Избавление от боли… Звучит как мечта. Разве нет такого человека, которому не хотелось бы остаться навсегда без чувства боли? Как физической, так и душевной. С болью пропадёт и ряд страхов: можно будет, не боясь почувствовать боль от ранения, кинуться в бой, можно убить врага, не боясь испытать болезненную вину после этого. Разве не благодать?
И если за это отвечает маленькое тельце в мозгу, наверное, можно каким-то образом вырезать ту часть, которая отвечает за боль. И какими будут ощущения после этого? Вероятно, в душе Чимин почти не почувствует сильных отличий от того состояния, в котором пребывал до возвращения своей души. А желанием избавиться от физической боли Пак не то чтобы сильно горит. Поэтому к вопросу Сокджина Чимин отнëсся очень скептически.
Ему действительно в душе очень больно сейчас. Ещё не до конца раскрывшаяся тягучая боль от утраты почти незнакомого человека вызывала в Чимине даже какой-то интерес. Он так ярко чувствует эту потерю… Видимо, Пак всë-таки очень эмпатичный человек. И эмпатию свою он терять не хочет, ему так больше идёт. А избавление от боли как будто бы может лишить Чимина и эмпатии тоже…
— Я не хочу лишаться боли, — тихо проговорил Пак после долгой, почти бесконечной паузы, — мне, наверное… Нужно чувствовать это всё… Так я ощущаю себя человеком… Понимаешь? — Чимин поднял на Кима осторожный взгляд.
— А я и не спрашивал у тебя разрешения. Если уж я решил поэкспериментировать, я это точно сделаю. А мы с тобой договорились, если ты вдруг забыл, — Сокджин сладко улыбнулся, а в следующий же момент у лба Чимина оказался пистолет, — ты можешь отказаться от участия в эксперименте. Но тогда… Я убью тебя. Сейчас я точно знаю в каком положении предохранитель, — Ким с явным наслаждением наблюдает за расцветающим на лице Чимина страхом.
— Я… Да, я согласен… — охрипшим от страха голосом промямлил Пак.
— Эмоции тебе действительно больше идут, чем пустое лицо, куколка, — Сокджин убирает пистолет, вдоволь насладившись страхом Чимина, и уходит, оставив Пака снова наедине со своими душевными терзаниями.
Чимину хотелось остаться в одиночестве. Чтобы дать самому себе возможность переварить все те эмоции… Но при этом перспектива долгой рефлексии своих чувств сильно пугала Пака. Так он и метался между желанием побыть одному и желания избежать одиночества. И в такие моменты путь Пака прокладывался прямиком к Юнги.
Долго искать Мина не пришлось. Он находился в кабинете мëртвого диктатора, усердно разбирая все оставшиеся после него документы.
— Блять, как же много ненужных бумажек, я в ахуе! — Рейвен нервно разрывает ещё один документ и швыряет его на пол, в кучку таких же обрывков бюрократии.
А за столом сидел Хосок, сосредоточенно читая всё то, что Юнги посчитал нужным для их дальнейшей работы.
— Вот бы избавиться от всего этого… — ворчит Мин, перебирая теперь старые военные планы. Впрочем, все они уже слишком неактуальны, а потому тоже полетели на пол, оказавшись разорванными.
— Это не так просто, как ты думаешь. Ведение подробной документации помогает… Да вот даже нам. Представь, как нам было бы трудно сейчас перестраивать государственный аппарат без сведений о прошлом? — задумчиво произносит Хосок, продолжая читать старые постановления о введении военных положений в различных регионах, — кстати о государственном аппарате, — Чон поднимает взгляд на Юнги, — я так понимаю… Теперь ты правитель?
— Что? — Мин смотрит на Хосока даже как-то слегка возмущëнно, — никакой я не правитель!
— Почему? — подаёт голос Чимин, тихо усевшийся в кресло в ближайшем к двери углу. Всё это время он не мешал старшим разбирать документы и в целом работать и разговаривать.
Заявление Мина о том, что никакой он не правитель, слегка повергло Пака в шок. В смысле он не правитель? Тогда для чего вообще был переворот, если Юнги не хочет вставать у власти? Разве… Перевороты не совершают обычно те люди, которые хотят занять место у руля?
— Потому что я не правитель, — Рейвен хмуро смотрит на Чимина своим живым глазом. А механический снова будто бы насквозь читает Пака, тому даже как-то некомфортно стало сидеть в кресле, — я воин, но никак не правитель. Я… Просто не смогу адекватно решать мирные вопросы, — объясняет Мин, а его взгляд приобретает нотки грусти. Если Чимин сейчас чувствовал себя безумно эмпатичным человеком, то у Юнги с этим совсем всё было плохо, и он прекрасно знал об этом. Разве можно человеку почти без эмпатии и с повышенным уровнем жестокости управлять страной? Только войском он и может управлять. И сам Мин это прекрасно понимает. Поэтому он и не стремится к власти.
Но с другой стороны… Кто, если не он? Юнги этот переворот начал, он же и должен его закончить. Во все времена в конце переворота к власти приходили те, кто его учинил. А тут… Организатор переворота вдруг говорит, что он не способен править? Звучит, как что-то невероятное.
— В этом ты прав, — подаёт голос Хосок, — по мирным вопросам не выйдет работать так, как ты привык. Но… Я не думаю, что народ нормально воспримет тот факт, что после твоего переворота, у власти будешь не ты…
— Да какая разница, как они это воспримут? Они идиоты, — теперь хмурый взгляд Мина устремляется в сторону Хосока. Чон, вздохнув, качает головой.
— Разница большая. Что им мешает тоже взбунтоваться, так же, как сделали мы? — Хосок стойко выдерживает внимательный, чуточку презрительный взгляд Юнги. Чона самого даже немного удивляет собственная стойкость… Обычно под подобным взглядом Мина он бы, как и любой другой человек, быстро сломался и сдался, но не сейчас.
— Ну и… Что ты тогда предлагаешь? — Юнги, в свою очередь, сильнее хмурится, ожидая ответ Хосока, — я править не могу и не хочу.
— На время военного положения оставайся у власти. За этот период мы подготовим всё для референдума, — объясняет Чон, откинувшись на спинку стула.
— Я не хочу быть у власти, — всё так же упрямо шипит Юнги, отведя взгляд на бумаги в своих руках.
— На время военного положения это просто необходимо, Юнги. Как ты представляешь себе это? Устроить переворот и свалить в закат? — Хосок недоумëнно выгибает одну бровь, чувствуя себя так, будто спорит с подростком.
— Да? Я устал. Я хочу свалить куда-нибудь подальше. С… С Чимином, — Мин переводит грустный и несколько даже жалобный взгляд на Пака, явно ища в нём поддержку, — куда-нибудь… Где тепло… И красиво, — теперь печальный взгляд Юнги устремляется за окно, где снова валил снег, а за его завесой проглядывались очертания серых безжизненных многоэтажек, которые давно пора было бы снести или хотя бы отремонтировать. И как же жутко они выглядели на фоне роскошного дворца диктатора, в котором теперь засел Юнги со своими людьми. Временно, на этот дворец у них другие планы.
— Юнги… Ещё не время об этом думать, — подаëт голос Пак. Юнги снова смотрит на него, явно осуждая его за сказанное, — позволь объяснить… — шепчет Чимин и встаёт с кресла. Взяв Юнги за руку, он выводит его на балкон, где их никто бы не услышал.
— Объясни. Неужели ты не хочешь сбежать со мной? — голос Мина даже немного срывается на жалобный хрип, пока его глаз пронзительно смотрит на Пака.
— Хочу. Но… Не сейчас… — Чимин делает шаг ближе и аккуратно обхватывает ладонями тëплые и немного шершавые щëки Юнги, грея о них руки, — Хоби прав… Сейчас не то время, чтобы убегать, пойми. Нам нужно довести начатое до конца, а потом… Потом мы с тобой убежим, если ты этого так сильно хочешь. Хотя… Может, в этом уже и не будет необходимости. Зачем сбегать из мира, который ты сам можешь построить?
— Не то чтобы сбегать… Я никогда не был нигде, кроме этой чëртовой страны. Я хочу… Увидеть мир за пределами бесконечного холода, серых домов и пушек, — кажется, что постепенно под влиянием Чимина Юнги смягчает свой пыл и готов к спокойному разговору. До этого же он источал энергию обиженного подростка на взводе.
— Мы обязательно увидим мир, Юнги. Только… Закончим начатое. И убедимся, что в твоё отсутствие мир, который ты построил, не развалится. Хорошо? — Пак с надеждой смотрит в глаза Мина, медленно поглаживая его щëки. Юнги коротко кивает, явно ещё немного упрямясь. Ему хочется сбежать уже сейчас. Но этого делать нельзя. И, видимо, взрослая его часть это понимает, поэтому Мин ещё здесь, хотя возможность сбежать у него есть в любой момент. И тогда к чему был весь этот разговор, когда оба: и Юнги и Чимин, были уверены в том, что Рейвен никуда не денется.
— Юнги… Расскажи мне, пожалуйста, что случилось… С… — Чимин не знает, почему запнулся на произнесении имени. Но вместо него Пак опустил глаза вниз, тихо вздохнув. Юнги и без слов понял, о ком идёт речь.
— Ничего особенного, Намджун рассказал, что его просто застрелили. Обычная смерть для солдата. А почему ты спрашиваешь? Ты разве был с ним близок? — Мин задумчиво смотрит на Чимина.
— Нет, но… Я видел, как больно было Чонгуку… И мне самому тоже… Было больно видеть это, — голос Пака дрогнул и он продолжил пялиться вниз, не смея поднять на Юнги свои слезящиеся глаза. Слишком больно вспоминать не столько факт смерти Тэхёна, сколько то, как сильно боль от этой смерти исказила милое кроличье личико Чонгука, оставила в его груди, наверное, даже более страшную, хоть и не смертельную рану.
Уже много раз за это время Чимин успел обсудить сам с собой тот факт, что эта смерть никак не повлияет на дальнейшую жизнь Чимина. Но снова и снова Пак возвращался мыслями к тому, что ему тоже очень больно думать о том, что такого хорошего, приятного парня, как Тэхён, больше нет. Вот прям нет. Совсем-совсем нет. И он не вернётся. И больше не подарит Чонгуку ни одного цветочка, не вызовет на его лице смущëнную и одновременно радостную улыбку.
— Мне не понять тебя, — с вымученным сожалением сказал Юнги, подбадривающе похлопав Чимина по плечу. Пак поднимает на Юнги удивлëнный взгляд, — Я не чувствую того же, что и ты. Мне… Как бы мне не было стыдно говорить это, но мне правда всё равно. Уже достаточно много раз я видел чью-то смерть, и лишь однажды она вызвала у меня хоть какую-то реакцию. Да… Только тогда, когда от экспериментов умер мой друг, — сухо рассуждает Юнги.
— Я понимаю… Тебе не нужно стыдиться этого… Мы просто по-разному реагируем, — шепчет Пак, будто бы убеждая самого себя в сказанном. Он аккуратно обнимает Юнги, прижавшись щекой к его груди.
— Скоро твоя боль утихнет. Не переживай, — теперь голос Юнги звучал с самой настоящей заботой, когда его рука ласково легла на макушку Чимина. Пальцы скользнули к его щеке и взяли за подбородок, приподняв лицо Пака. Несколько секунд Мин смотрел ему в глаза, а потом, наклонившись, осторожно поцеловал его мягкие, но слегка обветренные на морозе губы.
И этот их поцелуй на морозе был достаточно долгим. И оба они совсем забыли о том, как легко могут увидеть их, целующихся на балконе.
И довольно скоро этот поцелуй возымел последствия.
— Юнги… Мне нужно тебе сказать кое-что… — вдруг начал сбивчиво шептать Чимин, отстранившись от губ Юнги. Теперь Пак выглядел несколько напуганным.
— Что такое? — Мин немного удивлён быстрой сменой настроения Чимина.
— Сокджин… Он скоро хочет поставить на мне свой эксперимент… — тихо проговорил Пак, опустив взгляд, — мне страшно. Пожалуйста… — Чимин мелко дрожит и сильнее прижимается к Юнги, обняв его, — пожалуйста, пообещай мне… Что не дашь мне умереть, — Пак всхлипывает и крепко сжимает в руках жëсткую ткань куртки Юнги.
— Обещаю, — после короткой паузы сказал Мин, зарывшись рукой в мягкие рыжеватые волосы Чимина. Он чувствует, как постепенно мокнет от слëз Пака его водолазка и, медленно поглаживая его по макушке, позволяет ему выплакаться столько, сколько ему нужно.
***
Всю последующую неделю Сопротивление, вставшее теперь у власти, плотно работало над закреплением своего нового положения. Юнги смирился с тем, что до выборов президента Необъятной ему придётся быть у власти, и теперь даже принимал этот факт относительно спокойно. Штаб новой власти теперь переехал в ближайшее ко дворцу здание. Сам дворец предполагалось отдать на перестройку под музей, школу, театр… В общем, вариантов было достаточно много.
Люди тоже как будто бы стали теплее относиться к новой власти. Они даже начали искренне восхищаться Юнги и его стойкостью, но сам Мин всегда воспринимал это как очередное проявление их глупости. И будет продолжать так воспринимать. Был бы на его месте любой другой правитель, люди бы точно так же начали им восхищаться. «Глупому стаду просто всегда нужен лидер, чтобы следовать за ним,» — говорил Юнги, " — но сами себя вести они не могут. Им не хватает ума».
А Чимин всю неделю пытался справиться с той болью, сжимающей его сердце каждый раз, когда он смотрел на побледневшего и похудевшего Чонгука. И… Всë-таки Юнги оказался прав. Спустя какое-то время боль почти утихла, уступив место мерзкой липкой тоске, словно щупальце сжимающей сердце Пака. Упрямые слëзы всё равно начинали наворачиваться на глаза Чимина, но всë-таки он смог их контролировать.
И за всю неделю бесконечных дел Чимин даже начал забывать о том, что в любой момент может придти Сокджин и позвать его на эксперимент. И вот, он наконец-то задумался об этом, когда стоял с Юнги у окна его кабинета. Мин отвернулся к улице, так как курил в этот момент и не хотел, чтобы дым летел в сторону Чимина.
Вообще, погода стояла очень хорошая, что было удивительно. Солнце настолько хорошо грело, что даже снег начал постепенно таять.
— Сокджин до сих пор не явился? — спросил Юнги.
— Нет… — вздохнул Пак, наблюдая за птицами за окном. Вопрос Мина не особо вывел Чимина из состояния тревоги из-за мыслей об эксперименте, — слушай… Пойдём на улицу? Тут душно, — просит Чимин в надежде, что хотя бы свежий воздух избавит его от страха и тревоги. Рейвен коротко кивнул и попросил Чимина пойти вперёд, так как сам Мин ещё не докурил сигарету.
А на улице явно что-то происходило. Чимин увидел, как несколько солдат столпились вокруг… Чонгука? Бедняжка выглядел сейчас ещё более напуганным и забитым, чем обычно. И едва Чимин сам решил, что ему стоит подойти и разобраться в чëм дело, как его уже схватили за плечо.
— Этот тоже! Педик! — крикнул парень держащий Чимина за плечо, — Я видел, как он сосался с Рейвеном! — парень грубо толкнул Чимина в сторону Чонгука, прижатого толпой к стене, — у меня даже фотки есть!
И парень достал из кармана немного помятые фотографии недельной давности. На них действительно были снятые исподтишка Юнги и Чимин, что нежно целовались на балконе, держа друг друга за плечи…
Одним хором тут же раздались голоса, пародирующие звуки блевоты. А Чимин и не знал что чувствует. Вроде бы стыдно, что застали такой жутко интимный момент, а вроде Пак и чувствует какую-то гордость. Что он выше этих животных, смеющихся над чужой любовью. И, думая об этом, Чимин тихо усмехается.
— Чë ржëшь, пидорас? — Чимина хватают за мягкую чëлку и больно ударяют кулаком по щеке, — вот из-за таких, как ты, нация и вымирает!
— Я? — Чимин осторожно потирает ударенную щеку, — а Рейвен уже не в счëт? — Пака откровенно злило то, что одного его тут считают причиной всех бед. Снова. Как тогда, когда он только-только присоединился к Сопротивлению.
— Потому что именно такие сладкие мальчики, как ты, совращают нормальных мужиков.
— Чë, нравится член главнокомандующего в жопе? Может и другой понравился? Тебе, наверное, без разницы, приходится брать что дают…
Оказавшись у стены, Чимин перестал слушать то, что ему говорят. В отличие от Чонгука, от страха забившегося в угол, Пак легко нашёл в себе достаточно сил, чтобы дать отпор. В следующий же миг Пак ударил по яйцам одного парня, находящегося слишком близко, а потом и остальных прилетело прикладом по башке.
Наступив на грудь одного упавшего на асфальт парня, Чимин направил на остальных дула двух пистолетов, которыми теперь он прекрасно овладел.
— А тебе, видимо, вообще никто не даёт, раз тебя так сильно ущемляет чужая счастливая личная жизнь, — Пак посильнее нажимает тяжëлым сапогом на грудь парня. Чонгук тем временем куда-то слинял ещё во время драки, так что Чимин даже не успел узнать у него о его состоянии и причине нападения на него странных парней.
Собственно, из-за своего положения Чимин не заметил, как ему вот-вот должен был прилететь удар прикладом по затылку. Но удар всё равно не состоялся благодаря внезапно раздавшемуся выстрелу.
— Я не понял. Что за хуйня тут происходит? — Юнги, прострелив руку нападавшему на Чимина, критически осматривал место драки.
— Они говорят, что я пидорас и совращаю нормальных мужиков. То есть… Тебя, — усмехается Пак. Теперь он легко позволил себе убрать пистолеты и изящно сойти с лежащего на земле парня. Чимин подходит к Юнги, довольно улыбнувшись. Хочется, чтобы Мин похвалил его за успешную победу в драке… Раньше у Пака на такое точно не хватило бы сил.
Юнги, не обращая внимания на резко осуждающие взгляды, спокойно погладил Чимина по голове, а потом перевёл острый, полный злобы взгляд на солдат.
— Будете драить больничные туалеты. Или прострелю ещё руки, — и Мин сделал пару предупреждающих выстрелов. Пули пролетели ровно над рукой одного из парней, который, кажется, до смерти перепугался с такого.
Солдаты в испуге убежали выполнять работу, данную им главнокомандующим. А сам Юнги… Оставшись наедине с Чимином, хотел что-то сказать ему, даже провёл рукой по его щеке, готовясь к разговору, но тут же за спиной раздался знакомый сладкий голос:
— Чиминни, пора на работу.
Пак в испуге смотрит за спину Юнги, Мин и сам обернулся, и увидел Сокджина, устремив на него взгляд, полный ненависти. Неосознанно он сильнее прижимает Чимина к себе, так и говоря своими действиями о том, что Киму не стоит приближаться к Паку.
— Ох, ну… Если не хочешь сейчас отпускать его… Потом не удивляйся, когда однажды обнаружишь труп в своей постели… — ласково тянет Сокджин, подходя ближе к парням и медленно проведя ладонью по щеке Юнги, — Я о-очень сильно не люблю, когда люди не исполняют договоры. Так что… Не стоит упрямиться. Пойдём, Чимин, — Сокджин отходит в сторону и, приветливо улыбнувшись, протягивает Паку руку. Чимин, осторожно выбравшись из объятий Юнги, с сожалением смотрит на него, а потом переводит взгляд на руку Сокджина, но не берёт её.
— Ладно, я иду, — тихо проговорил Чимин.
— Только попробуй навредить ему, — шипит Мин, когда Ким аккуратно приобнимает Пака за плечи, притягивая его к себе.
— Не беспокойся. Всё во благо науки, — мурлыкнул Сокджин и направился с напуганным Чимином в сторону своей лаборатории.
— Подожди. Я с вами, — сказал Юнги, — я прослежу… Чтобы с Чимином всё было хорошо.
Видно было, как сильно Сокджину не понравилось рвение Юнги проконтролировать состояние Чимина. Он недовольно скривил губы, но не стал возражать.
***
Чимин, признаться честно, ожидал чего-то похуже. А сдачу всевозможных анализов и замер почти что всех параметров его тела сложно было назвать страшным словом «эксперимент». Но потом, когда Сокджин зафиксировал в тетради данные о давлении Пака, он вдруг взял его за руку и повел по светлому коридору.
— Нет, ты будешь за стеклом, чтобы не мешать, — сказал Ким, строго посмотрев на Юнги, следующего за ними по пятам. Не дав Мину возможность возразить, Ким открыл дверь, ведущую в комнату со стеклянным окном в соседнюю и толкнул туда Рейвена.
— Если с ним что-то случится… — снова начал шипеть Юнги, угрожающе заведя руку за спину и хватаясь за пистолет.
— Да не случится ничего, заглохни уже, — ворчит Сокджин, захлопнув дверь.
Чимина он заводит в соседнюю комнату. А там…
— Мне… Туда надо? — спрашивает Пак, бледнея, смотря на электрический стул, — Это ведь средство казни, разве нет? — бормочет Чимин испуганно.
— Я хочу проверить твой болевой порог, — мягко улыбается Сокджин, подбадривающе толкнув Пака в сторону стула, — убивать я тебя не собираюсь расслабься.
И Чимин сел. Сокджин закрепил на его теле всевозможные ремни и провода, устроился за столом рядом и раскрыл свою тетрадь, поставив перед собой пульт от стула.
— Жми на кнопку в те моменты, когда: почувствуешь дискомфорт, лëгкую боль, среднюю боль, сильную и очень сильную. Ясно?
Чимин шумно сглатывает и кивает.
— Д-да… — нервно прошептал Пак, почти что полностью подготовившись морально. И Сокджин начал работу.
С первыми уровнями всё было легко и просто. Пак без заминки жал на кнопку, но… Вот после сильной боли начались трудности… От боли, растекающейся по всему телу Чимин начал слегка дрожать и даже пару раз всхлипнул.
— Может… Хватит? — сдавленно спросил Чимин, сжимая ручки стула, — мне уже… Очень больно…
— Но недостаточно для очень сильного уровня, верно? — слегка выгибает бровь Сокджин, продолжая увеличивать показатели устройства. Пак уже не смог сдерживать болезненный стон, а потом и крик, когда в очередной раз нажал на кнопку, оповестив учëного об очень сильной боли.
— Всё, хватит! Прошу! — Чимин выгибается так, как ему только могут позволить ремни и провода. Слëзы уже бесконтрольно текут по его щекам, руки нервно сжимаются в кулаки… Но боль не останавливается. Сокджин с упоением наблюдает за Чимином, а потом переводит взгляд на Юнги. Тот, кажется, скоро не выдержит и пулей пробьëт стекло. К счастью, он хотя бы не слышит криков Чимина, да и Пак находится к нему спиной. Но Мин чувствует неладное, это точно.
Ещё разок посмотрев то на Чимина, то на Юнги, Ким опускает взгляд на пульт. Есть ещё один уровень. И Сокджин резко дëргает рычаг, заставив тело Пака ещё раз крупно содрогнуться от боли. Его обмякшая ладонь снова опускается на кнопку, автоматически регистрируя смертельный уровень боли. И вот теперь Чимин ничего не чувствует. И не слышит звона разбивающегося стекла.
