***
— Смирись. Она мертва. Ты ничего с этим не сделаешь. Человека невозможно воскресить, — слишком уж холодным голосом говорил Намджун. Холодным и режущим, словно сталь, настоявшаяся на морозе. Он устал от постоянных истерик Сокджина, от его судорожных попыток вернуть жизнь в тело слишком дорогого ему человека. Если раньше Намджун следовал тактике бесконечного утешения, то теперь решил перейти к более жёстким мерам: острым словам и холодному тону. Месяц назад скончалась от рака лёгких любимая сестра Сокджина. Вонён всегда была рядом с ним во время его научной работы, она всегда помогала ему. Только её критику Сокджин воспринимал совершенно без обиды, даже был рад замечаниям Вонён. Кроме неё, у Кима просто не осталось никого, родители были военными медиками и давно уже погибли. Да даже если бы они были живы, у Джина и Вонён были весьма натянутые отношения с ними. Они никогда не принимали ориентацию своего сына и, несмотря на все его научные открытия, всё равно считали его позором семьи. А вот Вонён, поддерживая брата, вместе с ним ушла из дома. Так они и были уже много лет почти двадцать четыре часа в сутки вместе, работая над бесконечными проектами, а по выходным отрываясь с друзьями или просто вдвоём отдыхали за вкусной пиццей. Под конец жизни Вонён их дуэт Кимов пополнился ещё одним — Намджуном. Девушка была безумно рада за своего брата, что обзавёлся такой прекрасной парой. Умный, добрый, красивый, разделяющий их интересы, и сильный Намджун покорил сердце Вонён. Такому мужчине она точно могла бы доверить своего брата. Заболев, она постоянно говорила Сокджину о том, что за ним всегда сможет присмотреть его ненаглядный Джуни, поэтому Киму не стоит так сильно убиваться по ней. Она всегда так странно рассуждала, когда речь заходила о её собственной ценности. Видимо, она просто не понимала своего значения для Кима, раз считала, что дыру её отсутствия легко сможет заменить Намджун. Что ж… Она, естественно ошибалась. Дыра в душе Сокджина, образовавшаяся после смерти Вонён была настолько болезненна, что Ким, утопая в этой боли, совершенно не мог себе позволить продолжить привычные отношения с Намджуном. У него было чувство вины перед сестрой, он словно променял её на Кима. И постепенно Сокджин начал сходить с ума, желая воскресить любимую сестру, которую так несправедливо у него отняла болезнь. Он не позволял хоронить Вонён. Её тело подверглось заморозке, и периодически Сокджин, найдя новый возможный способ вернуть сестру, доставал её тело, подвергая его различным опытам. Намджун знал об этом. Его любовь к Сокджину диктовала Киму политику мягких уговоров, терпения и утешений. Но, кажется, это только развязывало руки Джину, окончательно потерянном в своём горе. И сегодня Намджун решил сменить курс и действовать по-другому. Решился проявить твёрдость к любимому человеку. — Джин, — Намджун подходит к сидящему на полу Сокджину. Перед ним разбросаны бумаги, исписанные формулами, графиками и просто заметками, выполненными ужасно скачущим почерком. Старший Ким давно уже смотрит на них глазами, полными слёз, почти не дыша. — Пожалуйста!.. Ещё немного… — хрипит Сокджин, всхлипнув. Он тут же утёр слёзы, постаравшись состроить серьёзное лицо. Но дрожащие пухлые губы выдают его истинные чувства. — Я устал смотреть на тебя в таком состоянии. И ещё больнее мне наблюдать твои бесконечные манипуляции над телом, которому давно пора обрести покой, — твёрдо говорит Намджун, сев напротив Сокджина и посмотрев ему в глаза. — Нет! Я спасу её. Я верну её. Ей… Ей ещё рано на покой… Ей всего девятнадцать… — срывающимся на полукрик-полувсхлип произносит Ким. — Джин. Это последняя твоя попытка. Хватит, — Намджун встает с пола и занимает своё привычное место у двери, — Давай. Я тоже искренне хочу, чтобы у тебя получилось, но… Нельзя больше издеваться над телом. Уже месяц прошёл, Джин. Нам давно пора было похоронить Вонён. Сокджин рвано вздыхает и встаёт с пола, собирая свои бумаги. — Сейчас… Всё точно получится. Я уверен, — шепчет Ким и подходит к операционному столу, где уже всё готово к дальнейшим событиям. И всё по уже накатанному сценарию, который Намджун видел уже много раз. Меняется только сила тока в проводах, проценты в формулах препаратов. Всё это бесконечно корректируется в попытках придти к успешному завершению эксперимента. Разряд. Ещё один. Сокджин вкалывает препарат в уже исколотую иглами вену сестры. Ещё несколько разрядов. Среди нескольких движений её тела, вызванных исключительно реакцией на электричество, последнее выделяется. Вонён делает медленный вдох и так же медленно поднимается, садясь. Девушка открывает глаза и смотрит прямо перед собой. Оба Кима шокированно смотрели на неё, абсолютно не веря в происходящее. Вонён сидит, она дышит, она открыла глаза! Глаза Сокджина тут же наполняются слезами, он подбегает к сестре и хватает её постепенно теплеющие руки, заглядывает в её глаза, широко улыбаясь ей. С лёгкой ноткой безумства, но так искренне… Намджун решает оставить брата и сестру наедине, пока что не присоединяясь к их сцене воссоединения, лишь наблюдает со стороны, незаметно смахивая внезапно покатившуюся слезу. Всё-таки он тоже очень хотел бы, чтобы такое солнышко, как Вонён, вернулось, хоть и очевидно, что хотел этого он не так сильно, как Сокджин. Девушка поднимает взгляд на Сокджина и смотрит на него… Как-то пусто. — Кто вы? — вдруг спрашивает она абсолютно безэмоциональным голосом. Внутри Сокджина и Намджуна всё похолодело. Вонён ничего не помнит.***
Прошло три дня с воскрешения Вонён. Девушка совершенно спокойно ходила, ела, спала, говорила, но… Без эмоций. Она по-прежнему не помнила своего брата и его возлюбленного, а говорила она мало и только когда её спрашивали. Ранее непослушная и с лёгкими бунтарскими нотками, теперь Вонён стала непривычно покладистой, беспрекословно выполняющей все просьбы Сокджина и Намджуна. Однажды Ким младший в шутку попросил её принести ему бутерброд из горчицы и имбиря. Без лишних вопросов, она принесла этот бутерброд, вообще-то совершенно несъедобный. А ещё она больше не указывала брату на очевидные ошибки в его работах. Сокджин провёл небольшое исследование Вонён и пришёл к ужасающему выводу. В неё нет души. Перед ним только тело, абсолютно послушное и бесчувственное. От его милой Вонён осталась лишь внешность и та искажена полным отсутствием эмоций. Отчаяние новой волной накрыло Кима. Вонён лишь молча наблюдала за истерикой брата, бесчувственной куклой ожидала, пока он успокоится. Ни один мускул не дрогнул на её красивом лице. Разве эта бесчувственная кукла может быть сестрой Сокджина? Разве она может считаться живой? Ким точно знал, что не сможет продолжать спокойно жить рядом с ней, зная о том, что это не она. Неужели… Придётся проститься с ней? Придётся снова убить её? Тот Сокджин не смог бы так поступить даже с этой пустой оболочкой. У этой оболочки ведь всё ещё есть лицо Вонён… Поэтому Ким пошёл на отчаянные меры, на огромный риск. Он мог умереть сам при последующем эксперименте, но принимал эту возможность совершенно спокойно. И Намджун не знал об этом эксперименте… Джин удалил свою часть души, отвечающую за все те чувства и эмоции, которые он испытывал когда-либо, и избавился от этого ненужного куска себя. Он в принципе лишил себя возможности чувствовать хоть что-то. Лишил себя эмпатии. И вот этот новый, холодный, бесчувственный Сокджин точно был готов убить то, что называлось его сестрой. Он сжёг её тело, а прах развеял по ветру, как и хотела Вонён. Но Джин сделал это уже не из любви к сестре и уважения к её последней просьбе, а просто потому что так было написано в завещании. Прошлый Сокджин наверняка бы разрыдался от вида безучастного лица Вонëн, когда между её прекрасных холодных глаз оказалась пуля. Так и оказалось разбитым искренне любящее сердце Намджуна. Его любимый Джинни, вечно плачущийся ему в грудь, вдруг стал совершенно незнакомым ему доктором Кимом Сокджином, начавшим проводить самые смелые и самые жестокие эксперименты, выдвигать самые абсурдные научные теории. Это не был его Сокджин. Это Сокджин стал одержим идеей создания идеального человека, идеального воина, что никогда не будет болеть, никогда не погибнет от ран, будет сильным и послушным. Но к созданию людей без души он ещё не скоро вернётся, ещё не скоро воспользуется результатом эксперимента над сестрой. На просьбы Намджуна хоть немного одуматься Ким тоже не реагировал. Джин никак не отреагировал на слёзы своего мужчины. — Я всё равно не люблю тебя, — холодно сказал он и вернулся к работе. «Но ведь любил…» — думал Намджун, глотая слёзы. Тогда он навсегда ушёл от Кима, отказавшись от всех совместных с ним проектов. А Сокджин пошёл дальше по карьерной лестнице, поступил на государственную службу, покорив всех своими проектами, талантами и харизмой с нотками безумия.***
Сокджин любил Намджуна. Он просто избавил себя от этого чувства, но ведь его можно вернуть обратно. Нужно просто найти способ… И для этого Намджун здесь. Пистолет — лишь провокация, он не собрался убивать Джина. — Сокджин, я люблю тебя, — твёрдо и властно сказал Намджун. Сокджин удивлённо приподнимает брови. — Я не люблю тебя, — качает головой Сокджин, с лёгкой издёвкой посмотрев на Джуна. — Но ты можешь меня снова полюбить. Я знаю. Для этого я здесь, — продолжая держать пистолет у головы Сокджина, Ким подходит к нему ближе и протягивает ему свой телефон. — Ты видишь это? — на экране сильно побитого телефона Намджуна включаются старые видео. Сколько лет назад это было? «Тринадцать, кажется…» — вспоминает Сокджин, задумчиво смотря на это всё. Намджун на видео с искренней влюблённой улыбкой крепко обнимает Сокджина, пока тот что-то говорит в камеру. Жаль, что видео без звука. — Да… — коротко кивает Джин, продолжая смотреть. — И? Что ты чувствуешь? — у виска старшего Кима всё ещё чувствуется прохлада дула пистолета, хотя он теперь находится немного дальше. А голос Намджуна слегка дрожит, когда он смотрит на Сокджина, ища на его лице хоть какие-то эмоции… — Ты знаешь. Ничего, — Ким несколько скучающим взглядом смотрит на бывшего возлюбленного, — Ты же знаешь, что я не могу почувствовать то, что ты ждёшь от меня, — качает головой Ким. Ему даже не жаль Намджуна, пытающегося вывести его на любовь. А вот на лице Намджуна эмоции сверкают во всей их красе. Глаза наполнились влажным блеском, ещё немного, и Ким заплачет. И тут он убирает пистолет. — А я… До сих пор люблю тебя. Спустя все эти годы. Я даже не пытался найти кого-то другого… Я слишком сильно люблю тебя. Или того, кем ты был, пока не убил в себе все чувства. Но я уверен, что… — с этими словами Намджун достаёт шприц с ярко сверкающей лавандовой субстанцией, — всё ещё можно вернуть. Я люблю тебя и знаю, что эти чувства взаимны, просто прячутся здесь, — Ким приближается к старшему, касается пальцами основания шеи Сокджина, продолжая держать в руке шприц. — Я не знаю, каким образом ты это достал, но не делай этого. Там не только моя любовь, но и… — качает головой Сокджин, чувствуя лёгкую панику при виде этого шприца. Обычно он колет людей, а не наоборот. — Я знаю. И на этот раз я помогу тебе справиться с болью от этой утраты, — вздохнул Намджун, собираясь с силами, чтобы вернуть в Сокджина все его добровольно утраченные чувства. А Ким ведь даже не сопротивляется. Значит, в глубине души хочет этого, — Мне жаль… Тринадцать лет назад я был ещё так глуп… Я должен был лучше утешать тебя. Я должен был быть рядом с тобой, когда ты принимал то решение… Я… Знаешь, я думаю, это было лучшее, что ты мог сделать. Никто из нас двоих не смог бы убить её в здравом уме… — Довольно. Просто сделай это уже, — Сокджин прикрывает глаза, готовый к тому урагану эмоций, который сейчас накроет его, — только не забудь потом мне рассказать… Как ты это достал, — усмехнулся Ким. — Обязательно, — слегка улыбнулся Намджун. Он ожидал встретить большее сопротивление со стороны Сокджина, а потому был приятно удивлён его смиренности и тому, как спокойно он позволяет Джуну вернуть его чувства. И вот, игла пронзает основание шею Сокджина, и он начинает чувствовать постепенно разливающееся по телу тепло, по большей части ударяющее в голову. И перед глазами Кима мелькают яркими всплесками красок все те чувства, что он когда-то отнял у себя. Обида на родителей играет красным цветов, любовь к Намджуну — розовым, тоска по сестре — глубокий голубой цвет. И раздражающе ярко мелькает тошнотворный оттенок зелёного — ненависть Кима к самому себе. Обида на себя оказывается гораздо сильнее остальных чувств. И именно она сильнее всего душит Сокджина, заставляя его хотеть просто вырвать самому себе сердце, душу, да просто избавиться от всего своего наполнения. В какой-то степени Ким даже завидует Вонëн, что стала бесчувственной оболочкой. Теперь Намджун видит: перед ним всё тот же Сокджин. В глазах старшего он видит все те эмоции, которые он так давно не испытывал, все те чувства, что запретил себе. Теперь Сокджин по-настоящему красив, чувства и эмоции на его лице украшают его лучше всего. — Откуда? — хрипло шепчет Сокджин, искренне стараясь сдержать слëзы, что оказались вполне себе естественной реакцией на ту бурю эмоций, которую почувствовал Ким. — Универсальный фрагмент. Видишь ли, когда Чимин вернул свои воспоминания, я посчитал, что будет очень полезно по мере восстановления его эмоций брать у него незначительный фрагмент. — А он был в курсе? — усмехнулся Сокджин. — Нет. Для него это были просто медосмотры, — качает головой Ким. Сокджин кидает задумчивый взгляд в сторону Чимина. Он же мёртв. Из-за него. И вот теперь Ким чувствует укол самой настоящей вины перед Паком. Даже не так. Киму по-настоящему больно от содеянного. И ради чего он убил Чимина? Ради своих ужасных экспериментов? А все те люди, что погибли или потеряли рассудок на его операционном столе… Ким помнит о них всех, но лучше бы не помнил, ведь сейчас воспоминания были не о неудачных экспериментах, а о людях, которым он навредил своим стремлением к науке, к недостижимому результату, к созданию идеального человека. — Мне… Жаль, — хрипло произносит Сокджин. Хочется посмотреть в сторону Пака, но Ким понимает, что подобное действие только сильнее приблизит его истерику, станет для неё триггером. Свет луны из незакрытого люка падает на Сокджина, подсвечивая его красивые глаза, наполненные пока что стоячими слезами. — Лунное дитя, — тихо прошептал Намджун, слабо улыбнувшись. Четырнадцать лет назад они впервые встретились под луной. И сейчас… Он заново встретил его под тем же лунным светом. И подобное прозвище, придуманное Намджуном, с его точки зрения наиболее ярко отражало красоту Сокджина под Луной. Особенно его глаза… Они кажутся больше и ярче, — Не плачь… Намджун поджимает губы. Сложно сказать, что он сейчас чувствовал. Он рад, что смог вернуть своего Сокджина тринадцатилетней давности, но… Сейчас очень болезненным был факт смерти Чимина. Особого значения, если не считать создания универсального фрагмента души, Пак не имел для Намджуна, каким бы хорошим Чимин не был. Но для кого-то другого… Значение Чимина было колоссальное. Как говорится, вспомнишь солнышко, вот и лучики. Тихий шорох крыльев, лëгкий стук приземления, и рядом уже оказался Юнги. Увидев стоящих так близко друг к другу практически плачущих Намджуна и Сокджина, он, мягко говоря, удивился. Но цель его прибытия явно не в том, чтобы увидеть этих двоих. А они оба уже «на иголках», понимая, что сейчас произойдёт. Чимин мёртв. И Юнги это, мягко говоря, сильно ранит, когда он увидит это. — Где Чимин? — спрашивает Мин, поправляя сбившуюся во время полёта повязку, — где он? Не глядя на Юнги, Сокджин аккуратно указывает пальцем в сторону Чимина на больничной койке. С оглушающе громким стуком Мин выронил винтовку, что держал в руках, готовый к бою. Он практически подлетает к койке и замирает, не произнося ни слова. Он лишь молча смотрит на Чимина, видит его раны. — Что произошло? — сухо спрашивает он. Намджун, прекрасно знающий характер Рейвена, чувствует, как тот сейчас похож на пороховую бочку. Одно неверное движение, и он мгновенно может расстрелять их с Сокджином. Или одного только Сокджина, которого явно ненавидит всем сердцем. Джин не знает что ответить. Признаться Юнги в том, что практически напрямую он убил Чимина, подвергнув себя возможности оказаться убитым Мином? — На него напали чудовища. Он их победил, но они его отравили. Что ты делаешь? — Ким удивлённо смотрит на то, как Юнги достаёт идеально наточенный нож и подносит его ко рту Чимина, наклонившись низко к его лицу. — Он… Справился с тремя?.. — Юнги, естественно, видео те три трупа. Он не покажет этого сейчас, но он горд за своего любимого… Он скажет об этом ему лично, ведь он… — Да… — Сокджин немного пугается появившейся улыбки на губах Юнги. — Он жив, чëрт тебя дери! — восклицает Мин, швырнув нож в сторону Сокджина. Он увернулся, успев заметить лёгкие следы пара на лезвии. Юнги проверял дыхание Пака… — Спаси его. Немедленно. Иначе следующим я не промахнусь, — Юнги не кричит. Его голос тихий и охрипший, выдающий смертельный страх. Ким, поджав губы, кивает и отходит в сторону стола с препаратами, понятия не имея, найдёт ли он способ спасти умирающего Чимина.***
— Я сделал всё, что мог. Честно. Но… Поддержание коматозного состояния — мой предел. Прости, Юнги. Мне честно… Очень жаль, — это было первое, что сказал Джин после операции, длившейся восемь часов. Он удалил абсолютно весь яд из крови Пака, зашил его раны. Но в сознание его вернуть он не смог.***
Три месяца спустя. — Чимин… — Мин сидит рядом с койкой Пака. По требованию нынешнего военного диктатора — Мина Юнги, палату Чимина оборудовали по последнему слову техники. Юнги надеялся, что хотя бы это сможет приблизить его пробуждение, — Пожалуйста… Прости меня. Вернись… Я… Я не могу без тебя. Я схожу с ума, Чимин. Эти люди… Идиоты. Они доведут меня скоро. Я боюсь стать неуправляемым монстром, я хочу обойтись без жертв… Но, кажется, я не могу быть другим, не могу идти против своей природы. Намджун и Сокджин пытаются создать для меня универсальный фрагмент души. Наверное, это меня успокоит. Твой фрагмент не подходит, кстати… Он предназначен для восстановления утраченных эмоций, а не самоконтроля. В дверь стучатся и заходит Чонгук. Он немного изменил имидж, выбрив висок и коротко постригшись. — Пора, — спокойно сказал Чон. Он уже привык к постоянным разговорам своего правителя с полумëртвым Чимином. Кивнув, Юнги поднимается со стула, поправляя на себе плащ, скрывающий крылья. Напоследок он нежно целует Чимина в лоб. — Услышу ли я тебя вновь? — горько усмехнулся Мин и отправился в сопровождении Чонгука и ещё нескольких солдат на главную площадь, где готовилась казнь людей, готовящих покушение на военного диктатора. Наверное, для них честью будет смерть от пули самого Мина Юнги.