, чтобы мой род оставался единым и укреплялся. Чтобы Питер Пэн, наконец, образумился, и смог стать его частью, заслужив прощение». Несмотря на ухищрения сына, я потушила все свечи разом. Генри обвинил меня в жульничестве, что я использовала ветер, но доказать не мог. Ага, так я и признаюсь! Мы просидели так до самой ночи, а потом разошлись. Румпи и Белль остались ночевать у меня, а остальные ушли. Генри откровенно клевал носом, и Бей вызвался отвезти их сам. С первыми лучами солнца сын с женщиной ушли, напоследок обняв меня и пообещав вечером позвонить. А я переоделась в длинное голубое платье, подол которого развевался по ветру, разулась, заплела волосы в пышные косы, взяла корзинку, и направилась в самое прекрасное место в лесу — небольшой водопад, вокруг которого росли могучие сосны. Я села на камни, и стала вглядываться в небо. Рядом росла ель, которой я доверила своё сокровище. И единственную достойную память. *** Одну маленькую человеческую жизнь назад: Я проснулась между тычинок удивительной красоты цветка. Но где же я? Здесь так холодно и мрачно. Здесь всё чужое. И будто мёртвое. Страшное. Вижу чужой силуэт и задним чувством, не поддающимся определению, понимаю, что связана с ним тонкой золотой нитью, и не могу вернуться в прекрасные солнечные долины, слиться с величественными бореями в причудливом танце. Мне стало страшно. — Кто ты? — спрашивает мужчина. Почему-то на нём была грубая ткань, называемая у людей одежда. И ещё странные кожаные штуки на ногах… как же… обувь! Как они в неё ходят, это же наверняка неудобно! И кожа грубеет, хуже чувствует природу. — У меня нет имени… оно мне не нужно, — осторожно ответила я, и вспомнила, что всегда хотела чем-то отличаться от своих сестёр и братьев, но духам стихии ни к чему имена, нас множество. — Откуда ты? — всё так же мягко продолжал он задавать вопросы. Не на все из них у меня найдутся ответы. — Я твоя — вот все, что я знаю, — грустно ответила я, — тебе я принадлежу и никому другому… — я всё же решила задать свой вопрос, — но зачем ты здесь? как здесь душно и холодно! У нас веет солнце, звучат цветы, благоухают звуки… — воодушевлённо рассказывала я, — за мной… за мной!.. как тяжела твоя одежда — сбрось, сбрось ее… а еще далеко, далеко до нашего мира… но я не оставлю тебя! — горячо заверила. Он не вызывал отторжения, но я чувствовала физическую потребность быть рядом с этим мужчиной. Вероятно, это была неведомая мне магия, и из-за ограничения моей свободы хотелось плакать. Но духи не плачут. Поэтому я продолжала говорить, — Как все мертво в твоем жилище… все живое покрыто хладною оболочкой… Так здесь ваше знание?.. Здесь ваше искусство? — Вы отделяете время от времени и пространство от пространства, желание от надежды, мысль от ее исполнения, и вы не умираете от скуки? — недоумевала я. Мне хотелось показать ему свой мир, и я сделала это. Мы путешествовали по чудесам сказочного леса. — «Смотри: кристалл растворился — там внутри его новое солнце… Там совершается великая тайна кристаллов; поднимем завесу… толпы жителей прозрачного мира празднуют жизнь свою радужными цветами; здесь воздух, солнце, жизнь — вечный свет: они черпают в мире растений благоуханные смолы, обделывают их в блестящие радуги и скрепляют огненною стихией… За мной, за мной! мы еще на первой ступени… По бесчисленным сводам струятся ручьи: быстро бьют они вверх и быстро спускаются в землю; над ними живая призма преломляет лучи солнца; лучи солнца вьются по жилам, и фонтан выносит на воздух их радужные искры; они то сыплются по лепесткам цветов, то длинною лентою вьются по узорчатой сети; жизненные духи, прикованные к вечно-кипящим кубам, претворяют живую влагу в душистый пар, он облаками стелется по сводам и крупным дождем падает в таинственный сосуд растительной жизни…: Здесь, в самом святилище, зародыш жизни борется с зародышем смерти, каменеют живые соки, застывают в металлических жилах, и мертвые стихии преобразуются началом духа.» Я не понимала людей, которые находят своё счастье в страдании. Зачем привязываться к кому-то, кто вскоре причинит боль? Род — высшее счастье, но теперь у меня никого нет, кроме этого мужчины. Но и он причинил мне боль, он вызвал меня из моего дома сюда, и теперь я отчаянно желала показать всю красоту моего мира, умоляя его отправиться со мной туда. Вернуть меня и остаться с ним. Он начал рассказывать мне о своём мире, восхищаясь величием древних. Но я и так была с ним знакома. Мы много говорили. — «Неужели ты думаешь, что я не знала тебя? Я с самого младенчества соприсутствовала тебе в дыхании ветерка, в лучах весеннего солнца, в каплях благовонной росы, в неземных мечтаниях поэта! Когда в человеке возрождается гордость его силы, когда тяжкое презрение падает с очей его на скудельные образы подлунного мира, когда душа его, отряхая прах смертных терзаний, с насмешкою попирает трепещущую пред ним природу, — тогда мы носимся над вами…» Моё сердце не трепетало при мысли о Платоне, но я связана с ним навеки. А вдруг в нём живёт любовь ко мне? Он верит в меня, тогда как многие другие приняли бы за иллюзию разума. Тогда я тоже смогу полюбить его, пока в моём сердце теплится надежда на лучшее. А вдруг он сможет стать частью моего рода, и я отдам ему своё сердце? — О, не измени мне! Не измени себе! Берегись соблазнов твоей грубой, презренной природы… *** — Ну здравствуй, Платон. С твоей смерти прошло уже почти тридцать лет, знаешь? Ровно двадцать шесть лет назад я смогла стать человеком и ослабить заклинание, через два месяца после твоей смерти. Я знаю, тебе это не интересно, и я не могу тебя в этом винить. По незнанию ты сломал мне жизнь духа, связав её с тобой, тем, кто вскоре оставил меня одну. Мы никогда не любили друг друга, да ты вообще спятил из-за тёмной магии. Но сегодня, много лет спустя, я прихожу к тебе не для того, чтобы обвинять в чём-то. Я давно простила тебя. Нет, сегодня я пришла поблагодарить тебя. Ты отнял мой мир, но взамен дал мне шанс найти свою семью, мой род. И я наконец-то чувствую себя дома. Здесь мой дом, и я благодарю тебя за него. Я нашла свою любовь… Ты был хорошим человеком, которого захватила тьма. И теперь моё сердце принадлежит тому, кто является самой настоящей тьмой. Я всей своей вечной душой мечтаю, чтобы тьма отпустила его душу так же, как смогла отпустить твою. И отчаянно боюсь, что он станет лучше и уйдёт, как ушёл ты, забрав за собой мою семью и всё, что стало мне дорого. — Не уйду, — тихо сказал кто-то за спиной. Я повернула голову в сторону голоса, — Я никогда не смогу отнять у тебя всего этого, потому что никогда не смогу сделать тебе больно. — Пэн? — испуганно спросила я, словно он был видением, которое сейчас рассыплется и исчезнет. — Прости, не мог дождаться середины месяца. У тебя сегодня день рождения, или день скорби? — с показным весельем спросил мальчишка. — В некотором смысле — оба события, — я слегка покраснела, осознавая, что он слышал весь мой односторонний разговор. Я настолько погрузилась в себя, что не заметила его приближения, — Тебе Джордж рассказал? — Нет. Я… скажем так, подслушал его разговор с Феликсом. Не обижайся на него, он хотел как лучше. Мы можем поговорить? — Да, конечно. Просто… дай мне пару минут, пожалуйста, — тихо попросила я. Он не ушёл, но скрылся в тени, дав мне возможность уединиться. — Тебе были непонятны и неинтересны мои слова. Ты даже не слышишь меня, потому что очень далеко, там, куда тебя отправил суд высших духов и твоих богов. Поэтому ты идеальный собеседник. Прощай, Платон. Я откинула крышку корзинки, и из неё, повинуясь моей силе, вылетели белые лепестки. Они разлетались по лесу, уносимые ветром в разные его концы. Некоторые из них улетят дальше, до последнего пристанища мужчины, и превратятся в прекрасные белые розы. Я постояла на краю, наблюдая за причудливым танцем лепестков и полностью отдавшись моменту. Наконец, я развернулась и наткнулась на внимательный взгляд Пэна. Он не отрывал от меня взгляда, затаил дыхание и будто застыл на месте. Я приоткрыла рот, но спросить о причине его ступора не решилась. Засмущалась от этого пристального внимания и отвела свой взгляд. — Не знаю, как ты выглядишь, когда ты дух, но думаю, ты выглядишь именно так, как сейчас, — наконец, заговорил он, — Ты самая настоящая сильфида, такая же лёгкая и воздушная, в любом обличии. Я неловко улыбнулась и заправила выбившуюся прядь волос за ухо. Он подошёл ближе и протянул мне руку. А я приняла её. Он помог мне спуститься с камней. — Опять босиком, несносная… -… девчонка, я помню, — легко улыбнулась я, — О чём ты хотел поговорить? Мы прошли в тень сосен, и сели прямо на траву. — Ты ведь уже догадалась, что я искал твой перстень? — он дождался моего хмурого кивка и продолжил, — Я знаю, что если его уничтожить, ты вернёшься в Зачарованный лес, в место, где живут духи. Или же ты можешь развеяться по миру, не сумев воплотиться. Сама понимаешь, меня не устраивает подобный расклад. — Какое тебе дело до всего этого, Пэн? — устало спросила я, — Зачем ты продолжаешь меня мучить? — Я хочу тебя уберечь. Как ты не понимаешь, ты дорога мне! Я не знаю, как так вышло, что я привязался к тебе. А любая привязанность — это слабость. Ты — моя слабость, а это недопустимо. Я не знала, что на это сказать, лишь опускала глаза, боясь встречаться с ним взглядом. Он аккуратно взял меня за подбородок и приподнял моё лицо, практически насильно заставляя смотреть на него. — А ты любишь свою семью, они — твоя слабость. — Ошибаешься, — твёрдо сказала я, не отстраняясь, — Род — величайшая сила. Ради родных можно горы свернуть. — Ты сказала Платону, что нашла любовь. Ты… о ком ты говорила? — Любовь бывает разной, Пэн. Мы любим своих детей и родителей, сестёр и братьев, друзей и даже животных. Любовь многогранна и ограничена лишь теми рамками, которые мы сами устанавливаем. — А если я скажу, что ты входишь в мои рамки? — спросил мальчишка. Я не поняла его посыла, и вопросительно наклонила голову, приподнимая бровь. — Что ты пытаешься этим сказать? — Я не знаю, — усмехнулся он, и глаза недобро блеснули.***
Чтобы не терять времени, пока Пэн убеждал Дору, его верный помощник пробрался в обитель сильфиды. Ему поручили найти и открыть хранилище, и достать оттуда кинжал, зачарованный духами. В теории просто, Пэн подробно всё объяснил, за какими книгами и у кого хранится ключ. Если с первым всё было просто, то для сыча была заготовлена сонная пыльца. Вот только птица оказалась очень мелкой и увёртливой, и вылетела в окно. Чертыхнувшись, мальчишка пошёл к замку и безуспешно попытался его взломать. Но на хранилище, оказалось, лежат защитные заклинания, и мальчишку отбросило к дальней стене.***
— Я хочу тебе помочь. Сейчас я буду говорить тебе только правду, что для меня нонсенс. Советую слушать внимательно. Кивнув, я взяла его за руку и крепко сжала. Он сжал её в ответ и несколько минут смотрел на сцепленные руки, будто собирался с мыслями. — Помнишь, когда мы были на Аляске, я общался с шаманом? Мы обсуждали варианты, как можно тебя освободить. Так, чтобы ты была не ограничена в действиях, но оставалась воплощённой, и могла спокойно переходить, как сейчас. И мы сошлись на одном варианте. Я хотел провести всё сам, но не нашёл перстня. Сначала я думал расспросить лесного духа, но решил, что ты должна знать. Если ты согласишься, будет проще. Но если откажешься — я сделаю это другим путём. Даже насильно. Ты знаешь, высокими моральными качествами я не обладаю. — И что вы придумали? Я знаю только о возможности повторного помолвочного обряда. Тогда первый разобьётся окончательно, привяжет меня вторым. Но, Питер, послушай, — за своими быстрыми умозаключениями я не заметила, что назвала его по имени, — Какой смысл менять шип на колючку? — Если ограничится помолвкой — никакого, — согласился злодей, — А вот если ситуация завершиться закономерным итогом… — Питер, это работает только в случае свадьбы, — покачала я головой, грустно усмехаясь, — Причём по законам магии и силы, а это навсегда. В моём случае так вообще на уровне душ! Я не имею никакого морального права лишать человека вечной любви, он будет несчастным всю свою жизнь до самой смерти, а я буду среди ветров куда дольше! Да и своё сердце я уже отдала… тебе. И в-целом не жалею, потому что остров и его магия уникальны и поддерживают баланс мира… — А меня в качестве своей пары на вечность ты не рассматриваешь, — как-то грустно съязвил мальчишка. Я вытаращилась на него, приоткрыв в удивлении рот. — Ты же ведь… — я неопределённо махнула рукой, — И вообще… ты же вечный ребёнок… зачем тебе это нужно? У детей не бывает жён, ровно как и детей. Я была одновременно напугана и удивлена. Я совершенно не понимала этого мальчишку… а может, он просто издевается? Играет так, шутит со мной. Ему доставляет удовольствие играть с моей печалью? — Партия удалась, Пэн. Можешь пойти в пень и смеяться там надо мной сколько угодно, — сказала я без эмоций, и неловко поднялась, расправляя складки платья. Нужно бы переодеться. — Сядь. Я ещё не закончил говорить ПРАВДУ, — с особой интонацией выделил мальчишка, тоже вскакивая на ноги, — Ты все мои слова воспринимаешь в штыки? Не думала, что мне самому не доставляет удовольствия сидеть тут и откровенничать, уговаривая тебя спастись? — Я тебя не понимаю, — честно призналась я, — Ты намекаешь на брак? Вроде… ты и я. Вместе. — Ты догадлива, малышка. Да, я предлагаю тебе пожениться по законам магии. Как ты верно заметила, я вечно молод, и семья мне ни к чему. Есть один сын, который продолжает портить мне жизнь. Смысла связывать себя с кем-либо у меня нет. — И зачем тогда тебе я? Ну, кроме того, чтобы держать меня поближе… магический брак связывает на тонких планах… Ты сам назвал меня своей слабостью… — Ты ждёшь слов о любви, однако я не знаю этого чувства, — продолжил мальчишка, — Но я могу сказать, что уважаю тебя, ценю твой характер, как в тебе сочетается мудрая сильфида и маленькая девочка. Ты очень красивая, лёгкая и удивительная. Сильная в магическом плане, способная на многое, — он мягко усмехнулся, смотря в одну точку, — Я уже всё решил, поэтому дальнейшее развитие событий зависит от твоего решение. Заявляю со всей ответственностью, — и тут же, без предисловий, мальчишка присел на одно колено, протягивая руку, — Дора, ты станешь моей женой и разделишь мою вечность? — почему-то его вопрос показался мне утверждением. — Ты… точно этого хочешь? — тихо спросила я вместо ответа. Конечно, я мечтала, чтобы мы стали одной семьёй. И свободной быть хотелось очень, но как можно вот так просто довериться Питеру Пэну? Злодею, который столько всего совершил? Да, Румпи тоже не подарок, но… но что? Он же весь в своего отца, если подумать. И если он смог измениться, может, и его отец не безнадёжен? Каждая душа имеет право на спасение, если вовремя выберет истинный путь. И возможно, он сможет стать чуточку лучше? Я могу научить мальчишку видеть мир, каким его вижу я. Если бы я отдала ему сердце при иных обстоятельствах, во время обряда, он бы стал немного сильфом, потому что в этот момент души сливаются, на мгновение отправившись за грань мира мёртвых. Кто знает, каким ты вернёшься оттуда? — Повторюсь, я всё решил. Ты долго планируешь держать короля Нетландии на коленях? — шутливо произнёс мальчишка, а потом преданно заглянул прямо в глаза, — Так ты согласна? — Да, — наконец, прошептала я, смаргивая внезапные слёзы и прикусывая губу. Я сама от себя не ожидала подобного. Взяла его протянутую руку. Он встал и притянул меня к себе, нежно поцеловав и игриво прикусив нижнюю губу. Смущённо улыбнулась, смутившись. Не привыкла я к проявлениям чувств. Видеть Пэна таким было очень непривычно. Иррационально, и одновременно с тем… на удивление правильно. Появилось ощущение, что всё встало на свои места, как нужно. — Ты будешь достойной королевой, — уверенно сказал он, и я слегка опешила. — Подожди… как это? Королевой?! — Королевой Нетландии, сердце моё. А ты как думала? Брак сопровождается обрядом коронации. По традициям магии острова. Я сглотнула. Как-то я не была готова к такому повороту событий. Ага, как будто предложение Пэна было чем-то ожидаемым… смешно, Винд. — Хорошо. Благо, у меня будет время к этому привыкнуть, — пробормотала я вслух, успокаивая себя. — Конечно. Примерно так, — он подвигал пальцами, будто и вправду что-то подсчитывал, — полчаса тебе хватит? — Но… для обряда нужна подготовка, — воскликнула я, — И вообще, нужно найти новое кольцо, откопать перстень… и солн… На мои невнятные бормотание Пэн рассмеялся, запрокинув голову. — Солнечная вода уже ждёт своего часа. Отстаивалась три дня, как и положено. Кольцо тоже, я не рискнул бросать его в воду, не посоветовавшись с тобой. А не то вытащим из твоего мира ещё бедовую сильфиду, а мне и одной хватит, своей. И, ты только не ругайся, но… Тут раздалось хлопанье крыльев, и мне на плечо сел сычик, выразительно угукнув. — Как чужак? — постаралась я перевести быструю птичью речь, — Стоп, не чужой? Знакомый. Где? В гнезд… дома? Ага, и что? Под землю? Ценный… У нас в доме знакомый нам человек, который пытался добраться до хранилища? А ты улетел? Умничка. Кто это был? — птица облетела Пэна по кругу и угукнула «другой», — Потерянный? Джордж? Нет? Тогда… Феликс! Я возмущённо посмотрела на мальчишку, а он посмотрел в небо и засвистел, вроде бы он не при чём. — Заметь, я честно сказал, что у меня есть запасной план, — попытался оправдаться он. — Питер, ты самый настоящий злодей! — Добрым и не прикидывался. Но отказываться от меня уже поздно. Так, где бирюзовый перстень? — Я сама его достану. Иди за кинжалом, он нужен, чтобы разбить перстень, так? — раздражённо спросила я. — Нет уж, мы вместе его достанем. Даже не думай сбежать. Я должен знать. Пэн бы ещё долго препирался, но ему в макушку прилетела шишка, а потом ещё одна. Третью он поймал, и зло сверкнув глазами. — Иди отседова, вузверг. Сказано, и без тебя разберёмса! Идить, ищи клинок, — раздался знакомый голос из леса. Сам леший показаться не решил. Я сняла с шеи Сени ключ, и вложила его Пэну в ладонь, — Не уйдёт твоя полюбовница. Завладел ты сердечком её хрупким, все мысли девичьи занял. — А не слишком ли ты любопытен, лесной дух? — не выдержал мальчишка. — Иди, Питер. Ты помнишь, где он лежит. Встретимся у беседки, — попросила я. Он поиграл жевалками, но всё-таки исчез в зелёном дыму, — Здрав будь, Фернифушка. Ты тоже думаешь, что ошиблась я? Стоит ли довериться ворогу? — А ты считаешь злодея злючего ворогом своим? Али не люб он тебе? Не находят действия его оклика в вечной душе? — хитро взглянув на меня, спросил лесной дух. — Ой, находят, друг, оттого и боязно. Не слишком ли доверчива я? — Ты вот что, душе своей доверяй, она одна тебя никогда не подведёть. И всё сложится, и будет ладненько, как у нас с Нари, — дух мечтательно прикрыл глаза. — Так я и поступлю. Ты ведь подсобишь? — спросила я, когда ползком пробралась под ветви еловые, к самим корням. Ветви были на диво мягкие, и не вредили моей коже. — А то, как же, — согласился Ферниф, рядом со мной склонившись и в стихии своей сосредоточившись. Сперва ничего не происходило, а потом в земле начала норка появляться, из которой вытянулся маленький корешок, окольцованный тем самым бирюзовым перстнем. Я осторожно приняла его и сжала в кулаке. Подумав, надела его на большой палец, чтобы не потерять. Леший отправил корешок обратно.