Куколка

Каждый ребёнок, изучая историю в школе, хоть раз задавался вопросом о значении изучения данной науки. Кто-то приходил к тому, что просто интересно знать историю своей страны и мира в целом, кто-то проникался патриотическим чувством при изучении родной истории, а кто-то решал, что история просто не нужна. Но, наверное, истина всё же в другом. История была призвана научить людей на их же ошибках в прошлом, чтобы в будущем они могли построить тот идеальный мир, о котором мечтает каждый… И чтобы этот мир не был построен на костях. Однако, придётся признать, что люди в основной своей массе очень глупы. Они и решали в школе, что учить историю, вникать в неё и понимать процессы, происходившие в прошлом, — пустая трата времени. И, к сожалению, именно эта большая масса людей творит историю. Именно они идут вслед за людьми, назвавшими себя лидерами, слепо следуют их приказам, считая, что действуют ради высшего блага… Сколько раз за историю это повторялось? И сколько же людей действительно достигло этого высшего блага? А сколько крови было пролито? А вот если бы люди были бы умны… Они бы усвоили урок истории с первого же раза. Когда во второй раз новый лидер позвал бы их за собой красивыми обещаниями, они бы поняли, что здесь есть подвох. Но нет… Людям суждено быть глупыми и не учиться на ошибках прошлого. А ещё, помимо учения ошибок прошлого, зачастую полезно прислушиваться к советам старших. Особенно когда они касаются сохранения собственной жизни. Слышал, Чимин? Сохранение собственной жизни. Хорошая фраза… Проснувшись, Пак в первую очередь увидел, конечно же, белый потолок лазарета. После наркоза он едва ли соображал где и почему находится. Зато очень чётко видел трещинки на белом потолке. В голове Чимина возникла страшная мысль: «а вдруг он сейчас обвалится?». Испугавшись, Пак уже было собрался вставать и поскорее убегать куда подальше… — Куда? — раздался хриплый грубый голос где-то слева. На плечо Чимина легла чья-то сильная рука. Ещё несколько секунд усиленных мыслительных процессов и Чимин вспомнил, чей же это голос. Но, кажется, этот кто-то… Очень зол сейчас. А в последний раз, когда Пак стал объектом злобы этого человека, он чуть от страха не умер. — Ю… Юнги… — прошептал Чимин, постепенно приходя в себя. Ему уже не кажется, что потолок сейчас обвалится. Зато кое-что другое вот-вот обвалится на него… Гнев главнокомандующего. Это очевидно по его горящему взгляду. Но при этом кажется, его глаз выглядит немного… Заплаканным? — Чимин, — хмуро проговорил Мин и немного сильнее сжал плечо Пака, — ты хоть понимаешь насколько глупо поступил? — теперь голос Юнги немного дрогнул. Было очевидно то, что он не просто злится на Чимина за неподчинение. Он… Волновался за него. Это было очевидно. Но при этом злобу Мина никто не отменял. — Я… — Пак натягивает тонкое больничное одеяло чуть выше на себя. У него были свои причины так поступить. Не просто потому что хотел спасти своего друга. Была и очень личная, почти эгоистичная причина… Ему хотелось почувствовать себя человеком. Не просто живой оболочкой, в которой вроде как теперь функционирует полноценная душа. Хотелось проявить себя как человека. А люди ведь… Жертвуют собой ради друзей, ради чего-то важного и высокого, верно? А ещё Пак хотел, чтобы его и окружающие тоже посчитали равным им. Многие ведь всё ещё думают, что он такая же кукла, слепо следующая приказам, не умеющая чувствовать и привязываться к близким людям… Но Чимин не такой. И он это попробовал доказать. Но вышло или нет… Непонятно. Юнги зол на него. А что думают остальные? А как себя чувствует Хосок? Столько вопросов терзают душу Чимина… — Ты, — Юнги раздражённо вздыхает и потирает переносицу, — ты хоть понимаешь как это было глупо? Нет, не подумай, что я осуждаю тебя за спасение друга… Но с самого начала вас не должно было быть на поле. Хосок сказал, что это была твоя идея. То, что он поддался… Это другой разговор. Я не просто так не разрешаю тебе находиться на поле боя, — Рейвен наконец-то отпускает плечо Чимина и теперь смотрит ему в лицо немного нежнее. — И почему же? — несмотря на относительно нежный взгляд Мина, голос Чимина таковой не отличался. Он ведь тоже… Глубоко обижен за такое отношение к нему, — потому что… — Потому что я люблю тебя и боюсь потерять, — на одном дыхании протараторил Юнги, прервав Чимина. Не дожидаясь его ответа, он быстрым шагом выходит из лазарета, даже не оглянувшись напоследок, оставив Чимина в одиночестве думать над этими словами Мина. «Боюсь потерять,» — эхом отдавалось в голове Пака. Его ведь… Действительно можно теперь потерять. Если раньше подобное ранение не имело никакого значения, то теперь… Он мог действительно погибнуть. Кажется, что смерть дышала ему в лицо, а Чимин и не заметил. А дыхание смерти пахнет… Кровью и пеплом. Звучит как… Выстрелы, взрывы снарядов, бомб… Почему-то на поле боя Чимин не придавал значения тому, насколько страшны эти запахи и звуки. А сейчас… Вспоминая об этом, Пак едва сдерживает рвотные позывы. — Боже, да как я… Правда мог это делать… — перед глазами у Пака встают трупы тех, кого он убил. Этими руками… Которые сейчас безумно дрожат. Чимин неосознанно начинает царапать руки, пытаясь избавиться от чувства въевшейся в них крови. Невидящий взгляд широко раскрытых глаз был направлен куда-то по диагонали вперёд и вниз. «Так вот почему Юнги не хочет, чтобы я воевал?» — нервно смеясь, подумал Чимин. Из головы невозможно выудить мысли о том, как много крови и трупов было там вчера… Воспоминания с последних дней постепенно начали смешиваться во что-то странное. Вот Чимин на поле боя, вот он видит размытый крылатый силуэт, а вот ещё Намджун, рассказывающий ему историю Мина, а вот ещё… Юнги без повязки, растрепанный, лежит под ним. И все воспоминания замылены кровавыми разводами. По ощущениям Чимин просто сходит с ума от всей этой крови, въевшейся ему в душу. Кажется, Пак вот-вот закричит от боли, терзающей его душу. Раздаётся глухой, но громкий стук, а затем тихое щëлканье оторвавшихся проводов капельницы. Это Чимин свалился с кровати, упав в обморок.

***

Чимин просыпается, ожидая снова увидеть потолок. Но видит искренне обеспокоенное бледное лицо Юнги, нависшего над ним. А ещё, словно сквозь толщу воды, Пак слышит низкий голос Намджуна. Сознание Чимина размазано как мёд, прилипает ко всему, к чему касается… Сначала оно прилипло к кажущемуся сейчас безумно красивым лицу Юнги. Свисающие вниз чëрные пряди красиво обрамляют его бледное лицо. Чем-то Рейвен действительно смахивает на вампира. А потом Пак замечает немного неприятное чувство на руках. Он медленно опускает на них взгляд и видит, что они перебинтованы. А, ну да, он же царапал их… Видимо, поэтому их перебинтовали. А ещё, кажется, на лбу у Чимина пластырь. — Чимин, что это было? — тихо спрашивает Юнги, осторожно касаясь рукой лба парня. — Я… Не знаю. Но больно, — Чимин имеет ввиду не только физический дискомфорт. Но и отвратительную ноющую боль в душе. Наверное… И из-за этого тоже Юнги не пускает его в бой? Чтобы избежать… — Паническая атака, очевидно же, — ответил за Чимина Намджун, проверяющий пульс Пака. — А я говорил… — прошептал Мин виновато, — но прости. Я должен был остаться с тобой, а не уходить, оставив тебя в таком состоянии. — Не вини себя. У тебя были дела, Рей, — сказал Ким. Юнги молча бросает острый взгляд на Намджуна, а потом снова виновато смотрит на Чимина, словно хочет ещё что-то ему сказать. Но не может. После того, как Ким закончил приводить Чимина в чувство, Юнги ушёл, убедившись в том, что Пак в порядке. Он больше не сказал ни слова, только осторожно погладил Чимина по голове перед тем, как Юнги. А взгляд Рейвена так и просил не делать больше никаких глупостей.

***

Чимину скучно лежать часами в койке, изучая потолок вдоль и поперёк. Единственным «развлечением» можно было с натяжкой назвать возможность копаться в своих мыслях, но… Это не очень приятно. Мысли о произошедшем вчера терзают душу и совесть, а мысли о Юнги… Немного причиняют боль. Паку кажется, что он разочаровал его. Хоть и кажется, что он продолжает смотреть на него довольно тепло, но… Вдруг Чимину это лишь кажется? Большую часть дня Пак проспал. Периодически его будил Намджун, приходивший с лекарствами, едой и новостями. Оказывается, армия сопротивления очень сильно пострадала в последнем бою. Чимин далеко не один такой раненный, поэтому постоянно сидеть с ним Ким не может. — А что с Хосоком? — интересуется Чимин, жуя сэндвич. — С ним всё в порядке. Но Юнги сказал ему, что если ещё раз он будет своевольничать, то будет наказан, — ответил Намджун, снимая бинты с рук Чимина. Благодаря особым лекарствам раны на них уже прошли. — А… Почему он не приходит? — спросил Пак. Действительно, почему? Немного обидно всë-таки… Чимин ведь ему жизнь спас, вроде как. — Его завалили работой, он днями торчит на складе. Придти к тебе просто нет возможности, — пояснил Ким, — ты, пожалуйста, не обижайся на него за это. Он правда очень благодарен тебе.Но сейчас тебе лучше позаботиться о себе. Панические атаки — это достаточно серьёзно. — Я… Точно больше не буду на поле боя? — тихо спрашивает Чимин. — Не будешь. Это точно. Ты… Заставил Юнги очень сильно понервничать. Ты просто не видел каким он был, когда принёс тебя сюда. Хосок ещё говорил, что буквально за пару секунд Юнги расстрелял всех врагов в радиусе где-то… Трёхсот метров? Чимин крупно вздрогнул. Пак действительно любит Юнги, но… Такие факты о нём пугают Чимина. Это ведь… Не излечится никак. Юнги останется таким же жестоким. А что он будет делать, когда… Война закончится? А она закончится? Если так подумать, она длится так долго, что, кажется уже бесконечной. Будто бы она была и будет всегда… — А, вот ещё кое-что. Мне кажется, тебе здесь скучно будет ещё три дня лежать, — Намджун ставит на тумбочку небольшую стопку книг, — почитай что-ли… Взгляд Чимина, уже успевшего глубоко задуматься о политике и войне, сразу же зацепился за старый потрёпанный учебник по истории. А почему бы и нет? Пак взял почитать именно его.

***

Погрузившись в приятно пахнущие желтоватые страницы, Чимин вспомнил самого себя несколько лет назад. Когда он впервые читал учебник по истории, в его голове было искреннее восхищение её величием, силой лидеров прошлого. Но сейчас губы Пака неизменно были сжаты в болезненной улыбке. По сути… В истории ничего не меняется. Она до тошноты циклична. А ещё так сильно увязла во лжи, что уже не понятно, существовали ли вообще все те люди, с которыми сейчас себя ассоциирует нынешнее правительство? Одни и те же лозунги, одни и те же безумные законы, несбывшиеся надежды. Высшее благо… Раз в век появляется правитель, более-менее думающий о народе, наступает светлая пора, но потом всё ещё сильнее закатывается в асфальт. На последних страницах в учебнике так же была глава о нынешнем правителе. А сколько лет он не менялся? Чимин вообще никого у власти не застал, кроме него. А, вроде бы, в других странах по-другому… Там правители меняются раз в года четыре. Наверное, такая схема лучше, ведь тогда присутствует ощущение прогресса. А здесь… Стагнация. И странное чувство духоты. Так вот… Нынешний глава государства тоже много чего обещал народу. Он говорил, что их страна задавлена влиянием других стран, что все хотят её уничтожить, что они выжигают их культуру… И что с ним можно будет достигнуть того самого высшего блага. И что все будут счастливы… А для кого было это высшее благо? Люди слепо поверили, что их действительно угнетают и хотят уничтожить. Поверили своему лидеру, он ведь поначалу говорил такие приятные либеральные вещи про свободу… Но потом постепенно начал душить свой народ, а они и не заметили. И даже сейчас, когда страна очевидно увязла в бедности и войне, люди считают, что им живётся прекрасно. А… Если ли смысл спасать таких людей? Хороший вопрос… — Как ты можешь читать этот бред? — на страницу, где читал Чимин, медленно легла ладонь в кожаной перчатке. Такая потрёпанная… А в местах, где кожа слезла, бежевая ткань была испачкана в пятнах крови. — Мне скучно просто, — Чимин, подождав, пока Юнги уберёт руку, захлопывает книгу и убирает её в сторону. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Рейвен, сев на край койки и внимательно посмотрев на Чимина, — выглядишь уже получше… — Я чувствую себя нормально, но… — Чимин опускает глаза, не зная, как лучше начать этот разговор. — Но что? — Мин двигается чуть ближе и берёт Чимина за руку. — Как бы… У меня ничего не болит, но… Я чувствую себя погано, — Пак поднимает взгляд на Юнги, — так выходит, что я… Впервые совершил убийства, да? Мне… Не нравится мысль об этом. Я… Не хочу называться убийцей, — с каждым словом Чимин всё заметнее начинает дрожать, — Юнги, я не хочу… — шёпотом произнёс Пак и всхлипнул. — Если не хочешь… Зачем пришёл на поле боя? — Юнги говорит тихо и настолько мягко, насколько это вообще возможно для человека, давно растерявшего свою мягкость. Незаметно для Чимина, он двигается ещё ближе к нему. — Я хотел… Чтобы другие считали меня таким же, как они. Тоже человеком. Я не хочу выглядеть в их глазах куклой, — Чимин глубоко вздыхает, чувствуя, как близка истерика. Юнги внимательно смотрит на Чимина, искренне стараясь его понять. — Ты не думал о том, что ты сделаешь и как это повлияет лично на тебя. Ты просто хотел показать нашим, что ты такой же, как они? — спрашивает Юнги. Он с небольшим напором тянет Чимина за руку на себе, а тот послушно падает в его объятия. Они давно не обнимались… В голову сразу же лезут воспоминания с того вечера, когда они выпивали вместе. Юнги тогда открылся ему с другой стороны… Открытый и искренний. Но ему, видимо, необходим алкоголь, чтобы открыть эти свои черты. Потому что сейчас перед Чимином всё тот же строгий, хоть и понимающий, главнокомандующий, проявляющий осторожную заботу. — Да, ты прав… Именно так… И… Юнги, мне сейчас так больно думать об этом… — всхлипывая, шепчет Чимин и сильнее прижимается к Юнги. Тот осторожно приобнимает Пака крылом, — я не хочу убивать людей!.. Не пускай меня больше туда… — шёпот Чимина становится хриплым, а сам он сильно сжимает в руках ткань водолазки Мина, смачивая её своими слезами. — Чимин… Это война. Мы убиваем даже не людей… — начал было Юнги. — Нет! Они тоже люди… Они могут ими стать… Им только память вернуть… — Чимин рыдает ещё сильнее. — Ты не вернешь память всем. Это и не нужно. Пойми… Тех, кого, как тебя, силой затащили в армию, единицы. Остальные — сброд, пришедший добровольно. Или поленившийся придумать способ откосить от армии. Их не жалко. — Жалко!.. Они такие же люди всё равно… Тоже дышат, спят, едят… Могут любить… Они такие же живые, как и я… Так чем они хуже, зачем я их убил? — расширившимися от истерики глазами Пак смотрит в пустоту. — Ты убил их ради… — Высшего блага? — усмехнулся Чимин, — но есть ли гарантии, что именно наше благо правильное?.. Глаз Мина на мгновение сверкнул гневом. Он резко взял Чимина за плечи и встряхнул. — Не смей так говорить. Если бы не их «благо», мы могли бы спокойно жить вместе. Могли бы быть счастливой влюблённой парой, как в любой нормальной стране. Мы могли бы не тратить свою жизнь на спасение этой помойки, которую называют Родиной. Да как у тебя вообще язык повернулся сказать такое? — глаз Мина внимательно смотрит на Чимина. Такая резкая встряска даже смогла успокоить его. Он лишь судорожно всхлипывает, понимая, какую глупость сказал. — Я нет… Я… Просто… Убивать тех, кто убивает… Это… Получается, правильно?.. Но тогда… Кто убьёт нас? — Чимин растерянно хлопает глазами. — Мы подумаем об этом, когда придёт время. Сейчас… Мы просто продолжим сражаться ради нашего счастья, — серьёзный взгляд Мина постепенно сменяется на мягкий и нежный. Он бережно обнимает Чимина, извиняясь за эту мимолётную вспышку гнева, — у меня… Есть большие и важные планы. Я возьму тебя с собой только при условии, что ты больше не полезешь, туда, где тебе быть не стоит. Я думаю… Это один из последних рывков к свободе. Юнги берёт Чимина за подбородок и внимательно смотрит ему в глаза, глубоко раздумывая над своими дальнейшими словами. — Когда… Мы свергнем их… Я хочу… — Мин краснеет и отводит взгляд. Чимин с мягкой улыбкой смотрит на него и тихо спрашивает, приблизившись к губам Юнги: — Чего же ты хочешь? Мин наклоняется ещё ближе и очень тихо и осторожно шепчет, чтобы точно никто лишний не услышал: — Хочу выйти за тебя, — губы парней соприкоснулись в нежном поцелуе.