Куколка

«Хочу выйти за тебя» — эти слова эхом отдавались в голове Чимина, преследуя его везде. Перебирая свои вещи в комнате, он слышал в голове голос Юнги, говорящий эти слова. Они преследовали его, пока Пак завтракал, пока переносил ящики с боеприпасами на складе, и пока он он помогал Намджуну ухаживать за новыми ранеными. Собственно, прошло уже три дня. Раны Чимина, благодаря лечению Кима, быстро прошли, поэтому он, не тратя время зря, решил помогать всем, чем может. Пак больше не рвался воевать сам. Каждый раз, когда он вспоминал о том самом дне, когда был ранен, помимо боли, пронзающей всё тело, он чувствовал сильнейший страх, панику и… Вину. Даже после того разговора с Юнги, Чимин всё так же чувствует вину перед убитыми. Но об этом Чимин всё равно вспоминал довольно редко. На первом плане всё так же был Юнги и его слова. — Это ведь… Было предложение? — Чимин и не заметил, как сказал это вслух, покраснев. Где-то рядом глухо упала коробка. — Что ты сказал? — Хосок поражëнно смотрит на Чимина. Он почти всегда работает с Паком, тоже не выходя в бой. И, наверное, за три дня работы вместе, они немного сблизились… Хосок уже не ходит хмурой тучкой, он спокойнее общается с Чимином без периодических нервных проявлений вроде слегка истерического смеха, царапанья рук и их заламывания. Раньше это было неотъемлемой частью общения Чона с Чимином. По поводу и без, он постоянно извинялся, опуская глаза. А сейчас Хосок даже улыбается. Вероятно, причиной этого было само отношение Пака к своему другу. Он легко понял, чего Чону не хватает и о чëм он попросить не может. Прикосновения. Некоторым людям жизненно необходимо, чтобы их обнимали, брали за руки, даже просто касались невзначай во время разговора. Иначе они «вянут», становятся такими, как Хосок — печальными и мрачными. «Видимо… В тот момент, когда ему нужна была особая поддержка, никто этого не понял. И Хо ушëл в себя…» — думал Чимин. То, что Хосоку нужны прикосновения, Чимин понял случайно. Вечером того дня, когда Юнги сказал те самые слова, въевшиеся в сознание Пака, Чон всë-таки навестил его. Он выглядел ужасно виноватым, всë-таки Пак оказался ранен, защитив именно Хосока. И неважно, что выбора другого у Чимина не было в этот момент. Если он не выступил живым щитом для Чона, тот бы точно погиб. Хосок этого не понимает… Он видит только вину за то, что из-за него Чимина так сильно ранили. Пришлось долго объяснять плачущему Чону то, что его вины в случившемся нет. И вот тогда, в такой острый для Хосока момент, Чимин позволил себе сначала держать его за руки, а потом и вовсе крепко обнять, пытаясь хоть как-то утешить друга, которого так сильно грызёт вина. И Чимин заметил, как легко и быстро Хосока успокоили объятия. И его вина постепенно сменилась на искреннюю благодарность другу. «Спасибо тебе… Но я не знаю, как тебя отблагодарить за это. Я в долгу перед тобой… Может быть мне когда-нибудь выпадет возможность, и я тоже спасу тебя,» — сказал Хосок. А для Чимина лучшей благодарностью за спасение будет просто счастливая улыбка Хосока. И, можно сказать, что Пак это получил. — Я сказал… Ой, это было не специально, — неловко улыбнулся Чимин. Он видит то, как Чон слегка шокированный сказанным Паком… — Предложение в смысле… Какое? — аккуратно уточняет Хосок. Может, он зря паникует вообще. А Чимин решил вообще ничего не скрывать. Хосок вполне заслуживает быть посвящëнным в подробности жизни Пака, тем более ему наверняка будет приятно подобное доверие. — Рейвен… Сказал, что, когда это всё закончится… Он хочет выйти за меня, — краснея, проговорил Чимин, внимательно пересчитывая запас пуль в одном из автоматов. Вот такая вот у них с Хосоком работа — готовить боеприпасы к бою, который может начаться в любой момент, в принципе. А потом ещё и заниматься заново закупкой оружия… В последние разы его практически не остаётся после битв. А всё из-за становящихся сильнее кукол. — Выйти за тебя? То есть… Замуж? Прям… Со свадьбой? — Хосок шокированно прикрывает рот рукой, — а… Кольцо уже подарил? — А? Нет… Какие ещё кольца сейчас могут быть? — пожимает плечами Чимин, — Я и не то, чтобы хотел кольцо… Всё равно носить не смогу. Зачем мы вообще говорим об этом? — смутившись, сказал Пак. Это действительно так странно… Обсуждать брак, подготавливая боеприпасы в полумраке склада, будучи не до конца уверенными в том, что через неделю они будут живы. — Для начала нужно отменить закон, запрещающий вам жениться… — задумчиво протянул Хосок, — а для этого нужно… — Свергнуть власть, — двери склада распахнулись и на пороге появилась крылатая фигура. Задерживаться в дверях Юнги не стал и сразу же подошëл к Чимину и Хосоку. Чон, следуя воинскому уставу, сразу же встал по стойке смирно, отдав честь главнокомандующему, — вольно, — слегка улыбнулся Мин и аккуратно приобнял Чимина. Тот, смутившись, осторожно отвечает на объятия, но сильно краснеет. Юнги никогда до этого не обнимал его при ком-то… — Есть некоторые проблемы с запасами гранат. Их с каждым разом всё меньше остаётся, — проговорил Пак, показывая записи в блокноте Хосока. — Вижу. Но больше достать просто не получается, — покачав головой, ответил Мин, — Чимин… Мне нужно с тобой лично переговорить, — Рейвен медленно гладит Чимина по щеке, глядя ему в глаза. Ему уже починили протез, поэтому вместо простой чëрной повязки на его глазу снова красовался навороченный прибор. И снова его красноватый блеск напоминал лазер, который прожигает душу. — Хоби… Закончишь тут сам? На обеде встретимся, — слегка улыбнувшись, сказал Чимин. Чон коротко кивнул ему, что-то записывая в блокноте. И тут же Юнги, взяв Пака под локоть, повёл его на выход из склада. На улице стояла солнечная погода. Недавно выпал снег, поэтому было особенно светло. Пак даже слегка щурился, осматриваясь по сторонам, ведь яркий белый свет свежего снега просто-напросто ослеплял его, привыкшего к полумраку склада и не очень качественному освещению в штабе. Бегло взглянув на Юнги, он заметил, как красиво тот выглядит, щурясь на солнечном свету. И вообще, яркий свет так хорошо подчëркивает его природную бледность, а лëгкий ветер треплет его немного отросшие волосы, которые Рейвен постоянно поправляет, чтобы они не закрывали обзор. — Может тебе ободок нужен? — хихикнул Чимин. Откуда у него вообще ободок возьмётся? — Не надо, — усмехнулся Мин, заведя Пака в тень под деревом, — я вообще собираюсь постричься скоро… — Не стригись… Тебе очень идёт, — немного жалобно дуя губы, говорит Чимин. — А простреленная башка мне пойдёт, когда чëлка закроет мне обзор и я пропущу пулю? — немного нервно смеëтся Мин. — А, ну… Нет… — опустил глаза Пак. Как же его расстраивает и раздражает то, как им приходится не брать в расчёт красоту, жертвуя ей в пользу удобства в бою. Чимину тоже, наверное, не помешало бы постричься, хотя он в бой не выходит. А вообще… Вот бы хоть ненадолго вернуться в подростковый возраст с нежно-розовыми волосами и клубничным блеском для губ. Да, над Паком смеялись и издевались в школе за такой нежный образ, но каким же красивым и счастливым Чимин чувствовал себя, глядя в зеркало. А сейчас ни о каких блеске и краске речи идти не может. Как же грустно от этого… — В любом случае, я позвал тебя не для того, чтобы обсудить мои волосы, — мягко улыбнулся Юнги, положив руку на плечо Чимина, — помнишь… Я тебе говорил о том, что у меня есть важные планы? — взгляд Мина стал достаточно серьëзным. Это именно тот взгляд, когда он переходит в состояние военного лидера. — Да, помню… А что, ты уже готов это осуществлять? — Чимин удивлëнно хлопает глазами. Он-то думал, что эти планы ещё месяц, как минимум, будут дорабатываться. — Да, у меня всё готово. Теперь я хочу посвятить тебя в эти планы, — усмехнувшись, Юнги берёт Чимина за руку и ведёт его в штаб, на ходу принявшись объяснять запланированное, — Минни, какой скоро праздник? — с улыбкой спрашивает Мин. — День Независимости, — без раздумий ответил Чимин. Он знает абсолютно все государственные праздники просто благодаря тому, что зазубривал их в школе. — Умничка. И, как ты понимаешь, на празднике будет масштабный парад. Этим мы и воспользуемся, — Мин открывает дверь своего кабинета. На его рабочем столе была разложена карта столицы с особым акцентом на главную площадь. Чимин подходит к столу, с любопытством разглядывая карту. В расставленных на ней фишках и рисунках он ровным счëтом ничего не понимал. Но выглядело интересно и масштабно. — Ты хочешь сказать… Что собираешься на празднике выступить? — Чимин с удивлением и восхищением смотрит на Юнги. — Именно так. У меня большие планы на великолепное шоу, — усмехнулся Мин, самодовольно рассматривая карту, — Во-первых, мы захватим военную технику, которую будут демонстрировать на параде. Точнее, мы уже её захватили. Использовать вряд ли будем, это нужно для взятия ситуации под наш контроль. Далее, я застрелю выступающего на центральной платформе офицера. Я буду вот здесь, — Мин указывает на одно из высотных зданий, окружающих площадь, — а потом займу его место, слетев с дома. Естественно, меня захотят застрелить. Но, — красным маркером Юнги рисует несколько продолговатых овалов, обводя все те же дома, окружающие площадь, — здесь везде будут наши люди. — Откуда так много? — Чимин прикидывает примерные размеры этих домов, а потому, мягко говоря, шокируется от количества людей, которые должны будут занять эту территорию. — Иностранные наëмники. Поверь, не мы одни заинтересованы в том, чтобы всё это прекратилось. Кстати… За последние дни участились доносы и задержания сомневающихся во власти… Думаю, сейчас — самый подходящий момент, чтобы покончить с этим всем. — А… Почему нельзя было раньше? — осторожно спрашивает Чимин. — Было трудно договориться с иностранцами. Видишь ли… Даже нам они не верят, считая, что мы ничем не отличаемся от имперцев. Пришлось очень долго доказывать им обратное… Плюс, я долго не мог понять, как вообще захватить демонстрационную технику. Но с помощью иностранцев всё стало гораздо проще. Так вот… На меня вряд ли нападут, ведь они сами и гражданские, — Мин показывает на зелёные фишки на карте, — будут под прицелом наших. — Гражданские? — Чимин даже бледнеет от мысли о том, что Юнги подвергает риску обычных людей. — Огонь мы вряд ли откроем, не переживай. Да и к тому же… Весь этот сброд мне не жалко, — усмехнулся Мин, — пока я буду толкать свою речь, основные корпуса нашей армии будут осуществлять, собственно, переворот. А ещё у тебя будет определённая роль, — Рейвен указывает на оранжевую фишку, помеченную звëздочкой. Она стоит на месте дворца диктатора… — Ты наденешь свою имперскую форму и под видом солдата проникнешь в дворец. Найдешь старика, свяжешь его и выведешь на площадь. Ничего не бойся, напоминаю тебе про этих ребят, — Юнги указывает на красные овалы, — вопросы? — Я… — Чимин поражëнно хлопает глазами, пытаясь осознать данную ему роль. Он… Должен привести диктатора на площадь? Один? — Я боюсь, — честно сказал Пак. — Я понимаю. Но я бы не дал тебе настолько важное задание, если бы не был уверен в том, что ты справишься и в том, что у нас всё получится. У нас есть чуть меньше месяца на подготовку. Тебе в первую очередь нужно подкачаться, — слегка улыбнувшись, сказал Юнги. Он прошëлся вокруг карты и ровно за спиной Чимина. Слегка наклонившись к карте, Рейвен делает на ней ещё какие-то пометки, а Чимин начинает сильно краснеть, ведь и ему пришлось наклониться под Мином… А Юнги, видимо, так и ожидал, что Пака это смутит, поэтому довольно усмехнулся. Его длинные пальцы медленно заскользили по талии Чимина, под его расстëгнутый китель. Потом они самовольно выпускают заправленную рубашку из брюк Чимина и теперь начинают гладить его гладкую кожу живота. Пак не сдерживается и тихо стонет, машинально прогибаясь в спине и теперь упираясь пятой точкой ровно в пах Юнги… В ответ на это действие Мин слегка сжимает талию Чимина в своей руке. — Чего ты хочешь? — хрипло шепчет Юнги на ушко Чимину, забираясь пальцами уже в брюки Пака… Тот протяжно стонет, когда холодные пальцы касаются его паха. — Ты знаешь… Мы уже неделю как… Не делали этого… — отвечает Чимин, слегка задрожав. Вторая рука Мина расстегнула его ширинку, приспустила его брюки и бельë… Пак не успел толком сообразить, что происходит, а рука Юнги уже обхватила его член и стала медленно водить по нему. Чимин зажимает рот рукой, стыдясь своих стонов. А рука Мина, кажется, только быстрее двигается… А потом Рейвен убирает руку, и Пак уже думал расстроиться… Но потом Юнги сделал нечто интереснее. Он отодвинул карту в сторону, свернув её, а потом взял Чимина на руки и… Посадил его на стол, лицом к себе, устроившись между его ног и окончательно сняв с него брюки и бельё. Пак, выловив момент, аккуратно снимает с себя китель, оставшись в одной рубашке. Юнги тоже раздевается, полностью избавившись от верха. — А как ты… С крыльями одежду носишь? — вдруг интересуется Чимин, рассматривая его крылья, закрывающие весь обзор на кабинет за спиной Юнги. Он немного игриво наклоняет голову набок, обхватив ногами его поясницу. — Я делаю в ней разрезы и застëжки на спине. Но да, одеваться иногда — просто ад, — усмехнулся Юнги, расстëгивая рубашку Чимина. После этого его рука медленно скользит по груди Пака, снова спустившись его паху… И снова кабинет наполняется томными стонами Чимина. Он сильнее прижимает Юнги к себе ногами, а тот всё время ускоряет движения своей руки. Пару минут спустя Чимин уже изливается, крупно содрогнувшись. Расслабившись, он падает в объятия Мина… А тот и не думает останавливаться. Собрав в руку белëсую жидкость Пака, он смазал ей свои пальцы и, раздвинув его ноги, плавно вставляет в Чимина свои пальцы. Податливый Пак для удобства Мина поддаётся бëдрами вперëд, тихо постанывая от приятных длинных пальцев в себе. Но Чимину так не терпится ощутить в себе нечто поинтереснее пальцев… Забывшись в приятных ощущениях, Пак даже не расслышал, как расстегнулась ширинка брюк Юнги. Но зато он прекрасно почувствовал, как Мин взял его за бëдра и аккуратно развëл их, готовясь войти. — Давай… Юнни… — шепчет Чимин. Юнги его целует в самое основание шеи, тихо прошептав ему: — Я люблю тебя, — и губы Мина двинулись выше, к шее Чимина и к его подбородку. — И я тебя, Юнги… — немного сдавленно отвечает Чимин и берёт Мина за подбородок, желая, чтобы он поцеловал его в губы. А потом Юнги входит в него, и Пак протяжно стонет в поцелуй, инстинктивно насаживаясь на член Мина. Всё происходящее смазывается в сладкий и такой тягучий мëд удовольствия. Руки парней беспорядочно изучают тела друг друга, пока раздаются тихие мокрые звуки от приятных толчков внизу. Юнги и Чимин дарят друг другу нежные поцелуи, смешанные со стонами и вздохами удовольствия. В какой-то момент Пак совсем откидывается назад, ложась на стол. Туда, где ещё недавно была разложена карта города, а теперь разложен Чимин. Кажется, кто-то стучался в дверь кабинета, но ему, естественно, никто не ответил. Да и кабинет заперт, так что беспокоиться влюблëнной паре было совершенно не о чем.

***

Проходит ещё три недели. За это время подготовка к масштабному выступлению Сопротивления шла полным ходом. И Чимин тоже готовился, под руководством Юнги. И он действительно смог набрать неплохую мышечную массу. Даже красивый пресс стал вырисовываться. Его Мин так часто кусать стал, когда они вместе спали… Почему-то именно об этих укусах Чимин и думал сейчас, занимая свою позицию на площади. Под брезентовым плащом скрывалась белая имперская форма. Сам Пак тихо сидел на мусорном баке в одном из тихих переулков. Сейчас там никто не ходит, все развлекаются на площади… А Чимину важнее всего увидеть платформу, куда через несколько минут опустится Юнги. — Чимин, меня хорошо слышно? — интересуется голос Мина в наушнике Чимина. — Да, — кивает Пак. Он нервничает. Переживает за Юнги. Да, по нему вряд ли откроют огонь, но стопроцентной уверенности нет. Может в него выстрелит какой-нибудь идиот, не ценящий жизни гражданских, собравшихся здесь? — Отлично. Знаешь, этот микрофон такой прикольный… Я в нём чувствую себя поп-идолом, — усмехается Юнги. Сейчас ветер приятно треплет его крылья, максимально прижатые к спине, а сам Мин внимательно наблюдает за происходящим на площади, ища прицелом снайперской винтовки того самого офицера, которого собирается застрелить. — Поп-идол? — немного удивлëнно спрашивает Чимин, — я думаю… Тебе бы пошла эта роль, — он умилëнно улыбается, представив Юнги на сцене, в свете софитов, с каким-нибудь цветными волосами и красивым макияжем… — Я тоже об этом думаю. Возможно… В какой-нибудь из параллельных вселенных в нашей прекрасной стране всё чудесно, мне не приходится продувать спину из-за дырок под крылья, не нужно сражаться за свободу целого народа… И вот там я пишу музыку, пою и танцую на сцене, живу свою лучшую свободную жизнь, полную удовольствия… Конечно, никакая известность не даётся так просто, но я бы с бóльшим удовольствием прошёл бы все необходимые испытания для того, чтобы петь на сцене, вместо нынешней жизни… — рассуждает Мин и печально вздыхает. Он действительно мог бы жить совсем по-другому, без боли, бесконечной крови, поломанной души… — Значит… Хочешь петь? — мягко спрашивает Чимин, — может… Споëшь мне что-нибудь? — А что? Хм… Дай подумать, — Юнги ненадолго задумывается, — Every night in my dreams I see you, I feel you… That is how I know you go on… Голос Мина звучит действительно очень мелодично и подходяще такой лирической и нежной песне, пропитанной любовью. Юнги поëт, а Чимин, отдавшись этому прекрасному голосу в динамике и не замечает, как по его щекам текут слëзы от красоты этого голоса. Он поёт эту песню не просто так. Он поëт её с тем самым чувством, которое заставляет Чимина снова и снова в мыслях повторять одно и то же: «я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…» — You're here, there's nothing I fear, And I know that my heart will go on… We'll stay forever this way, You are safe in my heart and My heart will go on and on, — Чимин постарался спеть последнюю строчку вместе с Юнги, но у того явно лучше получилось. Но в ответ на попытку Пака в динамике раздался бархатный смех Мина, — Нам пора, милый. Всё будет хорошо, ничего не бойся, — Юнги сказал это с особой лаской в голосе, — когда я выстрелю, меня переподключат к колонкам, так что мы больше не сможем говорить. Если тебе нужна будет помощь, тебе ответит Джун, — говорит Мин, а в это время тот самый офицер оказалась ровно в зоне прицела, начиная говорить свою речь. — Да начнëтся шоу, — с ухмылкой произнëс Юнги и нажал на спусковой крючок винтовки.