***
Чердак, судя по всему, был несколько недостроенным участком дворца. Здесь просто был свален неиспользованный декор и стройматериалы. И Чонгук. Он сидел под лучами солнца, пробивающимися через очень плохо тонированное стекло окна, и прижимал к груди букет уже изрядно подсохших колокольчиков. Фиолетовых. Их Чонгук очень любил, Чимин заметил это. И их ему всегда дарил именно Тэхён. Окружающая обстановка наиболее ярко раскрывала эмоциональное состояние Чонгука в этот момент. Забитый всяким хламом чердак словно бы отражал бардак мыслей, роящихся в голове Чона. Полумрак помещения показывал темноту в душе парня, а редкий свет, падающий на медленно увядающие цветы в его руках, был словно визуализацией последнего источника его счастья, и тот уже погиб. Чимин слышал, как кто-то называл Чонгука плаксой. Но разве мог иначе реагировать тот, у кого последняя битва отобрала самого важного и самого любимого человека? «Туда его», «Так и надо таким, как они», «Меньше народу — больше кислороду». Такие слова Пак слышал и, кажется, в те моменты его буквально трясло от гнева. Какое право люди имеют, чтобы давать себе волю издеваться над чужой потерей? Им никогда не понять того, что чувствовал Чонгук, но если бы они хоть немного постарались проявить эмпатию… И ведь у тех, кто так говорил, душа есть. Но почему они всё равно ведут себя так ужасно? Радуются чужой смерти, говорят все эти гадости? Видимо, наличие души — не показатель её качества. Люди могут находиться в армии, борющейся за свободу народа, но при этом иметь такие гнилые взгляды. Сейчас Чимин вспоминает, что часто видел очень противоречивых людей. Например, родители Пака. Да, они бросили Чимина в кукольную армию, но при этом они содержали приют для животных. Как относиться к таким людям?.. Чимин очень тихо подходит к Чонгуку и молча садится с ним рядом. Чон слегка вздрагивает, явно заметив появление Пака, но ничего ему не говорит, продолжая сидеть в одном положении. — Чонгуки… Как ты? — шёпотом спрашивает Чимин и мысленно душит себя за такой вопрос. Чонгук не отвечает, тоскливо взглянув на Чимина. Его пальцы, украшенные татуировками, медленно перебирают суховатые лепестки колокольчиков, сжимают парочку, заставляя их рассыпаться в руке Чона. Чимин слышит его тяжёлый, прерывистый вдох, похожий на всхлип. Но Чонгук не плачет, видимо, уже выплакав из себя всё, что только можно было. Он лишь продолжает тяжело вздыхать, сдерживая себя от очередных слёз. — Завтра… — хрипло проговорил Чон, выпустив из ладони раскрошившийся цветочек, давая ему опасть на пыльный пол. Чимин непонимающе смотрел на товарища несколько секунд, пока не понял, о чём речь. Похороны. — Чонгуки… Я буду рядом с тобой, — шепчет Чимин, а голос его предательски дрожит. Если для Пака погибший Тэхён не имел абсолютно никакого значения, тогда откуда вся эта боль, комом вставшая в горле Чимина и разрывающая его. «Больно Чонгуку, больно и мне. Чёртова эмпатия,» — думает Пак, нервно поправляя свою чёлку, чтобы скрыть от Чонгука мокрые глаза. — Спасибо. Я бы хотел… Попытаться отпустить Тэхёни поскорее… Наверное… Он бы не хотел, чтобы я грустил слишком долго. А я бы хотел собрать для него ромашек, но где я их найду… А где он нашёл эти колокольчики? В январе? — удивлённо шепчет Чонгук, а Чимин искренне восхищается тому, как Чон умудряется в таком состоянии вдруг рассуждать о подобном. Будто бы он просто ворчит на очередной недавно подаренный букетик, который теперь некуда девать. — Он никогда не говорил откуда берёт все эти букеты? — Нет, он хотел, чтобы это оставалось его секретом. Ну… Не совсем. Он пообещал… — тут Чонгук не выдержал и всё-таки позволил упрямым слезам пробежаться по его щекам. И Чимин тоже почувствовал влагу на своей щеке, слыша дрожащий голос Чона, — Пообещал… что когда мы победим… Приведёт меня в ботанический сад… Где брал все эти цветы… Большого труда Чонгуку стоило договорить. Его голос к концу речи постепенно затихал, становясь всё более и более хриплым, а по краснеющим щекам Чона беспрестанно текли слёзы. Чонгук, не отпуская из рук букет, крепко обнимает свои колени, и Чимин слышит, как хрустят сухие стебли и листья, сжатые в объятиях Чонгука. Кусочки цветов медленно осыпаются на пол… — Я очень… Очень любил… То есть… Люблю его. Не знаю… Смогу ли я хоть когда-нибудь сказать о Тэтэ в прошедшем времени… — хрипло шепчет Чонгук. Чимин в этот момент может лишь молча выслушать друга, а после — осторожно обнять, стараясь не доставлять ему хоть малейший дискомфорт. Чимин ощущал Чона в своих руках так, словно он тоже — маленький хрупкий колокольчик. Но его можно вернуть к жизни, в отличии от сухих цветов, лежащих теперь на полу. Но на это потребуется так много времени… И со всей той болью, поселившейся в душе Пака, ему казалось, что времени потребуется безумно много.***
Юнги объявился лишь поздно вечером. И едва Чимин пересëкся с ним в коридоре, как в его нос тут же ударил невыносимый запах крови, исходящий от Рейвена. И Чимин сразу понял, где сейчас был Юнги, а также предположил, где он мог пропадать весь день. — У нас же был договор, Рейвен, — обращаясь к Мину не по имени, Чимин хотел подчеркнуть ощущаемую Паком отстранëнность Юнги от него. Чимин сидел в кресле у окна, внимательно смотря на переодевающегося Юнги. Но Пак не любуется открывшимся ему зрелищем, а напротив — сверлит Мина взглядом, выражающим явную обиду. А Юнги будто не замечает этого. — Наверное, устал… Устал избегать возможности сделать меня хоть немного полезным, — слегка язвительно проговорил Пак, и Мин тут же среагировал на подобное высказывание, обернувшись к Чимину. Он так и застыл, не до конца застегнув рубашку на себе. — Чего? — голос Юнги звучит очень уставше и хрипло. — Ты слышал. Думаешь, я не замечаю этого? Того, как все вокруг постоянно встревают в какие-то важные и опасные дела, как половина нашей армии сейчас вообще за городом, а я… Просто сижу тут, под твоим тёплым крылышком? — Чимин встаёт с кресла и подходит к Юнги. Голос Пака, в свою очередь, слегка дрожит, выражая накопившуюся глубокую обиду. — Я просто хочу позаботиться о тебе, — оправдывается Мин, шагнув немного назад. — Нет. Ты… Опекаешь меня. Как маленького щенка, — хмурится Чимин, смотря Юнги в глаза, — Которого не пускают на диван, чтобы он не свалился и не разбился. Но я… Уже давно не щенок! Пожалуйста… Позволь мне хоть немного проявить себя, я устал прятаться в четырёх стенах и умирать от безделья… — Ты не щенок, — Юнги слегка раздражëнно выдыхает, запустив ладонь в свою чëлку, убирая её назад, — Ты тот, кого я очень сильно люблю. И… Давным-давно я потерял самого близкого друга, которого не мог никак защитить. И не считал нужным, если честно… Но тебя я могу защитить, могу сберечь от всего, что могло бы тебя ранить… Я и так позволил себе слишком многое, когда дал тебе задание на перевороте… Я ужасно рисковал!.. И твой рассказ о Сокджине подтвердил это. Была бы моя воля… Я бы уже давно увёз тебя куда подальше, чтобы он не мог утащить тебя на свои эксперименты, но он… Слишком вездесущ, — Юнги с достаточно сильной нотой отчаяния смотрит на Чимина, но… Все эти аргументы не особо убеждают Пака. — Я такой же солдат, как и все. Почему ты… — Нет, Чимин!.. — Юнги хватает Пака за плечи и слегка трясёт его, — Ты не такой же!.. Ты очень важен для меня. Если с тобой что-то случится, я… — Где ты был сегодня? — Чимин резко меняет тему разговора, поняв, что Юнги невозможно переубедить. — У… У мамы. А потом… — Мин виновато отводит взгляд. — У нас был договор, — Чимин берёт Юнги за подбородок, требуя, чтобы он смотрел Паку в глаза. Он чувствует исходящую от Мина слабость перед Чимином, вызванную этим фанатичным желанием защитить Пака. — Я помню, но я решил, что эти уëбки всё же не достойны тебя видеть, — отвечает Юнги, слегка приподняв подбородок, уверенный в своей правоте. Чимин, тяжело вздохнув, отпускает Мина и легко выбирается из ослабевшей. Он возвращается к креслу и берёт свою массивную куртку тëмно-синего цвета. Надев её, Пак направляется к двери, пройдя мимо Юнги. — Куда ты? — спрашивает Рейвен, удивлённо посмотрев на Чимина. — Пойду проветрюсь. Думаю, ты найдëшь чем ещё заняться в моë отсутствие, — и, сказав это, Пак выходит из комнаты. А потом и вовсе на улицу. А Юнги остаётся наедине со своими мыслями. Может… Он действительно слишком сильно опекает Чимина? «Любовь делает меня таким слабым перед ним…» — думает Мин. Или же ему просто легче спихнуть ответственность за своё отношение к Чимину на чувство любви к нему?***
Тем временем Чимин уже отошёл на достаточно большое расстояние от дворца. Он и не заметил, как оказался в тот самом районе, где находилась лаборатория Сокджина. Только вот… Путь к ней Пак не помнит. Да и зачем он ему сейчас? «Надо бы уйти отсюда поскорее. Ещё не хватало попасться на очередной эксперимент,» — думает Чимин, оглядываясь по сторонам. Его взору предстала заснеженная и заброшенная стройка. И в сумерках силуэты недостроенных домов даже начинали пугать Чимина. Так ещё и эта тишина, которую прерывал какой-то надоедливый скрежет. И чем дальше Пак шёл, тем отчётливее слышал этот загадочный скрежет. Потом Чимин и вовсе стал просто идти на звук, ведомый любопытством. И слышимый им звук стал напоминать не столько металлический скрежет, сколько… Звуки насекомых? Либо их очень много, либо они неестественно большие… Чимин останавливается у какого-то слегка приоткрытого люка. С минуту он подозрительно пялится на него, продолжая слушать эти уже откровенно пугающие звуки, пока вдруг на его плечо не ложится чья-то ладонь. В ней что-то было… И через мгновение Пак болезненно вскрикивает и пытается вырваться. Но вторая рука хватает Чимина поперёк живота. В Пака что-то вкололи, и спустя пару секунд на снег падает пустой шприц, а у уже Чимина раздаётся уже до отвращения знакомый голос: — Не бойся… Прыгай. Это будет интересно, — и Чимина толкают в открывшийся люк, прямо навстречу уже очевидному скрежету, который могли издавать лишь насекомые. И в момент падения Пак успел разглядеть ухмыляющееся лицо Сокджина. Всё ещё съедаемый обидой на Юнги, чувством брошенности и ненужности, заторможенный Чимин просто не успевает осознавать происходящее. Он просто летит куда-то вниз навстречу неизвестной ему опасности. И, кажется, это очередная жестокая задумка Сокджина.