Куколка

Во сне время ощущается совершенно иначе. Оно в принципе перестаёт существовать, а продолжительность сна не отражается на качестве картинок и сюжетов, которые рисует мозг. Вроде бы учёные говорят, что мы видим сны в последние мгновения перед пробуждением, но что, если сон длится… Звучит пронзительно громкий монотонный писк. Чимин слышит, как он тихо дублируется подальше, видимо, где-то за стеной. Открыть глаза сил нет. Остаётся только продолжать слушать и анализировать собственные ощущения. Пак слышит, как за стеной раздаются быстрые шаги, похожие на бег. Громко распахивается дверь. Да и вообще для только-только проснувшегося Чимина все звуки, окружающие его, казались невыносимо громкими… Но глаза он всё ещё не открывает, продолжая слушать. И тут… Такая по-родному прохладная ладонь касается щеки Чимина и плавно гладит её. — Юнги? — охрипшим от долгого сна голосом произносит Чимин и медленно разлепляет веки, неуверенно посмотрев на своего посетителя. Вдруг ощущения Пака ошибочные, вдруг притупились за время, проведённое во сне? Но нет, ещё не сфокусировав свой взгляд, Чимин видит перед собой лицо так низко наклонившегося к нему Юнги. Эти черты лица он узнаёт сразу же. Только… Мин немного изменился. Когда успел? — Да, Чиминни. Это я, — на лицо Пака капают горячие слёзы Юнги. Чимин непонимающе хлопает глазами, смотря на плачущего над ним Юнги. Почему он так реагирует на его пробуждение? Пока Чимин отчаянно рылся в своей памяти, пытаясь вспомнить то, что было перед тем, как он отключился, Мин, оставив влажный от слёз поцелуй на его лбу, опустился перед койкой Пака на колени, уткнувшись лицом в её матрас, и совсем расплакался, — Ты… Ты правда проснулся, Минни… Да? Я ведь не сошёл с ума? Боже, Чимин… Как же я… Скучал по тебе. Мой хороший… Чимин, как же… Ох, просто… — Мин еле поднимается и садится на свой стул рядом с койкой Пака. Юнги крепко берёт Чимина за руку, со слабой, но такой искренней улыбкой посмотрев на Пака. Постепенно Чимин смог подробно разглядеть Юнги. Он сильно похудел, а его крылья и волосы теперь выглядели ещё более неряшливо. Чимину так и хочется поправить чёлку, что шторкой ниспадала на глаза Мина. Кстати о них… Юнги без протеза и даже без повязки. Он смотрит на Чимина обоими глазами, и оба они видят. Правда… На месте того слепого глаза, с которым Мин был раньше, теперь был здоровый, правда, зелёного цвета. А второй остался того глубокого шоколадного цвета. «На самом деле цвета сочетаются… Неужели он смог восстановить зрение? Это здорово,» — думает Чимин и скользит взглядом по шраму поперёк зелёного глаза. Он кажется немного ярче, чем был раньше. Видимо, для замены невидящего глаза на новый, пришлось разрезать кожу по тому самому шраму. Вместе с этим шрамом Чимин мог разглядеть многочисленные шрамы на руках Юнги, ведь одет он был в чёрную майку из плотной ткани, обнажающую руки Мина до самых плеч. И шрамы не только боевые… На запястьях Юнги тоже красовались полоски, которых раньше точно не было. И там же Чимин смог разглядеть круглые следы от сигарет. «Почему?..» — растерянно думает Пак. А впрочем… Ответ, кажется, был и так очевиден. Из-за Чимина. Но тогда встаёт очень важный вопрос: как долго Чимина не было? Как долго он спал? Как долго Юнги приходилось справляться со своими проблемами без Чимина? Да и вообще, что в стране-то произошло за это время? Чимин так невовремя отключился… «Впал в кому. Точно. Я был в коме. А почему? — Чимин ещё более активно старается вспомнить произошедшее, — Точно… Я сражался с чудовищами. Победил. А почему уснул?.. Яд. Да, точно… Джин… Там был ещё Джин. И он сказал, что я… Что я вообще умираю. Но я не умер! Выкуси, Джин!» — Чимин… — тем временем Юнги, утерев слёзы, продолжил говорить сбивчивым от волнения голосом. Ему столько всего хочется сказать Чимину! За столько вещей извиниться, в стольком раскаяться… — Мне так сильно тебя не хватало… Мне казалось, что я от тоски просто умру без тебя. Кажется, у меня совсем съехала крыша без тебя. Как же я себя ненавижу, Чиминни!.. Я столько зла натворил… И никто не смог меня остановить. Ты бы остановил, я знаю!.. Но из-за меня… Только из-за меня тебя не было рядом со мной. Умоляю… — Юнги прижимается лбом к ладони Чимина, тяжело дыша от всех тех эмоций, переполняющих его, — Прости меня… Ах… Если бы… Если бы я только не отвергал тебя и твою помощь, то всего этого бы не было. Если бы я только не обидел тебя в тот вечер. Всё было бы по-другому… — Юнги, ты… Ты слишком много информации сейчас на меня взваливаешь… — честно произносит Чимин, зарывшись свободной рукой в свои волосы. На удивление, волосы ощущаются довольно чистыми и ухоженными. Работа Юнги? Наверное, да. — Прости. Просто… Я безумно соскучился по тебе, — всхлипнул Мин и поднялся со стула, — Давай я помогу тебе встать? — Разве во время комы мышцы не атрофируются? — несколько боязно спрашивает Чимин, подняв на Юнги взгляд. Ему точно о многом нужно будет спросить Мина. — Да, но мы решили эту проблему. Намджун и Сокджин разработали для тебя лекарство, имитирующее мышечную активность. Поэтому сейчас ты сможешь встать и ходить, — объясняет Мин и, отключив его от всех приборов, поддерживавших всё это время его жизнедеятельность, аккуратно тянет Чимина за руку, помогая ему встать. Пак осторожно скидывает с себя оделяло, садится, свешивает ноги с койки, двигается ближе к краю, постепенно касаясь ступнями прохладного пола. После этого он крепче держится за руку Юнги и, оперевшись о неё, медленно встаёт. В первый миг Пак слегка пошатнулся и едва не упал обратно на кровать, но быстро вернул равновесие и встал на ноги ровно. Чимин поднимает взгляд на такое близкое лицо Мина и слабо улыбается ему. Он скучал. Он без понятия, как долго он провёл в постели, но как же он скучал. Целую вечность, кажется, он мог только во сне видеть это красивое лицо. Красивое, но такое измученное, особенно сейчас. — Тебе идёт новый глаз, — тихо проговорил Чимин, а Юнги в ответ лишь слабо улыбнулся. — Теперь я хотя бы вижу им… Но меткость я не потерял, кстати, — усмехнулся Мин, — Попробуй пройтись, Чиминни, — просит Юнги и, продолжая держать руку Пака, аккуратно шагает в сторону, а Чимин, после некоторой задумчивости, идёт вслед за ним. Медленно и неуверенно, заплетаясь в ногах, но идёт. Потом он спотыкается о лежавшую на полу сумку Юнги и падает прямо в объятия Мина. Как же он скучал по этим объятиям… Чимин аккуратно уткнулся лицом в грудь Юнги, вдыхая его запах. Цитрусовый парфюм, смешанный со стойким запахом сигарет. Чимин не любит этот никотиновый запах, но с Юнги он настолько прочно ассоциируется, что неприязнь к этому запаху тут же пропадает. — Молодец. У тебя хорошо получилось. Надо будет мне рассказать этим голубкам, что их разработка полностью оправдала все ожидания, — тепло улыбается Юнги, погладив Чимина по голове. — Подожди… В смысле голубки? Разве Намджун и Сокджин не… — удивляется Пак. — Вот поэтому я и сказал, что мне нужно очень много тебе рассказать, — усмехнулся Мин, — Начнём, наверное, с того, что… Тебе надо переодеться. Больничная одежда смотрится на тебе ужасно. Вот, возьми… Сейчас на улице лето, — поясняет Юнги, протягивая Чимину пакет с одеждой, среди которой был выбор их лёгких рубашек, футболок, джинс, брюк и шорт. Пак выбирает что-то попроще, но при этом посерьёзнее, а потому переодевается в чёрную рубашку и брюки. Конечно, переоделся он не без помощи Мина, всё-таки Чимин хоть и двигался без проблем, но очень неуверенно, так и рискуя запутаться в руках и одежде. — Юнги… Расскажи мне, пожалуйста… Сколько я спал? — спрашивает Чимин и замечает горечь в глазах напротив. Словно ответ Мина может сильно расстроить или испугать Пака. И Чимин заметил кое-что ещё в этих глазах… Непривычно много чувств и эмоций. Никогда раньше глаза Мина не излучали такое их количество. Они так и сияли сейчас искренней любовью, радостью возвращения Пака, но при этом в них видна была названная горечь, смешанная с огромной печалью. Что-то Юнги беспокоит. И сейчас его глаза стали самым настоящим зеркалом его души. И в этой душе что-то изменилось. — Ты спал… Только не пугайся, ладно? Прошло действительно много времени, я боялся, что ты уже совсем не проснёшься… — Мин тянет время, переживая. Ох, что-то в его душе точно изменилось, Чимин никогда не видел таких ярких переживаний, выражающихся не только на лице, но и в руках, нервно царапнувших плечи, и в теле, что вздрогнуло от вопроса Пака, — Прошло… Но договорить Мину не было суждено. В тот же миг, когда он, собравшись с мыслями, открыл рот, чтобы ответить Чимину и сказать, сколько же его не было, окна разбились, дверь оказалась выбита. А в следующий миг Юнги уже был окружён несколькими солдатами, направившими на него ружья. По телу Мина так и скользил десяток лазеров. Чимин шокированно и непонимающе смотрит на Юнги, а потом обводит взглядом солдат. Пак для них явно не представляет вообще никакого интереса. А вот на Мина они смотрят с сильнейшей ненавистью. А Юнги… Напуган? Таким Мина Чимин тоже никогда ещё не видел. И без того бледный, Мин стал похож на статую из каррарского мрамора. А глаза, кажется, даже помутнели от искреннего отчаяния. И в них же Чимин увидел смирение, словно Юнги согласен с каждым, кто направил на него сейчас ружьё. — Вот ты и попался, Рейвен, — В палату входит ещё один человек, но уже безоружный. Взглянув на его лицо, Юнги вздрагивает и поджимает губы. — Юта? — шепчет Мин, — Уж не думал… Что именно ты будешь стоять за этим. В принципе не думал, что у моих недоброжелателей может быть лидер, — проговорил Мин, смотря на младшего брата. — Как видишь, ты ошибся. Снова, Рейвен, — проговорил мужчина. Странно, но он выглядит старше Юнги, хотя является его младшим братом. В любом случае, Чимин, наблюдающий со стороны и пытающийся хоть что-то понять, всё равно не знает о родственных узах Юнги и Юты. Он может лишь догадываться об этом, учитывая то, что парни действительно очень похожи внешне. У Юты лишь черты лица острее и нос слегка вздёрнутый. Но глаза такие же лисьи. — Не называй меня этим именем. Я не хочу иметь ничего общего с этим чудовищем, — шепчет Мин. — Но, называясь родным именем, ты роднишь себя с подростком, работающим на государство, разве нет? У тебя нет больше незапачканного имени, Юнги. Да и имена не скроют твоих преступлений. Думал, действительно сможешь скрыться от независимого правосудия? Как бы не так, Мин Юнги, бывший военный диктатор Ченсо, — хмурится Юта и подходит к брату ближе, звеня наручниками в руках, — Вам присуждается высшая степень наказания — смерть. Вы поедете с нами на главную площадь, где всё уже будет готово для публичной казни. И, поверьте, многие жаждут увидеть, как ваше тело продырявят пули, — сказал Юта, заковывая руки брата. А тот даже не сопротивляется, лишь виновато смотрит в сторону Чимина. «Прости, что не успел ничего объяснить,» — так и говорил его взгляд, — И не смейте сопротивляться или пытаться сбежать, иначе мы будем вынуждены преждевременно открыть огонь и многоуважаемый народ, которым вы так пренебрегали во время своего правления, не получит долгожданного зрелища. — И не подумаю лишить их такого счастья, — горько усмехнулся Юнги. — Тогда прошу следовать за мной, — Юта первый выходит из палаты, а вслед за ним послушно направляется Юнги в сопровождении солдат, что всё так же целились в него, готовые в любой момент выстрелить. — Подождите! — очнувшийся от шокового состояния, Чимин резко вскочил с постели, на которой он переодевался с помощью Юнги, — Вы не можете… Так просто увести его от меня! — Пак, оттолкнув какого-то солдата от дверного проёма, сам выскальзывает вперёд и встаёт на пути Юты, недоумённо выгнувшего одну бровь. Такая наглость и решительность человека, максимум полчаса назад проснувшегося от комы, не может не удивить, а то и восхитить. — Могу. Как видишь, я уже это сделал. И помешать ты мне явно не сможешь, — ответил Юта. — Просто возьмите меня с собой. По дороге он мне всё объяснит. Я не могу позволить ему спокойно умереть, не объяснив мне ничего. Юта немного раздумывает, а потом кивает. — Хорошо, куколка, поедешь с ним. Надеюсь, он тебе в красках расскажет о том, что натворил. — Не нужно меня так называть, я ничего общего не имею с бездушной машиной для убийств, — поджимает губы Пак. — Как скажешь. Хоть я и имел ввиду то, что ты довольно симпатично выглядишь, — слегка закатил глаза Юта. А Чимин глаза закатил ещё сильнее.

***

Оказывается, под независимым правосудием Юта имел ввиду свою должность комиссара. Юнги сам дал эту должность своему брату, не зная, что тот воспользуется своим положением и так с ним поступит. Но, суд по реакции Мина, он будто бы ожидал, что такое рано или поздно случится. И, видимо, он считает, что заслуживает казни. Но почему? — Мне не столько интересно то, почему твой брат тебя арестовал, столько то, почему он это сделал. И ты всё ещё не сказал мне сколько я спал, — несколько твëрдым голосом Чимин прерывает рассуждения Юнги, идущие по кругу от «Мой брат комиссар» до «Я сам виноват, я заслужил». Их посадили в одну машину с несколькими солдатами. А Юта сел во вторую машину. Изначально, видимо, он планировал ехать с братом, но Чимин отвоевал место рядом с Юнги. — Прошло семь лет, Чимин, — ответил Юнги, опустив хмурый взгляд на свои наручники. Чимина будто бы с размаху ударили водопроводной трубой по голове. Семь лет… Это слишком много! Чимин, подумав о настолько крупной цифре, сильно побледнел. Кажется, кровь настолько отлила от его головы, что он едва не потерял сознание. Слишком тяжёлая информация для того, кто недавно проснулся от семилетней комы. А Юнги тем временем продолжил добивать Чимина: — Пять лет из этих семи я сходил с ума. Помнится… Ты говорил мне, что нужно найти способ гуманно поступить со сторонниками старого режима. Но когда ты оказался… — Юнги нервно сглотнул, — в положении, близком к смерти, я не смог собраться с мыслями и найти этот самый гуманный способ. Я просто… Объявил награду за доносы, а тех, на кого донесли, расстреливал. — Сколько? — выдавливает из себя Чимин, чувствуя ком в горле. Он с некоторым страхом смотрит на Юнги. — Я лично… Убил две тысячи. Но всего по моим указаниям было убито… Около пятисот. Тысяч, — Юнги уткнулся лбом в спинку переднего сидения, обречённо вздохнув, — Никто из них по-настоящему не заслуживал смерти. Те, кто заслуживали… Давно уже мертвы были. Но у меня была… Словно физическая потребность убивать. Я знаю, я виноват сам по большей части, но… — Мин изящно крутит пальцем у виска, — здесь всё было очень плохо. Сейчас я толком даже не помню что происходило в те пять лет. В воспоминаниях отпечатались только звуки выстрелов, запах крови и вечно умиротворëнное лицо тебя спящего, — Юнги замолкает прикрыв глаза. — Продолжай, — просит, почти приказывает Чимин. — Ладно. Я установил военную диктатуру, — Мин смотрит на Пака опустошëнно. — Разве ты не хотел поскорее оставить место во главе государства? Насколько я помню… Ты мечтал сбежать куда-нибудь далеко. Ты ведь хотел… Музыкой заниматься, разве нет? — голос Чимина звучит несколько сдавленно из-за увеличивающегося кома в горле. — Я занимался! — Юнги тут же выпрямился, встрепенувшись и немного нервно улыбнувшись, — Последние два года! Когда… Пришёл в сознание и ушёл с поста диктатора. — Пришёл в сознание? Каким образом? — интересуется Пак, с подозрением рассматривая лицо Мина, так и искрящееся эмоциями. — Видишь ли… Намджун и Сокджин очень долго работали над тем, чтобы вернуть мне утраченную часть души. Это оказалось очень сложно, потому что универсальные фрагменты, разработанные от тебя, не подходили мне, — Юнги, чувствуя, что они уже скоро должны будут приехать на площадь, поднял руку в останавливающем жесте, когда Чимин открыл рот для очередного вопроса. Раз уж Мину суждено умереть в ближайшие минуты, он должен рассказать ему самое важное о себе. Намджун и Сокджин могут потом рассказать ему о себе, если Пак их, конечно, найдёт, — Но я не хотел возвращать утраченную часть души. Кажется… Мне начало нравиться моё состояние полнейшего безумца, способного выстрелить даже в друга. Да, я… Ранил Хосока однажды. Он слишком много говорил о том, что ты бы не одобрил мои действия, что мне определëнно нужна помощь, я не справлюсь с самим собой… И я выстрелил ему в плечо, — с горечью в голосе признаётся Юнги, — А потом в один чудесный день эти двое, Намджун и Сокджин, накинулись на меня, связали, провели воспитательную беседу, а потом вылечили меня от того безумия, в которое я впал. Я покинул свой пост, пожираемый новыми для меня чувствами. Совесть… Она, кажется, меня сожгла дотла. Это не то, что я чувствовал раньше, когда моим единственным грехом была подростковая работа на государство. Я мог оправдать себя тем, что был очень юн. А теперь… Не могу. Я был в сознательном возрасте, хоть и не в здравом уме. Так вот… Потом я отменил военное положение, были назначены выбора. Страна сменила название, встала на путь демократии, Хосок Президентом стал… А я… Под шумок первых за сотню лет выборов свалил. Два года я успешно скрывался, умудрялся регулярно посещать тебя, видеться с Джуном и Джином… И вот, зараза, именно в тот день, когда ты проснулся, меня поймали, — в порыве досады, Мин ударяет кулаком по переднему сидению. Наверное, раньше у него бы хватило физической силы на то, чтобы даже пробить его, но сейчас Юнги заметно похудел. — А… Это? — спрашивает Чимин тихо и неуверенно, коснувшись шрамов на запястьях Юнги. — Что? — Юнги слегка вздрагивает и пытается спрятать руки. Но в этом ведь смысла нет, Чимин всё равно уже всё увидел, — Это… Потому что я ненавижу себя. Такой ответ тебя устроит? — Мин нервно закусывает губу, опустив голову. И больше он ничего не произнёс, а тем временем машина нырнула в подземный проезд. Оттуда она уже не выедет… Чимин хотел было уже поднять ещё хоть какую-нибудь тему для разговора, не понимая, как Юнги так легко мирится со своей казнью, как сохраняет молчание и спокойствие с самого момента объявления приговора. Любой на его месте, даже если бы тоже был виноват, тысячу раз попался бы оправдаться, без умолку просил бы дать ему ещё шанс. Но заговорить у Чимина шанс уже не выпал. Внезапно раздался взрыв, машина резко отлетела в сторону, врезавшись в стену подземного проезда. Чимин только успел заметить, что в этом пролёте подозрительно не было никаких машин, кроме этой. Даже остальные военные машины, в том числе машина Юты, внезапно пропали из поля зрения. Удивительно, но от подобного взрыва ни Юнги, ни Чимин не пострадали. Из разваливающейся машины оглушëнного взрывом Пака вывел смутно кажущийся знакомым солдат. У Чимина начало постепенно складываться ощущение, что это чей-то спланированный сценарий, но, судя по смятению на лице Юнги (так непривычно Чимину видеть столь яркие эмоции на его лице), Мин и сам был не в курсе происходящего. Едва дым от взрыва начал рассеиваться, так Чимина крепко схватила ещё чья-то рука и повела в сторону. А дальше был прыжок в канализационный люк, быстрый бег куда-то вперёд… Голова Пака так сильно ныла, что он едва ли был в состоянии полностью осознавать происходящее. И Юнги из виду он потерял, но слышал его шаги рядом. И вот, спустя пять минут случилась долгожданная остановка. Чимин, придя в себя после небольшой передышки, осматривает присутствующих взглядом. И снова в первую очередь он цепляется за Юнги, шокированно смотрящего на их спутников. Для того, кто уже смирился со своей смертью, ближайшее избавление от неё было подарком с Небес. — Ты действительно думал, что мы так просто тебя бросим? — раздался знакомый ласковый голос. Мужчина, сказавший это, снимает маску, защищавшую его от дыма, и вот, взору Чимина уже предстаёт не кто иной, как Ким Сокджин. А рядом с ним маску снимает Намджун. — Честно… После моего поведения в прошлом… Я так и думал. Я очень удивлён, — проговорил Юнги, приложив ладонь к груди, в которой сердце билось, словно бешеное. — Ты для меня всё ещё как любимый ребёнок с плохим поведением, — усмехнулся Намджун, а Сокджин кивнул, отряхиваясь от пыли и грязи, собранной за беготню в канализации, — Ещё и не растёшь. И тут Чимин заметил. Юнги сейчас должно быть тридцать четыре. Но он всё так же выглядит на максимум двадцать восемь. — Почему? — спросил Чимин. — От количества экспериментов, проведённых над ним, сломались процессы старения. Первый год после твоего впадения в кому Юнги очень старался стать нормальным, — рассказывает старший Ким. — Ага, расскажешь тоже. Старался. Конечно, — раздражённо пробормотал Мин, зажав в губах сигарету и поджигая её. Чимин инстинктивно отходит чуть дальше, чтобы дым не забивал его нос, так сильно не выносящий его запах. — Ты старался по мере своих ограниченных возможностей, — возразил Намджун. — А вы можете объяснить… — Чимин хотел сначала узнать у этих двоих о том, почему они сейчас сотрудничают и вообще смотрят друг на друга как парочка какая-то. Но сейчас всë-таки другой вопрос был важнее, — Что сейчас вообще происходит? Каким образом вы решили спасти Юнги? — О, это хороший вопрос! Я хочу сам всё рассказать, это всё я придумал! — Сокджин даже изящно прикрывает рот Намджуну, чтобы он не перебивал его. Нотки нарциссизма всë-таки никуда не делись у Джина, — Так вот! Я взорвал машину. Но ведь, когда её найдут, возникнет вопрос тел, верно? И здесь я хочу сказать о том, что данный план был разработан ещё очень давно. Я знал, что когда-нибудь Юнги арестуют. Но, кстати, этого пришлось ждать довольно долго… Юта менее сообразительный, чем я предполагал. Так вот. Мы с Джуни создали идеальные поддельные останки сгоревшего человека. ДНК идеально совпадает с Юнги. Так что… Расследование придёт к выводу, что Юнги сгорел в этой внезапной аварии. А до солдат дела им особо нет, как и до Чимина. А сейчас, — Сокджин подходит к Юнги и коротким выстрелом разбивает его наручники, — Мы поможем тебе сбежать насовсем. Но сначала нужно сделать ещё кое-что. И тут даёт вспомнить о себе тот самый солдат, что вытащил Чимина из машины. Он снял маску, и Пак наконец-то понял, кто это. Чонгук достаёт из ножен изящный остро заточенный меч — катану. Вот на Чоне точно никто не ставил никаких экспериментов. Он сильно повзрослел, стал сильнее, выше. Черты лица Чонгука тоже перестали быть такими мягкими, какими они были раньше. — Знаешь… Я был бы рад тебя убить сейчас, — меч в руке Чонгука опасно блестит в тусклом освещении коридора, когда он приближается к Юнги, — У меня есть свои причины ненавидеть тебя. Ты прекрасно знаешь об этом. Юнги скользит взглядом от меча до лица Чонгука и коротко кивает. — Да. Я помню, — отвечает Мин, — тебе нужны мои извинения? Не думаю, что они сильно тебе помогут. — Ты прав. Это не вернёт Тэхёна… — поджав губы, Чонгук опускает взгляд, — Если бы он только был со мной в тот вечер… — Моя вина в том, что я разделил вас. Я признаю это, — Юнги внимательно смотрит на Чонгука. — Тебе столько всего прощают!.. И снова… И снова тебе помогают избежать наказания за содеянное! А вот к Тэхёну ты оказался беспощаден, — об этом мало кто знает, но Юнги отправил их в разные отряды, желая наказать Кима за драку. — Я виноват. Это было сложно понять в том состоянии, в котором я был. Но я благодарен тебе, Сокджину и Намджуну за то, что вы в очередной раз простили меня и дали мне шанс, — Юнги испуганно вздрагивает, когда Чонгук внезапно взмахивает мечом, отскочив куда-то в сторону. Мин подумал было, что всё — на этом закончился для него лимит прощения. Но боль пронзила лишь спину Юнги. Чимин, увидев сделанное Чонгуком, испуганно вскрикнул, прикрыв рот руками. На влажный пол канализации упали… Крылья Юнги. — Мы должны были сделать это, — сказал Сокджин, когда обездвиженный болью Юнги упал ровно в его объятия, — Может быть… Это будет последним важным шагом твоего исправления. И первым шагом в твоей новой жизни, — Ким ласково гладит Мина по спине, не обращая внимания на кровь, в которой пачкаются его руки, — В конце-концов… Никогда не поздно начать новую жизнь. И я сам тоже виноват в том, каким ты был. Отсечение твоих крыльев для меня как… Последнее избавление от результатов моих безумств. — Больно… Очень… — хрипло всхлипывает Мин, царапая плечи Сокджина. От боли он сильнее прижимался к нему, а Ким, в свою очередь продолжил по-отечески обнимать его, уткнувшись подбородком в его макушку. — Всё будет хорошо. Пока ты жив… Всё можно исправить.

***

Намджун и Сокджин помогли Юнги и Чимину сбежать за границы страны. Далее путь их лежал через океан, пока в конечном итоге они не обосновались на другом конце света, чтобы уж точно навсегда позабыть о том ужасном прошлом, которое им пришлось пережить. Проходит ещё два года, а Юнги всё так же не изменился внешне. А вот Чимин постепенно стал выглядеть более взрослым, хоть и всё ещё не на свой возраст из-за семилетней комы. Они живут вместе в уютном домике на берегу океана, где-то среди скал, иногда выбираясь в ближайший городок, чтобы посидеть в баре и поесть лапши. Конечно, к подобной спокойной мирной жизни они пришли не сразу. Мину пришлось пропить курс сильных антидепрессантов, чтобы перестать вредить себе и в целом начать спокойнее относиться к своему прошлому. — Ты исправился. Ты уже не тот, кем был в те годы. Всё хорошо… — подобные слова Чимин часто шептал, обнимая Юнги, прижимая к своей груди его голову и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Шрамы на спине Юнги навсегда останутся напоминанием о нём прошлом. Как иронично, что крылья, являющиеся символом свободы, для Мина стали символом тяжелейшей ноши прошлого. Юнги понял ещё кое-что очень важное. «Никогда не действуй в одиночку». Именно из-за его стремления действовать одному Чимин в тот ужасный вечер ушёл прогуляться и вернулся уже полумëртвым на больничной койке. Отказываясь от помощи близких людей, ты рискуешь потерять их самих, их расположение. — Хотел бы я знать, как повернулась бы наша судьба, если бы я чуть больше ценил тебя и твою помощь, — прошептал Юнги. Они вдвоём сидели на крыльце дома, наблюдая за закатом. Чимин спокойно попивал кофе, а после слов Юнги, удивлённо посмотрел в его разноцветные глаза. Шрам на зелёном почти пропал. — Зачем? Главное то, что в итоге мы бы всё равно оказались вместе и, скорее всего, здесь, — мягко улыбается Чимин, отставляя кружку в сторону, — Юнги… Сыграешь мне на гитаре? Юнги в ответ тепло улыбается, отвечая на солнечную улыбку Чимина, смотря в его глаза, что становились щëлочками, когда Пак улыбался. Но вместо того, чтобы встать и пойти за гитарой, Мин в первую очередь аккуратно двигается ближе к Чимину и нежно целует его приоткрытые губы. — Сейчас сыграю. И завтра так же на закате. И послезавтра на рассвете. И до конца нашей с тобой маленькой вечности, — Мин встаёт и уходит в дом, чтобы вернуться через пару минут с гитарой и в очередной раз спеть Чимину его любимые песни. Кто бы мог подумать, что человек, так много сражавшийся за какие-то глобальные вещи, как свобода и демократия, в итоге найдёт своё счастье в глазах-щëлочках, улыбке этих мягких пухлых губ и прикосновениях миниатюрных пальчиков, позволяющих Юнги забыть всё то ужасное, что с ним происходило все эти годы. Любовь Чимина словно вернула его куда-то в подростковое время, которое Мин не успел прожить как нормальный человек. Кажется, мы совсем забыли про одного не менее важного персонажа. Что же там с Хосоком? Скажем коротко, у него всё прекрасно. Друзья из прошлого ему не встречаются, он живёт самодостаточную жизнь, добросовестно работая на посту Президента Ченсо. С Чимином связь Чон, к счастью, не потерял, продолжая с ним вести общение в Интернете. Только вот лично увидеться они так и не смогли из-за положения Хосока. Да и появлялся риск раскрыть факт выживания Юнги.

***

Всë-таки, Джин был прав. Пока ты жив, всё можно исправить, а жизнь можно прожить так, как хочешь. Лишь пока ты жив.